- Ох, я ужасно виновата, прости, - теряюсь я.
- Да, ты чертовски виновата, - говорит Картик.
И вдруг разражается оглушительным хохотом. Я пытаюсь заставить его замолчать, но вскоре и сама не выдерживаю, и мы оба завываем от смеха, как гиены. Какой-то старик за столом неподалеку качает головой, глядя на нас; похоже, он решил, что мы свихнулись.
- Извини, - говорю я. - Это потому, что я раздражена.
Картик показывает на мой погнутый амулет.
- А это что такое? Что с ним случилось, как ты это сделала?
- Ох, - вздыхаю я, снимая с шеи Око Полумесяца, - это не я. Это мисс Хокинс. Когда я в первый раз ее навещала, она сорвала его с моей шеи. Я думала, она меня убить хочет. Но она просто держала его перед собой вот так.
Я показываю Картику жест мисс Хокинс. Картик хмурится.
- Как оружие?
Он берет у меня амулет и взмахивает им так, словно это кинжал. В янтарном свете фонарей таверны металл светится тепло, как золото.
- Нет. Она вот так его сжимала.
Я забираю амулет у Картика и поворачиваю и передвигаю его в ладони, как это делала Нелл.
- Она долго всматривалась в его обратную сторону, как будто искала там что-то.
Картик резко выпрямляется.
- Ну-ка, еще раз так сделай…
Я снова поворачиваю амулет туда и обратно.
- Что такое? О чем ты думаешь?
Картик опять откидывается на спинку стула.
- Не знаю… Просто вот эти твои движения напомнили мне о компасе.
Компас! Я придвигаю поближе лампу на высокой ножке и подставляю амулет под мерцающий свет.
- Ты что-нибудь видишь? - спрашивает Картик, пододвигая свой стул так близко к моему, что я ощущаю тепло его тела, ощущаю запах его волос - смесь печной сажи и пряностей… Это приятный запах, он притягивает к себе…
- Нет, ничего, - качаю я головой.
На обратной стороне амулета нет никаких пометок. Никаких указаний на направление.
Картик снова откидывается на спинку стула.
- Ну, мысль все же была неплохой.
- Согласна, - киваю я, продолжая всматриваться в амулет. - А что, если мы можем увидеть на нем что-то только в сферах?
- Ты попробуешь?
- Как только смогу, - обещаю я.
- Отлично, мисс Дойл, - говорит Картик, широко улыбаясь. - А теперь позвольте отвезти вас домой, пока я не лишился работы.
Мы выходим из таверны и снова идем по извилистым улицам к тому месту, где осталась карета. Но когда мы добираемся до нее, мальчишки рядом с ней нет. Вместо него мы видим троих мужчин в черной одежде. У одного в руках трость, и выглядят они так, словно собираются на нас напасть. Третий сидит в карете, держа перед собой развернутую газету. Улица, еще полчаса назад заполненная людьми, теперь совершенно пустынна.
Картик жестом дает мне понять, что надо замедлить шаг. Мужчины видят его, кто-то из них свистит. Третий, сидящий в карете, аккуратно складывает газету и выходит. Это тот самый мужчина со шрамом, тот, который преследует меня с самого приезда в Лондон.
- Восточную звезду найти нелегко, - говорит мужчина со шрамом. - Очень нелегко найти.
Я замечаю булавку с мечом и черепом на лацкане его сюртука. У остальных таких украшений нет.
- Привет, приятель, - говорит один из мужчин, подходя ближе. Он крепкий, коренастый, похлопывает тростью по ладони. - Помнишь меня?
Картик рассеянно потирает лоб, и я гадаю, о чем это они.
- Мистер Фоулсон прибыл сюда по делу, ему желательно поговорить с леди, - заявляет здоровяк и сильно толкает Картика.
Второй мужчина подходит ко мне и предлагает приблизиться к карете.
- Фоулсон, - говорю я. - Так, значит, у вас еще и имя есть.
Мужчина, сидящий в моей карете, хмурится, глядя на здоровенного хулигана.
- Незачем притворяться, - говорю я. - Мне известно, что вы - Ракшана. И буду вам весьма признательна, если вы перестанете меня преследовать.
