Конечно, подумал Кэл, нетрудно было бы отнестись к этому бизнесу скептически - заподозрить Оскара в том, что он обогащается, манипулируя впечатлительными юношами. Но Кэл уже успел достаточно хорошо узнать, что такое barrio, чтобы не сомневаться в том, что эти подростки, сумевшие вопреки всему выжить здесь, были не настолько просты, чтобы их можно было водить за нос. Обстановка в мастерской была благостная. Из репродукторов доносилась знакомая мелодия. Некоторые из работающих оживленно переговаривались друг с другом.
За большим столом несколько девушек собирали в пучки яркие перья и закрепляли их в отверстиях деревянных ручек. Кэл вспомнил, что миссис Руис пользовалась такой метелкой из перьев, убирая его квартиру.
- Эти метелки - предметы культа? - поинтересовался Кэл. Все было возможно там, где священным символом могла служить сигара.
- Строго говоря, нет, - ответил Оскар. - Но чистота чрезвычайно важна в религии, и есть много особых обычаев, связанных с тем, как мы убираем свои дома и содержим в чистоте себя самих.
Кэл подумал о миссис Руис, чистившей квартиру в ту ночь, когда он вернулся от Тори.
Они было принялись идти дальше, но Оскар вдруг резко остановился и пристально посмотрел на одну из девушек, собирающих метелки из перьев.
- Тереза! - строгим тоном окликнул он ее.
Девушка подняла голову, и все остальные внезапно притихли. Оскар, не спуская с девушки глаз, резко сказал ей что-то по-испански. Девушка ответила извиняющимся тоном, но то, что она ответила, разъярило Оскара еще больше. Подойдя к краю стола, он грубо схватил девушку за руку, вытащил ее из-за рабочего места и поволок в угол.
Мастерская замерла в молчании, пока Оскар не крикнул что-то сидящим за верстаками, приказывая возобновить работу. Подростки послушно вернулись к своим занятиям.
Кэл наблюдал за Оскаром и девушкой, стоя в другом углу помещения. Она была совсем юной, на вид лет четырнадцать или пятнадцать, и очень привлекательной. Ее большие темные глаза смотрели на Оскара со страхом и мольбой. Что она могла сделать такого, что привело его в бешенство?
Теперь, заглушаемый шумом мастерской, свистящий звук оскаровой брани, произносимой шепотом, доносился, как струя вырывающегося наружу горячего пара. Девушка стояла перед Оскаром с поникшей головой, вся сжавшись от стыда.
Наконец Оскар иссяк, и его сердитый шепот прекратился. Девушка подняла руки вверх и завела их назад. Расстегнув цепочку, которую носила' на шее, она сняла ее и уронила в требовательно протянутую ладонь Оскара. Гневный Оскар немедленно уступил место доброжелательному воспитателю; он протянул руку и погладил девушку по голове жестом любви и прощения, а затем, подталкивая сзади, проводил ее на рабочее место.
Поднимаясь по ступенькам на первый этаж, Оскар молчал. Кэл посмотрел на него и увидел, что его брови насуплены, губы сжаты в недовольной гримасе. Руку с зажатой в ней цепочкой девушки он сунул в карман.
Прежде чем они вышли в вестибюль, Оскар удержал Кэла за рукав.
- Я думаю, вам следует узнать о том, что сейчас произошло, - сказал он хриплым голосом. - Это поможет вам лучше разобраться в наших делах.
Кэл не ожидал, что Оскар заговорит об этом инциденте. Но, как и предполагал Мактаггерт, Оскар, похоже, был готов поделиться секретами, которые он утаил бы от полиции. Он вытащил руку из кармана и высоко поднял перед Кэлом цепочку девушки. На тонкой золотой цепочке висел крошечный коготок какой-то птички.
- Коготь ласточки, - сказал Оскар. - Это талисман, который носят последователи майомбе. - Он с презрением смотрел на него еще секунду, затем спрятал в карман. - Я честно сказал вам, что Буду ошибочно воспринимается многими как злая сила. Однако верно и то, что не все направления Буду столь же благонамеренны. Сантерия - это сила, направленная на добрые дела, это так, но есть еще, кроме того, и майомбе - зловещая разрушительная ветвь религии, стремящаяся покорить, поставить себе на службу отрицательные силы Вселенной и использовать их для злых дел.
