* * *
На складе как раз вернулся с больничного Виктор Петрович, почему-то в плохом настроении, и как раз сейчас временно наводил порядок устраивая всем шухер-махер, так что старички, где бы не находились, сидели, упершись лицами в мониторы, либо в бумаги, нахмурившись, и делали вид, будто работали.
Я докладываюсь, после чего получаю новое ответственное задание - разобраться в одном из залов.
- Там все напутано и перепутано - деловито хмурясь говорит мне Виктор Петрович, - к тому же многие материалы со стеллажей ушли наверх (имеется ввиду - туда, в основное здание над нами), ими попользовались - но так и не вернули.
Мне выдают ключ от зала.
Зал этот давно пустует, в нем никто не сидит. Перспектива провозиться несколько дней в огромном помещении впотьмах одному, где, случись что, до ближайших людей метров сто бежать, меня не прельщает.
Кто знает? Может там по всему полу разбросаны летающие рваные мусорные пакеты? Внутри меня все съеживается.
- Ключ, пожалуйста, будешь уходить - возвращай на место - говорит Виктор Петрович имея в виду старичка, заведующему ключами от архива - с собой, пожалуйста, не носи.
Я согласно покачиваю головой.
Ко всему этому на меня взгромождается огромный и тяжелый том, из которого высыпаются по ходу листы, на обложке которого торжественно написано: "Папка для бумаг".
- Что это? - спрашиваю я, тут же мысленно начиная упрекать себя за то, что спросил - мог бы и без подсказок догадаться.
- Это? - Виктор Петрович слегка улыбнулся - повестка на расстрел. Явиться со своими вещами и сухпайком на три дня.
* * *
Итак, Зал N 13.
"Сплошное фронтальное стеллажирование", как это называют архивные сидельцы начинается в середине дня и не сулит никаких перспектив быстрого "разгреба" материала.
Висящий на стене старинный телефон без кнопок и даже без диска при поднятии трубки сразу связывает меня со старичком сидящем на ключах - и, слава богу, связь есть.
Едва же я включаю свет, перегорает одним махом несколько ламп, но вентиляция, начиная гудеть, работает справно, вздымая по залу и его стеллажам волны серо-голубой пыли.
В самом дальнем от входа в зал углу стоит старый стол и не менее еще старый стул с прибитыми к ним гвоздями металлическими овальными инвентарными номерами, на которых навеки выбиты цифры. Все номера начинаются на "13", после чего идет прочерк и затем еще пять цифр.
- Влип - говорю я тогда сам себе, начиная перетаскивать ветхую мебель - стол и стул - к углу у входа в зал, - если что - бежать будет короче…
* * *
Но не все так плохо. Отгороженный от жизни и людей я на какое-то время вдруг начинаю получать от этого удовольствие.
Ну где, скажите вы мне, где и кто сможет похвастаться тем, что в самом центре Москвы, пусть и под землей, может остаться один на один с самим собой да еще и на площади помещения 10 000 квадратных метров? Ну, примерно, конечно, десять тысяч, но около того? Большинство сейчас сидят в кабинетах с "соседями" и имеют рабочего пространства от силы метров семь на одного. А то и еще меньше! Я же - вот! Могу положить ноги на стол! Конечно, при этом надо быть осторожным - как бы тот не развалился, но издержки ведь есть всегда и везде - и их не избежать!
* * *
Итак, первым делом я привожу в порядок выданный мне том с перечнем стеллажей и, соответственно, материалах на них. Том реконструируется довольно-таки долго, тем более что параллельно чисто из любопытства я перечитываю перечни материалов в нем:
- Боже мой! - я оглядываюсь - как бы кто не заметил, что я говорю сам с собой - кого сейчас интересует война во Вьетнаме? - Дальше идут Лаос, Бирма, ну и так далее. Каким-то странным образом в списке после индии идет Норвегия.
Тем не менее это - материал, материал, наверное, важный, и он должен быть на своем месте.
* * *
К вечеру том с описью материалов приводится мной в порядок, все листы на месте, и хоть как-то, где скрепками, где клеем - надежно закреплены.
Я прошелся вдоль стеллажей, осмотрел их и понял - что кроме сортировки самих материалов мне предстоит пронумеровать те из них, у которых по каким-то причинам не было номера, а еще - более того, некоторые ячейки вообще придется отремонтировать.
