Ужинал Чубей в служебном кабинете, в окружении ближайших соратников. Заметив на лице Фимы выражение грусти председатель поинтересовался:
– Что-то наш главный конструктор приуныл. Сложности, Ефим Яковлевич?
– Еще какие, – ответил Фима с набитым ртом. – Завтра стройку свернуть придется. Хату Льняного до последнего кирпичика разобрали. Все в дело пустили. Больше стройматериалов нет. Решай, Мишанька, как жить дальше будем.
Сначала Чубей был готов отдать на растерзание еще пару-тройку нижнечмыринских хат, но в разговор вмешался великий пройдоха Бурый.
– Ничего другого не остается. Жребий брошен. Придется скот сдавать. Будет наличка.
Чубей тут же состряпал приказ за номером два, в котором провозгласил кампанию по сдаче крупного рогатого и мелкого безрогого скота.
– Я частников знаю, которые все заберут и бабки сразу отсчитают, – развил свою мысль Гриня. – Вот только посадить могут. С уголовным кодексом шутки плохи. Это я вам как профессионал говорю.
– А мы все от имени общего собрания обтяпаем! – нашелся Оторвин, не раз слышавший о том, как этот орган народовластия принимает судьбоносные решения. – Гриня! Топай, буди всю шарашкину контору на экстренное заседание.
– Чушь! – неожиданно заявила Развитая.
– Что чушь?
– Общее собрание – чушь! – продолжала искушенная во всех видах жульничества Леокадия. – Вы, Михал Фомич, в управленческом деле пока младенец. – Общего собрания на моей памяти ни один председатель не созывал. Кому нужны сто идиотов, всегда голосующих единогласно?
– А резолюция? – не унимался Чубей. – А протокол?
– Мало на тебя протоколов составляли? – хихикнул Гриня и тут же осекся под грозным взглядом Мишки. – Протокол, конечно, штуковина важная. Как нам без протокола?
– Сами напишем! – злясь от того, что ее плохо понимают, говорила Развитая. – Напишем и за этих полудурков подпишемся. А если кто попробует вякнуть, что не участвовал в принятии решения – в бараний рог скрутим. Рычаги для этого, слава Богу, имеются! Ни один не пикнет. Их, Фомич, в ежовых рукавицах держать надо. Чуть поводья ослабишь – тут же на шею сядут. Пусти свинью в дом, она и ноги на стол!
Доходчивые разъяснения Леокадии по нюансам управления колхозом нашли горячий отклик в сердцах группы расхитителей коллективного имущества. К полуночи протокол общего собрания был составлен по всей форме. За членов общего собрания подписывались правыми и левыми руками.
– Завтра к шести утра чтоб все было готово! – подвел итог Мишка. – Гриня, звони своим частникам и договаривайся о деньгах. Особо не торгуйся. Для нас сейчас главное – быстрота и натиск…
Чубей вытащил из ящика письменного стола верную полуобщую тетрадку, полистал ее и, найдя нужное крылатое выражение, выдохнул:
– Пришел, увидел, победил!
Глава восьмая,
в которой Гриня и Фима впервые попадают в казино и на собственной шкуре испытывают все прихоти теории вероятности.
Циркулев и Бурый, откомандированные в областной центр, получили наличность за сданный колхозный скот поздним вечером. Поскольку никто из них отродясь не держал такой крупной суммы в руках, друзья вели себя предельно осторожно. Как все сельские жители, они были уверены, что города наводнены жуликами, строящимися свое благополучие за счет девственно наивных сельчан.
По дороге к вокзалу Гриня то и дело оглядывался, проверяя не послан ли за ним "хвост". В конце концов, уверенные в том, что эксцессов им, все равно, не избежать, посланцы Чубея разделили сумму поровну и распихали по носкам.
