Тем, кому понравился первый роман автора - "Чёрный крест", наверняка придут в восторг от его нового произведения, написанного, как и "Чёрный крест" в жанре мистическо-политического боевика
Содержание:
Глава I.I 1
ГЛАВА I.II 4
ГЛАВА I.III 8
ГЛАВА I.IIII 11
ГЛАВА I.V 14
ГЛАВА I.VI 17
ГЛАВА I.VII 20
ГЛАВА I.VIII 24
ГЛАВА I.VIIII 27
ГЛАВА I.Х 30
ГЛАВА I.XI 33
ГЛАВА I.XII 36
ГЛАВА I.XIII 40
ГЛАВА I.XIIII 43
ГЛАВА I.XV 47
ГЛАВА I.XVI 50
ГЛАВА I.XVII 54
ГЛАВА I.XVIII 57
ГЛАВА I.XVIIII 60
ГЛАВА I.ХХ 64
ГЛАВА I.ХХI 67
ГЛАВА I.ХХII 70
ГЛАВА I.ХХIII 73
ГЛАВА I.ХХIIII 76
ГЛАВА I.ХХV 79
ГЛАВА I.ХХVI 82
ГЛАВА I.ХХVII 85
ГЛАВА I.ХХVIII 88
ГЛАВА I.ХХVIIII 91
ГЛАВА I.ХХX 94
ГЛАВА I.ХХXI 97
Глава I.XXXII 100
Глава I.XXXIII 102
Алексей Тарасенко
БЕДНЫЙ ЕНОХ
Подбирая ключики
"от всех дверей"
Опасайтесь оказаться
В потаенных комнатах.
(А.Т.)
Посв. И.К.
Глава I.I
Так оно в жизни обычно и происходит: то вообще ничего, а то всё и сразу. Едва мы успеваем проводить "в последний путь" дядю, как умирает мой большой друг.
Необычно солнечный день, как кажется, совсем не сочувствует мне: не смотря на поздний сентябрь солнце светит так, что плащи, куртки и полупальто всех присутствующих распахнуты, а кто-то даже, сопрев, вытирает пот со лба.
Оригинальный архитектор придумал Илье большой, отделанный черным материалом, пластиком под камень, склеп. Посередине его (на главном фасаде с дверью) - белая оштукатуренная пилястра, а сверху - некое вольное осуществление идеи архитрава.
Чудо "готской" архитектуры!
Внутри склепа, над потолком - зенитный фонарь с цветными стеклами, складывающимися в цветочный не очень замысловатый рисунок, по стенам - сюрреалистическая роспись в духе своеобразно (эротично) переосмысленных библейских сюжетов.
Но все одно - если бы не столь радостный денек солнечный свет вряд ли разбавил бы полумрак этого помещения, и на этот случай здесь предусмотрены не к месту модные хай-тековские светильники.
Посреди склепа - бетонный, обработанный скульптором саркофаг, формой и деталями напоминающий гроб.
Но и это не все. В изголовье саркофага - скульптура вскинувшего крылья (похожего по этому взмаху крыл на воробья, заходящего на посадку) ангела, тоже бетонного. В руках ангела - ягненок, немного нелепо раскрывший рот, будто он запыхался и теперь жадно хватает воздух.
Когда же все уходили (а я все пытался уличить этот момент, остаться с саркофагом один на один - но ничего не вышло) - я, хоть еще и остались люди, а их ухода пришлось бы ждать очень долго, потому что они сами ждали, когда все другие уйдут, незаметно для всех всунул в рот ягненку записку, как сам представлял - покойнику, в которой было всего одно слово, написанное красным фломастером на листе распечатанного, скаченного из Интернета текста книги пророка Еноха.
"Спасибо" - написал я. И на этом все.
На выходе я кое-как пристал к Володе (одному из соработников Ильи) и, делая вид, что как бы между прочим к нему подошел (а на самом деле я очень хотел с ним поговорить) попытался завязать беседу.
