32
Рим, Трастевере
День у Катерины не задался. Сначала она стояла у доски на уроке математики, как полная идиотка, и беспомощно смотрела на уравнения. Затем синьора Петаччи, учительница истории, услышала, как Катерина смеется за ее спиной над тем, что у нее такая же фамилия, как у любовницы Муссолини. Слух у Петаччи, очевидно, был как у летучей мыши. А после школы девочка еще и поссорилась с Алессандрой и Микаэлой, своими лучшими подругами.
Сейчас она уже не смогла бы сказать, из-за чего начался спор. Они говорили о Робби Вильямсе, и увлечение Микаэлы порядком действовало Катерине на нервы. Поэтому она отпустила несколько глупых замечаний о кумире Микаэлы, хотя и не имела в виду ничего плохого. Но Алессандра Микаэлу поддержала, и разгорелся спор. Они так сильно поссорились, что пошли разными дорогами, и Катерине пришлось возвращаться домой одной, хотя она вовсе не собиралась этого делать – во всяком случае, не сразу после школы. С каким удовольствием она посидела бы с подругами в кафе и поболтала! Вместо этого она плелась под дождем и проклинала себя за то, что утром надела джинсовую куртку, а не зимнюю, вопреки советам матери. Катерина часто так поступала – но не со зла, вовсе нет. Она любила мать, и любовь ее только окрепла с тех пор, как умер отец. Однако Катерина хотела показать ей, что у нее есть собственные желания и собственное мнение, и по поводу одежды тоже. Потом она часто сожалела об этом, если понимала, что задела мать за живое. Теперь, правда, она сожалела об этом из-за самой себя, так как ветер насквозь продувал слишком тонкую джинсовую ткань. Да, сегодня не ее день. Катерина дошла до Пьяцца Санта-Мария, надеясь, что встретит здесь кого-нибудь из одноклассников и они вместе чем-нибудь займутся. Но большая площадь перед церковью Санта-Мария, популярное место встреч, сегодня была пуста. Без сомнения, в этом был виноват дождь. При хорошей погоде люди целыми группами сидели на ступенях вокруг фонтана, расположенного в центре площади, но теперь там бродили только несколько голубей, которые еще не поняли, что сегодня им перепадет не много.
Перед церковью стояли несколько выносливых туристов и фотографировали. Больше никого не было.
Катерина остановилась возле уличного кафе и заглянула через большую витрину внутрь: за столиками не было никого из ее знакомых. Вот ведь черт, у нее полон нос соплей. Она решила идти домой, пока не подхватила простуду, бесцельно блуждая по улицам. Мать приготовит что-нибудь вкусное, а она, прежде чем приступить к домашнему заданию, часок послушает музыку. Но не Робби Вильямса!
Неожиданно Катерина даже обрадовалась тому, что вот-вот окажется дома, и ускорила шаг.
Она свернула в узкий переулок – это была самая короткая дорога домой. Девочка услышала, что сзади едет машина, и прижалась к зданию справа, чтобы пропустить темно-синий "Фиат-Крома". Но в нескольких метрах от нее машина остановилась. Дверца со стороны пассажира распахнулась, и из машины вышла женщина в темной кожаной куртке. На носу у нее были старомодные очки в роговой оправе, а рыжеватые волосы были закручены в пучок. Женщина немного напомнила Катерине синьору Петаччи. Ей, наверное, было под сорок или чуть больше, но из-за очков и прически она казалась старше.
– Ты Катерина, дочь Антонии Мерино? – спросила незнакомка.
– Д-да, – нерешительно ответила девочка. Откуда эта женщина ее знает? Та, похоже, вздохнула с облегчением.
– Наконец-то. Мы всюду тебя искали. К сожалению, мы не застали тебя в школе.
– Но зачем вы меня ищете? И вообще, кто вы?
Женщина улыбнулась, подошла к ней и предъявила какое-то служебное удостоверение.
– Комиссар Джиральди.
– Вы из полиции?
Рыжая спрятала документ в карман куртки.
– Да, из полиции. Не волнуйся, ты ничего не нарушила. Во всяком случае, ничего такого, о чем бы нам стало известно. Мы ищем тебя в связи с твоей матерью, Антонией Мерино.