– Один из нас добраться до Нижних Чмырей должен! – с дрожью в голосе сказал Циркулев. – Если это будешь ты, Гриня, обязательно скажи, что я до последнего…
Дожидаться дизель-поезда решили не в зале ожидания, где, по мнению Бурого, вертелась не одна сотня кидал, а на перроне. Уселись на скамейку, закурили. Через полчаса мания преследования прошла, а через час Гриня осмелел настолько, что начал присматриваться с городским достопримечательностям. Его восхищенный взгляд прошелся по невиданным в Чмырях уличным фонарям и остановился на переливающейся всеми цветами радуги неоновой вывеске.
– Слышь, Фим, а "Казино" че за лабуда?
– В "очко" играешь? – сразу отыскал нужное сравнение Циркулев. – В "храпа"?
– Спрашиваешь! Чемпионом "зоны" был!
– Ну, так в казино все тоже самое. Только пьют не чифир и одеты не в робы.
– В "двадцать одно" режутся?
– Еще как! И рулетка там есть. Выбираешь цифру, ставишь на нее фишку, ждешь пока шарик на нее закатится и гребешь бабки лопатой. Точнее крупье тебе специальной лопаткой выигрыш придвигает.
– Ой, Фима! Я, кажись, это в кино такое видел. А если проиграешь?
– И такое бывает, но редко. Тут, брателло, все дело в теории вероятности, – сел на любимого конька Циркулев. – Есть специальные формулы, по которым можно высчитать, когда тебе подфартит.
– И ты эти формулы знаешь?
– Наизусть. Теория вероятности для меня – тьфу и растери!
– А че ж тогда не играешь в эту самую… Ну…
– В рулетку? Так просто подходящего случая не представлялось. Выигрыш будет прямо пропорционален вложениям. Чтоб по-крупному деньжат срубить, стартовый капитал нужен.
– А сейчас он у нас есть! – воскликнул Бурый, похлопывая себя по носку. – До поезда еще целый час. Представь, приедем в Нижние Чмыри с удвоенным капиталом. Все от зависти сдохнут, а гидроэлектростанцию такую забацаем, что из Америки будут приезжать, чтоб на нее смотреть!
– Почему ж только удвоим? – Циркулев встал. – Может, утроим, а может и учетверим!
Друзья, взявшись за руки, ринулись в казино, напрочь позабыв о том, что они не в деревне. На другой стороне дороги их поджидал сотрудник ГАИ с приветливой, похожей на оскал черепа, улыбкой.
– Нарушаем, граждане плуги?
– Че нарушаем, начальник? – выступил вперед Гриня, имевший большой опыт общения с милицией. – Не нарушали, падлой буду!
– А красный сигнал светофора для вас не указ? – страж дорог выудил из своей папки листок и принялся составлять протокол. – Для начала не слишком сильно вас штрафану. Всего лишь…
Бурый вытащил из носка несколько купюр и сунул их милиционеру.
– Может, без протокола разберемся?
– Можно и без протокола, – "гаишник" с уважением посмотрел на зажиточных сельчан, сунул взятку в карман и козырнул. – Проходите! Счастливого пути!
Второе кровопускание денежным запасам пришлось сделать на крыльце казино. Верзила двухметрового роста в пиджаке и при бабочке наотрез оказался впускать дружков в игровое заведение.
– Рожи сначала вымойте! И прикид смените! – с наглой усмешкой заявил секьюрити. – Если впущу таких уродов – все клиенты разбегутся!
– Кто здесь уроды? – поинтересовался Фима, протягивая охраннику деньги. – Неужели мы?
– Никак нет! – детина вытянулся в струнку и торжественно открыл дверь. – Прошу. Искренне рад видеть вас в нашем заведении.
Оказавшись внутри, наши игроки на минуту замерли, ошарашенные обилием зеркал, цветочных горшков и дамочек в вечерних нарядах. Первым из паралича вышел Фима. Он бросился к окошку, из которого призывно улыбалась миловидная девушка и вернулся к Грине с горкой фишек в руках.
– Играем, Гришуня!
Дружки протиснулись к рулеточному столу, пугая других игроков своим экзотически видом.
– Семнадцать красное! – объявил Циркулев, толкая Бурого в бок. – Делай ставку.
– Ну, – помялся Гриня. – Десять черное.