Мужчина говорит низким, сдержанным голосом, будто увещевая капризного ребенка:
- А мне известно, что вы - дерзкая девчонка, не понимающая серьезности задачи, стоящей перед ней. Вам бы следовало находиться в сферах и искать Храм, а не бродить по самым грязным лондонским улицам. Уж здесь-то Храма точно нет. Или есть? Скажите-ка, куда вас водил этот парень?
Он ничего не знает об убежище Картика. Отлично. Я слышу, как Картик, стоящий рядом со мной, сдерживает дыхание.
- Просто посмотреть на окрестности, - говорю я. - Мне хотелось собственными глазами увидеть все эти трущобы.
Мужчина с тростью громко фыркает.
- Уверяю вас, сэр, я весьма серьезно отношусь к своему долгу, - говорю я мистеру Фоулсону.
- Так ли это, девица? Задача-то совсем проста: отыскать Храм и связать магию.
- Если это так просто, почему бы вам самому этого не сделать? - сердито возражаю я. - Ах да, вы не можете! Тогда придется вам положиться на меня, на дерзкую девчонку, а?
Фоулсон смотрит на меня так, словно ему хочется врезать мне изо всех сил.
- Что ж, похоже, в настоящий момент это действительно так.
Он одаряет Картика ледяной улыбкой.
- И ты, новичок, не забудь о своем долге!
Он сует сложенную газету под мышку и подходит к своим помощникам. И все втроем они неторопливо уходят, через секунду-другую исчезая за углом. Картик тут же оживает и впихивает меня в карету.
- Что он имел в виду, когда говорил о твоем долге? - спрашиваю я.
- Я уже говорил тебе, - отвечает он, беря лошадь под уздцы и заставляя ее развернуться. - Моя задача - помочь тебе отыскать Храм. Только и всего. А вот что ты имела в виду, когда просила Фоулсона перестать тебя преследовать?
- Только то, что он меня преследует! Он был на вокзале в тот день, когда я приехала в Лондон. А потом я видела его, когда гуляла в Гайд-парке с бабушкой, - говорю я, намеренно не упоминая Саймона. - А рядом с ним я видела женщину в зеленом плаще, Картик! В зеленом плаще!
- В Лондоне множество зеленых плащей, мисс Дойл, - отвечает Картик. - И не все они принадлежат Цирцее.
- Нет. Но один - точно принадлежит. Я просто хочу знать, уверен ли ты, что мистеру Фоулсону можно доверять?
- Он Ракшана, часть моего братства, - говорит Картик. - Да, я уверен.
Он не смотрит на меня, и я боюсь, что доверие, которое мы начали испытывать друг к другу, разрушено моим вопросом. Картик вспрыгивает на свое сиденье, дергает вожжи. Мы резко срываемся с места, шоры на глазах лошади вынуждают ее к послушанию, копыта поднимают с булыжной мостовой целые смерчи пыли и мусора…
Вечером мы с бабушкой сидим у камина и занимаемся рукоделием. Каждый раз, когда с улицы доносится стук колес какого-нибудь экипажа, бабушка прислушивается. Наконец я соображаю, что она ожидает возвращения отца из клуба. Отец проводит там массу времени, особенно по вечерам. Иной раз я слышу, как он является домой перед самым рассветом.
Сегодня бабушка ждет отца с особым напряжением. Он устроил жуткий скандал перед уходом, обвинил миссис Джонс, что та потеряла его перчатки, и чуть не разнес всю библиотеку, ища их, - а потом бабушка обнаружила их в кармане его собственного пальто. Они все время там лежали. Отец уехал, даже не подумав извиниться.
- Я уверена, он скоро вернется, - говорю я, когда мимо нашего дома проезжает очередной экипаж.
- Да. Да, разумеется. Конечно, - рассеянно произносит бабушка. - Не сомневаюсь, он просто забыл о времени. Ему очень нравится быть среди людей, правда?
- Да, - соглашаюсь я, удивленная, что бабушка вдруг стала так беспокоиться о своем сыне. Это даже уменьшает мою неприязнь к ней.
- Знаешь, он тебя любит куда больше, чем Тома.
Я так ошеломлена, что втыкаю иголку в палец. На коже выступает крошечная капелька крови.
