- Тогда я не понимаю. Если вы русский, то в вашей речи должен присутствовать хотя бы минимальный акцент. А вы говорите так чисто, словно диктор на телевидении. Лучше, чем Да-шань . Как подобное возможно?
- Ах это!.. - Котя, который представления не имел, кто такой Да-шань, со смехом махнул рукой. - Подобное со мной уже не в первый раз, лейтенант Чжан. Все удивляются. Дело в том, что у меня с детства феноменальная способность к языкам, - убедительно соврал Котя и продолжил врать дальше: - Я выучиваю любой иностранный язык за пару месяцев, а то и быстрее. Это природный дар. Кроме того, бабушка моя - китаянка, она с детства говорила со мной дома по-китайски, и это был второй язык, который я выучил. Правда, я совсем не умею читать иероглифы… - Тут Чижиков вполне, как ему казалось, убедительно изобразил смущение и для верности оглянулся на стоявших в двери пограничников: оба внимательнейшим образом прислушивались к беседе и совершенно расслабились. - Но я надеюсь за время пребывания в вашей прекрасной стране исправить этот вопиющий недостаток.
- Бабушка ваша, должно быть, из старых эмигрантов? - уточнил заинтересовавшийся Чжан.
- Да, - опять смущенно улыбнулся Чижиков, - она вышла замуж в России и остаток жизни провела в нашей стране. Сколько я ее помню, бабушка с большой любовью вспоминала Китай, мечтала вернуться на родину, но случай так и не представился… - Тут, внутренне сгорая от стыда и кляня себя последними словами, Чижиков театрально замолчал, словно бы пытаясь справиться с охватившими его чувствами. Бабушки своей он почти не помнил - она умерла, когда Котя был совсем маленьким, но китаянкой она точно не была, и потому Котя пребывал в смятении от неловкой лжи. Однако Чжан и его подчиненные о невысказанных терзаниях задержанного иностранца ничего не подозревали. Его россказни, похоже, пробудили в их простых китайских сердцах неподдельное сострадание: Чжан мотнул головой, а один из пограничников поставил перед Котей бутылочку воды и пластиковый стакан.
- Спасибо, - поблагодарил Котя, вдвойне переживая, что ему, если что, придется бить этих отзывчивых людей по лицу и по иным прочим местам. - Лейтенант Чжан, если мы все выяснили, то позвольте мне тогда…
- Господин Чичжикоф, - перебил его Чжан. Теперь взгляд его не был столь суровым и непреклонным. - Остается лишь одна проблема, которую мы надеемся разрешить с вашей помощью.
- Да, конечно. Я готов. - Котя как бы невзначай положил руку на клетку со Шпунтиком. С таким расчетом, чтобы одним движением открыть дверцу, освободить кота, а там… - Спрашивайте, лейтенант Чжан. Все зависело от того, о чем будут спрашивать. Наступал момент истины.
- Вы утверждаете, что первый раз въезжаете в нашу страну в этом году, - со странной для Коти настойчивостью повторил лейтенант. - Господин Чичжикоф, вы абсолютно в этом уверены? Подумайте. Возможно, случилось нечто такое, что вынудило вас говорить неправду, но уверяю вас: власти КНР позаботятся о том, чтобы третьи лица или даже организации, которые вынудили вас пойти на подлог, понесли заслуженное наказание. Важно, чтобы вы поняли, что находитесь под защитой правительства КНР и можете не бояться никаких злоумышленников.
- О чем вы говорите, лейтенант Чжан? - Чижиков ожидал, что Чжан будет ему туманно намекать на необходимость сдать Дракона или даже не намекать, а прямо потребует отдать предмет, но к тому, о чем лейтенант повел речь, Котя был совершенно не готов: какой подлог? Он так и спросил, и на сей раз удивление его не было деланым: - Какой подлог?
Лейтенант Чжан сокрушенно покачал головой.
- Эх, господин Чичжикоф, господин Чичжикоф…
- Но я действительно не понимаю…
- Предположим, - кивнул Чжан. - В таком случае я прошу вас, господин Чичжикоф, объяснить мне это…
С этими словами он развернул ноутбук экраном к Коте.
Чижиков вгляделся. Во весь экран раскинулось изображение разворота российского паспорта - той страницы, где фотография и имя владельца, а также соседней. С фотографии смотрел Котя Чижиков - один в один, хотя снимок был другой, как если бы Котя пошел фотографироваться не вчера, а, к примеру, сегодня. Но эту мельчайшую разницу заметить было трудно, а еще труднее было объяснить. К тому же имя и фамилия владельца совпадали точь-в-точь.
