- Тридцать градусов на левый борт, - объявил радист. Бушен повторил его команду и скорректировал курс. Затем, через несколько секунд прозвучала новая директива. - Правый борт, двенадцать градусов.
- Правый борт, двенадцать градусов, - повторил Бушен. Рулевое колесо было повернуто вправо, и Майкл уставился на стрелку корабельного компаса - та передвинулась.
Туман все еще не рассеивался…
По своим древним карманным часам Майкл отмерил двадцать минут, когда русский снова выкрикнул:
- Правый борт, восемь градусов!
Капитан повторил команду, и судно вновь поменяло курс, после чего стрелка компаса снова отклонилась. "София" пробивала себе путь сквозь мягкие призрачные облака тумана. От напряжения у Майкла засосало под ложечкой. Он вытащил револьвер из-за пояса, но не с конкретной целью, а лишь с надеждой придать себе уверенности. Если его земляк просчитался, "Копье" запросто может ударить по "Софии" первым, наведя свои пушки так, чтобы стрелять в упор.
- Держите ровно, - скомандовал русский.
- Ровно, - повторил капитан. Его пальцы, сомкнутые на рулевом колесе, побелели.
Соленый ветер подул в лицо Майкла через выбитое стекло, и в этом порыве чувствовался корабельный запах: смесь нефти, бревен, старой смазки, обожженного металла, немытых тел и тонкий, сырой запах страха.
На секунду ему показалось, что он вспотел в своей клетчатой рубашке, однако почти сразу пришло осознание, что это не пот щекочет кожу, а волчья шерсть пробивается наружу на спине и груди. Зверь просыпался внутри него, ведомый переплетениями древних уз, недоступных современному человеку. По счастью, Майкл был достаточно опытен в приручении этого дикого животного, поэтому сумел вновь заставить свое звериное нутро уснуть. Шерсть послушно втянулась в зудящие, раздраженные поры. Однако часть сознания волка не желала засыпать окончательно, подначивая Майкла либо к тому, чтобы сорваться и бежать, либо к тому, чтобы пометить территорию, и он невольно вспомнил, что чувствовал то же самое после того, как убил Октавия Злого в бродячем цирке. Застряв между миром зверей и людей, он поддался инстинкту и оставил за собой лужу мочи в комнате убитого, а после - убежал, как и положено зверю.
Но сейчас бежать было некуда, и вряд ли капитан правильно поймет его, если он вдруг помочится на пол.
- Юрий! - позвал Бушен. - Есть расстояние?
- Точно сказать невозможно, сэр!
- Точным быть и необязательно, просто оцени расстояние, насколько сможешь.
Несколько секунд длилось молчание, в течение которого радист старался произвести вычисления.
- Я думаю… шестьсот-семьсот метров, сэр. Точнее сказать не смогу.
- Прямо по курсу?
- Да, сэр.
Бушен кивнул и обратился к Майклу.
- Управление на тебе, - приказал он, отлучившись в командную рубку, чтобы подтвердить режим "полный вперед".
"София" уверенно ринулась в указанном направлении, ее торпеда маячила перед ней, как стальной кулак, готовый ударить.
- Отойди в сторону, - сказал капитан Майклу, вновь вернувшись к управлению судном.
Однако перед тем, как он совершил основное действие, раздался крик на корме. Голос был неразборчивым, но резким и взволнованным. Бушен всмотрелся в туман вдоль пути торпеды, глаза его напряженно прищурились.
Майкл взялся за рулевое колесо и принялся держать его как можно крепче. Гудение двигателей пробегало тихой вибрацией по всей длине "Софии". И вдруг внизу, а палубе кто-то закричал.
- Корабль! Прямо по курсу!
Его контур показался раньше, чем Майкл успел сделать очередной вздох.
Только что судна не было, и вот - оно здесь. Бушен сдавленно вскрикнул от страха - "Копье" направляло свой нос к "Софии" под небольшим углом, и Майкл даже мог разглядеть нескольких членов вражеского экипажа на борту. Стволы пушек начали методично разворачиваться к цели.