- Да, это так. Ох, конечно же, он заботится и о Томе. Но сыновья для мужчин - это нечто совсем другое, это скорее долг, чем радость. А ты - его ангел. Не разбей ему сердца, Джемма. Он уже так много страдал… Это может его уничтожить.
Я изо всех сил сдерживаю слезы, мне больно от укола и от внезапного нежеланного открытия.
- Я этого не сделаю, - обещаю я.
- У тебя получается очень красивая вышивка, дорогая. Но мне кажется, по краям надо делать более короткие стежки, - говорит бабушка таким тоном, словно мы ничего другого и не обсуждали.
В комнату входит миссис Джонс.
- Прошу прощения, миссис Дойл… Вот это доставили для мисс Дойл днем. Эмили забыла мне сказать.
И хотя посылка предназначена для меня, миссис Джонс подает ее бабушке; это коробка, изящно перевязанная шелковой розовой лентой с бантом.
Бабушка смотрит на карточку, заткнутую под ленту.
- Это от Саймона Миддлтона.
Подарок от Саймона? Я полна любопытства. В коробочке лежит прекрасное тонкое ожерелье: на цепочке висят маленькие аметисты. Пурпурные, это мой любимый цвет. На карточке написано: "Вместо джема для нашей Джеммы".
- Какие красивые, - говорит бабушка, поднося ожерелье к свету. - Уверена, Саймон Миддлтон очарован кое-кем!
Я снимаю с шеи матушкин амулет, и бабушка застегивает на мне аметистовое ожерелье. Я спешу к зеркалу. Драгоценные камешки нежно лежат на моих ключицах.
- Ты должна надеть это завтра в оперу, - подает совет бабушка.
- Да, надену, - киваю я, любуясь игрой света в камнях. Они сверкают и переливаются, и вскоре мне начинает казаться, что я ничего больше не вижу.
На подушке лежит записка от Картика: "Я должен кое-что тебе сказать. Буду в конюшне".
Мне очень не нравится, что Картик считает себя вправе заглядывать в мою спальню, когда ему вздумается. Я обязательно скажу ему об этом. Мне не нравится, что у него есть секреты от меня. И об этом я тоже ему скажу. Но не сейчас. Сейчас у меня на шее - новое ожерелье, подарок Саймона. От прекрасного Саймона, который считает меня непохожей на других. Для него я не ступенька, чтобы подняться по лестнице званий в братстве Ракшана… для него я просто девушка, которой приятно дарить драгоценности.
Я беспечно подхватываю записку с подушки и кружусь по комнате, держа ее кончиками пальцев. Ожерелье лежит на шее, как добрая рука. "Вместо джема для нашей Джеммы".
Я бросаю записку Картика в камин. Края листка сворачиваются, чернеют, и бумажка превращается в пепел.
ГЛАВА 29
Если я слегка волнуюсь из-за поездки в оперу, то бабушка просто вне себя.
- Очень надеюсь, что эти перчатки подойдут, - неодобрительно бормочет она, пока портниха делает последние стежки, подгоняя на мне платье из белого королевского атласа - именно этот цвет должны носить юные леди, отправляясь в оперу.
Бабушка заказала мои первые перчатки для оперы в универмаге Уитли. Портниха застегивает крошечные жемчужные пуговки на моих запястьях, и обнаженные руки прячутся под дорогой лайкой. Мои волосы уложены в искусную прическу-шиньон, украшены цветами. И, конечно же, я надела чудесное ожерелье Саймона. Когда я поглядываю на себя в зеркало, я вынуждена признать, что выгляжу чудесно, как настоящая, истинная леди.
Даже Том встает, когда я вхожу в гостиную, пораженный моим преображением. Отец берет мою руку и целует. Его собственная рука при этом слегка дрожит. Я знаю, что он вернулся домой лишь на рассвете, что он весь день спал, и очень надеюсь, что он здоров. Он промокает повлажневший лоб платком, но его голос звучит бодро и весело.
- Ты настоящая королева, моя малышка. Ведь правда, Томас?
- Ну, по крайней мере, с ней не стыдно показаться на людях, - отвечает Том.
Для такого придурка он выглядит неплохо в своем элегантном фраке.