Кэл был озадачен.
- Но эта девушка производила впечатление вполне довольной своим положением здесь.
- Я думаю, что так оно и есть, - согласился Оскар. - Но, наблюдая за этими подростками, можно вывести один парадокс: им пришлось стать жестокими и хитрыми, чтобы выжить, и все же при этом они могут быть опасно наивными относительно других вещей. Перед тем как Тереза пришла ко мне, она была проституткой. Она рассказала мне, что бывали дни, когда она обслуживала по двадцать клиентов, и что она могла мгновенно определить, является ли клиент безопасным или у него есть садистские наклонности. Но это понимание человеческих характеров не помогло ей понять различия между одной и другой формами Вуду. Поэтому она подвержена искушению пересечь эту черту.
- Искушению с чьей стороны? - спросил Кэл. Злая форма Вуду? Может быть, эта та ниточка, которая нужна была Мактаггерту?
Оскар повел плечами.
- Я не знаю. Конечно, я спросил Терезу, где она достала эту цепочку. Она мне ответила, что ее подарил на счастье один ее друг, который, как она думает, принадлежит к Сантерии.
- А на самом деле этот "друг" принадлежал к майомбе?
- Или так, или он был столь же неосведомлен о значении талисмана. Обман часто используется для привлечения новых последователей. Майомберос, их жрецы, могут даже притворяться, что они сантерос. Какая-нибудь девушка вроде Терезы может, сама того не ведая, попасть в их сети и принять участие в новых и новых обрядах майомбе… пока она не окажется потерянной. Сама ее душа может оказаться пойманной колдунами. - Оскар взмахнул рукой. - Утащена, как ягненок в когтях орла.
Как ни удивительно, подумал Кэл, но пока Оскар рассказывал о майомбе, ему открылись не столько новые элементы своеобразия, сколько сходство между Вуду и более цивилизованными религиями. Разве не отвечали они тем же нуждам - определить место человека в системе Творения, дать людям веру в их собственную ценность, выразить на мифологическом языке дилемму выживания, сражение между Добром и Злом? В самом деле, так ли велика разница между борьбой за души, которая велась внутри Вуду, и вечным состязанием Бога и Дьявола?
А заклинания? Так ли уж странно было верить в них? Для чего в конце концов предназначались все молитвы?
Они направились в кабинет Оскара - простую комнату с окном, глядевшим на темную аллею. Комната была обставлена конторской мебелью из металла, которая, казалось, была куплена из вторых рук. На стене за письменным столом было много фотографий. Кэл взглянул на них: вот Оскар пожимает руку мэру; Оскар стоит вместе с лидерами общины перед еще не отремонтированными зданиями Аше; Оскар, намного моложе чем сейчас, с группой других молодых людей машет мачете в зарослях сахарного тростника.
Усевшись в кресло напротив Оскара, Кэл сказал:
- Осталось еще кое-что, о чем мне бы хотелось узнать. О мифологии, обрядах…
- Я бы с удовольствием ответил на все ваши вопросы, - сказал Оскар, взглянув на часы, - но через пару минут я должен идти на занятия в свой класс. Но я думаю, мне удастся устроить так, чтобы вы могли узнать больше.
- Каким образом?
- Присутствуя на одном или двух богослужениях.
- Буду весьма признателен, - сказал Кэл.
- Посмотрим, как это устроить, - пообещал Оскар. - Ну а сейчас, чем еще могу быть полезен?
У Кэла оставался лишь один вопрос. Это был, как только сейчас осознал Кэл, тот самый вопрос, ради которого он пришел сюда. Но как спросить у человека, предусматривает ли его религия человеческие жертвоприношения?
Он подбирался к этой опасной теме осторожно.
