– Ну, теперь-то вы догадались? – спросил он, как будто речь шла о решении пустяковой задачи, до банальности простой и ясной.
Но я только ошарашенно смотрел на него, ничего не отвечая. Он еще раз окинул взглядом обгоревшие крышки котлов и пальцем начертил в воздухе какую-то фигуру. Но я был слишком возбужден, слишком подавлен его превосходством, а быть может, и просто растерян, чтобы понять, что именно он начертил и что хочет мне объяснить. Недоуменно качая головой, я тупо продолжал глазеть на него.
– Элементарный огонь! – воскликнул доктор. – Элементарный огонь самого могучего и опасного свойства.
– Огонь? Какой огонь? – прогремел голос полковника Рэгги, который услышал эти слова, повернувшись в нашу сторону.
– Элементарный огонь, – повторил доктор Сайленс уже спокойнее, – но с нотками неудержимого ликования в голосе. – Разъяренный элементарный огонь.
Наконец в моем уме забрезжил слабый лучик понимания. Но полковник – он никогда не слышал этого термина, к тому же был сильно возбужден соприкосновением с непостижимыми для его простого ума тайнами – стоял совершенно остолбенелый.
– Но почему, – начал он, охваченный диким желанием найти хоть что-то видимое, с чем он мог бы вступить в прямую борьбу, – но почему, черт подери?..
– Мой дорогой полковник Рэгги, – успокоительно сказал доктор, – вы затрагиваете самую суть проблемы. Вы спрашиваете: "Почему?". На этот вопрос я и ищу ответ. – Он поглядел в упор на полковника. – И я уверен, что ответ будет скоро найден. Не могли бы мы пойти в комнату с двойными дверьми, чтобы наметить дальнейший план действий?
Слова "план действий" немного успокоили нашего хозяина, и, не говоря ни слова, он отвел нас по длинному каменному коридору в ту комнату, где мы беседовали с ним накануне вечером. По взгляду доктора я понял, что мое присутствие не желательно, и, весь дрожа, отправился наверх, в свою спальню.
В уединении моей комнаты на меня обрушился поток живых воспоминаний о только что произошедшем, и я вдруг понял, что многое потерял бы в жизни, если бы не увидел бегущей мисс Рэгги – это была кульминация человеческой мистерии в мире непостижимых тайн. Естественно, я обрадовался, когда слуга сообщил мне, что полковник Рэгги приглашает меня в маленькую курильню.
– Думаю, вам следует присутствовать при нашем разговоре, – сказал полковник, когда я вошел в комнату. Я сел спиной к окну. До обеда оставался еще целый час, хотя никто из нас, разумеется, не думал в эти минуты о распорядке дня – все мысли были поглощены только происходящими событиями.
Атмосфера в комнате, насколько я мог судить, наэлектризовалась до предела. Полковник походил на ощетинившегося ежа; он стоял спиной к камину, крутя в пальцах незажженную черную сигару; лицо его побагровело; во всем облике старого вояки чувствовалась готовность к решительным действиям. Он ненавидел эту недоступную пониманию тайну, которая так беззастенчиво вмешивалась в его жизнь. Она была вызовом всей сущности его характера: полковник стремился встретиться лицом к лицу с реальным противником, чтобы иметь возможность вести с ним борьбу. Доктор Сайленс сидел перед разостланной на столике картой. По выражению его лица я прочитал, что он испытывает неподдельную радость, находясь в самой гуще событий – доктор был сосредоточен и напряжен. Он поднял веко, показывая, что заметил мое появление, и блеск его глаз, совершенно не сочетавшийся с неподвижностью и спокойствием лица и фигуры, был для меня красноречивее слов.
– Я как раз собирался объяснить нашему хозяину, какие силы, по моему мнению, действуют во всем этом деле, – сказал он, опустив поднятое веко, – но полковник предложил пригласить вас, чтобы мы сообща могли выработать план действий.
