Антропофагия, как способ - Татьяна Акимова 6 стр.


* * *

Шаги были совсем близко.

Заруцкий попытался повернуть голову на шум, но вдруг, лицо его закрыла плотная материя.

Следом он почувствовал, как общий узел был ослаблен. Расстояние между лодыжками и запястьями увеличилось, но руки были дополнительно закреплены на чем-то холодном.

"Крюк!" - Осенило Заруцкого. И в этот момент он всё вспомнил.

Цепь вновь зазвенела, и автоподъемник начал тащить его вверх за руки.

* * *

Три года счастья пролетели как один день.

Несмотря на отсутствие помощи со стороны родственников Лизы, (родных у любимого не было), и окончание его стажировки, вместе они справлялись с буднями.

Она переехала к нему, продав свою часть квартиры. И, по его совету, перевела вырученную сумму в доллары.

Он писал кандидатскую, искал стоящую работу и встречал её по вечерам после смены отработанной на продуктовом рынке.

Но все тягости быта забывались, когда вечерами он шептал ей на ухо:

- Знаешь… у меня больше никогда не будет такой, как ты!

От этих слов у Лизы становилось тепло внизу живота. Это тепло поднималось выше – к сердцу, проходило гортань, и заполняло голову ангелами.

* * *

Сергей сел возле окна.

Пальцы нервно постукивали в такт каплям, струящимся по стеклу.

Вот уже несколько лет, он не выходил из дома, и смотрел в окно, только если шел дождь.

Его жена любила дождь. И всякий раз радовалась – когда перерыв между дежурствами Сергея выпадал на дождливые выходные.

Тогда они могли валяться целый день в кровати, и нежиться в сладкой дрёме.

- Мы с тобой "котики"!

- Почему "котики"? – Удивлялся Сергей.

Жена улыбалась, и нежно поцеловав его в нос, отвечала:

- Потому, что у нас - "лежбище морских, ленивых котиков"! И сейчас из соседней комнаты, приплюхает ещё один!

Вслед за нарочно громким окончанием фразы, в комнату влетала дочь, и плюхалась к родителям поперек кровати.

Сергей вспомнил, как искал виновника, скрывшегося с места аварии. Как поднял влиятельных знакомых – он был хороший хирург.

Но, чем дальше, тем отчетливей ниточки тянулись к Лубянке, и в конце концов – их перерезали с той стороны.

Теперь только одна Лиза навещала его.

Приносила продукты, стирала, доставала пластинки, чтобы хоть как-то поддерживать в нем интерес к жизни.

Сергей обернулся и тихо сказал ей – стоящей возле зеркала:

- Будь осторожна.

Затем отвернулся обратно к окну. Дождь бывал не так уж и часто.

Глава 16

Мелкий щебень и грязь летели из-под ног. Она устала, и то и дело спотыкалась, из-за рытвин заполненных черной водой на неосвещённых участках.

Массив, в никем неконтролируемой зоне - на отшибе, в любом городе являлся излюбленным местом для игр "ночной дозор", или для приватных встреч, совершенно определенного типа.

Но за исход этого "свидания" Лиза, впервые за долгое время, не могла ручаться на все сто процентов.

Впереди замаячил одинокий фонарь. "Ну уж нет! Я не куплюсь на такую откровенную провокацию!" - Мелькнуло у неё в голове.

"Хочешь меня как лисичку загнать? Поиграем!"

Лиза остановилась, и быстро осмотревшись, вошла в темный проём между гаражами.

Она слишком осмелела. Традиция диктовала, что возможность столкновения проявляется только после, ритуала близкого знакомства. Ужин в Савое для этого подходил.

Но уже внутри дорогого спорткара, Лизе и полу секунды не понадобилось, чтоб узнать "человека с сигарой".

Ламборджини взревел, рванув с места, а газ, на какое-то время дезориентировал её.

Очнувшись, на просёлочной дороге, Лиза поняла, что она впервые участвует в охоте, где возможная цель – она.

Адреналин с неведомой до этого силой, зверем рвался из клетки. Но вместе, с давно для самой себя, забытым чувством опасности , Лиза ощутила как "космосу" надоело пассивно наблюдать, он искал выход наружу.

Её чувства ещё ни когда так не обострялись. Каждый звук отдавался набатом, запахи проникали сразу в мозг, мгновенно распознаваясь. Она чувствовала себя текущей сукой, загнанной у собственного логова, и оттого наиболее опасной.

Едва заметная тень мелькнула в пяти шагах от убежища.

Лиза не думая рванулась изо всех сил в сторону владельца тени.

Мощный удар битой свалил её с ног.