Но было слишком поздно.
Одна из пушек выстрелила, взбугрив краску левого борта вдоль рулевой рубки. В следующий миг Бушен оказался подле Майкла и с мучительным стоном рванул рулевое колесо вправо, прежде чем "Копье" успело проскользнуть мимо. Майкл заметил торпедный выстрел со стороны правого борта.
Миновала смертоносная пара секунд.
Затем раздался взрыв.
Кузница Вулкана полыхнула вдоль корпуса "Копья", огромный гейзер вспененной белой воды взмыл ввысь, а затем раздались множественные громы. Ударная волна вернулась к "Софии" огрев ее, словно кулаком Нептуна, наотмашь. Грузовое судно силой волны было оттянуто назад, Бушен свалился на пол, а Майкл успел уцепиться за руль. "София" резко поднялась, словно встающая на дыбы кобыла, и опустилась. Часть взметнувшейся вверх воды тяжело опустилась на палубу, сбив с ног большинство людей и едва не потопив их. Вода сомкнулась над крышей рулевой рубки. Рулевое колесо дернулось с такой силой, что чуть не сломало Майклу запястье, когда "София" накренилась на правый борт и вновь вернулась на прежний вектор.
Последовал второй взрыв на "Копье". Горячий ветер расщепил призрачное одеяло тумана. Часть пылающих предметов с вражеского борта взлетела на воздух и приземлилась на палубу "Софии". Майкл с трудом успел вовремя подняться, чтобы увидеть полыхающее по всей своей длине "Копье", находившееся недалеко от "Софии" по правому борту. То, что он увидел дальше, напоминало Пляску Смерти.
Казалось, что Врата Ада разверзлись.
Белый горячий огненный шар взорвался на палубе "Копья", в огромной пламенной воронке на воздух взлетели веревки, части обугленных тел, стволы пушек - словно они были сделаны из легкого картона. Ввысь поднимались столбы газового пламени. Обшивка корабля сияла фиолетовым огнем, ярко-красные всполохи повсеместно возникали на палубе, разбрасывая искры во все стороны.
Майкл понял, что произошло.
- Загорелись боеприпасы! Скорее, сейчас взорвутся зажигательные снаряды!
Бушен поспешил дать "полный назад", едва держась на ногах.
По мере того, как снаряды взрывались на борту "Копья" и распространяли прожорливое пламя над рулевой рубкой и палубой, массивная стена серого дыма срывалась с борта вражеского судна и летела в сторону "Софии", но даже через эту завесу было видно, как горящие люди отчаянно пытаются перебраться через борт и, быть может, попасть на другой корабль. Некоторые из них даже надеялись захватить "Софию" и выбраться на ней, однако экипаж Бушена не дремал и расстреливал амбициозных налетчиков, не позволяя им даже помыслить о приближении. Когда двигатели потянули "Софию" назад, огромные языки пламени взвились над "Копьем". С борта слышались мольбы и крики о пощаде, но норвежское судно хладнокровно отступало прочь от пожарища, увеличивая расстояние между собой и врагом.
Все больше горящих тел бросалось в холодные воды Северного моря. Майкл смотрел на происходящее бесстрастно, но на лице его все же проступали серые следы усталости. Отражение пламени плясало в его зеленых глазах. Он подумал, что сегодня, пожалуй, акулам не придется особенно трудиться, чтобы найти себе пропитание.
"Копье" накренилось на правый борт, объятое огнем от носа до кормы.
Словно выкрикивая последнее проклятье, враг попытался вновь выстрелить из чего-то уцелевшего по "Софии", однако уже скоро море скрыло врага под собой, а изможденное грузовое судно попятилось в туман.
Глава тринадцатая. Работа Хорошего Дня
Приближалась ночь, в которую "София" вступила плавучим лазаретом, лишенным врача.