– Ставки сделаны! – юноша в красном жилете крутанул рулетку. – Ставок больше нет!
Циркулев и Фима следили за шариком, как удавы за кроликом.
– Черное семнадцать! – объявил крупье.
Бурый, увидев, как его фишки придвигают толстяку с сигарой во рту, едва не ринулся в драку. Его остановил Фима.
– Спокойно, Гриша. Сейчас ставим на все игровое поле. Не забывай про теорию вероятности.
На это раз ставка Бурого выиграла.
– Есть! – завопил Гриша, ударяя кулаком по столу. – Скушали, мать вашу разэтак?!
Две следующие игры теория вероятности была не на стороне главных героев вечера. Потом выиграла ставка Фимы. Вскоре у Грини закончились фишки и он бросился к заветному окошку. По возращении увидел, что Циркулев окончательно освоился у рулеточного стола: подражая магнатам, дымил сигарой и степенно отхлебывал коньяк прямо из горлышка. Бурый незамедлительно присоединился к другу и заказал себе отдельную бутылку. Азарт оказался настолько сильным, что коньяка хватило только на десять минут. Пока Фима, ласково обнимая официанта за талию, делал новый заказ, Гриня успел полностью опустошить свой носок, перезнакомиться с соседями по рулеточному столу и даже фамильярно хлопнуть по заднице какую-то даму в алмазном колье. Игра продолжилась на деньги Фимы. Ставки росли, пачка денег в носке становилась все тоньше. Последним аккордом веселого вечера стал вопль вконец окосевшего Бурого:
– Шампанское к каждому столу! Гулять, так гулять! Эхма!
Гриня пустился в пляс, то и дело натыкаясь на столы и стулья, а Фиме ни с того, ни сего захотелось пригласить в казино цыганский хор. Гром грянул, когда официант осмелился принести Бурому счет за шампанское. Гриня долго смотрел на бумажку налитыми кровью глазами, затем разорвал счет и швырнул клочки в лицо официанту.
– Пошел вон, шваброид обструганный!
Фима не остался в стороне и врезал в ухо крупье, объявившему, что циркулевская ставка, в очередной раз проиграла.
– Кого дурить вздумал, свинопотам?!
Все смешалось в доме Облонских, как справедливо заметил Булгаков. Не было в казино персонажа, который не стремился бы внести свою лепту в избиение нижнечмыринских дебоширов. От верной смерти Гриню и Фиму спас только своевременный приезд наряда милиции. Плачущего от бессильной ярости Фиму затолкали в машину с зарешеченными окнами. С Бурым пришлось повозиться дольше. Он дрался, как раненный лев и только внушительная порция ударов резиновой дубинкой привела его в чувство.
Хмурое утро весельчаки встретили в камере вытрезвителя. У обоих адски болели головы, поэтому вести переговоры с милицией не стали. Фима отдал стражам порядка, последние, невесть как завалявшиеся в носке деньги. Теперь опасаться ограбления было нечего. Странники, купив на двоих бутылку пива, без приключений сели в дизель-поезд. По мере приближения к нижнечмыринскому полустанку, дружки все больше грустнели. Они молили Всевышнего о том, чтобы он отсрочил встречу с Чубеем. Бог внял молитвам жертв теории вероятности и послал ангела в форме контролера. Безбилетников вытурили на ближайшей станции. Добираться до Нижних Чмырей пришлось где пешком, где на попутных машинах.
– А все ты, со своей теорией вероятности, – шипел Гриня на Фиму. – Утроим, учетверим! Что Мишке скажем, дефективный?
– Ты тоже хорош, – оправдывался главный конструктор. – Шампанского за все столики!
– А может, они по домам разошлись? – с надеждой сказал Гриша, глядя на дверь конторы. – Может завтра, с утреца во всем признаемся?
– С утреца или с вечера, какая разница? Чубею все равно, когда нас на тряпочки рвать. Пойдем, Гриня, авось не до смерти прибьют.
Мишка долго смотрел на измочаленные фигуры командировочных, на их опухшие морды и дрожащие руки. Душа Чубея сразу почувствовала неладное.
