В доме не было телефона, так что Ландерс уехал позвонить из автомата и вызвать нужное количество фургонов ОЗЖ. Кэл сидел в одиночестве на ступеньках крыльца, подавленный и обескураженный. Как ловко Оскар сумел представить ему в выигрышном свете обычай жертвоприношения животных; ему почти удалось убедить Кэла, что в этом есть нечто… разумное, что ли. Но, конечно, Оскар никогда не говорил о том, что приходится делать, чтобы иметь необходимое количество животных для жертвоприношений. То, что увидел Кэл, бросало иной свет на хитроумную апологетику Оскара. Можно ли было сравнивать этих животных и тех, которых убивали для удовлетворения иных традиций?
Нет, подумал Кэл, это не рождественские индейки.
Утренний номер "Таймс" по-прежнему лежал на столе рядом с оставшейся от завтрака посудой, когда он привел домой. Неужели только сегодня утром он прочел эту историю. Погружение в необычайный мир Вуду дезориентировало его, исказило восприятие времени. Кэл чувствовал себя так, как будто он мог отсутствовать год, век, пропутешествовать зоны лет через другое измерение, искривление времени, на далекую планету - Планету Черепах! - вернуться обратно и обнаружить, что ничего не изменилось.
Статья в "Таймс" была подписана неким Джорджем Салливаном. Кэл позвонил ему и застал его за рабочим столом в отделе городских новостей. Он рассказал репортеру о своем расследовании и о том, что он слышал от Айры Ландерса о гаванском Конгрессе Вуду в 1940 году. Может ли Салливан добавить к этому какие-нибудь подробности?
- Сожалею, профессор, - ответил репортер. - Я рассказал Айре все, что мне известно. - Помолчав, он добавил с нетерпением в голосе: - Что-нибудь еще? У меня тут статья, которую необходимо срочно сдавать.
- Только еще один вопрос, - сказал Кэл. - Почему вы не написали подробнее, что происходит с Вуду в городе?
- Мы уделили некоторое внимание историям с животными, но нельзя же без конца писать о домах, превращенных в зверинцы.
- Но тут есть и другие интересные аспекты, - сказал Кэл и умолк. Ему хотелось было упомянуть про возможность человеческих жертвоприношений, но он вспомнил, как Мактаггерт предупреждал его о необходимости избегать огласки, не подпускать к полицейскому расследованию журналистов.
Но репортер уже был заинтригован.
- Какие аспекты вы имеете в виду?
- Ну, те сведения, которые вы сообщили Ландерсу, Конгресс в Гаване, на котором были запрещены человеческие жертвоприношения. Это чрезвычайно любопытный материал.
- Я полагаю, что в свое время он действительно был интересным, - сказал Салливан. - Поэтому-то он и наделал тогда много шума. Но это было в 1940 году. Теперь это уже больше не новость.
Кэл секунду помедлил, затем поблагодарил Салливана и повесил трубку.
Он снова взял в руку газету. Что еще должно произойти на свете, прежде чем человеческие жертвоприношения смогут конкурировать с ядерными тревогами и локальными войнами за маленький кусочек места на первой странице?
Глава 23
Дверь открыла экономка Кэт, которая была родом с Ямайки. Она сказала ему, словно пропела мелодию: "Мадам Клей в дальней части мастерской". Кэл направился в глубь мастерской и вошел в чулан.
Кэл забыл, насколько чулан был обширен. В провинциальных музеях хранилища были меньше. Сводчатое помещение было завалено таким огромным количеством вещей - среди них были скульптуры, вазы, тотемические фигуры и даже ее собственное боевое гвинейское каноэ, - что Кэт невозможно было сразу увидеть. Кэл остановился рядом с грудой гончарных изделий, которая загораживала дверь, и крикнул:
- Кэти!
Из дальнего угла раздался голос:
- Я здесь!
