За порогом дома, ярко освещенного и такого обыденного; Фелла начали одолевать сомнения. Сидя в столовой, он был твердо убежден, что намерения, ради которых он сюда явился, правильные. Филлис не годится в жены государственному чиновнику такого уровня. Он наблюдал не раз последствия подобных браков. О продвижении по службе можно забыть. Женившись на Филлис, он лишится того подспорья в карьере, которое обеспечивает возможность быть назначенным на новую должность особым указом, а не подчиняться обычной рутине, когда предел мечтаний - это годовой доход тысяч в десять-двенадцать. К примеру, леди Ульрика нынче явно готова оказывать ему покровительство, но, если он вступит в нежелательный брак, трудно будет ожидать, что она не передумает. За обедом все это представлялось ему вполне ясным, и хотя при мысли о предстоящем разговоре с Филлис - такой нежной, очаровательной, любящей его так преданно, так восторженно - ему сделалось не по себе, он тем не менее был уверен, что обязан порвать с ней, пока это можно сделать без ущерба для своей чести.
Но теперь все резоны, относящиеся к восхождению по социальной лестнице, столь важные в обществе, которое он только что покинул, начали меркнуть, уходить на задний план и превратились наконец в мишуру, нечто нереальное - подобное происходит с огнями и сумятицей большого города, когда устремишься всей душой к радостям домашнего очага. Покой природы, ее бескрайние просторы - вот та незыблемая реальность, с которой полностью гармонирует его любовь. Им с Филлис уделен в этом мире свой уголок. Если бы Фелл мог сейчас, как месяц назад, ступить с нею под темные тисы на озерном берегу и заключить ее в объятия, последним сомнениям тотчас пришел бы конец. Перед лицом величия природы они с Филлис почувствовали бы себя единым целым; взгляд с этого престола на людскую суету, такую призрачную и ничтожную, убедил бы их, что она достойна лишь презрения…
Голос Грэтрикса прервал череду его видений.
- Да ты поэт, Фелл. Наверно, ощущаешь в такие вечера нечто особое? Они для тебя много значат?
- Видишь ли, - начал Фелл, колеблясь на грани признания, - у меня имеется причина; именно сегодня…
Грэтрикс обернулся и посмотрел на него.
- Я бы не стал, - проговорил он. - Потом пожалеешь. Лучше не рассказывай. Знаю, по виду я романтик, но видимость обманчива. Харрисон говорит, мне самое место среди пиратов. Но он ошибается - мое место среди юристов. Вот послушай, о чем я думал, рассматривая вид, из-за которого ты расчувствовался. Я думал, нехорошо это, когда в двух шагах от дома находится озеро, - нездорово. И эти темные тисы мне тоже не по вкусу. Унылые какие-то, меланхоличные.
Фелл вздрогнул:
- Унылые - да. Но они подходят к окружению.
- Слишком подходят. Не знаю, Фелл, может, мне передается твое настроение, но меня нынче вечером стали одолевать суеверия. Какое-то чертовское здесь царит затишье, словно вот-вот грянет беда.
- Или произойдет чудо? - предположил Фелл.
- Скорее всего, мы говорим об одном и том же. Я усвоил привычку выражаться прозаическим языком, когда хочу привлечь внимание читателей. А "чудо" в заголовке передовицы выглядело бы либо как клише, либо как красивость.
Фелл, казалось, не слышал этого объяснения. Его взгляд был прикован к Ортон-Парку, расположенному на возвышенности по ту сторону озера, напротив сада Харрисона. Небосвод медленно угасал, зелень дерна и деревьев сгущалась в сплошную темную массу, едва отличимую от траурной тени тисов. Недавно, в ровном закатном освещении, они обрели отчетливую, едва ли не чрезмерную выпуклость, теперь нырнули в недолговечную темень, чтобы вскоре, поменяв цвет и очертания, приветствовать таинства луны. Только озеро все еще светилось слабым светом, отражая последний проблеск вечерней зари на севере. Вблизи островка расходилась веером ленточка ряби цвета индиго: ее оставила, спеша под укрытие камышей, какая-то припозднившаяся водная птица; в затишье наступавшей ночи, как воображалось Феллу, можно было расслышать даже неуловимо тихий плеск мельчайших волн, которые торопливой чередой набегали на песчаный берег.
- Редкостный покой, - пробормотал Грэтрикс. - Пожалуй, нам пора вернуться к другим?
- Да, наверное, - послушно согласился Фелл. Да и что ему оставалось делать. Он не мог сейчас отправиться в деревню Лонг-Ортон, чтобы пригласить Филлис прогуляться с ним к озеру. А без нее все великолепие ночи пропадало зря.
