Громыхайле очень нравилось быть директором, давать интервью газетам и расхаживать по заводу, выпятив вперед начальнический живот. При этом Семеныч трезво оценивал свои скромные возможности и понимал, что на руководящем посту протянет, в лучшем случае полгода. В связи с такой печальной перспективой самыми актуальными для Громыхайлы были две задачи: украсть, как можно больше и любой ценой выползти из-под удара. Полагаться на помощь Хрякова было бессмысленно: Никифор был выше Сан Саныча на целую голову и, ввиду нетерпимости Хряка к рослым мужикам, не имел ни малейшего шанса войти в число любимчиков председателя. Пришлось делать ставку на первого попавшегося жулика.
Громыхайло набрал номер Чубея и услышав в трубке "Але!" проворковал:
– Михаил Фомич?
– Я.
– Желаю удачи во всех ваших начинаниях.
– Ты кто, доброжелатель?
– Громыхайло Никифор Семенович. Директор Быкохвостовского жестяно-баночного завода и ваш горячий поклонник.
– Ну и…
– Есть одно дельце. Только это не телефонный разговор. Когда вам будем удобно со мною встретиться?
– Дельце? Да хоть сейчас приезжай.
– Буду, Михаил Фомич. Через полчаса буду. Рад, что вы выкроили для меня минутку.
К приезду Громыхайлы Чубей уже составил линию поведения с директором. Подхалимский тон Никифора Семеновича однозначно говорил о том, что из него можно вить веревки. Поэтому Мишка, встретив гостя у двери конторы, сделал вид, что не заметил протянутой руки Громыхайлы.
– Ну и как твои жестяно-баночные дела? – поинтересовался Чубей. – Небось, проворовался, гамадрил коррумпированный?
– Не без этого, Михаил Фомич, – кивал головой директор, ничуть не обижаясь. – Время такое: не украдешь – не проживешь. Вот и вертимся помаленьку.
– А я тебе зачем? Имей в виду, что с несунами веду беспощадную борьбу. Если станешь предлагать на пару народ обворовывать – лучше сразу вешайся.
– Зачем обворовывать, когда все и так украдено? Слыхал, будто вы в депутаты выдвигаетесь?
– Выдвигаюсь. Подписи вот собираю.
Мишка не стал распространяться о том, что сбор подписей в Нижних Чмырях шел ни шатко, ни валко. Приходилось применять политику кнута и пряника, поскольку не все нижнечмыринцы уверовали в исключительность Оторвина. Развитая устроила для избирателей бесплатную раздачу самогона: каждый, кто ставил закорючку в подписном листе, получал от сельсовета стакан ароматного напитка и половину соленого огурца. С наиболее неподкупными односельчанами разбирался выпущенный из-под ареста Гриня. Собрав группу опричников во главе с Никитой Кулачковым, он вылавливал диссидентов на улицах. Кого-то удавалось уговорить без применения физического воздействия, кому-то приходилось банально бить в морду. Подключился к избирательной кампании и участковый Иннокентий Порядкин, который стремился упорным трудом заслужить у Мишки отпущение грехов. Порядкин ловко добивал различными штрафами тех, кого не успела добить "черная сотня" Грини. В общем, дело было поставлено с размахом, но Чубей остро ощущал недостаток денежных средств и с горечью вспоминал кампанию по экспроприации скота, на которую возлагал большие надежды.
– Сами собираете? – спросил Громыхайло. – Без спонсоров?
– Так откуда ж их взять?
– Хорошему человеку, вроде вас, Михал Фомич, каждый помочь согласится. Я как крупный производственник готов хоть сейчас выделить на вашу избирательную кампанию скажем…
Громыхайло произнес сумму шепотом, но для Чубея она прозвучала как пушечный выстрел.
– Из личных средств?!
– Пока я хозяин на предприятии, какая разница: из личных или из общественных? – усмехнулся директор.
– Что ж я готов принять вашу спонсорскую помощь, Никифор Семенович. – Чубей торжественно встал. – От имени всех жителей Нижних Чмырей, от коллектива сельхозкооператива "Красный пахарь" выражаю вам благодарность!