- Это все, что ты можешь сказать? - предостерегающим тоном говорит отец.
Том вздыхает.
- Ты выглядишь весьма респектабельно, Джемма. Только не забывай, что в опере нельзя храпеть, если заснешь. Это вызовет недовольство окружающих.
- Если уж я не засыпаю, слушая тебя, Том, я сумею не заснуть и в театре.
- Карета ждет, сэр, - сообщает вошедший Дэвис, наш дворецкий, избавляя нас от дальнейшего разговора.
Когда мы выходим к карете, я замечаю выражение лица Картика. Он таращится на меня во все глаза, как будто я призрак или кто-то такой, кого он видит впервые в жизни. У меня это вызывает странное удовлетворение. Да. Пусть видит, что я не какая-то там "дерзкая девчонка", как назвал меня тот прихвостень Ракшана.
- Дверь, мистер Картик, если вы не возражаете, - напряженно произносит Том.
Картик, словно внезапно проснувшись, быстро распахивает перед нами дверцы кареты.
Когда мы трогаемся с места, Том говорит:
- Нет, в самом деле, отец… мне бы хотелось, чтобы ты пересмотрел свое решение. Только вчера Симс рекомендовал мне одного кучера…
- Вопрос закрыт, Том! Мистер Картик будет возить меня туда, куда мне нужно, - сдержанно отвечает отец.
- Да, вот этого я и опасаюсь, - бормочет Том себе под нос, так что его слышу только я.
- Ну, ну! - Бабушка похлопывает отца по колену. - Давайте сегодня не будем дуться, хорошо? В конце концов, скоро Рождество!
Когда перед нами распахиваются двери Королевской оперы, меня охватывает паника. А что, если я выгляжу глупо, а вовсе не элегантно? Что, если у меня что-то не в порядке - платье, прическа, манеры? Я слишком высока ростом. Мне хочется быть пониже. Более хрупкой. Брюнеткой. Не иметь веснушек. Еще лучше - стать австрийской графиней. Может, не поздно еще удрать домой и спрятаться?
- А, вот и они! - восклицает бабушка.
Я вижу Саймона. Он так хорош в черном фраке с белым галстуком!
- Добрый вечер, - здороваюсь я, приседая в реверансе.
- Добрый вечер, - отвечает Саймон.
Он осторожно улыбается, и эта улыбка вызывает во мне такое облегчение и счастье, что я готова выдержать десяток опер подряд!
Мы получаем программки и вливаемся в толпу. Отец, Том и Саймон погружаются в беседу с каким-то мужчиной - он лысоват, у него прекрасная выправка, он носит монокль на цепочке… а мы с бабушкой и леди Денби не спеша прогуливаемся по фойе, здороваясь со множеством светских дам. Это необходимый парад, цель и смысл которого - продемонстрировать наши туалеты. Я слышу, как меня кто-то окликает. Это Фелисити и Энн. Они тоже в чудесных белых платьях. Темно-красные гранатовые серьги Фелисити сверкают на фоне ее серебристых волос. Розовая камея красуется у горла Энн, у самой ямочки.
- Ох, боже, - выдыхает леди Денби. - Это же та самая скверная миссис Уортингтон!
Это замечание ввергает бабушку в трепет.
- Миссис Уортингтон? Супруга адмирала? А что, там… был какой-то скандал?
- Вы разве не знаете? Три года назад она уехала в Париж… ну, как говорили - на лечение; а юную мисс Уортингтон отправили в закрытую школу. Но я знаю от верных людей, что у миссис Уортингтон в Париже был любовник, какой-то француз, только теперь он ее бросил и она вернулась к адмиралу, делая вид, что ничего не случилось. Конечно, в хороших домах ее не принимают. Но к ней на ужины и балы приезжают все, из уважения к адмиралу, он ведь душа светского общества. Тсс… они идут сюда.
Миссис Уортингтон действительно шагает в нашу сторону, и девушки идут за ней следом. Я очень надеюсь, что меня не выдаст вспыхнувший на щеках румянец; мне не нравится снобизм леди Денби.
- Добрый вечер, леди Денби, - говорит миссис Уортингтон, сияя улыбкой.
Леди Денби не подает ей руку. Она раскрывает веер, но отвечает:
- Добрый вечер, миссис Уортингтон.