Между тем ночи еще предстояло явить себя в полном блеске; не ранее чем Фелл со вздохом досады повернулся, чтобы следовать за Грэтриксом под кедр, к едва видимой группе гостей, в небе просияла полная луна - медно-красный диск, висевший как будто над самой линией восточного горизонта.
Фелл помедлил, любуясь видом; еще немного, и он презрел бы банальные вежливые разговоры на лужайке и отправился в деревню. Не так часто выдается ночь, столь благоприятная для тихого уединения влюбленных: ясная, безмятежная, таинственная. Однако сидевший в нем автомат - чиновник со всеми полагавшимися ему правилами и привычками - неумолимо нес Фелла туда, где его ожидало благопристойное времяпрепровождение в приличном обществе и милостивое покровительство леди Ульрики Мор.
Молча приблизившись к лужайке, Фелл услышал звонкий, музыкальный голос Лесли Вернона:
- По крайней мере, Харрисон, вы могли бы позволить человеку изложить свои доводы.
2
К тому моменту, когда к группе присоединился Грэтрикс, перепалка уже миновала начальную стадию. С Харрисоном, с тех пор как он вышел в сад, явно что-то случилось. В доме он без умолку, словно опасаясь молчания, болтал о России, теперь в нем не было заметно прежнего раздражения, стоявшего за его лихорадочной, словно в пику кому-то, говорливостью.
Теперь, когда Харрисон устроился в самой глубине удобного плетеного кресла, в позе, позволявшей видеть только грудь рубашки, расплывчато белевшее лицо и случайный огонек на кончике сигареты, от него веяло относительным миролюбием. Казалось, он был согласен прислушаться к словесным наскокам Вернона, а вернее, до них снизойти.
- Слушайте, Харрисон, - начал Вернон. - Почему вы не хотите затрагивать эту тему?
- А что я могу сказать нового? - отозвался Харрисон.
- Зато я могу.
Тут решительно вставила свое весомое слово леди Ульрика:
- Как интересно! У вас действительно имеются свежие свидетельства?
- Или только старые, подогретые? - подхватил Харрисон.
- По крайней мере, вы могли бы позволить человеку изложить свои доводы, - произнес Вернон в тот самый миг, когда Грэтрикс присоединился к остальной четверке и, что-то пробормотав, уселся рядом с женой.
- Нам отсюда было видно, Грэтрикс, как ты живописно жестикулировал на фоне заката, - заметил Харрисон, словно вновь хватаясь за удобный предлог, чтобы елико возможно отсрочить дискуссию.
Грэтрикс фыркнул; он прекрасно сознавал, что в присутствии Харрисона постоянно держит себя соответственно навязанной ему роли флибустьера, хотя на словах никогда с этим не соглашался.
- Мы рассуждали о том, как воспринимают закат люди с различным темпераментом, - пояснил он.
- А луну вы видели? - Миссис Харрисон произнесла это тоном человека, затрагивающего пикантную тему.
- Признаюсь, пропустил. Но вот Фелл наверняка ее видел. Похоже, он и сейчас ей поклоняется.
- Ах, но вы обязаны это видеть! - Миссис Харрисон ради своего мужа продолжала уводить разговор в сторону от спиритуализма. - Она похожа на грубую театральную декорацию, вывешенную в небе. Не пойти ли и нам, чтобы вместе с мистером Феллом отдать ей дань преклонения?
Однако никто не тронулся с места, да к тому же вскоре под сень кедра явился и сам Фелл.
- Берите кофе, мистер Фелл, и чего еще душе угодно, - предложила миссис Харрисон. - То есть если сумеете различить что-нибудь в темноте. - Она делала все от нее зависящее, чтобы поддерживать послеобеденную беседу достаточно оживленной. Благодаря ее стараниям минуту-другую продолжался прерывистый обмен репликами, похожий на неуверенные, робкие порывы ветерка перед полным затишьем.
В конце концов Харрисону самому стало ясно, что неизбежное грядет. Как и все прочие, включая его жену, которая храбро билась, но не могла не сдаться, он почувствовал, что разговор состоится. Их подталкивало что-то еще, кроме спокойной решимости Вернона, хотя в самом его молчании ощущалась немолчная нота протеста. Этот другой, более мощный фактор присутствовал как нечто почти осязаемое. Это была сила, которая, истощая их энергию, влекла всех в единый центр.