– Благодарность, господин Чубей-Оторвин, на хлеб не намажешь!
– Ого! Чего ж ты хочешь?
– С учетом того, что выдвигаться вы будете не от этой деревенской шушеры, а от коллектива моего предприятия, то хочу я немало.
О своих требованиях Громыхайло поведал Чубею на ухо. Мишка поморщился, но скрепил договор с директором крепким рукопожатием и отослал адъютанта Феоктистыча созывать избирательный штаб в полном составе. Прибывшая команда знакомилась с Громыхайло и рассаживалась. Когда собрались все, Чубей объявил:
– Мы вступаем в самую решительную фазу предвыборной борьбы. Возможны провокации со стороны конкурентов. Всем быть начеку и о любых подозрительных поползновениях докладывать мне лично.
Речь кандидата в депутаты была прервана телефонным звонком. Мишка снял трубку, выслушал звонившего и усмехнулся.
– Буду!
– Ну, вот, друзья, – сказал он, швыряя трубку на телефон. – Кажись, началось. Меня Сан Саныч Хряков лично желает видеть. Заинтересовался, значит, сучий потрох. Что ж, встречусь. От меня не убудет.
Распустив собрание, Чубей садился в "Жигули". Подбежал Фима Циркулев и сунул Мишке прямоугольную коробочку с клавишами и кнопочками.
– Возьми, Мишка, пригодится.
– Что это? – после трагических событий в казино Чубей уже не доверял Фиме, как в старые добрые времена. – Бомбу с часовым механизмом хочешь под райисполком заложить?
– Это диктофон! – замотал головой Фима. – Красненькая кнопочка – запись. Зеленая – воспроизведение.
– И чего мне записывать?
– Мало ли кто и что брякнет? А ты все на пленочку. Это, Мишаня, компроматом называется. А кандидату без компромата на выборах, как вору без фомки!
Глава десятая,
в которой главного героя предостерегают от вмешательства во многовекторную политическую деятельность, а он в совершенстве овладевает умением собирать компромат.
Председатель Быкохвостовского райисполкома Сан Саныч Хряков сделал головокружительную карьеру всего за каких-то два года. И все благодаря жене – волоокой красавице Зинаиде, имевшей привычку не пропускать ни одной живой твари в штанах мимо себя. Зинка была той еще сукой. Переспав со всеми дружками Хрякова, тогда занимавшего скромную должность страхового агента в областном филиале, она попала на именины начальника мужа, где в числе приглашенных оказался весьма влиятельный чиновник. Поскольку все остальные дамы оказались, как на подбор уродинами, Зинку заметили. Через пару танцев большой босс уединился с женой Хрякова в ближайшей спальне. Сан Саныч пользуясь тем, что все успели ужраться до поросячьего визга, прильнул глазом к замочной скважине и наблюдал за тем, как его благоверную окучивают в разных позах и во все дыры. После сеанса шоковой терапии влиятельный чиновник стал относиться к страховому агенту как к другу, товарищу и брату. Из собственных ручек налил Хрякову рюмку и веско заявил, подмигивая растрепанной Зинке:
– Мне, Саня, референт нужен. Твоя Зинаида – работник опытный и старательный. Ничего не имеешь против, если я ее в свой отдел возьму?
– Только благодарен буду! – отрапортовал Сан Саныч. – Для вас – хоть в огонь, хоть в воду!
Дальше все пошло как по маслу. Босс одолжил у Хрякова супругу на время поездки на море, а Сан Саныч поднялся на одну ступеньку чиновничьей лестницы.