Бушен провел свою изувеченную красавицу через дым и огонь, чтобы по возможности спасти выживших. Вытащить из воды удалось четырнадцать человек - все они сильно обгорели, и лишь шестеро из них были в состоянии самостоятельно передвигаться. Акулы действительно подоспели и через несколько часов могли лишить всех уцелевших членов экипажа "Копья" возможности ходить. Никаких признаков тела Мансона Кённига обнаружено не было.
Впереди ждала долгая дорога - остальная часть пути в Англию - и за время оставшегося путешествия, несомненно, еще не одно тело, завернутое полностью в брезент, отправится за борт, не выдержав травм. Впрочем, для некоторых из этих обожженных чучел смерть была бы милосердным избавлением.
После осмотра судна выяснилось, что еще восьми членам экипажа "Копья" удалось перебраться на борт "Софии": один из них скрылся в шкафу пустующей каюты, выкупленной на это плавание полковником Вивианом; другой скрывался в вентиляционной трубе; третий, атаковав Олафа Торгримсена карманным ножом, был убит на месте.
"София" представляла из себя сплошное месиво: помятая, изрисованная, испещренная ударами вражеского судна, она едва могла выдавать скорость в четыре узла. В трюме открылось еще несколько течей, насосы работали на полной мощности, но корабль был изранен и изувечен.
- Суровая погодка, - сказал Бушен Майклу, встретившись с ним в столовой. - Надеюсь, шторма не предвидится, потому что корабль не выдержит больше никаких атак, даже погодных, а у нас теперь не осталось ни одной спасательной шлюпки.
Удар с "Копья" попал в надстройку "Софии" со стороны левого борта, обуглив ее; от детонации торпеды ударная волна сломала кости нескольким членам экипажа и прорвала барабанные перепонки. На корабле не осталось ни одного целого иллюминатора - каждый из них либо треснул, либо и вовсе разбился.
Оценив ущерб и, наконец, полностью осознав, какую опасность представляла вся эта операция, Бушен высказал только одно в адрес Пауля Вессхаузера:
- Черт, этот тощий ублюдок уж точно знает, как упаковать длинный член.
Майкл, вспомнив о Вессхаузере, в ответ посоветовал капитану снова включить вентиляторы в трюмах с удобрениями.
Бушен и Майкл прогулялись по опаленной палубе, когда время перевалило за семь часов. Капитан все еще нес свой "Томпсон", а при Майкле был его револьвер, потому что матросы "Копья" все еще обнаруживались на борту помимо подобранных раненых - пару часов назад один из идейных членов вражеского экипажа, скрывавшийся под брезентом, попытался напасть.
Большинство огней "Софии", по счастью, не пострадало и до сих пор работало. Столовая также работала - оставалась возможность прокормить экипаж. Первым делом еду выдавали раненым.
После уничтожения "Копья" удалось, наконец, послать сигнал SOS и получить ответ, после чего примерно к десяти часам "София" была встречена британским грузовым судном "Артуриан", бортовой врач которого оказал раненым медицинскую помощь. Лишь после этого русский радист сумел расслабиться, отправился поесть и почти сразу погрузился в сон после тяжелейшего трудового дня.
Разбитый нос "Софии" навострился на запад. Небо над морем расчистилось, показались звезды.
- Да уж, - протянул Бушен, обратившись к Майклу, пока они шли. Рука его тронула покореженный фальшборт корабля. - Она у меня не красавица, но зато стойкая. Думаю, если море будет спокойным, мы сможем преодолеть весь путь. Кстати сказать, может, твои британские друзья выделят деньги на починку моего корабля?
Ответа на это у Майкла не было, и капитан об этом знал. Невесело усмехнувшись, он похлопал его по плечу.
- Пойдем, mon ami [мой друг (фр.)], - на этот раз улыбка вышла более беззаботной. - У меня припасена еще бутылочка.
Они поднялись по лестнице в обгоревшую рубку. Майкл следовал за капитаном, не отставая. На мостике горело несколько тусклых фонарей.