В конце концов Володя оттаял, и стал рассказывать мне разные тонкие превратности организации похорон. Он сказал мне, например, что гроб с телом покойного, положенный в некий прямоугольный бетонный колодец с саркофагом будет после залит сверху бетоном, но не так, что сам гроб погрузится в бетон, а сверху над гробом непосредственно будет установлена опалубка (там уже есть для ее монтажа выпуски толстой арматуры) и еще сверху на стальную решетку прикрепленную к арматуре, позже положат стальной толстый лист.
Владимир знал все:
- Внизу еще есть вентиляционная решетка, и в гробу есть вентиляция, правда едва различимая, через фильтры пропускающая воздух, работающая по принципу сквозняка. - Володя шумно высморкался в носовой платок, который после какое-то время задумчиво разглядывал - так сказали те, кто занимался бальзамированием тела, что это необходимо для лучшей сохранности - ведь это воля покойного!
Я оглянулся на склеп: а и вправду! Над ним едва заметно возвышалась вентиляционная труба, придавая самому черному параллелипипеду склепа немного индустриальный вид.
Я пробовал время на прочность,
Время стало как пластилин,
Ты пришла, ты казалось пластичной,
Но сон кончился - и вот, я один…. -
Вновь прочитал я белую надпись, цитату из творчества Ильи, приведенную не в меру брутальным шрифтом (особенно в связи с белой пилястрой по стене) на левой стороне главного фасада склепа.
Рядом подробно снимали всех присутствующих телевизионщики, от чего мне зачем-то захотелось отгородиться от них своей старой тетрадкой, которую я всегда ношу с собой, и в которую записываю по ходу жизни всякие дела и полезности:
1) Купить маме хорошую лопату.
2) Достать текст книги Джейн Киргспатрик "Демагогия в двойных стандартах и борьба с диктатурами"…. - ну и так далее.
Потом все стали медленно загружаться в автобусы, чтобы продолжить там, откуда все началось.
По долгу стоя в московских пробках мы кое как, часа этак через два, наконец прибываем в Центральный Дом Писателей - туда, где еще утром проходила большая гражданская панихида, и на которой все пришедшие улыбались, встречая знакомых, несли цветы, а кто-то даже по ходу доставал небольшие фляги, либо бутылки со спиртным, чтобы уже начинать употребление, особо не дожидаясь поминок и конца самих похорон.
Я принес Илье шесть больших красных роз, перевязанных черной торжественной ленточкой с раскрашенными серебряной краской краями - и представлял себе, что с таким букетом выгляжу чрезвычайно чинно и достойно.
У одного моего знакомого поэта, к которому я подошел, едва попрощавшись с Ильей, было опухшее лицо и "мокрые" глаза, но даже глубоко скорбя он почему-то говорил лишь о постмодернизме и симулякрах:
- Вот-вот настанет время, когда уйдет целый интересный пласт, может быть маргинального, но интереснейшего творчества очень одиозных и неоднозначных людей, чья деятельность, тем не менее, чрезвычайно интересна с точки зрения того, что в ней, как в зеркале, притом глазами стороннего наблюдателя, незаинтересованного участника событий, предстает объективное отражение, пусть иногда и мутноватое , современности.
В моей же голове очень не к месту звучит старая песенка: Live! Oh, live! Oh, live! Tu-tu-tu-tu-tu!
И ведь всего три недели назад мы всей семьей хоронили дядю!
Удивительно, насколько (видимо думая, что оригинален) архитектор склепа, построенного для Ильи, оказался все одно в общей струе нашей "похоронной" эстетики!
Мне даже показалось, что это был тот же самый архитектор (хотя кто его знает - а может именно и тот же!) который строил и склеп, и крематорий, в котором сожгли тело моего несчастного дяди: та же эстетика, антураж - и тот же дух.
Дух-то тот же! Старание вырвавшейся уже было из послереволюционных проблем ментальности сделать все так, "как у них", либо нет, по-своему, но все равно - чтобы все было благопристойно.
Ну и разве это плохо?
Все почему-то думают, что им перепадет что-то, благодать какая-то небесная, что ли, если они будут чтить своих мертвых, как думают живые, как должно . Как будто на небе кто-то очень наблюдательный галочки в журнал ставит:
- Вот оно, Андрюша, крестиком (православным!) - это твои добрые дела помечены. Аккурат в специальной графе "суть дела".