Зинка-оторва продержалась в фаворитках всего год. Потом начальник, неизвестно за какие заслуги, пошел на повышение и прихватил с собой Хрякова. Тот был до омерзения услужлив и исполнителен, но когда шеф слегка оступился и попал в немилость, тут же сдал его с потрохами. Следует отметить – проступок был мелким, несущественным. Просто на одной из вечеринок для избранных босс Хрякова, отправился по-большому. Штаны, как водится, снял, а справив нужду, забыл вернуть их на прежнее место. Подлец Сан Саныч, следовавший за шефом везде и всюду, в том числе и в сортир, заметил вопиющий беспорядок в его одежде, но предупреждать о том, что штаны следует поднять до пояса, не стал. Начальник и вошел в банкетный зал ресторана в спущенных до колен брюках. Не обращая внимания на "ахи" и "охи" проследовал к своему месту, шокируя дам не столько самим фактом оголенного хозяйства, сколько его микроскопическими размерами. Когда он сел, присутствующие начали приходить в себя. Еще оставалась надежда все исправить, превратить в смелую шутку. Однако босс пошел на обострение конфликта. Он встал, чтобы провозгласить тост. С милой улыбкой брякнул "За присутствующих дам!". В порыве выразить свое почтение милым дамам, сделал очень резкое, неосторожное движение и прислонился к столу слишком близко. Волосатый карлик нарушителя плюхнулся в тарелку сидящего рядом начальника рангом повыше, прямо на надкушенный бифштекс. Крах был полным и сокрушительным. Утром следующего дня состоялась разборка, на которой главным обвинителем выступил Хряков. Он подчеркнул, что поступок начальника имеет политическую окраску и сыграет на руку белибердусской оппозиции, которая только и ждет повода дискредитировать власть.
– Думаю, что исправить ничего уже нельзя и дело следует передать на рассмотрение в комитет государственного контроля, – закончил Сан Саныч свою пламенную речь. – Если каждый из нас начнет бегать без штанов, то никто не поверит в то, что мы заботимся только о благе народа.
Хряков рассчитывал занять место проштрафившегося босса и был очень расстроен, когда наградой за его красноречие стало место председателя райисполкома в заштатном райцентре Быкохвостов.
Хряков отбыл на место и с первых дней царствования приложил максимум усилий для того, чтобы сделать свой авторитет непререкаемым. Борьба была напряженной, а главной проблемой – слишком уж комичный внешний вид нового председателя. С ростом в метр пятьдесят и поразительной до несолидности подвижностью, Хряков мог бы с успехом заменить на арене цирка знаменитого Карандаша. Требовалось срочно искать выход и Сан Саныч его отыскал. Главным критерием в подборе новой команды стал… рост заместителей. Карандаш так старательно подбирал себе Клякс, что новое быкохвостовское руководство стало выглядеть сонмом злобных гномов. Зато сам Хряков, на фоне окружавших его недоростков, смотрелся почти великаном. Он отпустил бородку а-ля Феликс Эдмундович, стал одеваться в серые, с игривой искоркой костюмы и приводил подчиненных в ужас своей привычкой потирать руки.
Вот только приглашенного для конфиденциального разговора Чубея было не испугать дешевыми эффектами. Мишка нажал красную кнопку диктофона. Легко, почти не касаясь ступенек, взлетел на второй этаж. С презрением посмотрел на смазливую секретаршу, оторвавшуюся от игры в "Косынку" для того, чтобы преградить ему путь.
– Приглашен лично председателем!
Секретарша пожала плечами и вернулась к игре, а Мишка толкнул дверь с надписью "А.А. Хряков". Он очутился в огромном кабинете, большую часть которого занимал стол, на котором мог бы устраивать свои пиры легендарный Валтасар. Сан Саныч сидел в дальнем торце гигантского стола, делая вид, что внимательно читает газету "Быкохвостовский вестник". Он ждал, что посетитель начнет откашливаться, пытаясь оповестить о своем присутствии. Однако Оторвин бесцеремонно, не дожидаясь приглашения сел.
– Здрасте!
– Здравствуйте, здравствуйте, – Хряков оторвался от чтения. – Значит, пожаловали?
– А че? Нас звали, мы пришли, – Мишка повертел шеей в слишком тугом воротничке. – Мы не гордые.
– Хочешь честно, Мишка? – председатель райисполкома встал из-за стола и потер руки так, как будто собирался добыть огонь.
– Хочу, – Чубей-Оторвин нахмурился. – Только не "хочу", а "хотите", не Мишка, а Михаил Фомич.
– О, ты как! Михаил Фомич! Ваше благородие! А этого ты не хочешь?
