– Например некие странные артефакты, которые находят невообразимо где? Следы ботинок рядом с лапами динозавров, катушки всякие в кусках угля, какие-то гальванические элементы в горшках?
– Ты о багдадской батарейке? Хоть представляешь, что это такое?
– Как же! Горшок для хранения древних свитков, приспособленный, чтобы получать электрический ток.
– То-то и оно, что для свитков. Только вот никто не обратил внимания на то, что таких горшков на руинах Парфянского царства было найдено сотни. И только один из них похож на батарейку.
– Я бы и сам мог сделать такой элемент.
– Вот и ответ.
– Ты хочешь сказать, что это твое произведение?
– Нет. Но любой знающий человек мог взять горшок, который в те времена служил вроде суперобложки для какой-то книги, выбросить оттуда книгу и вставить два куска металла. Залил немного винного уксуса – вот тебе и багдадская батарея.
Глеб улыбнулся.
– Но если ее сделала не ты, то кто же?
– Догадайся сам.
– Зонгар!
– Больше некому.
– Но зачем?
– А я почем знаю? Хотел зарядить мобильник или что-то в этом роде. Устройство надо было уничтожить, но он так и оставил загадку для сторонников палеоконткта. Это еще ерунда, какая-то глиняная батарейка, которую никто не воспринимает всерьез. Я ж вообще растяпа, как ты уже знаешь. Мои познания в реальностях весьма условны, фрагментарны. Все, что мне надо в каком-нибудь тридцать третьем веке – это найти и спрятать Джинна.
Глеб с любопытством уставился на нее:
– Ну, и как там погода, в тридцать третьем?
– Да нормальная погода. Как сейчас. Птички щебечут, змейки на солнышке греются. Только вот людей нету ни одного.
– Как это?
– Очень просто. Нет там людей и все.
Лара опустила глаза. Глеб понял, что она больше не собирается продолжать эту тему.
* * *
Нет, это уже слишком! Одно дело отвечать молчанием на какие-то частные вопросы, вроде свойств характера ее любимого Зонгара и так далее, другое – ошеломить такой чудовищной вещью. Нифига себе: в будущем больше нет людей!
Глеб хорошо понимал, что ничего не добьется, потребовав прямого ответа, и пошел на хитрость, решив разговорить девушку.
– Расскажи мне о Лемурии, – попросил он тихим, проникновенным голосом.
Лара подняла на него усталые глаза, казавшиеся в полумраке темными.
– Лемурия… – произнесла она и замолчала надолго, затем все же заговорила, откинувшись навзничь на матрасе и глядя в потолок, где волновалась золотая пыль в солнечных лучах второго дня их заточения.
…Континент немногим уступал Австралии, его окружали многочисленные острова, два из которых были настолько большими, что Лемурию называли страной трех островов.
История уходила в прошлое очень далекое, в те времена, когда не существовало ни Египта, ни Шумера. Первые города возникли где-то пятьдесят тысяч лет назад по нашему исчислению. После многих войн три островных государства объединились в одно, и в стране наступил покой. Лемурия процветала в тени своих садов, за гранью океанских волн. Именно так, вроде как стихами, продекламировала эту фразу Лара.
Отрезанные от остального мира, лемурийцы долгое время считали, что вся Земля – это и есть их острова, омываемые безбрежным океаном. Много раз правители отправляли флот во все четыре стороны света, но корабли исчезали бесследно. Если какие-то моряки все же возвращались, то они рассказывали, что повсюду простирается лишь водная пустыня без малейших признаков земли.