Первым, что они увидели, было брошенное рулевое колесо, из-за которого "София" начинала отклоняться от курса. Вторым был надежный и работящий поляк, лежащий на полу с лужей крови вокруг головы. А третьим…
Третьим они увидели обугленное тело в ошметках обгоревшей одежды, стоявшее в коридоре. У него уцелела его рыжая борода, но вот начищенные эбеновые сапоги уже не были такими блестящими. А еще у него был "Люггер", который выстрелил дважды.
Гюстав Бушен вскрикнул от боли, ухватившись за левый бок. Он упал на колени, а ствол "Люггера" направился в сторону Майкла Галлатина.
У Майкла не было времени достать оружие. Он бросился вперед - буквально наперерез пуле - пока враг не успел выстрелить, и пуля просвистела рядом с его левым ухом. Майкл врезался в израненное тело Мансона Кённига, ударил его в плечо, и пуля угодила в потолок. Кённиг внезапно показал неимоверную физическую и волевую силу, нанеся Майклу мощный удар между глаз свободной рукой, а затем сумел извернуться так, чтобы ударить противника под колени. Ноги Майкла подогнулись, и у Кённига хватило сил швырнуть его на грязный ковер каюты Бушена.
Ошеломленный, Майкл заметил вновь поднятый пистолет и бросился в сторону - в следующую секунду пуля выбила осколки из стола Бушена. Майклу, наконец, удалось выхватить свое собственное оружие и выстрелить, но он промахнулся. Кённиг остановился в дверях с хищным оскалом и выстрелил снова. По счастью, Майкл сумел оказаться под защитой стола. В следующую секунду он перевернул стол и мощным толчком направил его на Кённига, заставив того отступить в коридор, на него полетели бумаги, грязные тарелки и стаканы. Он попытался выстрелить, но промахнулся.
Голова Кённига повернулась вправо.
Гюстав Бушен с пропитанной кровью рубашкой на уровне бока и левого плеча, целился в бывшего хозяина "Копья" из своего "Томпсона", и на его сером лице блестела кривая усмешка.
- Я пришел, - выдохнул он. - Убрать мусор…
И открыл огонь.
Майкл видел, как пули начинают прошивать живот Кённига ровной строкой вверх по груди и до самого лица, и он под каждым ударом танцевал свою личную Пляску Смерти. Кусок головы исчез в облаке красного спрея. "Люггер", удерживаемый ослабевшими пальцами, снова выстрелил, но никому не нанес увечий, а тело обгоревшего немца начало оседать на пол.
Бушен продолжал стрелять, пока не кончилась обойма. Кённиг - измятый, как тряпичная кукла - рухнул на пол в луже собственной крови, словно игрушка, потрепанная непослушным ребенком. Он несколько раз дернулся в предсмертных судорогах. Мозга в нем практически не осталось, поэтому вряд ли он даже толком мог пережить и осознать собственную смерть. Через мгновение он замер.
Бушен стоял неподвижно, весь в крови. Через несколько секунд автомат в его руке опустился, лицо скривилось от боли, рука снова ухватилась за раненый бок, и капитан упал. Майкл выскочил из каюты и бросился на помощь. Он разорвал его рубашку, чтобы осмотреть раны.
Три члена экипажа вбежали на шум и уставились на Бушена. Дилан Кустис был среди них. Матросы ошеломленно собрались вокруг своего капитана, не зная, что делать.
- Да ради Христа, - проскрипел Бушен. - Что за гребаная возня? - он прикрыл глаза, стараясь собраться с силами и заговорить. - Вы, что, никогда не видели раньше человека, которому чертовски нужно выпить?..
… Было солнечное утро, когда "София" достигла гавани в Дувре. Наконец, удалось пришвартоваться и бросить якорь, после чего самый уродливый корабль, когда-либо останавливавшийся в гавани Дувра, оказался в безопасности. Трап опустился, и плавание можно было счесть оконченным.
Несколько черных грузовиков и машин скорой помощи ждали в порту, а также здесь находилось два полированных черных седана. На борт поднялся другой экипаж, чтобы разгрузить судно. Заработали краны и лебедки.