Перед носом Чубей-Оторвина оказался председательский кукиш.
Мишка аккуратно, но настойчиво отвел фигу от своей физиономии.
– Не стыдно Александр Александрович? У вас, главы района и такие жесты!
– А я у себя в кабинете! – Сан Саныч с озорной удалью в глазах уселся на полированный стол и постучал по нему пальцем. – Я здесь насрать могу, а потом заместителю по идеологии сказать, чтоб убрал. И уберет ведь! Сечешь, сельский пастушонок?
– А еще что можете?
– Многое могу. Могу секретаршу свою раком поставить и… Имею право!
– И кто вам такое право дал?
– Народ, мать твою, избиратели, электорат, чурбан ты стоеросовый! Я – Сан Саныч Хряков и на всех с прибором клал! Сейчас я на орбите, сейчас моя власть. Хошь казню, хошь милую! Я – президентская вертикаль в этой дыре. Я – король в вашем долбаном Быкохвостове!
– Значит долбаном? – Чубей мысленно поблагодарил Фиму за диктофон и тут же пообещал набить Циркулеву морду, если диктофон, как и все, что побывало в руках изобретателя не работает. – Так вы думаете про наш Быкохвостовский район?
– Думаю, а тебе не мешало бы прислушаться к советом старшего товарища. Я ведь тебе, Михаил Фомич только добра желаю.
– Про то, чего ты мне желаешь, мы после поговорим, – Чубей демонстративно сплюнул прямо на сверкающий паркет. – Добра ты не желаешь никому, кроме собственной жопы! Так-то, Хряк!
По идее после этих оскорбительных слов Сан Саныч, должен был начать метать громы и молнии, чтобы испепелить наглеца. Однако в душе Хряков был трусом и смертельно боялся тех, кто наглее его, независимо от места их размещения в табеле о рангах. Он расхохотался, распахнул дверцу встроенного в стену шкафа, поставил перед Мишкой бутылку коньяка, две рюмки и тарелку с нарезанным лимоном.
– А ты, пастушья морда, мне нравишься! – Хряк наполнил рюмки и, не дожидаясь, Чубея, влил порцию коньяка в глотку. – Неужто и впрямь на мое место метишь?
– Пока думаю, – Оторвин отодвинул рюмку. – Не пью.
– А я еще выпью! – заявил Сан Саныч, пытаясь скрыть замешательство. – Только знай – меня свалить потруднее будет. Я тебе не гомосек Льняной.
– Все вы – гомосеки! – зевнул Мишка. – Петухи вертикальные! А вообще-то мне твое место без надобности. Я, Сан Саныч, повыше планку брать буду.
– Ты про выборы в нижнюю палату? – изумился Хряк, замирая с рюмкой, так и не поднесенной ко рту.
– В нее самую, – Чубей сунул в рот дольку лимона и поморщился. – В самую нижнюю из всех палаток. Уже заявку подал и подписи полным ходом собираю.
– Совсем нюх потерял? С твоей-то рожей! В зеркало давно смотрелся, урод тряпочный?
– Мой нюх при мне. Предлагаю тебе сделку. Ты мне – всемерную поддержку на выборах, я тебе… Короче, пока не трогаю. Большего обещать не могу.
– Пока! Он мне обещает! – Хряк заметался по кабинету будто пойманная в силки птица. – Миша, родненький. Ты хоть соображаешь, в какое говно вступить хочешь? У нас в стране многовекторная политика. Векторов этих столько, что без стакана не разберешься. Президент уже и сам не знает, по какому вектору двигаться. У тебя дети есть?
– При чем тут дети?
– А при том, что у всех начальников минимум по двое наследников. А работать эти ублюдки не хотят. Им, чертям вынь да положь тепленькое место. Они руководить желают. А мест в госаппарате на всех не напасешься. Приходится создавать новые властные структуры. Контрольные, мать их так, надконтрольные и околоконтрольные. Жрать уже нечего, заводы только для вида работают, а колхозы… Сам знаешь. Доруководились. Набрали кредитов по самые яйца, на "джипах" ездим и подходы по два раза на день меняем. А они не меняются потому, как мало кто из нынешних вождей в дырку унитаза с первого раза попадает. Лишь бы водки нажраться, телку трахнуть, да дом на берегу реки в три этажа забацать.