* * *

Цементный пол кирпичного гаража, отдавал плесенью. Сыростью веяло из смотровой ямы, лампа дневного света освещала лишь заднюю часть с верстаком, и дверью ведущую в следующее помещение.

Лиза сделала расслабляющее движение головой. Сама бы она ни когда не оставила такой роскоши жертве: осмотреть все помещение, да еще и быть просто прикованной к стулу.

Она почувствовала, как сзади кто-то подошел. И попыталась повернуть голову.

- Не получиться. - Произнес ровный голос.

- Ты думаешь, что я тебя так приковал по ошибке? И ты можешь видеть помещение? – Угадал голос.

- Нет, дорогая. Просто я знаю, что ты отсюда не выйдешь. Ведь про то, какая ты на самом деле, знаем только мы вдвоем. – Начал "бладхаунд".

- Ни улик, ни свидетелей, ты не оставляешь! – Ты, Лиза – уникум. И я обязан бережно сохранить такого "мастера".

Лиза втянула воздух, она хотела запомнить запах врага, а не добычи, хотя бы и до конца.

- А поза твоя… скорее для моего удобства.

Она вздрогнула, впервые попытавшись освободиться от ножек перевернутого стула, но и ноги и руки были прочно примотаны скотчем к каждой из ножек.

Блеснул армейский нож, и куртка Лизы разошлась в месте разреза. Боль легко полоснула по спине.

* * *

Сотрудник висел на вытянутых руках, связанных за спиной, поднятый лебедкой ровно на столько, чтобы его вес не сразу смог выломать предплечья.

Перед ним был расположен импровизированный стол из доски и двух табуреток, на котором, вряд лежали два набора, один из которых был его собственный.

Мешок с его головы был уже снят. Представление он должен был видеть. Однако его палач был в маске.

"Бладхаунд" сплюнул с пересохшего рта и ехидно произнес:

- Гюльчатай, открой личико!

Она нажала на кнопку, тело Сотрудника поднялось над полом чуть выше, и кости захрустели.

Так же - не произнося ни слова, Лиза взяла со стола набор блёсен перевязанных одним толстым капроновым шнуром и зашла за спину жертвы.

Послышался щелчок, и пространство заполнила, современная, электронная музыка.

С первым низкочастотным импульсом, на "бладхаунда" обрушился удар импровизированной плети, вырывающий куски мяса под техногенный ритм.

Он узнал эту музыку. Это была известная композиция "The Undertaker (Renholder Mix)" из саундтрека недавно вышедшего на экраны фильма.

Глава 17

Когда художник заканчивает свое полотно, он только надеется, что его оценят по достоинству.

Даже, будучи уверенным - в гениальности готовой работы, он сомневается в том, правильно ли донесена главная идея.

И вот – момент триумфа: множество людей подходят к картине на вернисаже, обсуждают и выдвигают свой вердикт.

Признание мастерства – открывает широкую дорогу. И дело не только в деньгах и славе. Многие Творцы были бедны и не приняты обществом, как его составляющие единицы.

Мастер имеет возможность менять окружающее мировоззрение! Потому-то так важно, для него - донести именно тот посыл, который заложен в работе.

Жена "Сотрудника" любила искусство, и не любила очереди за морской капустой. По этому, в конце девяносто первого, не дожидаясь похоронки от офицера умирающей империи, неизвестно где находившегося, когда не на что было купить сандалии его сыну, она собрала вещи и вместе ребенком выехала за рубеж.

Свекрови Мария ничего не стала объяснять. Да и как объяснишь, матери солдата, что больше не намереваешься его ждать.

Сотрудник стоял посередине третьего этажа музея Гуггенхайма.

Маша согласилась на встречу отца с сыном, только с условием, что ребенок увидит современную живопись.

- Знаешь пап… - заговорил двенадцатилетний подросток, склоняя голову, то на один – то на другой бок, рассматривая "синие треугольники".

- Мне больше Куинджи нравится… - Отец одобряюще хмыкнул, на такое проявление сознательности сыном.

- Пойдем отсюда! Что мы в этих "треугольниках" не видели. Сходим, посидим где-нибудь?

- А как же мама? Она сказала – что только тут?.. – Поднял бровь Сотрудник.

- А мы ей не скажем! Она-то нас ни когда не спрашивала, чего мы хотим… - Опустил глаза в пол сын.

Отец заметно оживился. И задумавшись, спросил:

- А куда пойдем-то? Я город не знаю…

- За - то я знаю! – обрадовался ребенок. – Пойдем в "Friday’s"!

- Это что ещё за выходные? – Недоверчиво уточнил отец.

Сын заулыбался и ответил:

- Это не выходные! Это такой, "Макдональдс" - только лучше, и ты там себе пиво сможешь взять!