Я же над кладбищенскими воротами вешал бы большими буквами цитату:
"ПУСТЬ МЕРТВЫЕ ХОРОНЯТ СВОИХ МЕРТВЕЦОВ".
И ставил пять восклицательных знаков!
Больше же всех на похоронах по Илье пролила слез его бывшая вторая супруга.
* * *
Тем не менее я искренне горевал.
В Доме Писателей на поминках вначале подавали хорошее вино, ликеры разные, но потом - водку.
Мне хотелось, реально хотелось, не потому, что, дескать, я повод искал, а именно хотелось залить горе. Первый и последний раз в своей жизни - залить алкоголем, чтобы не думать и забыться.
Хорошенько приняв, и уже "сопрев", публика, в общем-то приличная, начала нетрёзвые разговоры о том - о сём, но, как бы до приличия, а может и искренне, как бы всё вокруг беупокоившегося.
Мне же вспоминаются слова Ильи переданные им из Парижа по ICQ:
- Андрюха! Ты не представляешь! Хочу в Москву! Планы! Мы, Андрей, теперь и с тобой тоже, такого наворотим!
Но все оказалось зря, и теперь мне приходилось заливать то, что осталось.
Один известный рокер громко цитировал стихи Ильи, пока его куда-то не отвели телевизионщики.
Другой, творческий компаньон по рок-н-рольному периоду все рассуждал о тонкостях и перипетиях творчества, указывая, как порой гениальное произрастает из случайного:
- Песенка-то вначале звучала пресновато, понимаешь? - этот не молодой уже человек как будто разговаривал с кем-то, на самом деле обращаясь, фактически, ко всем вокруг, впрочем, эти все его внимательно слушали, потому как излагалось всё достаточно интересно - а потом? Потом Слава просто взял - да случайно последний аккорд на гитаре поставил на полтона выше! А-ха-ха! Он тогда еще играл-то кое-как….
Подходил Владимир, и, как бы для совсем своих принес бутылку красненького:
- Ты же любишь красненькое? - несколько лукаво заглядывая мне в глаза спрашивал он.
- Лучше белое, но сойдет - отвечал я, похлопывая по плечу знакомого поэта, того самого, рассуждавшего еще до похорон, на панихиде, о симулякрах, перевалившись к нему, фактически навалившись, через его жену - у нас есть белое!
Я конечно спутал и цвета и оттенки, но тогда уже было не особо важно - после водки - и вино! Хорошо!
Как бы то ни было, но в конце концов почудилось, будто пресловутое горе уже достаточно залито, как пожар пожарной пеной, да и знакомый поэт с женой уже засобирались.
* * *
Обратно я шел по Садовому кольцу к Маяковке, после чего намеревался свернуть на Тверскую.
Как бы то ни было, но, не рассчитав собственных сил (а как их рассчитать при таком смешивании спиртного?) я вдруг понял, осознал, что называется воочию, насколько же в старых советских фильмах режиссеры именно не глумились и не фантазировали, изображая, что же твориться в голове у очень сильно опьяневшего человека (видимо сказывался собственный опыт этих самых режиссеров): вокруг меня вдруг все поплыло, и фонари, к тому моменту уже освещавшие Садовое кольцо, стали реально троиться в моих глазах. Хотя, впрочем, не смотря на это у меня все еще хватало сил и воли идти.
* * *
Пару раз я неожиданно к своему искреннему удивлению падал (один раз запнувшись о какое-то ограждение автопарковки), больно ушибаясь коленками, но потом вставал, отряхивался, и шел дальше.
Уже на самой Тверской слегка, правда, но взблевнул у всех на глазах, удивительным делом при этом как-то отдаленно, но все же ощущая угрызения совести по такому незадачливому поводу.
