Тем временем поднялась суматоха, жрецы засуетились и в конце концов внесли на похоронных носилках что-то объемное, закутанное в ткань. В сопровождении факельщиков они приблизились к столу и только тогда сдернули покрывало. От увиденного у всех перехватило дыхание.
На носилках лежала та самая статуя, но она была сломана, а изнутри торчали полусгнившие человеческие кости. Там, где когда-то находилась теперь раскрошенная позолоченная эмаль, виднелась половина черепа. Зрелище столь оскорбительного богохульства вызывало ужас.
Верховный жрец скрестил руки на груди и обратил на меня суровый взгляд.
"Это сделал ты, еврей? - спросил он. - Ты заставил Мардука покинуть статую? Ты побудил его скрыться из города? Мы обвиняли царя, а виной всему ты?"
В этот момент мне многое стало ясно. Я взглянул на Мардука: бог сидел и холодно смотрел на страшные останки.
"Это твои кости, мой господин?" - спросил я.
"Нет, - ответил он. - И я смутно помню, как и когда они туда попали. Дух того юного существа был очень слабым, я подчинил его и продолжил свое правление. Возможно, мысль, что меня намереваются заменить, придала мне сил. Но я не знаю. Поверь, Азриэль, это правда. Я не знаю. А теперь они хотят, чтобы ты занял мое место. И мы оба это понимаем".
"А чего хочешь ты, мой господин?"
"Чтобы тебе не причинили зла, Азриэль, - сказал Мардук. - Хочешь ли ты стать тем же, что и я? Хочешь ли ты, чтобы твое тело оказалось взаперти на три сотни лет - до момента, когда оно так же разрушится и на смену тебе найдут другого юношу? Но позволь сначала объяснить кое-что. - Мардук наклонился ближе. - Я все время забываю о твоем великодушии, Азриэль. Ты заботишься обо мне. Но послушай, я могу уходить и возвращаться, когда захочу. Мне достаточно было взмаха руки, чтобы тот, кому прочили заменить меня, превратился в пыль. Смертный не может стать богом или могущественным духом лишь потому, что его умертвили столь необычным способом". - Мардук пожал плечами, и лицо его стало таким печальным, что я был потрясен.
Он заговорил шепотом:
"Я… Впрочем, тебе известно, кто я. Но я не желаю тебе смерти".
Терпение верховного жреца иссякло. Он не видел и не слышал Мардука и потому буквально шипел от ярости. Однако Асенат с интересом прислушивалась к нашему разговору и переводила взгляд с меня на бога. Хитрец Ремат, ни словом, ни жестом не выдавая себя, тоже, конечно, понимал, что на стуле кто-то сидит, и отчасти улавливал смысл беседы.
"Речь идет о золотой статуе? - спросил отец. - Почему вы не можете сделать статую без моего сына?"
"Эти кости принадлежат богу, - заявил верховный жрец. - Вот почему наш город оказался в таком положении, и нам требуется спаситель-перс. Бог стар, его кости сгнили, и статуе не устоять. Мы нуждаемся в новом боге".
"А как же статуя в главном святилище?" - наивно поинтересовался отец.
"Ее нельзя нести по улицам, - хором ответили жрецы. - Это всего лишь груда…"
"…металла", - с жестокой улыбкой закончил пророк Енох.
"Вы теряете время, - вмешался Кир. - Церемонию следует провести по древнему обычаю. - Он посмотрел на меня. - Жрецы, вы должны объяснить ему, а не стоять там без дела. Объяснить! А что до тебя, мой храбрый Азриэль… Что сказал тебе Мардук?"
Но тут вмешалась седовласая Асенат. Прежде чем заговорить, она с силой стукнула об пол посохом, украшенным змеиной головой, тем самым давая понять, что всем остальным лучше замолчать.
"Он утверждает, что может уходить и возвращаться по своему желанию, что кости, лежащие внутри статуи, не имеют для него значения, потому что не принадлежат ему. Вот что он заявляет. - Она обратила взгляд на Мардука. - Так ты сказал? Я верно передала твои слова, жалкий божок, трясущийся от страха перед сиянием Яхве?"