Она высунулась из-за ряда картотечных шкафчиков, которые стояли в дальнем углу. Кэл пробрался к ней, пройдя мимо резных предметов из дерева и слоновой кости, ящиков с орудиями труда каменного века, ярких масок.
- Я не понимаю, почему ты не отдашь большую часть всего этого музеям, - сказал он. - За такое культурное пожертвование тебе намного снизят налоги.
- Дорогой, я отдала им кучу всяких вещей, - ответила Кэт, - но так или иначе они все равно накапливаются.
Кэл добрался до картотечных шкафчиков. Он обошел их спереди и оказался в узком проходе между стеной и шкафчиками, где и стояла Кэт. Там было семь шкафчиков старого образца с четырьмя металлическими выдвижными ящиками с карточками. Все ящики были выдвинуты и большинство из них были пусты, вынутые оттуда бумаги валялись на полу. Кэт буквально по щиколотку стояла в этой куче и что-то искала в своей картотеке. Одетая в старые джинсы и изъеденный молью вязаный свитер вместо своего обычного домашнего платья в гавайском стиле, она была похожа на члена аварийной бригады.
- Я доставил тебе много хлопот, - сказал Кэл. - Я не мог предположить, что…
- Нет-нет, дорогой, все в порядке. Когда ты рассказал мне о своем проекте, я подумала об этой работе Квентина, но… - Она отвела от него взгляд и слабым сдавленным голосом сказала: - Но тяжело ворошить прошлое. - Минуту она молчала, затем, спохватившись, что впала в какую-то мечтательность, подняла глаза. - Квентин был самым замечательным человеком, которого я когда-либо знала. Самым добрым, самым умным, самым жизнерадостным. Я полагаю, ты можешь сказать, что он был именно таким мужем, какого я заслуживала, на которого мне хотелось бы опереться.
Она взяла Кэла за руку. Он никогда раньше не слышал от нее таких горьких сожалений. К своим супружеским делам она всегда относилась с легкостью, сама над ними подшучивала. Но то, как она сейчас разговаривала, указывало Кэлу на крайнее смятение, в которое ее ввергли поиски записок Кимбелла.
- Кэт, действительно очень любезно с твоей стороны делать это.
- Забудь об этом, - сказала она и протянула ему пачку бумаг, перехваченную резинкой. - Вот они.
Кэл взвесил пакет в руке, удивленный тем, насколько он был легок и как непривлекательно выглядел. Сверху лежали несколько сложенных листков писчей бумаги, снизу лежали два исписанных снаружи конверта, несколько разрозненных листков бумаги, а в середине лежал дневник в кожаном переплете.
- Это все, что я смогла найти, - сказала Кэт, - но ты можешь все это оставить себе.
Кэл поднял глаза.
- Нет, Кэт, я прочту его, но не могу принять в подарок.
- Пожалуйста, - настаивала она. - В некотором отношении, я думаю, эти записки больше принадлежат тебе, чем мне. Может быть, тебе предназначено продолжить с того места, где остановился Квентин.
Кэл улыбнулся на ее сентиментальное замечание. Он предложил свою помощь, чтобы привести в порядок бумаги, и они начали складывать их в стопку. Она спросила о Крисе, и он рассказал ей о том, что Кармен Руис спустила целебную мазь в туалет и что он подозревает, что это она посадила сумах в саду.
- О, Боже! - воскликнула Кэт - Это чудовищно! Я надеюсь, что ты сразу же выгнал ее.
Кэл ответил, что именно так он и поступил, но теперь он обременен домашним хозяйством, пока не найдет ей замену.
- Тебе не нужно никого искать, - сказала Кэт. - Челестина приходит только три раза в неделю, я обедаю и провожу много времени вне дома. Я уверена, что у нее найдется время и для тебя.
- Это мне сам Бог послал, - сказал он и обнял ее, - но только если ты уверена, что…
Кэт улыбнулась.