* * *

Они первый раз выбрались в ресторан.

По такому случаю, Лиза надела вечернее, длинное, красное платье с вырезом, которое берегла.

Прошло полгода, как любимый основал фирму, по торговле антиквариатом.

Дела шли неплохо, но с работы он её уже не встречал.

Хотя и Лиза перестала рубить мясо на "Губернском". Восстановилась и защитила диплом.

Не смотря на некоторую отдаленность и раздражительность любимого, он продолжал ей говорить "заветные слова". А настроение она приписывала его работе.

Он много работал, приходил поздно. Но Лиза знала, что это из-за того, что любимый не мог себе простить прошлое, где он встречал ее – измотанную, после двенадцати часов разделки коров и свиней.

И вот этот день наконец-то настал. Он хотел объявить Лизе нечто очень важное. Как она волновалась.

Как в день переезда к нему.

Ресторан был выбран один из самых лучших, на Лубянке.

Роскошь и обслуживание завораживали, казалось, что такое себе могут позволить только крупные бизнесмены, и члены правительства.

Лиза заворожено смотрела, как он делает заказ.

И откуда только он всё это знал.

- Я слышала, что в таких местах принято заказывать аперитив. – Заговорщицки зашептала восторженная Лиза.

- Давай попробуем разок настоящий солодовый виски? Как в американских фильмах? Только безо льда – зачем продукт разводить! – Заиграли шальные зеленые огоньки в её глазах.

Он внезапно скривил губы, и сухо ответил:

- Ни когда не заказывай виски и коньяк в начале трапезы. Это моветон. – Подозвав официанта, под восторженные взгляды Лизы, он заказал розовый джин.

* * *

- Пап, а почему ты так долго не мог вернуться, что мама решила уехать? – Задал вопрос мальчик, от смущения, усиленно ковыряя картошкой в соусе.

Сотрудник часто засопел, и тоже принялся ковырять в своём "маринара"

- Понимаешь, сын… я тогда очень хотел вернуться… но меня ранили, и взяли в плен. И только благодаря тому, что я знал о том, что у меня есть вы с мамой, мне удалось выжить.

Мальчик ещё больше потупился и отвернулся к окну.

Этот странный, большой город не принимал его. В школе за спиной все тыкали пальцем, и говорили "русский". Мама убеждала, что современное искусство – единственная вещь – которая не придаст и пропадала, на работе до вечера.

Внезапно мальчика осенило. Он повернулся и выпалил:

- Тебя же звали на новую секретную работу? Иди! Будешь зарабатывать много денег, и переедешь к нам! Маму мы уговорим!

Сотрудник поперхнулся пивом.

- Как ты это себе представляешь? Привет, мама – теперь мы будем опять жить вместе?

Мальчик снова погрустнел, и тихо ответил:

- Я не хочу здесь! В школе меня не любят, язык мне и эта "живопись" не нравятся! А мама встречается с какими-то девушками, как она сама.

На слове "встречается" сын сделал многозначительный акцент.

Сотрудник достал дрожащими пальцами "Camel", и заказал ещё пива.

* * *

Центральный парк действительно был очень ухоженным. Не было такой грязи как в Москве. Люди сидели прямо на подстриженной, как ковролин, ровной траве и любовались закатным небом.

Единственное, пиво тут требовалось прятать в пакеты. Хорошо, что сын посоветовал.

- Знаешь, что я вдруг подумал… - повернулся вдруг мальчик к отцу.

Сотрудник ответил вопросительным взглядом.

- Ведь художники, композиторы, режиссеры одни из самых нужных людей на земле!

Они оба забыли, где дом, и пришлось связаться с Марией.

Объяснять, почему они не в галерее, а потом договариваться о встрече в парке.

Прошло уже два часа, с окончания рабочего дня, и отец с сыном успели уже перекусить второй раз, хот-догами из местного фургона.

Добродушный продавец мексиканец, подмигнув, показал холодные бутылки, и сын только махнул рукой – все равно, мол, мама раньше восьми не явится.

- Почему ты, сынок, так думаешь о художниках? – Заинтересовался отец.

- Потому, что они помогают нам так – как не могут порой помочь даже близкие! – Пояснил мальчик.

- Вот, к примеру: ты уехал…

- Что это я сразу уехал? – Перебил Сотрудник, немного захмелев.

- Пап! – Сын укоризненно уставился на отца, затем продолжил.

- Мамы – тоже часто не бывает рядом… А мне нужен совет, ну или просто грустно.

- Так позвони мне! – Возмутился взрослый.

- Куда? У меня номера то твоего нет, а мама занята. Да и неважно это! – Заторопился мальчик.

- А что важно?

- Важно то, что многие люди так!