Изъявляя свое согласие, я не мог не задуматься, какой силой воли обладает этот спокойный, скупой на излияния чувств человек – он весь буквально светился какой-то странной мужественностью и уверенностью в себе.
– Мистер Хаббард уже кое-что знает о моих методах, – серьезно продолжал доктор Сайленс, повернувшись к полковнику, – и не раз… э… оказывал мне содействие в разрешении интересных проблем… А сейчас нам требуются, – он вдруг подошел к полковнику вплотную и устремил на него пристальный взгляд, – люди, хорошо владеющие собой, уверенные в себе, в критические моменты излучающие устойчивые, благотворные токи вместо неустойчивых, неблаготворных, порождаемых отрицательными чувствами – например, страхом.
Он осмотрел нас обоих. Полковник Рэгги стоял, расставив ноги пошире и выкатив грудь; я чувствовал себя неловко, но не сказал ни слова, сознавая, что доктор хочет, чтобы я проявил все свое мужество. Он заводил меня, как часы.
– В то, что нам предстоит осуществить, – продолжал наш руководитель, – каждый должен вложить все свои силы, чтобы обеспечить успех моего плана.
– Мне не страшен никакой видимый враг, – решительно заявил полковник.
– Я готов, – произнес я как бы машинально, – готов ко всему, что может последовать.
Сойдя с ковра, доктор Сайленс принялся ходить взад и вперед по комнате. Руки он держал глубоко в карманах своей охотничьей куртки. От него исходила чудовищная жизненная энергия. Я не отрывал глаз от движущейся фигурки своего компаньона, такой маленькой и в то же время исполненной такой мощи и величия, что мне казалось, будто я вижу перед собой исполина, крушителя миров. Он обращался к нам мягко, почти ласково, говорил спокойно и ровно, без каких-либо проявлений чувств. Почти все, им сказанное, хотя и не слишком явно, было обращено к полковнику.
– Ярость этого неожиданного нападения, – продолжал он, расхаживая взад и вперед под книжной полкой в торце комнаты, – частично объясняется полнолунием, – тут он мельком взглянул на меня, – а частично тем, что мы сосредоточили на этом деле все свои мысли. Наше мысленное вмешательство усилило его активность. Скрытый за всеми этими манифестациями интеллектуальный заряд заподозрил, что мы замышляем его уничтожение. И он не только приготовился к защите, но и перешел в наступление.
– Вы все время говорите "он", "его". Да кто такой этот "он"? – вскипел полковник. – И что это за чертовщина такая – элементарный огонь?
– К сожалению, в данный момент, – ответил доктор Сайленс поворачиваясь к полковнику, ничуть не смущенный, что его перебили, – я не могу прочитать вам лекцию о природе и истории магии, скажу лишь, что всякая элементарная субстанция – это активная сила, стоящая за стихиями – будь то земля, воздух, вода или огонь; по своей сущностной природе она безлична, но может быть сконцентрирована, персонифицирована или одушевлена теми, кто обладает таким умением, а именно магами, которые используют ее для определенных целей, точно так же, как практичные люди этого столетия используют пар и электричество.
Сама по себе слепая элементарная энергия способна достичь очень малого, но если она управляется или направляется тренированной волей могущественного манипулятора, то может весьма эффективно служить целям Добра или Зла. Элементарная энергия – основа всякой магии; в зависимости от вложенного в нее побудительного импульса она может быть "черной" или "белой"; может передавать благословения или проклятия, а проклятия представляют собой не что иное, как увековеченные злобные помышления. В случаях же, подобных нашему, за всеми происходящими явлениями стоит сознательная направляющая воля, которая использует элементарную субстанцию в своих интересах.
– Вы полагаете, что мой брат?.. – перебил потрясенный полковник.