- Знаешь, существует неписаный закон среди женщин из высших кругов общества. Они могут поверять друг другу свои секреты, делиться парикмахерами, иногда даже любовниками, но никогда, никогда домработницами. Это ни к чему хорошему не приводит. Но в нашем случае, дорогой, я не беспокоюсь ни о чем, потому что между нами ничего такого не может произойти. Может быть, - ухмыляясь, добавила она, - только потому, что ты не женщина.
На обратном пути Кэт повела его на кухню, и они обсудили новое расписание работы Челестины. Лицо девушки с Ямайки озарилось лучезарной улыбкой, когда она услышала, что будет заботиться о Крисе.
- О, я помню его, он приходил, - весело сказала она. - Очаровательный, милый мальчик.
Какое облегчение, что не надо больше беспокоиться о домашнем хозяйстве, подумал Кэл, когда спускался в лифте. Слава Богу, что у меня есть Кэт, которая всегда готова прийти на помощь. Он надеялся, что в один прекрасный день он сможет отблагодарить ее за ее доброту.
В четверг был день рождения Тори, и Кэл предложил ей прийти к ним, чтобы отпраздновать вместе с Крисом. После морской прогулки они виделись всего два раза, один раз обедали в ресторане "У Сандолино" в Гринвич-Виллидж, а на следующий день вечером смотрели обновленную версию фильма "Полет в Рио". Он был удивлен, что она никогда раньше не видела фильмов с участием Фреда Астера. После двух встреч была эта фантастическая страсть в ее квартире. И это все, из чего складывались их отношения? Необыкновенная страсть? Несмотря на угрызения совести и чувство вины перед памятью Лори, он все больше хотел быть с Тори.
Но он очень старательно обдумал все за и против этого приглашения. Хотя Крис начал привыкать к ней, фантазии мальчика насчет его матери, наверное, еще не прошли. Вечеринка с Тори, на которой будут только они трое, могла вызвать у мальчика вспышку недовольства: день рождения - это все же семейный праздник.
Крис, однако, не подавал никаких признаков недовольства. Он надел свою новую черную футболку, подаренную ему Кэт, - его собственное представление о парадной одежде, - и вечеринка прошла очень удачно. Тори приготовила великолепный шоколадный торт ("Я должна предстать в выгодном свете", - сказала она), и, после юго как Крис наблюдал за церемонией вручения Кэлом своего подарка - портфеля ручной работы, купленного им в "Марк Кроссе", мальчик слишком демонстративно направился в свою комнату, сказав им, чтобы они подождали. Он появился со своим подарком Тори. Это была керамическая пепельница, которую он сделал сам в детском лагере.
Тори была взволнована до глубины души, и когда Кэл пошел на кухню, чтобы загрузить посудомоечную машину, Крис утащил ее в свою комнату, чтобы показать свою коллекцию наконечников стрел. Такой поворот событий напомнил Кэлу, насколько он сам стосковался по семейной жизни.
Он закончил свои дела на кухне и собирался присоединиться к ним, но дверь спальни Криса была закрыта. Он протянул руку, чтобы открыть дверь, но остановился. Это был хороший признак - Крис стремился побыть с ней наедине.
Кэл вернулся в гостиную и взял записки Квентина Кимбелла, которые по-прежнему были перехвачены резинкой. У него впервые появилась возможность взглянуть на них более внимательно, и он сел за секретер. Затем он услышал, как Тори пыталась загнать Криса в ванную. Она готовила его ко сну. Еще один пробел восполнен.
Кэл обнял ее, когда она вошла в гостиную.
- Ну как он? - спросил Кэл, целуя ее.
Она рассмеялась, откидывая голову.
- Я получила три звездочки за торт, - сказала она. - Он показал мне свои наконечники стрел и несколько фотографий матери, когда вы все участвовали в сафари.
- Это было в экспедиции, - слегка раздраженно сказал он, - не сафари.
Она отошла от него. Кэл огорчился, что Тори так остро среагировала, но она задела его за живое. Он пока еще не мог заставить себя бесстрастно разговаривать о Лори с женщиной, которая могла занять ее место.