Были среди лемурийцев и своеобразные колумбы, которые горели желанием обогнуть земной шар и возвратиться на родину с противоположной стороны, но если наш Колумб имел конкретную цель, то религия и наука Лемурии уже не допускали существования каких-то иных земель, считали этот вопрос проверенным и закрытым, а финансировать увлекательные морские прогулки никто не желал. Впрочем, как-то само собой были открыты и Австралия, и Азия, и Америка. К тому времени территория была перенаселена, и строить отдаленные колонии уже стало просто жизненной необходимостью. Так возникли государства вне пределов Лемурии – по всему побережью Тихого океана. Все они были тесно связаны с митрополией, и когда митрополия исчезла с лица земли, их жителям пришлось начинать все сначала. Катастрофа принесла с собой и огромные разрушения: серия цунами уничтожила прибрежные города, тысячелетиями накопленный опыт был утрачен, одичавшее человечество расселялось по оставшимся материкам, где со временем развились новые цивилизации – от древнего Китая и Египта до американских империй.
– Все погибло, – с горечью проговорила Лара. – Правда, многое со временем было выстроено заново, чуть ли не в точности повторяя то, что уже было.
– Например? – удивился Глеб. – Ну, пирамиды – это понятно: каждый дурак додумается до такой формы…
– Пирамиды были везде, – Лара улыбнулась, что было для нее довольно редким явлением, – кроме Лемурии. Мы ухитрились миновать эту стадию. Я говорю о другом. Сооружения, очень похожие на Тадж-Махал, Парфенон и многие другие, существовали и у нас. Я думаю, что это то же самое, что и дежавю времени. Более того: вы повторили самые лучшие наши книги.
– Не может быть!
– И тем не менее! Приключения грека Одиссея, история с Троянским конем, месть Гамлета… Помню еще, что один роман вашего русского Достоевского существовал на лемурийском языке.
Глеб даже присвистнул от удивления, хотел было спросить, какой именно роман, но передумал.
Голос Лары звучал глухо, она вспоминала какие-то подробности, перескакивала с одного на другое: говорила то о музыке и книгах, безвозвратно утраченных, то о летательных аппаратах…
– У вас были даже самолеты?
– Нет. Что-то вроде дирижаблей. Неуклюжие тихоходные машины, не способные перелететь океан.
– А я уж было подумал, что Наска – один из ваших захудалых аэропортов.
– Наска? Пустыня в горах, где на земле начертаны гигантские рисунки?
– Которые можно увидеть только с большой высоты. Явные знаки для аэропланов или космических кораблей.
– Чушь это все. Просто дикари, что жили в тех местах, рисовали свою реальность для своих же вымышленных богов. Твоя голова забита совершенно банальными мифами. Вам очень хочется, чтобы древняя цивилизация была какой-то супер. А на самом деле мы были, что называется, в бронзовом веке.
– Лара, – сказал Глеб. – А почему ты не попыталась предотвратить катастрофу? Ведь причина ее ясна, а ты можешь перемещаться во времени…
– Нет, – прервала девушка. – Я пробовала много раз. Моя Лемурия гибнет в любом из вариантов будущего. Джинн уничтожил ее.
– А человечество? Ты говорила, что в будущем нет людей…
– Увы.
– Что случилось с людьми?
– Не знаю. Все просто исчезли. Города остались. Все это зарастает травой, деревьями. Время от времени рушится какой-нибудь небоскреб. Это, конечно, потрясающее зрелище.
– Когда это произошло?
– Точно не знаю. Через десять лет все еще на месте. Через двадцать лет – тоже, но люди какие-то странные… Я пробыла там недолго, не разобралась, в чем дело. Да и не нужно мне оно.
– В каких местах ты была через двадцать лет, в каких городах?
– Так уж я и помню! В Лондоне и в Москве – точно.
– Что же странного в тогдашних лондонцах и москвичах?
Лара нахмурилась:
– Не соображу. Вроде бы, самые обыкновенные люди. Но в лицах какая-то хмурость, печаль. Будто все озабочены чем-то одним, особым.
– Ну, а дальше? Лет на пятьдесят ты продвигалась?
– Лучше не вспоминать. На пятьдесят не приходилось, а вот на семьдесят – да. Стены домов, что уцелели, там полностью заросли деревьями, в этих домах живут… – Лара сморщилась. – Какие-то волосатые существа, похожие на людей, коричневые и белые, иные какие-то вообще пятнистые. Раз я видела, как двое напали на одного и сожрали его.