Жрецы казались сбитыми с толку и никак не могли решить, должны ли вступиться за честь Мардука, которого в их понимании сейчас не было в комнате.
"Послушай, мой мальчик, - снова заговорил Кир, - стань богом. Прими участие в процессии. Тебя лишь слегка позолотят, хотя… - Он повернулся к верховному жрецу. - Старый рецепт вроде бы… утрачен? Ты останешься живым под золотым покровом, чтобы одной рукой держать мою руку и поднимать другую в приветствии, обращенном к твоим почитателям. Ты проживешь еще три дня - именно столько потребуется на борьбу с хаосом, а потом ты вернешься со мной во внутренний двор Эсагилы, где провозгласишь меня царем. Мы постараемся сократить срок, если получится".
"Останусь живым… Покрытый золотом… А потом?"
"Потом золото затвердеет, и ты умрешь, - ответила Асенат. - Какое-то время ты еще сможешь видеть и слышать, но тело умрет. А когда глаза твои начнут гнить, их заменят драгоценными камнями, и статуя Мардука станет твоим погребальным саваном".
Отец на мгновение закрыл лицо ладонями, а потом посмотрел на меня.
"Мне не доводилось видеть этот древний обряд, - негромко произнес он, - но отец моего отца однажды был его свидетелем - так, во всяком случае, он утверждал. Тебя убьет яд, содержащийся в золоте. Ты будешь медленно умирать, по мере того, как золото станет проникать внутрь: в сердце, легкие… А потом… Они сказали правду: потом ты обретешь покой. После того, как, сияя золотом, ты проедешь по всей Дороге процессий, приветственно вскидывая руку и иногда слегка поворачивая голову, в то время как толстый слой, покрывающий тело, будет делаться все тверже и тверже".
"Тогда, - добавил Енох, - мы вернемся в Иерусалим - все, даже те, кто сейчас томится в тюрьме. И у нас будут средства на постройку нового храма Господня - такого, какой был задуман царем Соломоном".
"Теперь понимаю, - кивнул я. - В прежние времена это был живой человек. А потом, когда статуя разваливалась…"
"Ты богохульствуешь! - возмутился верховный жрец. - Это останки Мардука!"
Не в силах больше терпеть, Мардук вскочил, опрокинув стул, и мощным движением руки смахнул со стола кости. Они с грохотом разлетелись по сторонам и, ударившись о стены, рассыпались в прах. Все съежились от страха, даже я опустил голову. Кир, однако, не испугался и с почти детским любопытством наблюдал за происходящим. Старый Набонид положил голову на руки, словно собирался уснуть. Пророк Енох презрительно усмехнулся.
Мардук повернулся и сурово посмотрел сначала на меня, а потом на Асенат.
"Я вижу тебя насквозь, хитрая старуха! - вскричал он. - Расскажи ему все! Всю правду! Ты общаешься с мертвыми. Что они говорят, когда ты призываешь их? Азриэль, - обратился он ко мне, - сделай, что намерен сделать, ради родных и своего племени. Когда все закончится, я так же, как и сейчас, буду здесь. Неизвестно, увидишь ли ты меня, сможешь ли придать мне сил, увижу ли я тебя и смогу ли даровать силу тебе. Никто не знает, удастся ли нам поговорить. Праздничная процессия, предстоящая битва с хаосом и коронация во дворе храма - словом, вся эта пытка станет испытанием для твоей души. Но вовсе не обязательно, что в результате ты превратишься в духа. Возможно, тебе уготована участь мертвых, обреченных до изнеможения странствовать в тумане. Множества мертвых со всего мира, которым нет дела ни до богов, ни до ангелов, ни до демонов, ни до Яхве. Соверши то, что должен, как человек чести, Азриэль. Ибо, несмотря на все мое могущество, я не уверен, что после того, как все закончится, сумею отыскать тебя и прийти на помощь".
"Не будь ты столь дурным и недостойным богом, Мардук, я стала бы поклоняться тебе, ибо ты, несомненно, умен", - взволнованно сказала Асенат.
"Что говорит этот бог"? - требовательно спросил Кир.
Енох посмотрел на Асенат.