Тори просто переменила тему.
- Он показал мне свою большую свечу, - сказала она.
- Я ни в коем случае не должен был покупать ее, - сказал Кэл. - Крис увидел ее в лавке Ьо1агаса и заставил меня зайти и купить ему эту свечу.
- Это безобидная штука, - сказала она.
- Ну, я не думаю, что мальчику его возраста полезно вникать в такие вещи, - сказал Кэл, - или находиться среди людей, которые занимаются подобными вещами. Именно поэтому я рад, что избавился от Кармен. По-моему, она совершала заклинания Вуду против него.
Тори повернулась к нему спиной, глядя на задний дворик.
- Но ты это изучаешь, - сказала она, - а он находится рядом с тобой.
- Я исследую это явление, - ответил Кэл, - а не исповедую религию.
Крис позвал его из спальни:
- Накрой меня одеялом, папа.
Когда Кэл вошел в комнату, Крис уже лежал под одеялом. Кэл поправил одеяло и поцеловал сына.
- Спасибо, папа, - с жаром сказал Крис.
За поцелуй перед сном? Но ведь это само собой разумеется.
- За что? - спросил Кэл.
- За Тори, - ответил Крис. - За то, что она стала частью нашей семьи - меня, тебя и мамы. Она замечательная.
Кэл на секунду заколебался. Должен ли он упоминание о Лори оставить без внимания? Может быть. Даже после смерти она продолжает входить в уравнение.
- Я рад, что она тебе нравится, Орех, - сказал он, - очень рад.
Когда он вышел из комнаты, Тори стояла у парадной двери с сумкой в руках.
- Ты не останешься? - с явным разочарованием спросил Кэл. Он рассчитывал на это - их первая совместная ночь в его квартире.
- Нет… я хочу пойти домой. Я немножко устала.
- Послушай, ты можешь остаться здесь.
- Будет лучше, если я пойду. - Она сделала паузу, повернулась к двери, а затем снова взглянула на него. - Кэл, нам нужно поговорить о… о том, куда мы идем. Мне… мне нужно сегодня ночью подумать об этом. Поговорим завтра вечером, ладно?
Друг из Народного Театра дал Тори пригласительные билеты на Шекспировский фестиваль в Центральном парке на следующий вечер, и Рики согласилась оставить Криса ночевать у себя. Впервые Кэл и Тори проведут всю ночь вместе без Криса. Он не хотел растрачивать драгоценное время на разговоры.
- Почему мы не можем поговорить сейчас? - сказал он. - Через несколько минут Крис заснет, и мы…
Она покачала головой.
- Мне действительно надо идти. Все равно я должна рано вставать, чтобы успеть на деловую встречу.
Она быстро и беззаботно поцеловала его и двинулась к двери.
Он медленно закрыл за ней дверь. Она же приносила с собой сумку, значит, явно намеревалась остаться, подумал он. Что заставило ее передумать? Он ничем ее не обидел. Может быть, Крис? Нет, Крис весь вечер просто замечательно вел себя.
Может быть, нервы. В наши дни для всех непросто навязывать тесные отношения. Ничего не стройте, все это может быть разрушено, казалось, предупреждал всех некий коварный голос. Да, наверное, в этом дело. Тори хочет от него определенности, но не знает, как его об этом попросить. Он держался отстраненно, некоторые чувство вины за смерть Лори все еще мучило его, но он просто должен был продолжать, должен был оставить скорбь позади и начать новую жизнь. Он взглянул на телефон и едва не позвонил ей, чтобы сказать, что он прекрасно понимает, что ей нужно нечто большее от него, но она не хочет на него давить.
Но завтра наступит очень скоро. Завтра он развеет все ее опасения.
Глава 24
Он вернулся обратно на кухню, отрезал себе тонкий кусок шоколадного торта, а затем направился в гостиную и сел за секретер, где были разложены рукописи и записки Квентина Кимбелла.