– Ваш брат не имеет прямого отношения ко всему этому. Элементарный огонь, доставляющий столько неприятностей вам и вашим домочадцам, был прислан сюда с некоей, неизвестной нам целью, задолго до появления вас, вашей семьи, ваших предков и даже самой вашей нации. В этом я совершенно уверен, но мы поговорим обо всем позднее, после того, как я проведу необходимый эксперимент. Пока же могу только сказать, что здесь мы имеем дело не только с Нападающим Огнем, но и с мстительным и разгневанным интеллектом, который управляет этим огнем из-за кулис – мстительным и разгневанным, – со значением повторил он.
– И это объясняет?.. – начал полковник Рэгги, судорожно подбирая нужные слова.
– Многое, – ответил Джон Сайленс, останавливая его жестом.
На какой-то миг он перестал расхаживать, и в комнате воцарилась полная тишина. Солнечный свет за окнами, казалось, утратил свою яркость; длинная линия темных холмов потеряла дружественный вид – она напоминала огромную, до небес, волну, которая вот-вот обрушится и затопит все своим могучим разливом. Что-то угрожающее сгустилось вокруг нас. В картине, нарисованной Джоном Сайленсом, несомненно, содержалась ужасная угроза: бессмертная человеческая воля через много веков протягивает свою грозную десницу, чтобы покарать живых, ни в чем не повинных людей.
– Но какова его цель? – полковник уже не мог сдерживаться. – Почему он избрал своим обиталищем эту плантацию? Почему он совершает нападения на нас? – Вопросы полились потоком.
Несколько минут доктор терпеливо слушал, затем спокойно сказал:
– Все в свое время… Прежде всего я должен установить с достаточной точностью, кто или что управляет этим конкретным элементарным огнем. А посему, сначала мы должны постараться, – доктор говорил медленно и обдуманно, – придать ему видимый облик, форму.
– Силы небесные всемогущие! – воскликнул солдат, путаясь от изумления в эпитетах.
– Именно так, – доктор ни на секунду не терял самообладания. – Я полагаю, что только таким путем мы сможем нейтрализовать заложенную в него цель, вернуть его в нормальное латентное состояние, – и… – он заметно понизил голос, – увидеть облик и форму одушевляющего его Существа.
– Так сказать, наводчика пушки, – воскликнул полковник. Начав хоть что-то понимать, он наклонился вперед, чтобы не пропустить ни единого звука.
– Я предполагаю, что в последний момент, перед тем как возвратиться в латентное состояние, огонь примет облик и форму направляющего его мага, который некогда подчинил огонь своей воле с помощью заклятий и прислал сюда, за много веков до нынешнего дня.
Полковник сел и, тяжело дыша, изумленно уставился на моего компаньона; свой вопрос он, однако, задал еле слышным голосом.
– А каким образом вы можете придать ему видимый облик? Объясните, доктор Сайленс.
– Мы должны снабдить его всем необходимым для материализации. Если ограничить его определенными размерами, он обретет весомость и зримость. Вот тогда-то мы и сможем рассеять его. Незримый огонь, как вы заметили, непредсказуемо опасен; если с помощью специального материала замкнуть огонь в определенную форму, то, вероятно, удастся смирить его. Внешнее выявление – для него смерть.
– А что это за специальный материал, необходимый, как вы говорите, для его материализации? – спросили мы с полковником в один голос, хотя я, кажется, успел догадаться.
– Материал, быть может, и не слишком для нас приятный, но достаточной эффективный, – доктор выдержал спокойную паузу. – Испарения свежепролитой крови.
– Надеюсь, не человеческой крови? – вскакивая с кресла, выкрикнул полковник Рэгги. Казалось, глаза у него вот-вот вылезут из орбит.
Лицо Джон Сайленса уже не было сковано напряжением, а легкий смешок доктора дал нам желанную, хотя и недолгую разрядку.