Тем не менее все это переносится уже на следующий день - вдруг, неожиданно, приглушенно, совершенно не звонко зазвонил телефон и тихий голос "старичка на ключах" вдруг сообщил мне, что все уже давно разошлись по домам, и если я не хочу остаться в архиве запертым на ночь, то лучше мне уже собираться уходить.
Я смотрю на часы:
- Пол восьмого! Как же незаметно прошел этот день!
* * *
Дойдя до "ключного поста" я отдал сидящему там старичку ключ, затем сходил в сортир (по лестнице вниз из архива - жуть!), оделся - и свалил восвояси.
Лубянка опять была забита машинами, а толпа людей, не смотря на всю мою к ней привычность, после долгого одинокого сидения в огромном зале производила на меня впечатление некоей несоответствующей реальности чрезмерностью количества людей.
Дойдя до вновь отнятого у капиталистов "Детского Мира" я сворачиваю на Кузнецкий мост и потом, шагая по Рождественке, направляюсь к Трубной площади.
Сворачивая с Рождественки на Бульварное кольцо я на некоторое время останавливаюсь - прикурить, и заодно посмотреть на столп с архангелом на верху - пронзающим змея. Дым от сигареты, освещаемый фонарями и светом из окон ближайшего магазина на недолго застилает глаза, и тогда мне кажется, будто архангел с копьем взлетает вверх, а змей, пронзаемый им, - размахивая большими, перепончатыми, как у летучей мыши крыльями - летит в сторону Бульварного кольца - от Трубной к Чистым прудам.
- Разошлись - комментирую я сам себе свою такую фантазию - не стали ссориться. И каждый полетел, куда хотел, по своим делам, и своей дорогой.
* * *
Вечером по телевизору показывают очередную резню в Африке. Примечательно, но "бойцы" одной из сторон вооружены исключительно автоматами ППШ, по виду очень новыми.
Размахивая автоматами и своими странными многочисленными знаменами туда-сюда, герои новой африканской кровавой эпопеи кричат что-то непонятное, типа что
- Кулям-балям - и - акаллах-муккаллах!
Мимо бойцов, что-то им крича и заводя их, проходит полуголый человек, видимо авторитет какой-то. У "авторитета" тоненькие, жиденькие ножки и большой выпуклый живот:
- Акуламаха-бакуламаха! - вопит он изо всех сил, надрываясь настолько, что аж пот течет с его лба - антых-ботантрых!
Бойцы, слушая такое "наставление командира" радостно кивают головами, видимо, соглашаясь с услышанным:
- Укаляха-мукаляха! - еще секунда - и все бросаются под тамтамы в пляс, на ходу хором распевая какую-то свою песенку. Один из "бойцов" играет челюстью человеческого черепа, как будто череп подпевает.
В следующий момент это сборище показывается сверху - вид из американского беспилотного самолета-разведчика, и вслед за этим всю толпу накрывает плотный артиллеристский огонь. Те, кто остался жив - побросав автоматы убежали в придорожные кусты.
Еще несколько секунд показывается противостоящая этим повстанцам группировка - немного лучше экипированная, и вооруженная почти сплошь старыми "калашами". Старыми - по модели, но не по виду. "Бугунду-хурумунду" - называют себя эти люди, и, в отличие от первых, не скачут, не пляшут, а изображая, как кажется, всеми силами серьезность - идут вдоль дороги, внимательно на ходу оглядывая окрестности. Этим, как сообщается, на днях удалось сбить один американский "беспилотник".
Я жую "До-Ши-Пак", представляя, как наверняка страшно попасться в руки этим головорезам. Кадры серьезных "Бугунду-хурумунды" сменяются другими, на которых - горы трупов, сожженные деревни и отсеченные головы, выложенные большими - в этаж высотой, пирамидами.
* * *
Ночью во сне я летал - преследуя змея, слетевшего со столпа на Трубной площади - временами, казалось, почти нагоняя и все силясь схватить его за хвост. Сия же рептилия, если можно так сказать, проявляла чудеса изворотливости, постоянно ускользая от меня самым что ни на есть ловким образом. В конце концов, притомившись, я спустился на землю где-то в районе Красной площади, с удивлением обнаружив, что та представляет из себя некую конструкцию-трансформер, радикально меняющуюся под бой курантов, стряхивая с себя людей, и некоторых засасывая в щели между своими движущимися деталями, иногда просто нечаянно зацепившихся за что-то своей длинной зимней одеждой.