– Ты это про свой дом? – усмехнулся Оторвин, прерывая поток обличений.
– А я не хуже и не лучше. Я – как все.
– Эх и пощипать вас жуликов за вымя! – мечтательно проговорил Мишка. – Так как насчет поддержки? По рукам?
– Хрен тебе на воротник чтоб шея не потела! – Хряк разошелся так, что напрочь забыл о расстановке фигур на шахматной доске Быкохвостовского района. – Пастухом, сука был, пастухом и помрешь!
Пока Сан Саныч брызгал слюной, Чубей успел достать из кармана кителя диктофон, положил его на стол и нажал кнопку воспроизведения.
– Я здесь насрать могу, а потом заместителю по идеологии сказать, чтоб убрал. И уберет ведь! – донеслось из динамика.
Хряк застыл, как городничий, парализованный ужасом в последней сцене гоголевского "Ревизора".
– Я – Сан Саныч Хряков и на всех с прибором клал! Сейчас я на орбите, сейчас моя власть. Хошь казню, хошь милую! Я – президентская вертикаль в этой дыре. Я – король в вашем долбанном Быкохвостове! – продолжал хрипеть диктофон.
– Что это? – председатель попятился к окну. – Что это?
– Компромат, Сан Саныч. – усмехнулся Чубей, вставая. – Наше вам с кисточкой!
Когда Хряков оправился от шока, посылать погоню за Мишкой было поздно. Сан Саныч рванулся к телефону и набрал номер начальника РОВД.
– Мелкокалиберный? Срочно ко мне! Беда у нас!
Глава одиннадцатая,
в которой Чубей кладет всех завистников на лопатки и с боем прорывается в нижнюю палату.
Иннокентия Порядкина начальник не вызывал так давно, что несчастный участковый начал подумывать о том, что о его существовании забыли. Захолустный нижнечмыринский участок, вверенный попечению Порядкина, ничем не выделялся в плане преступности. Что касается самогоноварения, то от борьбы с ним отказался еще предшественник Иннокентия, старый милицейский волк фамилия которого была безвозвратно утеряна для истории.
– Бесполезно, Кеша, – предупреждал он молодого инспектора. – Эту хренотень в Нижних Чмырях не искоренишь. Гнали и гнать будут. Тут другая тактика нужна. Если врага нельзя победить лобовым ударом, надо затесаться в его ряды, войти в доверие и взорвать преступное сообщество изнутри!
Предшественнику Иннокентия удалось настолько гармонично влиться в ряды самогонщиков и завоевать их доверие, что к моменту выхода на пенсию от дыхания участкового вяли комнатные растения, а поднесение ко рту инспектора спички было чревато взрывом.
Иннокентий перенял тактику наставника, сделался не только постоянным клиентом "родничка" Леокадии, но и штатным сотрудником главной самогонщицы Быкохвостовского района. Он следил за порядком при отпуске горячительного напитка и поименно знал тех, от кого можно ожидать нарушений дисциплины.
Смену власти в деревне Порядкин воспринял спокойно. Избиение Чубея накануне его прорыва во властелины села и председатели сельхозкооператива могло сказаться на карьере Иннокентия, однако Оторвин ничем не выразил своего неудовольствия. В благодарность Порядкин целиком и полностью поддержал политику, проводимую нижнечмыринским руководством, принял активное участие в ликвидации "Красного пахаря" как животноводческой точки. Рьяно занялся избирательной кампанией Чубея и теперь чувствовал себя полноправным членом героической команды бывшего пастуха.
Мелкокалиберный встретил Иннокентия отеческой улыбкой, предложил сесть и начал расспрашивать о службе, житье-бытье и печках-лавочках.
– Зарплаты-то хватает? – поинтересовался Максим Максимыч, постепенно переходя к делу.
– Да как вам сказать, – пожал плечами Порядкин. – Вроде и грех жаловаться, а вроде и…