Нет у них ни папы ни мамы. Они по каким-то причинам, больны или просто одиноки. И тогда они – идут в кино, или читают книгу, или идут смотреть картины!

И что-то находят для себя. Очень важно, что бы это их грело, заботилось о них или просто отвлекало!

Мальчик заторопился. Он заметил, что со стороны входа к ним приближались две женщины.

- Пап, пап – спрячь, выкинь пиво!

- А что такое-то? – Замешкался мужчина, растроганный умными речами сына.

Мария поравнялась со скамьей.

Остановив другую женщину, шедшую с ней, знаком чуть поодаль, ехидно заметила:

- Приучаешь, сына к искусству с молодых ногтей?

- Маш, ну что ты? Были мы в твоем "Гуггенхайме" нам больше Куинджи нравится. – Добродушно ответил Сотрудник.

И тут женщина взорвалась от переполнивших её чувств. Она кричала без остановки не давая сказать ни кому, ни слова:

- Мало того, что ты нас тогда бросил, ты и здесь нас нашёл! Я тебе сказала русским языком, что бы ребенка в музей повел, а не на лавке с ним пиво пил! Правильно Дженнифер говорит - "все вы мужики - козлы"! Потеряться в чужом городе! Да ты - меня чуть без сына не оставил! Ни какой у тебя ответственности не было, и нет!

Она резко дернула за руку сына. Отвела его к женщине стоящей поодаль. И отрезала под конец:

- Родительских прав – ты уже лишен. Подписывать ничего не нужно, Дженнифер помогла мне. Мы сейчас узакониваем наши отношения с ней. Ты больше не нужен. И не смей тут орать и руками размахивать. Тут тебе не Россия – быстро лапы заломают!

Она развернулась, и, дав знак сыну с Дженнифер, двинулась к выходу.

Играя желваками, "бладхаунд" достал бутылку из мусорки, и быстро её осушил.

- А как же отец, для ребенка? – задал он вопрос в пустоту.

Раздался телефонный звонок. Он взял трубку и коротко ответил:

- Я готов.

* * *

В голове возникло чувство предельной опасности.

Звук разрезаемой ткани вгрызался в уши, а струящаяся кровь змеями сползала по обнаженному телу.

Лиза почувствовала как удила, надорвав её губы, врезаются в мозг.

И только вселенная, стоявшая рядом, подбадривала словами "это ещё не конец!"

"Бладхаунд" закрепил ремни за верстак, и взял разогретое клеймо.

Ухмыльнувшись, он прокомментировал:

- Сейчас мы поставим пробу - на самом мастере…

Глава 18

Раскаленный металл ухватил плоть, и вошел в неё с неистовством, порожденным яростью.

Узда натянулась, и кровь хлынула по щеке Лизы.

Она почувствовала, как ожог высвобождает почти неконтролируемую энергию, и если не сдержаться – эта энергия порвёт её рот.

"Бладхаунд" осмотрел лопатку – получилось ли клеймо, и, удовлетворенный результатом, взялся за проволоку.

- Знаешь, я никогда не думал, что буду этим заниматься… - вновь нарушил он тишину.

Методично обматывая ноги Лизы, Сотрудник ловко поднимался всё выше по икрам.

- Никто не становиться такими как мы, просто - так.

Скрутив два конца между собой, он закрепил их между "кулачками" в патроне шуруповерта.

- Конечно, есть определенные предпосылки. Возможно даже, что ученые правы на счет генетической составляющей.

Но, безусловно, и то, что первоначально в нас это просто дремлет, а в некоторых и вообще – спит.

"Бладхаунд " включил медленные обороты, и шуруповерт начал скручивать проволоку.

Лиза почувствовала себя вареным яйцом, которое вот-вот пропустят через яйцерезку.

Чтобы структура кубиков сохранилась в салате – нужно было всегда давить равномерно и медленно.

По ногам её потекло и нестерпимо защипало, но Лиза хорошо знала эти правила: не стонать и не отвечать.

Она попробовала расслабить мышцы лица, чтобы удила окончательно не сделали её "Гуимпленом".

- Забавно, что жестокость идет рука об руку с интеллектом. – Продолжил Сотрудник.

- Глупый человек может в сердцах и бутылкой, насмерть, по голове ударить. Но методичность, изощренность и цинизм – дуракам не свойственны.

Так же как несвойственны и новые идеи, открытия, возможность творить!

Он остановил шуруповерт и взял хлорид натрия.

- Тебе известно такое выражение – "Соль на рану"? – Спросил он Лизу, и со сказанными словами стал засыпать, проступившую кровь, порошком.

Лиза издала протяжное хрипение. Алая слюна заструилась на пол.

Назад Дальше