- Похоже, это мой паспорт, - помедлив, сказал Чижиков. - Хотя мой паспорт у вас в руках, лейтенант Чжан!
- Вы уверены, господин Чичжикоф, что в компьютере тоже ваш паспорт? - На мгновение Чжан забыл контролировать лицо, и Котя успел заметить явно проступившее выражение сомнения и даже недоумения. - Вы точно уверены?
- Ну как же… - Чижиков окончательно перестал понимать, что происходит. - Фотография моя, имя и фамилия тоже…
- В этом и состоит проблема, господин Чичжикоф, - слегка наклонил голову Чжан. - Потому что тот паспорт, который вы видите на экране, почти идентичен этому, - лейтенант взял со стола и показал Коте его действующий паспорт. - С той разницей, что серии и номера у этих двух документов разные. И еще: некто господин Чичжикоф законно въехал в КНР неделю назад.
* * *
- …Слушай, старик, пока суть да дело, дай-ка мне первый свиток "Илиады" полистать, - попросил Сумкин, хищно орудуя во рту зубочисткой. Это было за пару часов до пересечения границы, еще в самолете. Только что забрали грязную посуду, и у великого китаеведа, вкусившего курицы с макаронами, на сытый желудок прорезался исследовательский зуд. - До посадки еще час с лишним, надо же себя чем-то занять.
Котя посмотрел на него с сомнением: время ли?
- Ну а что? - правильно истолковал его взгляд Сумкин. - Того парня, который, по твоим словам, опасен, ты не даешь мне с самолета ссадить. Так я хоть "Илиаду" почитаю. Знаешь, старик, как говорил мой университетский преподаватель, кстати, китаец: пятнадцать минут - тоже время. И вообще, я считаю, что нельзя рисковать этим раритетом феерической важности, сосредоточивая его полностью в твоих неопытных руках неофита.
- То есть? - улыбнулся Чижиков. - Что не так с моими неопытными руками? Недостаточно цепкие?
- Да то, что история человечества недвусмысленно учит нас не складывать все яйца в одну корзинку, старик! - разгорячился Федор. - Ты вообще понимаешь своим замшелым от бездействия мозгом, обладателями чего мы стали? Нет? Так я тебе кратко и доходчиво разъясню: мы стали обладателями вещи, которой в живой природе в принципе быть не может. Исходя из всего того, что мы знаем о взаимодействии Китая с другими древними цивилизациями, старик, никакой "Илиады" у Цинь Ши-хуана быть не могло - такую простую мысль ты можешь усвоить? И ладно бы просто "Илиада", так на ж тебе - в переводе на древнекитайский! Задумайся, старик: в пе-ре-во-де! Записанная к тому же головастиковым письмом! Если в двух словах, то это - переворот в китаистике, который тянет как минимум на Нобелевскую премию!
- А Нобелевская премия - это сколько? В смысле денег? - спросил Чижиков, думая о том, как в Пекине отделаться от Борна, который наверняка станет за ним следить.
- Фу, какой ты меркантильный! - возмутился Сумкин. - Не все в этом мире измеряется деньгами, старик. Есть еще всякие вечные ценности и чистое знание. Тяга к открытиям, понимаешь? Наука. Хотя… ты прав, премия нам не помешает, - и взор его сделался мечтательным.
- Нам? - саркастически поинтересовался Котя.
- А что? - живо повернулся к нему Сумкин. - Я признаю, что ты тоже много сделал для того, чтобы это величайшее в истории открытие состоялось, а поэтому радостно возьму тебя в долю и даже согласен разделить с тобой славу. Только надо будет подумать над легендой прикрытия. Ну, типа, где мы взяли эту рукопись и все такое.
- Не знаю, как ты, а лично я стащил книгу из сокровищницы Цинь Ши-хуана.
- Вот видишь! - назидательно воздел палец Сумкин. - А теперь представь, старик, как отреагирует общественность на такое смелое заявление? Думаю, для начала общественность вызовет специализированный транспорт для отправки тебя в дурку на предмет галоперидолом подколоть, чтобы Цинь Ши-хуан наяву не являлся. В дурке ты встретишь множество интересных и уникальных людей: Наполеонов, вице-королей Индии, Владимиров Ильичей лениных, а также представителей внеземных цивилизаций. В дурке тебе будут ставить очистительные ромашковые клизмы и завертывать на ночь в мокрую холодную простыню…
- Похоже, ты знаешь обо всем этом не понаслышке, - не удержавшись, съязвил Котя.