– Где колхозные деньги? Только не надо трепаться, что вас ограбили. Не томи, Гриня, выкладывай бабки.
– Михаил Фомич… Миша, – Циркулев опустил голову. – Прости, Христа ради. Нет денег.
– Как это нет?! Говорите, гоблины, куда мои кровные бабули подевали!
– Казино, – пробормотал Гриня. – Все казино проклятое. Хотели, как лучше, а вышло, как всегда…
Перебивая друг друга, растратчики рассказали о своих мытарствах, причем из сбивчивого повествования выходило, что в казино их затащили чуть ли не на аркане.
– Лохов из нас сделали, – закончил Гриня. – Ох и попадись они мне!
– Ага! – поддакнул Фима. – Этими самыми руками задушил бы!
– Это вас душить надо, кроты сортирные! – ответил Мишка. – И что мне с ними делать, Леокадия?
– Под замок на пару суток! – предложила Развитая. – Пусть хорошенько подумают о том, как дальше жить будут. Феоктистыч, определи их на ферму, она все равно пустая!
Грише и Фиме не удалось скрыть неподдельную радость за то, что удалось так легко отделаться. Арестанты с готовностью заложили руки за спину и вышли под конвоем Феоктистыча из кабинета.
– Вот и построили гидроэлектростанцию! – сокрушался Чубей. – Ну, ни на кого положиться нельзя!
– А на кой ляд тебе электростанция? – пожала плечами Леокадия. – И без нее проживем. В газете, все равно, о нас напишут. А там… Пока разберутся что к чему, ты уже депутатом будешь.
– А если посадят?
– Не трепыхайся, Фомич. Депутат – лицо неприкосновенное.
Мишка задумался. По всему выходило, что ему, как политруку Клочкову отступать некуда: широка Белибердуссия, а позади – Нижние Чмыри.
– М-да, – резюмировал Чубей. – Теперь только две дороги: или в депутаты, или на нары. Пиши, Евменовна заявление в районную избирательную комиссию. Будем подписи собирать.
Глава девятая,
в которой на сцене появляется директор завода Громыхайло и предлагает будущему депутату всестороннюю поддержку.
Директор жестяно-баночного завода Никифор Семенович Громыхайло поднял принесенную секретаршей чашку чая, втянул носом исходивший от нее аромат и развернул свежую газету. Обычно "Быкохвостовский вестник" не сообщал читателям ничего нового. От заголовков "Добились высоких показателей", "Вышли на качественно новый уровень" и постоянной рубрики "В комитете госконтроля" у читательской массы возникали острые позыве к рвоте. Однако Громыхайло внимательно просматривал как раз последние известия из комитета. Он считал, что должен быть начеку и не допускать детских ошибок, на которых прокалывались его коллеги по всебелибердусскому движению коррупционеров.
На этот раз директора привлекла заметка известного на всю Быкохвостовщину журналиста Ромки Губастенького. Она повествовала о новом председателе Нижнечмыринского сельсхозкооператива, неком Чубей-Оторвине, который собирался строить в родных пенатах не что-нибудь, а самую, что ни на есть гидроэлектростанцию.
– Во дает! – Никифор глотнул чая, зачерпнул ложку варенья, которое специально для него покупали в областном центре и причмокнул. – Попер так попер! Напролом!
Громыхайло с уважением посмотрел на фото веснушчатого паренька в старомодном френче с наглым выражением лица, который указывал рукой в сторону узкой речушки. Он благоговел перед теми, кто умел строить хоть и несбыточные, но красивые планы с размахом. В течение последующих десяти минут Громыхайло напряженно думал. А любое напряжение мозга всегда вызывало в нем желание жрать. Именно жрать, а не есть. Ведь едят все по-разному, а жрут одинаково. Никифор причмокивал, вытягивал губы трубочкой, с шумом втягивая горячий чай, откусывал куски обильно намазанной вареньем булки, роняя крошки на свои брюки и служебные бумаженции, разложенные на столе. Когда рука, в очередной раз потянувшая к тарелке не нащупала там булки, Громыхайло сообразил, что увлекся.