"Сейчас нам достаточно лишь рассказать, что его ждет. Азриэль, - обратился он ко мне, - ты похож на статую Мардука. Заключенный в золотую оболочку, ты обманешь даже своих друзей. Никто не догадается, что ты не бог. Тебя примут за ожившую золотую статую. Да, ты оцепенеешь, почувствуешь боль, но, поверь, в этом нет ничего ужасного. А уже во время шествия по Дороге процессий твои сородичи начнут готовиться к возвращению домой".
"Что ж, - ответил я. - Давайте поступим проще. Позвольте моим соплеменникам отправиться в путь немедленно, и я сделаю, о чем вы просите".
Я вдруг ощутил комок в горле, стало трудно дышать. Я понимал, что веду себя по-юношески глупо, но еще немного - и меня охватит непреодолимый ужас.
"Это невозможно, - отрезал Кир. - Нам нужен твой народ, нужны ваши пророки. Нужны, чтобы провозгласить персидского царя Кира помазанником вашего бога. Все жители города должны единодушно выразить восторг. Но я не стану тебя обманывать. Я не верю в вашего Мардука. Я не верю, что ты станешь богом, когда исполнишь задуманное".
"Да расскажи ему все наконец!" - потребовал Мардук.
"Не сейчас, остальное пока не имеет значения, - возразила Асенат. - Ты не хуже меня понимаешь, что он может отказаться".
"Азриэль! - Мардук повернулся и обнял меня. - Я люблю тебя. И буду рядом с тобой во время процессии. Твоим соплеменникам действительно позволят вернуться домой. А сейчас у меня нет больше сил оставаться в обществе смертных. Асенат, будь милосердна к мертвым, которых ты столь часто призываешь, ибо им тяжело находиться с живыми. Невероятно тяжело".
"Знаю, языческий божок, - ответила Асенат. - А сам ты придешь поговорить со мной?"
"Никогда!" - яростно вскричал верховный жрец, но гнев его быстро утих.
Он взглянул на двух других жрецов, которых я едва помню.
"Не забывайте, она единственная знает, как приготовить золотой состав", - подал голос Ремат.
И тут я невольно рассмеялся.
"Так вот в чем дело, - сказал Кир. - Вы обращаетесь за помощью к ханаанской колдунье, потому что ваши мудрецы не знают этого секрета".
Мое веселье никто не разделил, и я наконец перестал смеяться и успокоился.
Мне потребовалось большое мужество, чтобы посмотреть на отца. С мокрыми от слез глазами и застывшим лицом он выглядел совершенно разбитым, сломленным, утратившим жизненные силы. Такое впечатление, что он уже меня похоронил.
"Ты тоже должен пойти, отец, - и ты, и братья".
"Ах, Азриэль…" - только и смог произнести он.
"Не отказывай мне в последней просьбе, отец. Во время процессии я хочу видеть твое обращенное ко мне лицо и лица родных. Если, конечно, ты веришь этим людям и тому, что написано в свитке".
"Деньги уже переданы, - сказал Кир. - И глашатаи на пути в Иерусалим. Твое семейство будет самым уважаемым среди соплеменников, и о твоей жертве никогда не забудут".
"Ну да, как же! Евреи не станут хранить память о том, кто возомнил себя вавилонским богом! Но я все сделаю. Сделаю, потому что так хочет мой отец. И я… прощаю его".
Отец посмотрел на меня, и в его глазах я прочел безграничную любовь и невыносимое страдание разбитого сердца. Он обвел взглядом застывших в молчании Еноха, Асенат и старейшин.
"Я люблю тебя, сынок", - просто сказал он.
"Хочу, чтобы ты знал, отец, - снова заговорил я, - что есть еще одна причина моего согласия. Да, я делаю это ради тебя, ради нашего народа, ради Иерусалима… и потому, что я говорил с богом. Но еще потому, что не могу допустить, чтобы кто-то другой испытал столь мучительные страдания. Я никому этого не пожелаю".
В моих словах, безусловно, таилось тщеславие, но никто, похоже, этого не заметил. А если и заметил, то счел простительным. Старейшины поднялись со своих мест, один из них держал в руках свиток. Все выглядели удовлетворенными. Дело сделано. Кир, царь персидский, станет мессией.