- Ладно, ладно, - улыбнулся в ответ Сумкин. - Премию потом поделим. Сейчас важно начать изучение добытого нами манускрипта. И не складывать яйца в одну корзину, как я только что тебе доходчиво объяснил. А вдруг ты сумку потеряешь или у тебя ее кто-нибудь сопрет? Поэтому предлагаю передать первый свиток "Илиады" на хранение и для изучения мне, и прямо сейчас. Ты ведь все равно ни черта в нем не поймешь, старик, - просительно заглянул в глаза Коте Сумкин. И вдруг, скривившись, ухватился за щеку. - Уй…
- Что, снова зуб?
- Он… проклятый… - Сумкина аж перекосило, на глаза навернулись слезы. - Ой, гад…
- Слушай, ну, может, обезболивающую таблетку попросим какую у стюардессы? - предложил Котя сочувственно. Он терпеть не ног зубной боли, а стоматологов и весь процесс, связанный с лечением зубов, не любил того пуще. Но все же предложил: - А в Пекине пойдем к доктору.
- Не, старик… - Сумкин на время замер, прислушиваясь к ощущениям, потом облегченно вздохнул. - Отпустило, кажется. Гадость какая!.. Никаких докторов, слышишь? Во-первых, это дорого, а во-вторых, я уже почти привык. Он же не все время болит, зараза, он вдруг как вступит на полминуты, как советское радио, а потом опять целый день порядок. Дома с зубом разбираться буду, - решительно заключил великий китаевед. - Сейчас есть дела поважнее. Так что, даешь "Илиаду"?
- Ладно, - великодушно согласился Котя. Резон в словах друга определенно был, как в части изучения, так и в части сохранности книги. Действительно, мало ли что может случиться.
Чижиков вытащил из сумки свитки, и Федор, бегло осмотрев их, выбрал первый.
- Ну все, старик, я пойду к себе, погружусь с головой в первичное исследование. - С этими словами Сумкин поднялся, бережно прижимая свиток к груди, и пересел вперед, на свое место.
Котя лишь улыбнулся.
Нобелевская премия.
Надо же.
* * *
Шпунтик привыкал к новым ощущениям.
Исходившее от спрятанной в лотке клетки круглой штуковины тепло полностью умиротворило кота. Исчезло напрочь безумное желание любым способом вырваться из узилища, пропала злость на хозяина-предателя. Шпунтику стало хорошо и уютно. Он купался в незримых волнах, пронизывающих его, он был спокоен, невозмутим и громко мурлыкал от удовольствия, не замечая того. Сейчас кота можно было выдрать из клетки разве что силой, и то, едва оказавшись на свободе, Шпунтик немедленно бы ринулся обратно, так необыкновенно хорошо было коту.
Лежа в позе сфинкса, Шпунтик глядел полузакрытыми глазами на отделявшую его от салона занавеску, но занавески не видел. Тело налилось мощной энергией, казалось - вот только прыгни Шпунтик, и прыжок тот будет вечным - через необозримое пространство, и ничто не сможет помешать коту или остановить его.
И потому, когда раздражавший раньше кота гул перешел в рев, когда самолет содрогнулся, встретив колесами землю, и покатился по взлетной полосе, кот не шевельнул и лапой. И даже когда хозяин наконец явил ему свой дивный лик, когда отодвинул занавеску и принял клетку со Шпунтиком на руки, сообщив ему: "Ну вот и прилетели, ну вот и все кончилось, мой хвостатый друг, а ты боялся", - кот продолжал лежать спокойно, будто решил остаться в переноске навсегда.
Весь мир пал к лапам Шпунтика. Что ему клетка?..
Эпизод 5
И тут кот прыгнул
Китайская Народная Республика, Пекин
Май 2009 года
- …Слышь, Котя, я все же так и не понял, что случилось, - прогудел Дюша Громов и единым глотком выхлебал треть литровой кружки пива. - Что там, в аэропорту, произошло.
- Кабы я сам понял, Дюша… - пожал плечами Чижиков, закуривая. - Я же говорил тебе: вокруг меня в последнее время происходит много всяких диковин.
Они сидели за столиком под легким тентом. Справа чуть слышно плескалась черная в сумерках вода, а слева из открытых окон бара неслась музыка: китайская девица в странном платье самозабвенно тянула хит Селин Дион под аккомпанемент двух гитар и ударной установки. Певица привнесла в известную песню китайскую специфику - ускорила темп, в результате чего получилась вполне даже танцевальная мелодия, и несколько человек в баре усиленно под нее отплясывали. На вкус Чижикова, не помешал бы еще и баян, который придал бы хиту еще больше свежести, новизны и остроты, но баяна не было. А жаль.