Никто из присутствующих не сознавал этого острее, чем Фелл, хотя он приписывал растущее безволие другой причине. Сидя рядом с леди Ульрикой, так что ручки их кресел соприкасались, он выстраивал в уме беседу с Филлис, и в этой беседе не было и намека на отказ от любви. Он отдавался мечтам свободно, ничем себя не сдерживая. Более того, ему удивительным образом стало казаться, что мечты тут же сбываются, словно бы в эти самые мгновения их с Филлис души соприкасались и между ними возникала нерасторжимая связь. Фелла влекло все выше в горние пределы нереального, божественного восторга, но тонкий высокий голос Харрисона вернул его на землю, и он вздрогнул так, словно, едва задремав, был немилосердно вырван из сна оглушительным стуком дверей.
- Хм-хм! Ну-с, Вернон, - говорил Харрисон, - мы все ждем, чтобы вы изложили свои доводы.
Кресло Вернона скрипнуло, как будто он резко подался вперед.
Эта начальная минута, когда, благодаря непредсказуемому акту всеобщего согласия, все противоречия были на время отложены в сторону и оппоненты решились по крайней мере выслушать друг друга, совпала с наиболее темным временем. Теперь же луна, поменявшая цвет с медного на латунный, соизволила подняться над крышей дома и придала материальность и форму всем предметам, заново сотворявшимся в глубине ночи. Но Вернона, когда он заговорил, по-прежнему не было видно; его воспринимали только как голос, со все большей четкостью вешавший из тишины и теней.
Его речь была хороша, он спокойно призывал к непредвзятому исследованию всех новейших "фактов", касающихся загадок человеческой психики. Свой предмет он знал досконально, перечислял примеры, ссылался на авторитеты, выстраивая теорию, которую, как решили леди Ульрика, Фелл и даже Грэтрикс, будет весьма трудно опровергнуть.
Харрисон ни разу его не прервал; когда Вернон делал краткие паузы, казалось, что безбрежная тишина ночи смыкалась вдруг еще теснее вокруг группки собеседников, собравшейся под кедром. Равномерный поток слов напоминал свечку, слабо горящую в темноте; только когда она погасла, слушатели заново вспомнили себя и свое окружение. В секунды особенно тягостной, почти болезненной тишины собравшиеся непрерывно ерзали и покашливали, чтобы восстановить связь с привычным миром. Скрипели кресла, кто-то вздыхал, Грэтрикс однажды зычно откашлялся.
К концу долгой речи тон Вернона сделался более эмоциональным. Он стал рассказывать о материализации, о странной, пока еще не познанной форме материи, известной под условным названием "эктоплазма" или "телеплазма"; ее источает тело медиума, она проявляется в видимых формах и может быть сфотографирована, она способна манипулировать материальными объектами.
- Я заявляю, что существование этой материи доказано, - заключил Вернон. - При благоприятных условиях медиум способен создать некую форму - доступную зрению и осязанию, имеющую вес и успешно имитирующую любые внешние проявления материальной реальности. Не стану утверждать, что этот поразительный феномен подтверждает бессмертие души, однако скажу вот что: пока вы не предложите другую гипотезу, не противоречащую внушительному своду доказанных фактов, у вас нет права выдвигать какие-либо мнения касательно психических исследований.
Побледневшая луна, похожая теперь на начищенную латунь, увенчала собой верхушки деревьев за домом; ее тонкие лучи пронзали там и сям мрачную сень раскидистого кедра; один луч упал на обнаженное, словно бы мраморное плечо леди Ульрики, другой скользнул по гладким светлым волосам Лесли Вернона. Этих отблесков, а также неяркого рассеянного света от других источников хватило, чтобы разогнать унылый, давящий сумрак, который окутывал лужайку и участников беседы. Они уже отчасти различали друг друга: кто-то представал тенью на светлевшем фоне, кто-то слабо светился, попав, вероятно, под яркий лунный луч, нашедший себе дорогу сквозь прорехи в многослойной листве.
Ветер все так же спал, ни единым порывом не нарушая полнейшего затишья, но лунный свет все же сказался на настроении собравшихся. Когда Вернон смолк, все другие заговорили разом. Многоголосая сумятица затихла только после того, как послышались слова Грэтрикса:
- Того, кого не убеждают ни Стейнтон Мозес, ни Лодж, не убедит ничто, даже если на его глазах воскреснет мертвец.
Миссис Харрисон звонко рассмеялась:
- Это нужно запомнить.
- Но речь совсем не идет о воскрешении мертвецов, мистер Грэтрикс, - вмешалась леди Ульрика. Чувство юмора ей было не свойственно.
Вернон, вероятно, почувствовал, что нелепое вмешательство сводит на нет эффект от его долгих разглагольствований.
- Ладно, Харрисон, каков будет ваш ответ на мои доводы? - слегка повысив голос, спросил он.