- Любопытно узнать, насколько строго Вуду, практикуемое в наши дни, следует древним обычаям. В какой степени они оказались разбавлены в результате процесса смешения с другими традициями и с течением времени?
- Они полностью совпадают, - ответил Оскар. - Ритуалы в конце концов были предписаны самими богами.
- А как насчет жертвоприношении? - спросил Кэл наконец. - В прошлом ведь существовали приношения живых жертв, закалываемых перед богами, и такое заклание было частью ритуала.
Без малейших признаков смущения, неловкости или сожаления Оскар ответил:
- Они происходят и по сей день.
Наступило тяжелое молчание. Кэл не знал, как продолжать разговор.
Оскар заговорил первым:
- Я знаю, что именно этот аспект религии всегда более всего отпугивает любого алейо.
Неверующего, припомнил это слово Кэл.
- Но без него, - продолжал Оскар, - никакой религии просто не было бы. Боги жаждут и требуют этого. Жертвоприношение символизирует признание смертными права богов отнимать жизнь, так как они ее дали. Стоит лишить их того, что им принадлежит по праву, - и мы нарушим договор с ними, благодаря которому мы выжили.
Бог дает - и Бог отнимает. Да, по Библии это именно так.
- Наши формы богопочитания, - добавил Оскар, - включают и ритуальное заклание.
Кэл все еще не мог найти подходящих слов.
Тогда Оскар рассмеялся коротким и добродушным смехом.
- Но, Кэл, уж вы-то наверняка не будете нас осуждать за это - из всех людей меньше всего именно вы. Вы не могли не наблюдать, как подобные вещи делаются где-нибудь - как режут курицу или поросенка в качестве жертвы богам. О небо, это совершается каждый день в тысячах деревушек по всему свету.
Животные! Оскар говорил только об этом, и ни о чем другом! Почему потребовалось столько времени, пока до него это не дошло? Образ мальчика в морге застрял у него в голове, затемнив восприятие.
Но была ли форма, о которой рассказал Оскар, приемлема в наше время?
- Я знаю, что это делается в джунглях, - сказал Кэл, - людьми, живущими в самых примитивных условиях. Там это естественно. Но здесь… это неуместно.
Перемена выражения лица Оскара была едва заметной, но этого было достаточно, чтобы Кэл пожалел о сказанном. Чтобы вести исследование по всем правилам, он должен быть беспристрастным. Оценочные суждения с его стороны могут легко подорвать доверие Оскара к нему.
- Но не здесь, считаете вы. - Голос Оскара оставался спокойным и бесстрастным, хотя теперь Кэл услышал в нем саркастические нотки. - Я могу предположить, что сама мысль о кровавых ритуалах просто обязана оскорбить чувства рядового горожанина. Мертвая плоть животных для него - это только то, что можно купить в супермаркете, завернутое в пластик и разложенное на мясном прилавке. У горожан нет никакого представления о непрерывности, о естественной связи между жизнью и смертью. Поэтому не следует обижаться на то, что о нас слишком сурово судят. - В голосе Оскара появилась жесткость: - Но так ли уж значительно их ритуалы отличаются от наших? Разве они не требуют, чтобы каждое Рождество у них на столе была индейка? Разве эту птицу не убивают для того, чтобы удовлетворить их представление о традиции? А как насчет евреев - ведь мясо, которое они едят, - это животные, зарезанные в соответствии с древним законом человеком, специально назначеным читать молитвы перед тем, как перерезать горло жертве? Конечно, это ритуальное убийство, независимо от того, что оно не совершается на глазах всех верующих. В самом деле, какое право имеет кто-либо высказывать суждения о том, каким способом другие чтут свои святыни?
Нужно ли ему сейчас уйти, подумал Кэл, или он все же осмелится задать вопрос, который все еще неотступно мучил его?
Кэл осторожно двинулся вперед.
- Каждый имеет право иметь свои убеждения, - сказал он, - но если эти убеждения противоречат законам и обычаям цивилизованного общества, то вряд ли можно ожидать, что это общество, все целиком, просто… подставит другую щеку.
Оскар кивнул и улыбнулся.