* * *
Ни свет, ни заря, едва я проснулся, позвонил Приятель Сартакова:
- Андрюха! - буквально кричит он в трубку, и мне кажется, что он опять полон решимости, сил и энергии - ты не представляешь!
"О, боже" - думаю я - "что-то стряслось и меня теперь задолбают каким-нибудь очень типа важным поручением":
- Что такое?
- Вчера докладывали в Администрации…
- Администрации?
- Ну да, на Старой. И вот, я как бы между прочим сказал товарищу Сумрачному.
"Ага!" - подумал я.
- Что, как мы с тобой говорили, не поставить ли на нам Важнейшую Телекнопку журналиста Льнявого? Помнишь, мы его обсуждали?
- Да-да, помню. Было дело. - Мой сон улетучивается, как пар.
- Сумрачному идея очень понравилась, он, прямо в моем присутствии всех выслав, пытался дозвониться Льнявому на мобильник, но тот не отвечал, так что полчаса где-то помучавшись с этим делом, Сумрачный поручил это дело мне.
- Дело - это дозвониться до Льнявого?
- Дозвониться, встретиться - не важно. Важно другое - просто передать ему, что его ждут на Старой площади завтра к обеду.
- Здорово.
- Но тут возникает кое-какая проблемка.
- Да? И что за проблема?
- Я не могу этим заниматься, даже по поручению Сумрачного, потому как меня назначили тут сопровождающим партии гуманитарного груза в Африку.
- Ага…
- И по-этому ты, прямо сейчас, бегом на Лубянку, плиз, я тебе дам все координаты Льнявого, а ты, вынь да положь, его найди и сообщи, что ему завтра нужно быть в Администрации в двенадцать - это уже в кабинете у Сумрачного, а не на подходе, как он любит, и чтоб как штык! И, главное, не забудь ему как-бы между прочим намекнуть мягенько, кто его наверх двинул - понял?
- Так точно!
- Позволяю даже тебе самого себя в этом намеке припомнить - для смеху.
* * *
И вот мне приходится, ни умывшись, ни побрившись сломя голову нестись на Лубянку - к Приятелю Сартакова, потому как он с минуты на минуту должен уже отбывать во Внуково.
В метро, не смотря на спешку, я как-то успокаиваюсь, и, по счастью заняв сидячее место, заснул, да так, что чуть было не проспал станцию пересадки.
* * *
Я бегу вверх по эскалатору, иногда сталкиваясь с идущими мне навстречу людьми, и взношусь вверх по лестнице из подземного перехода.
И тут - стоп.
Вспоминается, как позавчера у меня вибрировал мобильник - как раз тогда, когда я, испугавшись летающего пакета для мусора, впал в ступор. Так вот - он вибрирует снова, принимая смс-сообщения…
Я просматриваю смс-ки, которые мне уже давным-давно никто не шлет, ну, из людей, спам я не считаю, и вот, за последние минуты их набралось уже несколько:
"Где ты?"
"Кто ты?"
"Как тебя зовут?"
"Сколько тебе лет?"
ГЛАВА I.VII
Перекрестки следует либо избегать, либо проходить быстро, ни на кого не оглядываясь, и уж тем более не отзываясь на оклики.
Как раз тогда, когда умер отец, ну, спустя где-то две-три недели, вся моя жизнь вдруг кардинально изменилась.
У меня вдруг возникла сильнейшая необходимость всякий раз, куда-либо отправляясь, заранее хорошенько обдумывать все свои маршруты - и не приведи господи оказаться вблизи какого-нибудь кладбища!
Бледные, почти прозрачные, или не совсем прозрачные, или совсем не прозрачные души умерших блуждали вокруг мест своего упокоения, даже нет - не упокоения (его у них-то как раз-таки и не было!) а захоронения, мыча и завывая что-то, мучаясь, стеклянными глазами в которых кроме вопроса: "что со мной?" - ничего не было, разглядывая, для них, наверное, странных, идущих мимо и их не замечающих живых.
В многоэтажках по подъездам расхаживали мрачные, либо наоборот - чрезмерно энергичные и ехидно-веселые демоны, а ангелы концентрировались ближе к центру города.
И те, и другие, время от времени в разных местах выставляли свои "метки" - огромные камни, либо стелы, некоторые из которых блистали, как молнии, а другие, наоборот, пугали своими мясного цвета "текстурами". "Метки" использовались ангелами и демонами для сбора вместе, но много их там никогда не было - не больше четырех-пяти.