– Морлоки… – пробормотал Глеб. – Морлоки без эолов.
– Они, родимые. Только еще через сотню лет и их не стало. Кругом лишь заросшие руины. Много всяких птиц, зверья. Через три тысячи – вместо городов едва заметные холмы. Все труднее найти могильник. Да и призраки из них исчезли. Все это не имеет значения, поскольку прятать Джинна уже совершенно негде.
– Гибель человечества не имеет для тебя значения?
– Имеет значение гибель моей родины. Все, что было потом, я воспринимаю, как сон. Или кино.
Так вот оно что! Значит и его, Глеба Славина, эта девушка, которая сама, как Лара Крофт, воспринимает не иначе, как некоего киногероя, эдакого и в самом деле Индиану Джонса…
Внезапно он услышал за воротами признаки активности. Какие-то люди подошли к охраннику, заговорили с ним. Тот отвечал с почтением, Глеб явно расслышал слово "командир". Похоже, настал час исторической встречи с самим Доцоевым. Зонгар тоже был за дверью: Глеб узнал его низкий голос. Лязгнул засов. Дверь пропустила только Зонгара.
– Командир не желает с нами увидеться? – спросил Глеб.
– Почему же? – дружелюбно проговорил Зонгар. – Очень даже желает.
Он подошел к Ларе и приветствовал ее, вероятно, на языке лемурийских жестов: ладони, раскрытые вверх и чуть вознесенные над плечами. Лара ответила тем же жестом. Затем Зонгар протянул руку, и Лара молча вложила в нее дудку, которая послужила вчера приманкой.
– Собственно, Доцоев, – сказал он, – это и есть я.
* * *
– Это значит, – сказала Лара после долгого молчания, – что ты решил наконец взять мировое зло в свои собственные грязные руки?
– Почему бы не попробовать? – ответил Зонгар. – Решил вот, так сказать, вочеловечиться. С чистыми, межпрочим, руками.
– Но ведь ты, как и я, дал клятву не желать ничего для себя!
– Я дал, я и забрал. Клятва была дана во имя безопасности людей. Теперь я так не считаю. Думаю, что пора заняться проблемой человечества в целом. Думаю, что в этом-то и была ошибка.
– Много же тебе потребовалось времени, чтобы понять это, – сказала Лара.
– Да не во времени дело, а в самом человечестве! – воскликнул Зонгар. – Все шло нормально, тысячелетиями ничего не менялось. Но буквально в последние годы что-то с ними произошло. Люди стали портиться буквально на глазах.
– Это твои личные наблюдения? – грубо спросил Глеб.
– Безусловно. Я многажды бывал на рубеже последних двух веков. Еще тридцать лет назад эта цивилизация была вполне сносной. Патриархат и прочее. Как и три тысячи лет назад. Но вот в нынешнее время все стремительно покатилось, словно с горы.
– Что покатилось? – настаивал Глеб. – Почему я ничего такого не вижу?
– Да ты сам живешь только в этом времени и не замечаешь ничего изнутри. Человечество можно сравнить с неким сложным механизмом. И вот, в этом механизме сломалась какая-то важная деталь. Ты думаешь, что создатель всемогущ и совершенен? Но он просто конструктор. Сделал, создал. Какое-то время это работало, теперь работать перестало.
– Но ведь он создал людей по своему образу и подобию, как говорится в религиях.
Лара хихикнула, Зонгар посмотрел на нее и ответил улыбкой. Вновь обернулся к Глебу, уже строгим лицом:
– Ты соображаешь, как нелепа эта фраза? Если бы это было действительно так, то и каждый из вас был бы таким же, как он. То есть, жил бы вечно, мог бы небрежно творить миры за шесть-семь дней… Да и вы все выглядели бы точно так же, как он.
Лара опять улыбнулась:
– Трудно представить такое человечество, полностью состоящее из богов. В том-то и дело, что он один. Мы – это всего лишь его произведения, скульптуры.