- Так что, считаете вы, религия должна подчиняться закону. Но кто будет решать, не является ли закон всего лишь орудием дискриминации, направленным против тех форм религиозности, которых просто боятся? Английские короли издавали законы против религиозных диссидентов, ставших основателями этой страны, французские короли преследовали гугенотов, Гитлер объявил вне закона евреев. Кто из них был прав, Кэл? Скажите мне. Законы, которые придумывают люди, не могут иметь большую силу, чем законы, установленные богами.
- А как насчет человеческих жертвоприношений? - вырвалось у Кэла, который уже не мог сдерживать себя. - Если ваши боги этого потребуют, вы подчинитесь?
Оскар слегка откинул голову назад, как боксер, получивший удар в челюсть. Он в упор глядел на Кэла, его тело напряглось и оцепенело. Затем он стал очень медленно отклонять корпус назад, к спинке кресла, его спина изогнулась, как натянутый лук перед пуском стрелы.
- Послушайте, вы сказали, что религия не изменилась, - отчаянно попытался Кэл вернуть разговор в русло научной дискуссии. - И вы, и я знаем, что частью древних обрядов было принесение в жертву человеческих жизней. И в ходе моих исследований я столкнулся… со слухами…
- Да, я понимаю, - мягко сказал Оскар. - Было бы невозможно сохранять в тайне нечто столь сенсационное и чтобы никто ни о чем не пронюхал. Особенно если принять во внимание количество совершаемых нами жертвоприношений. Каждую среду и пятницу, регулярно, как часы. Младенцы большей частью. В полночь, конечно. Мы отцеживаем кровь и пьем ее. Целебная до последней капли и абсолютно непревзойденная для лечения некоторых нервных расстройств и мигреней.
Эта речь производила тем большее впечатление, что она была произнесена ровным спокойным голосом. Но Кэл мгновенно понял, что такой едкий сарказм мог родиться только в раздираемой яростью душе.
- Послушайте, Оскар, это не было обвинением. Исследователь обязан…
Плотину прорвало, Оскар потерял самообладание.
- О, небо! - прорычал он. - Какая, к черту, обязанность! Какое у вас право задавать мне подобный вопрос?! Я говорил вполне откровенно, предполагая, что вы, как профессионал, должны быть свободны от идиотских предрассудков. А' потом вы, Кэл, бросаете в меня то же дерьмо, которым нас поливает каждый расист из Нижнего города! После всего, что я вам показал, все, что вы можете из этого извлечь - что мы кучка кровожадных убийц и дикарей!
- Нет, Оскар, - запротестовал Кэл. - Я клянусь вам, черт, я не знаю… Но то, как вы говорили об остальном… Словом, этот вопрос не кажется мне таким уж диким. Я хочу сказать, что вполне могу предположить, куда может завести следование традициям. - Он замолк. Желая загладить неловкость, он лишь по-другому сформулировал свое обвинение. Отодвинув кресло, Кэл встал. - Вы были очень откровенны и честны со мной, Оскар. Жаль, что наша встреча кончается на горькой ноте.
Оскар долго смотрел на него изучающим взглядом, затем тоже встал и, выйдя из-за стола, обратился к Кэлу:
- Я тоже должен извиниться. Мне известно о некоторых слухах и мне не следовало бы быть таким тонкокожим. Религия - странная вещь для тех, кто не инициирован, и нам следует терпимее относиться к их невежеству. - Он посмотрел в окно на безотрадный пейзаж и вздохнул. - Но как раз сейчас эта тема о жертвоприношениях является особенно щекотливой. - Он больше ничего не объяснил, но снова обернулся к Кэлу, и они пожали друг другу руки. - Я рад, что встретился с вами, Кэл. Я по-прежнему думаю, что боги послали вас… и что они сделали мудрый выбор. Я свяжусь с вами.
Он снова посмотрел на часы и, извиняясь на ходу, заспешил к двери.
Секретарша Оскара появилась через несколько секунд и сказала, что проводит его к выходу на улицу.
- Не беспокойтесь, я найду сам, - ответил Кэл.