"Завтра утром протрубят в трубы, - сказал верховный жрец, - и во всеуслышание объявят, что Мардук привел Кира, дабы освободить нас от Набонида. Дорога процессий уже готова. Когда солнце поднимется высоко, все жители города будут на улицах. На реке ждет лодка, которая доставит нас к домику, где ты убьешь дракона Тиамат. Это, кстати, не составит труда. Мы вернемся на следующий день и будем рядом, чтобы поддержать тебя и облегчить боль.
К утру третьего дня, когда мы окажемся во внутреннем дворе храма, тебе должно хватить сил возложить корону на голову Кира. На этом все кончится, и ты останешься в своей золотой оболочке, обездвиженный и медленно умирающий. Все остальное время, пока будут произносить волшебные заговоры и читать предсказания, тебе достаточно просто держать глаза открытыми".
"А если я не выдержу три дня?"
"Выдержишь. Другим удавалось. Только после этого мы сможем облегчить твою смерть - скажем, положить немного золота тебе в рот. Это не причинит тебе боли".
"Не сомневаюсь. Ты даже не представляешь, как я презираю тебя".
"Меня это не волнует. Ты еврей. Ты никогда не любил меня. И никогда не любил нашего бога".
"О нет, он его любит, и это самое печальное. Но ты не должен бояться, Азриэль, ибо твоя жертва во славу Израиля столь велика, что наш Господь Воинств, Господь Саваоф, дарует тебе прощение, и твое смертное пламя станет частью его великого пламени. Я торжественно клянусь тебе в этом", - произнес Енох.
Я недоверчиво рассмеялся и отвернулся, желая тем самым подчеркнуть свое презрение, и тут увидел, что все помещение заполнено духами. Словно облачка дыма, призраки сновали повсюду. Я не мог определить, кто они или кем были когда-то, ибо из одежды на них практически ничего не осталось, кроме разве что туник или рубах свободного покроя, а некоторые духи и вовсе утратил и форму, и я видел только обращенные ко мне лица.
"В чем дело, сын мой?" - спросил Кир.
"Ни в чем, - ответил я. - Просто вокруг меня толпятся потерянные души, и я надеюсь, что найду покой в пламени моего бога. Хотя… Глупо, наверное, даже думать об этом".
"А теперь оставьте нас, - подал голос Ремат. - Мы должны привести его в надлежащий вид и подобающе одеть, чтобы он стал самым прекрасным Мардуком из всех, кого когда-либо везли по Дороге процессий. А ты, старуха, исполнишь обещание и расскажешь, как приготовить золотой состав и нанести на кожу, волосы и одежду".
"Иди, отец, - попросил я. - Но я хочу непременно увидеть тебя завтра. Знай, что я люблю тебя. Знай, что я прощаю тебя. Добейся процветания нашего дома, сделай могущественным наш народ".
Я наклонился и крепко поцеловал его в губы и в обе щеки. Потом посмотрел на Кира.
Несмотря ни на что, он не прогнал меня. Тем временем отец ушел; жрецы унесли спящего Набонида и увели пьяного, бессвязно бормочущего Валтасара, который казался полностью сбитым с толку и словно в любой момент ожидал, что его убьют. Меня совершенно не интересовало, что станет с ними обоими. Я прислушивался к удаляющимся шагам отца, пока звук их не стих окончательно.
Енох вышел вместе со старейшинами, но прежде произнес длинную витиеватую речь, из которой в памяти не сохранилось ни слова. Помню только, что она походила на плохое подражание Самуилу.
Кир смотрел на меня, и в его глазах явственно читались симпатия и прощение - прощение за мою грубость, за неуважительное отношение, за отсутствие смирения, учтивости и за несоблюдение правил этикета.
"Смерть бывает куда страшнее, - обратился ко мне верховный жрец. - А тебя окружат люди, которые будут тебе поклоняться. И когда зрение твое начнет затуманиваться, на тебя прольется дождь из лепестков роз. Ты еще успеешь увидеть перед собой коленопреклоненного царя".