Странно начавшийся день был наполнен суетой: после того как Котю проводили к надлежащей стойке и виза наконец была оформлена, встречавший друга Дюша усадил Чижикова в такси, и они промчались по скоростной платной автостраде до кольцевой дороги. Затем некоторое время ехали по ней - и Котя с интересом разглядывал открывающиеся справа и слева виды Пекина, а Дюша без устали пояснял, где именно они сейчас едут. Из окна такси Пекин показался Чижикову одним громадным гостинично-офисным небоскребом. Дороги, правда, оказались чертовски хорошими - по прежнему, краткому и поверхностному, визиту в Поднебесную Котя таких подробностей не помнил. "Ну! - прогудел Громов. - Так тут уже шестое кольцо построили!"
Потом свернули с кольцевой, постояли в паре пробок, попетляли и остановились на улице с множеством вывесок и магазинов. "Вот, - сказал Дюша, расплатившись с водителем и подхватывая чемодан Чижикова. - Знакомься. Героическая улица Маляньдао. Местный эпицентр торговли чаем. Тут я, кстати, и живу", - кивнул Громов на один из высотных домов неподалеку.
Лифт вознес их на девятый этаж, и взору Чижикова открылась светлая и вместительная квартира с большой, как ее назвал Дюша, гостиной и двумя спальнями, а также с двумя балконами. То, что Громов живет тут один, чувствовалось во всем: в углу гостиной, неподалеку от выхода на балкон, прямо на полу громоздилась гора разнообразного барахла - сумки, коробки, свертки, пара игрушечных вертолетов; отдельно стояли великанские кроссовки - несколько пар. На низком длинном столике у громадного плоского телевизора столпились в беспорядке разнообразные бутылки - в основном виски, частью початое, - а также мытые и немытые стаканы; отдельным рядком выстроились мелкие зеленые бутылочки с пекинской народной. Картину всеобщего бардака довершала пластмассовая миска с крекерами.
С огромного холодильника, в который, наверное, Котя мог бы войти не нагибаясь, свисало махровое полотенце легкомысленной расцветки… Чижиков с кошачьей переноской в руках с любопытством обошел всю квартиру, а потом водрузил переноску на стол и, спросив у Громова разрешения ("Да конечно, какие вопросы! Ты же знаешь, я люблю этого кота как родного!"), открыл дверцу. Шпунтик, однако, выходить не спешил, и это стало для Чижикова еще одним сюрпризом. Кот безмятежно возлежал в клетке, невозмутимо наблюдая окружающее через щелки прикрытых глаз, и… равномерно мурлыкал. И это Шпунтик, которого правдами и неправдами приходилось уговаривать войти в переноску, соблазняя посулами грядущей изобильной еды и прочих изысканных удовольствий?!
"Что это с ним? - спросил Дюша. - Я знаю, кот у тебя немного псих, но, по-моему, добровольно сидеть в клетке - это даже для психа слишком, не так ли, брат?" Котя только руками развел: Шпунтик вел себя ненормально. "Эй! - позвал Чижиков кота и для убедительности несильно ткнул его пальцем в лоб. - Братан, выходи, мы на тебя смотреть пришли!"
Шпунтик лишь благостно закрыл глаза, легко уклоняясь от пальца, а потом глаза открыл - уже во всю ширь - и внимательно уставился на хозяина. "Кажется, он чем-то удолбался, - предположил Дюша. - Или нанюхался чего". Однако опытный котовладелец Чижиков был готов поклясться, что Шпунтик - счастлив! Ну, настолько, насколько может быть счастлив кот, то есть когда он сыт, ухожен и ему есть где обуютиться. Но не в клетке же! Получающий удовольствие от сидения в узилище кот - полный нонсенс. Это уже не кот, а кошачий извращенец, хвостатый мазохист.
"Послушай, - проникновенно обратился к Шпунтику Котя. - Я знаю, что вел себя плохо и ты на меня сердишься. И ты прав. Я посадил тебя в клетку, я обманул тебя и не дал рыбы, я оставил тебя одного, а там было страшно и вообще… гудело. Извини, но это все было совершенно необходимо. Потому что мы летели на самолете, а на самолете иначе нельзя. Котам запрещается разгуливать на борту. Котов вообще-то в багажном отсеке возят, а тебе свезло пересидеть полет в салоне. Смекаешь? Зато теперь мы уже прилетели, мы в Китае, и ты можешь выйти, а заодно и меня простить. Хорошо?"