И неприкаянные мертвые, и ангелы, и демоны были, за редким исключением, вполне себе общительными персонажами, если к ним обратиться. До обращения же к ним они не обращали на меня никакого внимания. С ними, конечно, можно было говорить, только при этом следовало учитывать, что все остальные вокруг (люди. Люди!!) не видят того, что видишь ты - и быть осторожным, как бы тебя не упекли куда подальше за разговоры с пустотой.
* * *
Сначала я, конечно, думал что сошел с ума и все эти видения - плод моего больного воображения. Но после, сумев-таки преодолев панику взять свою волю в кулак, я, так и не убедив себя в болезненной нереальности происходящего понял, что все это - некая параллельная, не видимая глазам обычных людей реальность, которая вдруг, не понятно зачем или за что - открылась мне.
"Приди в себя", "сконцентрируйся", "перестань выдумывать" - это, и подобная ей лабуда больше не работали. Мои видения никак не прекращались, постепенно превратившись в постоянные, и через месяц после того, как начались - уже не уходили, будучи постоянно со мной, и даже наоборот - какое-то время усиливаясь, представляя мне все более и более четкую "картинку", не смазанную, а такую, будто то, что мне видится - реальность материальная.
* * *
Но важно, скажу честно, было другое. Важно было что не смотря на то, что я достаточно быстро сумел адаптироваться и научился делать вид, что ничего не происходит - чтобы другие люди не сочли меня сумасшедшим, тем не менее, всякая встреча с персонажами из другой реальности всегда была для меня столь насыщена непонятно как вдруг входящими в меня сильнейшими эмоциями, явно не моими, а извне, что именно это и представляло для меня самое главное мучение.
Я чувствовал, встречаясь с "параллельными" персонажами, притом сильно, нечто, что было сутью мертвеца ли, ангела или демона.
И если ангельские "эмоциональные вторжения" (как я их назвал) были еще куда ни шло, ангелы, как я вскоре понял, минимально эмоциональные личности, по большому счету простые исполнители не своей воли, то эмоции, окружавшие демонов и мертвецов были настолько мрачными и подавляющими, что могли надолго вывести меня из зыбкого эмоционального равновесия.
Пару раз встретившись с ними в метро я чуть было под поезд не попал, а как-то раз, на улице, забыл куда я иду и еще было дело - как-то забыл какое было время суток.
* * *
Попытки держаться подальше от всех этих личностей "не отсюда" помогали слабо - напороться на демона можно было везде и всегда и обычно встреча с ними происходила именно тогда, когда я блуждал по улицам с целью не повстречаться с другим, обходя того за версту.
Мертвецы концентрировались обычно вокруг кладбищ, но и тут были исключения - как-то раз с одним таким я ехал в лифте, так что эта поездка показалось мне просто вечной. И не дай бог было посмотреть ему в глаза, что бы он что-то не заподозрил.
* * *
"Метки" ангелов, как я уже говорил, были большие сиятельные камни, либо красивые высокие стелы, которые могли расположиться даже на проезжей части дороги, и обычно никаких эмоций не вызывали.
Демонические же "метки" представляли собой конструкции, странные, сложные, утонченные и красивые одновременно, вдоль и поперек испещренные разными символами, знаками и словами. И если обычные люди проходили эти вещи насквозь не заметив, то мне оказаться внутри такой штуки были почти смерти подобным делом.
Даже одно только разглядывание знаков и надписей на "метках" демонов приводило к глубокому эмоциональному "погружению" в их суть, так что потом отойти от этого тоже было трудно. Тем не менее, разумно описать что и зачем было начертано, мне не представлялось возможным.
Разум мой, не смотря ни на что, оставался пуст, а душа переполнялась чрезмерно сильными негативными явно не моими чувствами, терзаясь и ища успокоения. Кроме разных мелочей - типа догадки, что, например, мертвецы с кладбищ могут медленно "дрейфовать" в сторону своих прижизненных жилищ, особым опытом от этого вторжения в духовный мир я не обогащался.
Да и если бы обогатился - кому нужно знать, что ангелы и демоны тусуют у стел и камней?
* * *
Кроме этого, демонов зачастую так окружала музыка, одновременно и манящая и наводящая ужас. Затыкать уши, заслышав ее было бесполезно - музыка была из иного, нежели воздушное, пространства, и проникала сразу в самые печенки. Ею можно было наслаждаться даже, правда тут же приходило понимание, что за этим последует расплата.