"А теперь мы должны увести его", - сказал Ремат.
Кир поманил меня к себе. Я встал, обошел вокруг стола и склонился перед царем, который заключил меня в объятия и поднялся с места, по-прежнему крепко прижимая меня к себе.
"Три дня держи меня за руку, сын мой, - сказал он. - Держи крепко, и я обещаю Израилю мир и процветание под моей властью, а вашему богу Яхве - собственный храм. Так будет, пока на свете есть Кир и Персия. Ты отважнее меня, сын мой, хотя самым храбрым человеком в мире я всегда считал себя. Ты храбрее. А теперь иди. Завтра мы вместе отправимся в путь. Моя любовь к тебе не имеет границ - любовь того, кто был великим царем и до прихода сюда, а с тобой обретет еще большее величие".
"Благодарю тебя, господин, - ответил я. - Будь добр к моему народу. Не мне выступать в защиту нашего Бога, но поверь, он поистине могущественен".
"Я почитаю его, - заверил Кир. - Я с уважением отношусь к богам и верованиям всех, кому дарую покровительство. Спокойной ночи, дитя мое. Спокойной ночи".
Гордо подняв голову, Кир повернулся и вышел ровным, размеренным шагом вместе со стражниками. В комнате остались только жрецы, Асенат и я.
Я огляделся. Призраки исчезли, зато Мардук вернулся. Скрестив на груди руки, он наблюдал за мной. Возможно, это он прогнал мертвецов.
"Ты хочешь что-то сказать на прощание?" - спросил я.
"Я буду с тобой, - ответил Мардук. - Я постараюсь помочь тебе и облегчить боль. Я уже говорил, что ничего не помню ни о таких процессиях, ни о рождении или смерти, И когда твой огонь сольется с великим пламенем твоего бога, я останусь здесь, в Вавилоне. Кто знает, коль скоро ты так любишь свой народ, возможно, и я смогу любить свой чуть больше".
"О, тебе не следует сомневаться в нем, - сказала Асенат. - Он превосходный демон".
Мардук сверкнул на нее глазами и исчез.
Старый жрец поднял руку, словно намереваясь ударить Асенат, но она лишь рассмеялась ему в лицо.
"Ты же не справишься без меня, старый дурак. Лучше бы записывал все, что я говорю. Вот уж воистину посмешище! Все вы, надменные жрецы Мардука, вызываете у меня только смех. Странно, что кто-то из вас еще умеет читать молитвы".
"Не забудь, что ты обещала", - подойдя к ней, едва слышно произнес Ремат.
"Всему свое время, - ответила Асенат. - Его отец спрятал табличку так, что ты ее никогда не найдешь. Но когда спустя три дня воины вступят в городские ворота, а евреи отправятся в путь, ты узнаешь ее содержание".
"Что это за табличка? - поинтересовался я. - Какое она имеет значение?"
Мне, конечно, было известно, где она, я знал, куда отец ее спрятал.
"На ней молитва о твоей душе, сынок, о том, чтобы ты встретился с богом. Да нет же, я лгу тебе". - Асенат покачала головой.
Казалось, она погрустнела.
"Там старинное заклинание. У тебя будет выбор перед смертью. А сейчас тебе не о чем беспокоиться. Это всего лишь заклинание, в силу которого верили древние. Вот и все. Остальное, что мы совершаем, не имеет ничего общего с магией".
Они провели меня по дворцу, и вскоре, сломав очередную древнюю печать на двери, мы оказались в каком-то большом помещении. Поспешно обогнавшие нас слуги поставили столы и лампы, затем внесли огромный котел, и я увидел жаровню, над которой его предполагалось установить. Вот тогда я впервые почувствовал всепоглощающий страх - страх перед болью и страданием, что ждали меня впереди.
"Если вы обманывали меня, уверяя, что это не больно, скажите правду хотя бы сейчас: мне будет легче перенести испытание".
"Мы не солгали тебе, - заявил верховный жрец. - Многие века ты будешь стоять в храме Эсагила и получать хвалы и подношения. Будь нашим богом. Если ты и вправду видел его, стань им. Разве он стал бы тем, кто он есть, если бы не мы?"