Он засмеялся, когда представил себе, что сказал бы об этой фразе Оскар. Ему не нужно искать выход самому. Боги укажут его ему, как они указали ему путь сюда.
Книга вторая
NGANGA
(Магия)
Глава 21
Палубы "Уэйвертри", 293-футовой шхуны, оснащенной четырехугольными парусами, которая стояла у причала на Ист-Ривер, были заполнены толпами туристов, разговаривающих на немецком, японском и еще каком-то языке, звучавшем для Кэла как сербско-хорватский.
Они с Тори выбрали для субботней прогулки с Крисом морской порт на Южной улице. Когда Кэл впервые сказал об этом сыну, упомянув корабли, морскую прогулку и пикник, Крис весь загорелся. Но когда Кэл упомянул, что с ними будет и Тори, мальчик стал энергично протестовать, повторив, что он не желает куда-либо идти вместе с ней. Лишь после того как Кэл пригрозил по крайней мере на неделю запретить ему смотреть телевизор, Крис пошел на попятный и смирился.
Тори пришла к ним утром в одиннадцать часов. Угрюмо поздоровавшись, Крис не сказал ей больше ни слова. Пока они ехали по городу к пристани, она безуспешно пыталась разговорить его.
- Как тебе понравилось в Нью-Йорке, Крис?
- Нормально.
- Ты когда-нибудь бывал на таком большом корабле? - еще раз попыталась она, рассказав что им предстоит увидеть.
- Может быть.
Бесполезно приставать к нему с этим, подумал Кэл, он рассердится, и будет только хуже.
Но когда они приехали на набережную, настроение Криса начало меняться. У основания одной из высоких мачт шхуны он остановился и задрал голову вверх, стараясь рассмотреть верхушку мачты.
- А почему они называют ее "вороньим глазом"? - спросил он, и это был его первый вопрос, адресованный не только к Кэлу.
- Потому что она находится так высоко, - ответила Тори.
- А почему тогда они не назвали ее "орлиным гнездом"? - снова спросил он.
- Уверена, что так бы они и сделали, - сказала она, - если бы додумались до этого.
Крис повернулся к ней, наморщив лоб. Секунду он пристально смотрел на нее, затем, в первый раз за все время, едва заметно улыбнулся ей.
В самых больших салонах "Уэйвертри", увешанных рисунками и гравюрами шхун и шумной гавани Нью-Йорка в начале века, они бродили от стенда к стенду. Задержавшись у одной коллекции старых фотографий, Крис подергал Тори за рукав.
- Почему дети работали на старых кораблях?
Она со знанием дела ответила ему, объяснив, что законы, запрещающие детский труд, были приняты сравнительно недавно и что даже очень маленькие дети некогда работали почти всюду вместе со взрослыми.
В следующий раз, когда Кэл посмотрел на него, Крис держал Тори за руку, пока они переходили от одного стенда к следующему.
Тори прихватила с собой корзинку для пикников, заполнив ее домашними жареными цыплятами, пончиками с цукини и кексами с шоколадной глазурью. Они ели за деревянным столом на площадке, с которой открывался вид на гавань. Крис сказал, что цукини выглядят "склизко", и не притронулся к ним, но кексы ему понравились, и он съел целых три штуки.
Пока Тори укладывала в корзину остатки еды, она вопросительно посмотрела на Кэла, желая узнать его мнение о том, как она справилась со своей задачей, и тот одобрительно подмигнул.
Крис перехватил этот обмен взглядами.
- Тебе очень нравится мой папа, правда? - вдруг спросил он, когда они выходили из дока.
- Эй, Орех! - одернул его Кэл.
Но Тори, ничуть не смутившись, ответила ему прямо:
- Да, он мне нравится. Даже очень.
- Это хорошо, - сказал Крис. - Он тоже тебя любит. И моей маме ты тоже нравишься. Она сказала мне, чтобы я хорошо себя вел с тобой.
Ну вот, приехали! Кэл сконфуженно посмотрел на Тори и попытался, сурово покачав головой, сообщить ей, что он не считает возможным мириться с этим.