Вокруг меня шли люди, и если бы я слышал их, то наверняка бы услышал как они ворчат обо мне, осуждая, и тогда, мне так кажется, я бы и вовсе устыдился своих дел, но вот незадача - подобно волнам, как от нагретого воздуха, плывущей и троящейся визуальной реальности, так же вокруг меня плыла и звуковая реальность, этот всегдашний саундтрек, сопровождающий нас повсюду на улице большого города. Окружающие звуки накладывались друг на друга и смешивались, а если бы я и захотел какой-то из них вычленить из общего потока - то он тут же бы стал от меня прятаться, как под одеяло, накрытый другими звуками, скрываясь и становясь неразличимым.
* * *
Еще я один раз прошел мимо патрулирующей полиции. Клянусь! - полицейские в упор смотрели на меня (а я у них на виду чуть не упал уже в третий раз) но при этом на меня никак не отреагировали. То ли мой карман (впрочем, что правда - то правда) показался им не достаточно объемным, чтобы в него залезть, то ли еще чего. Иными словами они были правы - забрав свою последнюю заначку Илье на цветы, я фактически (кроме мелочи на сигареты) был пуст.
* * *
И тут позвонила Сестра…
- Это что это вы тут про меня тут вспомнили? - нарочито ёрно стал спрашивать я.
Оказалось же, что полчаса назад я посылал ей sms, что, дескать, заблудился, и не знаю куда идти. Некий такой крик о помощи.
И мне вновь стало как-то неудобно. Сестра сказала, чтобы я стоял там, где стою, и что она меня найдет и подберет.
"Стесняющийся пьяный" - подумал я о себе тогда - "все в таком состоянии распоясываются, смелеют - а я?".
Да, даже в таком состоянии я все просчитывал и думал о будущем и последствиях. Пусть и о ближайшем, совсем-совсем ближайшем будущем, но - думал, боясь совершить что-то не то.
* * *
Впрочем - кто может сказать? Да, я точно знал где я нахожусь, куда мне идти и как добраться до дома. Но, при этом, странное дело, я совершенно как бы и не знал этого. Понимаете?
Нет, конечно.
Чувство какого-то страха, когда-то преследовавшее меня во снах, в момент, когда я только-только засыпал, так что потом вскакивал от порыва ужаса, страха, врывавшегося ко мне в душу, как порыв сильного ветра иногда распахивает прикрытое, но не закрытое окно, вдруг, и не на мгновение, завладело мной, скрутило меня и обездвижило. И слава Богу, что я был настолько пьян, что время от времени проваливался в беспамятство об этом, что потом и позволяло мне пройти еще немного.
* * *
Итак, Пушкинская. Мимо меня проходит какой-то странный тип, в странной одежде, то ли в тоге, то ли в тунике.
Едва завидев меня, метров с пяти, он вдруг остановился, а потом, сделал вид что хочет пройти мимо, но уже не так, рядом со мной и по прямой, а по искривлённой траектории пути, будто бы я для него опасен.
Пройдя же таким образом несколько шагов он опять остановился, и потом, повернувшись ко мне, долго меня разглядывал, после чего еще какое-то время мялся, кусая губу, а потом всё же решился подойти:
- Можно вас спросить? - голос его был тих и слаб, он, видно было, очень стеснялся - мы тут заблудились, хотели бы кое-что вспомнить….
Я же, решив что передо мной попрошайка, которому не хватает на выпивку, собрался быть твердым и непреклонным:
- Нет! Простите! Извините - не надо! То есть - спасибо, но…. не надо.
Странный тип тогда еще больше смутился, запереживал, почесал свою жидкую бородёнку и усики, но, все же вновь себя переборов, начал снова:
- Вы же знаете! Вы должны нам помочь! Мы хотели бы вспомнить….
И тут ситуацию спасла Сестра, подбежав ко мне, едва разглядев, обернувшись по сторонам после подъема из подземного перехода. Она, схватив под локоть, отволокла сначала меня в сторону:
- Что с тобой? Ты чего так пьян? - и затем, узнав, куда мне нужно добраться - вовсе увела в переход.
- Жаль, что тебе скоро в метро - сказала она, выслушав мои причитания - я думала мы пройдемся, поговорим…. Нам же надо с тобой поговорить!
Ну, как я мог тогда не передумать тут же не спускаться в метро? Я предложил ей пройтись вдоль по Дмитровке к Камергерскому:
- Ну а потом посмотрим, куда нам дальше!