Он почесал затылок.
– Нина!
В кабинет прошмыгнула блондинка-секретарша в мини-юбке, туго обтягивающей выпуклую, как у кобылы задницу. Первым желанием всех, кто видел это чудо телосложения, было дать хорошего пинка и посмотреть, что из этого выйдет. Никифор Семенович испытывал к филейной части своего референта совсем другие чувства. Вот и сейчас на вопрос "Еще чайку?" Никифор поманил молодку пальцем и нежно хлопнул ее по заднице.
– Хватит чайку, – Громыхайло ткнул пальцем в лицо Чубей-Оторвина. – Найди-ка мне телефон этого строителя плотин.
– Минутку, шеф!
Никифор Семенович Громыхайло ни острым умом, ни талантами руководителя не отличался. Однако был очень упорным в своем стремлении выползти наверх. Высшее образование, с более чем скромным "ай-кью" Громыхайле не светило. Не будь Белибердуссия объявлена самой ученой страной в мире Никифор так и прозябал бы на вторых ролях мастера участка и бригадира каменщиков. Однако открытие целого сонма учебных заведений для тупой от рождения, но всецело преданной власти категории граждан, позволило Семенычу получить книжицу, подтверждающую его состоятельность как юриста. Невзирая на диплом, Громыхайло продолжал, как и до высшего образования писать с ошибками. Зато с грехом пополам освоил компьютер, обзавелся несколькими почтовыми ящиками на бесплатных хостингах и при каждом удобном случае сообщал встречным и поперечным свои "е-майлы", всучивая для большего эффекта визитку. О визитке Громыхайлы следует сказать особо. Подобное произведение искусства могло бы быть у старика Ротшильда, если бы тот впал в маразм или у кого-нибудь из первой десятки журнала "Форбс". Могло бы даже украсить картинную галерею визиток, если бы таковая существовала. Визитку Семеныча неизвестные акулы полиграфического дела отпечатали на такой толстой бумаге, что при желании ей можно было резать хлеб. В центре визитки размещался тисненный золотом герб, на котором два, вставший на дыбы льва, держали в лапах консервную банку. Геральдическая комиссия наверняка ахнула бы от такого святотатства, а умный человек посмеялся бы. Однако Громыхайло не имел ни малейшего понятия о нюансах геральдики и не страдал от избытка серого вещества. Поэтому свою, далеко не дворянскую фамилию потребовал написать огромными готическими буквами.
Поскольку подавляющее большинство руководителей вообще не имело ни малейшего понятия о "е-майлах", на Никифора Семеновича стали смотреть с уважением. Его занесли в список перспективных сотрудников. Вскоре мутные волны многовекторной политики вынесли Громыхайлу на Быкохвостовщину. Прежний директор был раз в сто умнее Никифора и поэтому имел глупость заявить однажды, что вверенный ему завод в лучшем случае протянет полгода. Хоть сказано это было не с высокой трибуны, а в тени кулуаров, моментально нашлись доброжелатели, рассказавшие об упаднических настроениях директора. Того моментально выпроводили на заслуженный отдых, а на освободившееся кресло взгромоздили Громыхайлу, клятвенно пообещавшего сделать отечественную жестебанку самой жестяной на всех континентах. Дело сразу сдвинулось с мертвой точки. И не сдвинуться попросту не могло.
Жестяно-баночный завод был ярким примером борьбы с коррупцией по-белибердусски. Фишка этой борьбы заключалась в том, что беспощадный бой с коррупцией вели сами коррупционеры. С легкой руки высших властей для жуликов создавались специальные комитеты по искоренению жульничества. Само собой при такой постановке задачи отчеты о проделанной работе создавали впечатление того, что война с ворами находится на стадии завершения и последний из жуликов со стенаниями забился в труднодоступную щель. Само собой, его требовалось добить созданием нового комитета.
На деле все комитеты и подкомитеты, организовывали себе такие заоблачные льготы, каких чужеземные сенаторы не видели и во сне.