– А как же "по образу и подобию"? – протянул Глеб.
– Что ты все повторяешь, как попугай из Карленского леса? – сказала Лара.
– Он никогда не был в Карленском лесу, – вставил Зонгар.
– Не важно. Из какого-нибудь местного леса.
– В здешних лесах не водятся попугаи, – теперь уточнил уже Глеб.
Беседа приняла вполне дружелюбный характер, и Глеба это радовало.
– Ты же атеист, – продолжала Лара, – и хорошо понимаешь, что религии – это всего лишь книги, написанные людьми. На основе событий, которые имели место, но интерпретация их была ложной.
– Интерпретация, – вполголоса проговорил Зонгар. – Запомню и это слово.
Глеб вдруг понял, что лемуриец обучается русскому языку на ходу. Как и Лара. Он давно заметил за нею, что с каждым днем ее речь становится все более сложной и правильной. То же самое происходило и с Зонгаром, только тот учился в среде своих боевиков, а Лара – в обществе Глеба.
– При чем тут атомная электростанция? – резко спросил Глеб.
– А ты разве и сам не догадался? Кое-кто возжаждал сотворить в степи маленький пионерский костер.
– Глеб никогда не был пионером и не знает, что это такое, – напомнила Лара.
– Мне рассказывал отец… – начал Глеб, но осекся.
Меньше всего ему хотелось в этот момент думать об отце. Он сказал, не скрывая своего грубого ехидства:
– Ну, взорвете вы с Джином эту расхлябанную станцию, ну, заявишь ты о себе как о новоявленном властелине мира – ну и что? Думаешь, на это купятся? Думаешь, сразу поверят, что если Доцоев голодными степями подобрался к одному объекту, то сможет проделать то же самое и с другим? Или же ты собрался колесить по свету, возжигая свои пионерские костры, а затем чего-то от людей потребовать? Чего? Золота? Власти? Чего ты добиваешься-то в конце концов?
– Может быть золота… – неопределенно протянул Зонгар. – Может – и власти. И лучших девчонок, разумеется!
– Все это мы уже проходили. Господи! Да ты сам и проходил! Македонский захватил полмира, Гитлер то же самое. С твоей кривой помощью.
Зонгар тускло посмотрел на Глеба.
– Ошибка обоих была в том, что они не учли человеческий фактор. Но теперь будущее в моих руках.
И он хлопнул себя по карману. Только сейчас Глеб понял, что именно в этом кармане и лежит старая армейская фляжка.
* * *
Запор свинарника лязгнул, в помещении снова установились дымные солнечные лучи. Шаги Зонгара какое-то время были слышны по мягкости земли, затем растворились в ней.
– Он снял охрану, – задумчиво проговорил Глеб. – Я думаю, что взрыв готовится с минуты на минуту.
– Я все поняла! – вдруг вскричала Лара. – Взорвать станцию – не главная цель Зонгара. Все, что ему нужно – это немного вещества, которое хранится в одном из этих зданий.
– Урана из реактора? Плутония?
– Что-то в этом роде. Он хочет, чтобы Джинн сварил ему зелье… Вспомнила! – вдруг вскричала Лара. – Вот что мне показалось странным в тех людях будущего. Там не было детей. Ни нянюшек с колясками, ни карапузов, ни школьников. Только люди средних лет и старики. А те чудища в развалинах… Да это как раз и были одичавшие, заросшие с головы до ног старики и старухи.
– Постой-ка! Так значит, что в какой-то момент люди перестали рожать. Все просто состарились и умерли естественной смертью. Вот почему лет через двадцать Лондон и Москва показались тебе такими странными. Города без детей. Человечество было поражено бесплодием и знало об этом.
Глеб задумался: все сходится! Если некая катастрофа произойдет в этом году, то через двадцать лет на Земле и вправду не будет детей, а через сто человечество просто-напросто вымрет.
– Это и нужно Зонгару. Для этого он и оказался в здешнем времени.
– Верно гутарите! – раздался вдруг совсем близко низкий голос.