– Думаю, дни человеческих жертвоприношений безвозвратно миновали, – доктор говорил спокойно и убедительно. – Для нашей цели вполне достаточно крови какого-нибудь животного; уверен, что эксперимент не принесет нам ничего неприятного. Единственное условие – кровь должна быть свежепролитая и густая, с той жизненной эманацией, которая привлекает именно этот класс элементарных субстанций. Возможно… возможно, в усадьбе найдется какая-нибудь свинья, предназначенная для продажи на рынке.
Он отвернулся, чтобы скрыть улыбку, но легкий комедийный элемент не нашел никакого отклика в душе нашего хозяина, с трудом переходившего от одного чувства к другому. Честный и прямодушный, полковник, по всей видимости, тщательно взвешивал многие обстоятельства. Но в конце концов целеустремленность и научное беспристрастие доктора, который успел уже приобрести над ним большое влияние, одержали верх; вскоре он успокоился и коротко заметил, что это вполне осуществимое предложение.
– Есть и другие, менее неприятные методы, – продолжал объяснять доктор Сайленс, – но они требуют времени и тщательных приготовлений, а события зашли, на мой взгляд, слишком далеко, чтобы думать об отсрочке. И этот эксперимент не причинит вам никакого беспокойства: мы будем сидеть вокруг чаши в ожидании результатов. Вот и все. Эманация крови – первое, по словам Леви, воплощение универсальной жидкости – и есть тот материал, из которого существа бестелесные или, если угодно, – духи могут создавать себе временное обличие. Этот процесс используется с незапамятных времен и лежит в основе всех жертвоприношений, связанных с пролитием крови. Его знали жрецы Ваала, он известен современным экстатическим танцорам, которые наносят себе раны, чтобы породить танцующих вместе с ними фантомов. И даже наименее одаренный из всех ясновидцев скажет вам, что вокруг боен и над покинутыми полями сражений витают бесчисленные духи, чьи облики просто не поддаются описанию. Но не подумайте, – добавил он, заметив, что наш хозяин беспокойно поеживается, – будто у нас есть хоть какие-нибудь основания опасаться эксперимента, который мы проведем в прачечной, ибо случай этот довольно простой, и только мстительный характер интеллекта, управляющего элементарным огнем, вызывает некоторое беспокойство и тревогу за нашу безопасность.
– Любопытно, – полковник глубоко вздохнул, словно собирался говорить о вещах неприятных, и вдруг обрел непривычную для него словоохотливость. – В годы моего пребывания среди горных племен Северной Индии я сам, лично сталкивался со случаями резкого прекращения жертвоприношений некоторым богам и видел, к каким катастрофическим последствиям это приводило. Ни с того, ни с сего вспыхивали хижины, загорались даже одежды на туземцах. Во время своих занятий, – он указал на книжные полки и заваленный книгами стол, – я читал, что сирийские служители культа в процессе ритуальных танцев резали свои тела ножами и тем самым вызывали огромные шары огня, которые принимали чудовищные, ужасные облики; и еще я помню, что перед императором Юлианом предстали смутные фигуры и бледные лица духов, притязавших на бессмертие, и потребовали, чтобы он возобновил жертвоприношение крови, "испарений которой они лишены со времени установления христианства", – это как раз были фантомы, порожденные жертвоприношениями крови.
Мы с доктором Сайленсом с большим удивлением выслушали его внезапную речь, ибо никто из нас не ожидал, что полковник обладает такой эрудицией.
– Тогда, возможно, вы читали, – спросил доктор, – как космические божества некоторых диких народов, примитивных по своей природе, веками поддерживали свое существование с помощью жертвоприношений крови?
– Нет, – ответил полковник Рэгги, об этом я не читал.
– Во всяком случае, – добавил Джон Сайленс, – я рад, что у вас есть некоторое знакомство с предметом, ибо это поможет вам отнестись с большим пониманием к нашему эксперименту и вы сможете оказать ему большее содействие. Ибо в данном случае кровь нам требуется лишь для того, чтобы выманить существо из его логова и придать ему зримую форму.