Харрисон начал сбивчиво, это ясно свидетельствовало о том, что его все же одолевает раздражение.
- Даже… даже если мы примем на веру эти выкладки, не вижу, Вернон, как они доказывают истинность вашей теории. Я занимался этим вопросом вплотную и… и без предвзятости и могу сказать одно: не вижу никаких причин считать, что нам когда-либо поступали послания от духов умерших. Думаю, спор идет именно об этом положении, и мне непонятно, какими особенными доводами вы его подкрепили. А вы, Грэтрикс, что скажете?
Грэтрикс проворчал что-то невнятное. Лунный луч уперся в самую выдающуюся деталь его лица, и создалось впечатление, будто оно целиком состоит из носа.
- Вы не согласны с моим объяснением фактов, Харрисон? - упорствовал Вернон.
- А… а с какой бы стати? Не вижу причин. Вы меня нисколько не убедили в состоятельности ваших примеров. На настоящем этапе я согласен продолжать исследования, но не формулировать теории. Мое мнение таково, что до сих пор собранных свидетельств недостаточно, чтобы строить теорию.
- Ах вот как! Ну за этим дело не станет. - Впервые в голосе Вернона прорезалось волнение. - Неужели вам не ясно, что все эти случаи, взятые вместе, представляют собой лишь первые этапы познания, которое нас ожидает? Это всего лишь признаки того, что эволюция человеческого рода вступила на новый путь, что грядет новая эра… эра Духа. Дни материализма сочтены, а наши робкие опыты вызовут улыбку у будущего поколения.
Вы спрашиваете, откуда я знаю? Я не могу объяснить это понятными вам словами. Большая часть моего знания основана на интуиции, но интуицию, и даже мистицизм, не следует больше отделять от науки и разума. Я чувствую: этот синтез лежит в основе новой доктрины. Материальные доказательства мы еще получим; в будущем религия и наука сольются воедино.
- В точности мои слова, - подхватила леди Ульрика.
Проповедь Вернона вывела Харрисона из себя. Он попытался заговорить, но голос ему не подчинялся, срываясь на невнятный фальцет.
- И… и… я… - пропищал он. Чтобы заговорить членораздельно, ему пришлось подняться на ноги. Он начал заново: - Нет, нет! Род религии, основанный на спиритуализме, - как можно рассчитывать, что разумные люди клюнут на подобный бред! Какой-то предполагаемый дух устами безграмотной старухи станет вещать нам убогие банальности, их перескажет потом на пиджин инглиш с ужимками избалованного дитяти так называемый "контролер", и мы должны будем все это выслушивать? Нет-нет, я решительно не согласен принимать этот абсурд всерьез. Я… я нисколько не желаю подражать легковерию господ Лоджа, Барретта и Крукса… нисколько не желаю. Я… да это глупость, и ничто больше. Даже чтобы это обсуждать, мне и то не хватает терпения. Кто идет любоваться луной? - Не дожидаясь ответа, Харрисон обратил к кедру спину и - маленький, всем своим обликом выражавший возмущение, - зашагал на свет, к саду.
Остальные шестеро нестройной чередой потянулись за ним.
Эмма Харрисон явно испытывала облегчение, оттого что дискуссии пришел конец.
- Я говорила, ничем, кроме ссоры, это не закончится, - объясняла она Грэтриксу, который рядом с нею, миниатюрной и хрупкой, выглядел настоящим великаном. - Чарльз не умеет говорить спокойно на эти темы. По-моему, он просто молодец, что так долго терпел. Ни к чему нам весь этот вздор. Правда, мистер Грэтрикс? - Миссис Харрисон понизила голос, переходя на доверительный шепот: - Мне всегда казалось, что наша дорогая леди Ульрика, бедняжка, сделана из того же теста, что и большинство медиумов. Ну, вы понимаете: крепко сбитая, уравновешенная, звезд с неба не хватает.
- Удивляюсь, почему это медиумы, как правило, такие тупые. - Грэтрикс тактично уклонился от того, чтобы открыто согласиться с описанием леди Ульрики, прозвучавшим из уст хозяйки дома.
Некоторое время гости парами бродили по лужайке. Исключение составил Харрисон, немного отдалившийся от других: он беспокойно расхаживал туда-сюда, то ли избывая раздражение, то ли изобретая по-настоящему убедительный довод, который бы помог раз и навсегда разделаться с Верноном.
Луна успела подняться еще выше, но с ней произошло новое преображение. Небо затянула пелена легких перистых облаков и выбелила медь луны, превратив ее в серебро. Она же приглушила освещение в саду. Тени сделались менее резкими, блики - менее яркими.