При мысли о том, что никто до него не читал неопубликованный труд великого этнографа, Кэла охватывало волнение первооткрывателя. Как если бы музыкант наткнулся на утерянную сонату Моцарта и исполнил бы ее на рояле впервые, или же ученый-физик обнаружил неизвестный вариант уравнения Эйнштейна E =mc + T, который мог бы стать причиной научных споров на долгие годы.
И тот простой факт, что человек кимбелловского масштаба полагал, что тема Вуду может служить достойным продолжением его эпического труда "Письма в песках", в котором он проследил историю письменных алфавитов, тоже способствовал такому его настроению. Кэл смотрел на лежащую перед ним рукопись. Какие бы чувства ни испытывала Кэт относительно чтения записок Кимбелла, ее уважение к их значимости было очевидно: она сохранила не только его личный дневник, но каждый клочок бумаги, относящийся к нему, не только два конверта, исписанных с обратной стороны, но и несколько маленьких листков бумаги, по всей видимости вырванных из блокнота.
Кэл взял больший из конвертов. Он был послан Кимбеллу из Ново-орлеанского банка и на почтовом штампе значилась дата - май 1939 г. Уведомление о размере его вклада? Несколько строк, нацарапанных на обороте, были почти неразборчивы. Кэл вгляделся в надпись и буквально расшифровал ее:
"Старуха на Б-стрит торгует рубленной болотной травой обеа
вуду, буду
Святой Петр-Оггун?"
Сама форма записок давала ключ к эволюции интересов Кимбелла. Кэл мог вообразить, как он выходит на прогулку, обращая внимание на какие-то детали, удивившие его, задает какие-то вопросы, вынимает из кармана конверт, чтобы записать на нем что-то его заинтересовавшее.
Конверт поменьше не был исписан с обратной стороны, на нем стоял английский штамп, на котором можно было прочесть: Лондон, июнь 1939 г. Оно также было адресовано Кимбеллу и послано из библиотеки Британского Музея, которая тогда, как, впрочем, и теперь, была самым крупным в мире источником информации. В конверте лежало письмо, подписанное главным библиотекарем. Оно свидетельствовало о том, что Кимбелл попытался сначала найти источник информации ближе к дому и только потом обратился за границу.
"Дорогой доктор Кимбелл!
Благодарю вас за ваше письмо от 29 мая, С сожалением сообщаю вам, что в нашем собрании не содержится ничего более специального относительно предмета вашего изучения, чем то, что вы пытались отыскать в американских библиотеках. Я был бы счастлив вам помочь. Директор Музея просил меня справиться у вас о том, собираетесь ли вы быть в Лондоне в ближайшее время, и пожелаете ли вы или ваша супруга прочесть здесь лекцию. Конечно, при существующей ситуации в Европе мы понимаем, с какими трудностями сталкиваются всякие планы путешествий. Тем не менее мы продолжаем верить, что благодаря усилиям м-ра Чемберлена нам удастся преодолеть все трудности.
Самые наилучшие пожелания мадам Кимбелл".
Кэл засунул письмо обратно в конверт, размышляя о неосуществившихся надеждах прошлого. Мир в наше время. Нацисты вошли в Польшу в конце лета 1939 года. Так даже мотивы, побудившие Кимбелла заняться этим исследованием, перекликались с его собственными, подумал Кэл. Легко, доступно. Лишенный возможности путешествовать из: за надвигающейся войны, - как и Кэл, оставшийся один с сыном на руках, - Кимбелл был увлечен исследованием обычаев и нравов на своих собственных задворках.
Затем Кэл изучил узкие полоски бумаги. На одной из них Кимбелл написал: "Мари Лаво, Сент-Луис № 1". Это женское имя еще раньше встречалось Кэлу. Мари Лаво была так называемой Королевой Вуду Нового Орлеана сто лет назад; эта бывшая парикмахерша торговала заговорами и лекарственными травами и в некотором смысле внесла свою лепту в популярность Обеа. Связь с Сент-Луисом ничего не говорила Кэлу.