– Вполне понимаю. И если я только что колебался, – признался полковник, рассуждая все медленнее и медленнее, словно чувствуя, что сказал слишком много, – то только потому, что хотел убедиться: провести этот ужасный эксперимент вас побуждает не простое любопытство, но сознание реальной необходимости.
– Под угрозой ваша личная безопасность, безопасность всех ваших домочадцев и безопасность вашей сестры, – подтвердил доктор. – После того как я увижу своими глазами то, что ожидаю увидеть, надеюсь, мне удастся установить происхождение этого элементарного огня и его истинные цели.
Полковник Рэгги поклоном выразил свое согласие.
– Я рассчитываю на помощь луны, – добавил доктор. – Ранним утром она как раз будет полной, а подобные элементарные субстанции проявляют наибольшую активность в период полнолуния. Это наблюдение, как вы можете заметить, я почерпнул из вашего дневника, полковник.
На том и договорились. Полковник Рэгги предоставит материал для проведения эксперимента, и все мы встретимся в полночь. Оставалось сомнение, успеет ли наш хозяин управиться к назначенному часу, но это уже его забота. Мы с доктором были уверены, что он сдержит слово. В полдень или в полночь будет забита свинья, не имело никакого значения, кроме того, что полковнику, возможно, придется пожертвовать своим сном и удобством.
– Стало быть, мы встречаемся в прачечной, – подытожил Джон Сайленс. – Втроем, в полночь, когда все в доме спят и никто не помешает нам провести эксперимент.
Он обменялся многозначительным взглядом с нашим хозяином, и тут слуга сообщил о прибытии семейного доктора, а потому полковник поторопился в комнату сестры.
На весь остаток дня Джон Сайленс исчез. Я втайне подозревал, что он отправился на плантацию, а оттуда в прачечную, но как бы там ни было, больше мы его в этот день не видели. Я не сомневался, что он готовится к ночному эксперименту, но мог лишь догадываться о характере его приготовлений. Из комнаты доктора слышался какой-то шум, доносились ароматы, похожие на благовония; и зная, что он считает обряды некими передатчиками энергии, я вряд ли ошибался в своих догадках.
Большую часть дня отсутствовал и полковник Рэгги; он покинул комнату сестры глубоко расстроенный; мы встретились с ним за вечерним чаем, и в ответ на мой вопрос о ее состоянии, он ответил что она пытается говорить, но пока ее речь истерична и бессвязна, и она не может объяснить, что именно вызвало у нее такое сильное потрясение. Да, она обрела способность ходить, но врач опасается, что она утратила память и даже, быть может, рассудок.
– Но уж ходить-то она, во всяком случае, будет, – не зная, как выразить свое сочувствие, не очень уместно вставил я.
А он со странным смешком ответил:
– О да. В этом нет никаких сомнений.
Только случайно подслушанный, разумеется, помимо моей воли, обрывок разговора позволил пролить некоторый свет на действительное состояние старой леди. Случилось так, что, когда я вышел из комнаты, полковник Рэгги и семейный доктор вместе спускались по лестнице, и слова их беседы донеслись до моего слуха, прежде чем я успел кашлянуть, чтобы дать знать о моем присутствии.
– Вы должны любой ценой четко следовать предписанию, – решительно произнес доктор. – Ничто не должно нарушать ее спокойствия. Следует пресечь все ее попытки выходить из дома, в случае необходимости, силой. То, что она постоянно стремится в какой-то лес, – не более, чем истерия. Ни в коем случае нельзя потакать этому ее желанию.
– Можете не сомневаться, – ответил полковник, уже внизу.
– Почему-то это странное желание глубоко запечатлелось в ее душе, – рассуждал доктор, очевидно, стараясь подобрать утешительное объяснение; но собеседники отошли уже далеко и дальнейшего их разговора я не слышал.
За обедом, под предлогом головной боли, Джон Сайленс отсутствовал, и хотя ему послали полный обед, я склонен думать, что весь этот день он постился.