Никуда он не уходил, просто протопал по тропе громко, а затем на цыпочках вернулся, как хитрый ребенок.
– Мои люди, террористы, как вы их называете, – продолжал Зонгар, – уже отъехали на десяток километров и ждут взрыва. Возбуждены все, радостны. Действительно, веселый план: враз получить полное господство над миром. И все девчонки твои. Но у нас с Джинном другие планы…
Глеб услышал, как Зонгар похлопал себя по карману с фляжкой.
– Не путай сюда Джинна! – крикнула Лара солнечной щели в пылинках. – Ему давно ничего не известно ни о каких планах, – это она сказала уже Глебу.
– Слушай, не болтай лишнего, а? – строго сказал Зонгар и добавил несколько слов по-лемурийски.
Лара также ответила на этом певучем языке, и какое-то время Глеб искренно наслаждался музыкой их препирательства. Ему даже показалось, что он кое-что понял из диалога, поскольку все же сдавал в универе древние языки, а в лемурийском явно звучали их корни.
Так, например, он был уверен в том, что самую важную тайну Джинна Лара ему поведать вовсе не собирается, и пусть Зонгар будет спокоен на этот счет…
– Джинн не может ничего сделать сам, – сказала Лара, обернувшись к Глебу, – по той простой причине, что заклинание, созданное жрецами Зонгара, запечатывает не только сосуд, но и саму волю Джинна. Черная, неблагодарная свинья! – что-то в этом вроде вскричала она через дверь уже по-лемурийски, но Глеб понял общий смысл тирады.
– Да остынь ты, девушка, – миролюбиво отозвался Зонгар. – Не он ли угробил Лемурию? Не он ли хотел изничтожить человечество вообще?
Лара молча прикусила губу.
– Я просто решил закончить его дело. Причем, самым безболезненным способом. Безо всяких цунами и выдергивания заснеженных скал из коры планеты. Я все-таки не дантист, а большей частью педиатр. Все будет тихо и мирно. Над станцией вырастет скромный грибочек, а атмосфера планеты наполнится неким чудесным снадобьем, от которого люди больше не смогут творить кое-какие делишки.
– Ты это серьезно? – спросил Глеб. – Радиация, конечно, может обесплодить, но сколько ты рассчитываешь добыть ее на одной-единственной АЭС?
В ответ послышался скрипучий смешок.
– Эта одна-единственная АЭС лишь продемонстрирует Джинну свое устройство. Он поймет, что и как надо делать. И через несколько минут я распотрошу все ядерные реакторы планеты.
ЭКСПЕРИМЕНТЫ С ПЛУТОНИЕМ
– Ты с ума сошел! – вскричал Глеб.
– Я не могу сойти с ума, даже если сам захочу, – ответил Зонгар и принялся насвистывать какую-то грустную мелодию.
– Так попроси Джинна, чтобы он снес тебе мозги! Только не смей делать этого!
Зонгар продолжал свою песнь, не обращая внимания на Глеба.
– Послушал он тебя, как же! – сказала Лара.
Глеб пододвинул к стене ящик, они выглянули наружу. Взгляд автоматически отыскал градирни АЭС, едва различимые в сиреневой дымке. Затем, будто панорамируя камерой, Глеб сфокусировался на действиях Зонгара. Тот извлек из кармана фляжку, свернул крышку, крышка брякнула об алюминий, зависнув на цепочке. Раздвинул ладонью траву и воткнул фляжку в землю. Опустился на колени и сложил руки под реденькой бородой. Губы его часто зашевелились.
– Нельзя допустить этого! – вскричал Глеб.
– Это уже произошло, – спокойно ответила Лара. – Я видела будущее Земли.
– Ты видела всего лишь один из его вариантов. Надо немедленно отобрать Джинна у Зонгара. Послушай, – Глеб схватил Лару за плечи и развернул к себе. – Только теперь я понял, куда и когда надо переместить его.
– Он все равно его найдет! Везде и всегда.