Фелисити тоже ослепительно улыбается. И если бы я не знала свою подругу, я бы не заметила льда в ее глазах.
- Ох, Энн, да ты, похоже, потеряла свой браслет!
- Какой браслет? - не понимает Энн.
- Тот, что герцог прислал из Санкт-Петербурга. Может, ты уронила его в туалетной комнате? Мы должны его поискать. Джемма, ты не против помочь нам?
- Нет, конечно, - отвечаю я.
- Только поспешите, - предупреждает бабушка. - Спектакль скоро начнется.
Мы удираем в туалетную комнату. Там несколько дам вертятся перед зеркалами, поправляя шали и драгоценности.
- Энн, если я говорю, что ты потеряла браслет, будь добра мне подыгрывать! - сердито говорит Фелисити.
- Извини, - бормочет Энн.
- Ох, как я ненавижу эту леди Денби! Она ужасная женщина! - цедит сквозь зубы Фелисити.
- Неправда, - возражаю я.
- Ты бы не стала ее защищать, если бы не была ослеплена ее сыночком.
- Я совсем не ослеплена! Он просто пригласил нашу семью в оперу.
Фелисити вскидывает брови, давая понять, что не верит ни единому моему слову.
- Возможно, вам будет интересно узнать, что я выяснила кое-что насчет моего амулета, - говорю я, спеша сменить тему разговора.
- Что именно? - спрашивает Энн, снимая перчатки, чтобы поправить прическу.
- Око Полумесяца, похоже, представляет собой нечто вроде компаса. Именно это пыталась мне сказать Нелл Хокинс. Я думаю, он может привести нас к Храму.
Глаза Фелисити вспыхивают.
- Компас! Мы должны проверить прямо сегодня вечером!
- Сегодня вечером?
Я ошеломлена.
- Здесь? Когда вокруг толпы народа? - Я чуть не сказала "когда рядом Саймон". - Да это просто невозможно!
- Очень даже возможно, - шепчет Фелисити. - Перед самым антрактом скажи бабушке, что тебе необходимо выйти в туалетную комнату. И мы с Энн сделаем то же самое. Встретимся в фойе и найдем местечко, чтобы войти в сферы прямо отсюда, из театра.
- Не так-то все просто, - возражаю я. - Бабушка меня не отпустит, во всяком случае, одну.
- Придумай что-нибудь, - настаивает Фелисити.
- Но это будет нарушением приличий!
- Боишься, что Саймон плохо о тебе подумает? - неодобрительно бросает Фелисити. - Ты вроде пока что не помолвлена с ним!
Я чувствую себя так, будто меня ударили.
- Я и не говорила ничего подобного!
Фелисити улыбается.
- Значит, договорились. Прямо перед антрактом. И не задерживайся.
Придумав этот план, мы поворачиваемся к зеркалам, поправляем волосы и платья.
- А он пытался тебя поцеловать? - бесцеремонно спрашивает Фелисити.
- Ох… нет, конечно! - отвечаю я, смутившись.
Я очень надеюсь, что нас никто не слышит.
- Я бы на твоем месте держалась поосторожнее, - говорит Фелисити. - Саймон слывет дамским угодником.
- Со мной он держится как безупречный джентльмен, - возражаю я.
- Хмм… - тянет Фелисити, с хитроватым видом глядя на свое отражение в зеркале.
Энн безуспешно щиплет себя за щеки, надеясь вызвать хотя бы легкий румянец.
- Мне так хочется познакомиться с кем-нибудь сегодня… С кем-нибудь добрым и благородным. Из тех, кто с удовольствием помогает другим. Вроде Тома.
Два ярко-красных рубца виднеются на внутренней стороне ее запястья. Отметки свежие, похоже, им всего несколько часов. Она снова резала себя. Энн замечает, что я смотрю на нее, и ее щеки снова отчаянно бледнеют. Она быстро натягивает перчатки, скрывая шрамы.
Фелисити ведет нас обратно, попутно здороваясь с какой-то знакомой своей матери. Я хватаю Энн за руку, и она морщится.
- Ты мне обещала, что не будешь больше этого делать, - говорю я.
- Что ты имеешь в виду?