Щурясь от британского солнца, люди шли прочь от "Софии", неся свои вещмешки и передвигаясь группами или в одиночку. Олаф Торгримсен собирался в скором времени отбыть обратно в Норвегию на другом корабле, а Дилан Кустис хотел навестить свою жену в Кройдоне; инженеры, электрики, механики, плотники, сварщики, умелые моряки, люди из многих стран - теперь все они были связаны одним гражданством.
Гражданством грузового судна, которое сейчас можно было назвать лишь кучей мусора.
Мариэль Вессхаузер и ее семья были встречены людьми, которые - девушка не сомневалась - занимали важные должности. Один из них был очень высоким, и в его виде даже проскальзывало нечто мальчишеское, но на деле ему было уже намного больше сорока. У него были серебристо-серые волосы и бледно-голубые глаза. Мариэль подумала, что с таким высоким лбом, наверное, этот человек был очень умным. По его щекам и крючковатому носу было рассыпано множество веснушек. Он тихо разговаривал с Паулем Вессхаузером и внимательно изучал его, казавшись при этом прохладным и собранным. Мариэль видела, как тот же человек не так давно говорил капитану Бушену что-то, после чего они пожали руки, и француз вернулся в свою каюту. Там он вел себя странно: прикасался к каждому предмету, будто бы прощаясь со всем, что видит на "Софии".
Теперь девушка поняла, что и ей нужно смотреть вперед. Всегда - только вперед. С этого дня и на всю жизнь, постоянно над этим работать. Работать, работать и работать, как Вулкан в своей кузнице.
А иначе как можно создать нечто красивое?
Сейчас Вессхаузерам нужно было уезжать. Важные люди хотели посадить их в один из черных седанов и отвезти в отель в Лондоне. Возможно, это будет весело, подумала Мариэль. Было бы очень интересно погулять по Лондону.
Но сначала…
Она искала и искала… затем поискала еще немного.
Она смотрела везде.
Но джентльмен ушел.
- Давай, Мариэль! Пора! - позвал отец, предложив ей свою руку, представляя, как неустойчиво она будет себя чувствовать сейчас, когда ступит на твердую землю после долгого плавания.
Но она поняла, что сегодня ей не нужна рука. Сегодня она чувствовала солнечное тепло на своем лице и понимала, что сама тоже излучает свет.
Потому что Билли стоял внизу, у самого трапа, ожидая ее, и, когда их глаза встретились, он улыбнулся ей и подошел, чтобы встретить ее на полпути.
Часть четвертая. Волк и Орел
Глава первая
- Пристегнитесь, майор.
Майор уже пристегнулся.
- Сегодня полет будет недолгим, сэр.
- Ну, раз ты так говоришь, - передернул плечами Майкл Галлатин, занимавший заднее сидение самолета "Вестланд Лисандр". На нем была его выгоревшая на солнце пыльная форма британских вооруженных сил для Западной пустыни: влажная от пота рубашка с короткими рукавами, шорты, серые гольфы и ботинки цвета загара. Вокруг его шеи оборачивался темно-синий платок, предназначенный для защиты от мелких травм, вызванных постоянным попаданием песка, мелкие ранки от которого грозили серьезными инфекциями в суровом климате и могли привлечь насекомых. Также на майоре сидела офицерская фуражка цвета Ливийской пустыни - оттенка бесконечного песка и серых камней. В тесном пространстве под ногами лежал его вещмешок, в котором находились сменная одежда, фляга, бритвенные принадлежности и его надежный американский автоматический "Кольт" 45-го калибра. К своим знакам отличия он относился довольно небрежно и иногда даже предпочитал их не носить, что не вызывало никакого одобрения в глазах старших офицеров, однако все, кто был ниже рангом, проникались к нему негласным уважением. Так или иначе, высшие чины были информированы, что донимать этого человека по пустяковым поводам им не следует, согласно важному письму, которое он привез с собой из Лондона.