– Мама? С ней что-то случилось? – Катерина вспомнила, что у мамы слабое сердце, и ее охватила паника. Мысль о том, что она может потерять еще и мать, была столь невыносимой, что причиняла почти физическую боль.
– Она попала в аварию, но осталась жива. – Комиссар Джиральди ободряюще улыбнулась. – Может, сядешь в машину? Мы отвезем тебя к ней.
– Да, конечно.
В голове у Катерины все смешалось. Она села на заднее сиденье, а комиссар снова заняла место рядом с водителем. За рулем был мужчина приблизительно такого же возраста, как и рыжая. На голове волос у него почти не осталось, но зато он отпустил окладистую бороду и густые усы. За ними уже стояли три другие машины, и водители, как это свойственно римлянам, нетерпеливо сигналили. Как только дверца машины закрылась, бородатый вдавил педаль газа в пол и повел "фиат" по тесным переулкам Трастевере в направлении Тибра. Он пересек реку и поехал в северном направлении. Катерина увидела в левое окно, как мимо пронеслись лесистый Яникул и замок Святого Ангела.
Чем дольше они ехали, тем сильнее росло ее удивление. Разве мама не собиралась остаться дома и поработать? Катерина не могла себе представить, почему мать оказалась так далеко от Трастевере. И вообще, почему полицейские не позвонили ей по мобильному телефону? Ее мать должна была дать им номер. Катерина почувствовала: что-то здесь не так. И еще этот автомобиль! Он вообще не похож на полицейскую машину. Катерина не видела радиостанции и не находила каких-либо других признаков того, что машина принадлежит римской полиции.
Наконец она осторожно спросила:
– Что произошло с моей матерью? Она попала в аварию?
– Да, – ответила рыжеволосая женщина.
– И где это произошло?
– Недалеко от Рима, на Виа Аппиа.
– Но что моя мать там делала?
– Понятия не имею.
– И теперь она лежит в больнице?
– Так и есть.
Катерина достала из кармана куртки телефон.
– Не могли бы вы сказать мне номер, по которому я могу позвонить и спросить, что с ней?
– Разумеется.
Женщина повернулась к ней и сунула ей что-то прямо под нос; Катерина не сразу поняла, что это – очевидно, потому что раньше видела такое только в фильмах.
В правой руке рыжая держала черный металлический предмет – пистолет, и дуло было направлено прямо в лоб Катерины.
33
Рим, Борго Санто-Спирито
Пауль почти не воспринимал величественную пышность старого палаццо делла Ровере, в котором сейчас разместился отель "Колумб". Для приезжих Рим был городом не из дешевых, а четырехзвездочный отель "Колумб", расположенный недалеко от Ватикана, принадлежал к числу самых дорогих заведений. Но Пауль пришел сюда не для того, чтобы переночевать, а чтобы поесть. Ресторан отеля, "Веранда", куда он попал через вход со стороны Санто-Спирито, оказался роскошным заведением: закуски в нем стоили дороже пятнадцати евро. Впрочем, Пауль надеялся, что платить ему не придется: недавно ему на мобильный позвонил Дэвид Финчер и предложил вместе пообедать.
Остановившись у дверей, Пауль стал осматривать вытянутое помещение, от роскошного убранства которого, выполненного в густых коричневых тонах и украшенного бронзой и золотом, у него захватило дух. Хотя было только около восьми часов, а римляне предпочитали ужинать поздно, ресторан был уже полон: многие постояльцы "Колумба" не обращали внимания на римский распорядок дня.
Подошедший к Паулю официант окинул его подозрительным взглядом. Очевидно, профессиональное чутье подсказало ему, что этот посетитель в простой кожаной куртке нечасто обедает в подобных заведениях.
– Чем могу помочь, синьор? – спросил он любезным тоном.
– Я договорился о встрече с отцом Финчером.
– Ах, с синьором Финчером! – Подозрительность сразу исчезла с вытянутого лица официанта. – Он заказал восьмой столик. Пожалуйста, следуйте за мной, я провожу вас. Синьор Финчер непременно скоро прибудет.
Финчера здесь, похоже, хорошо знали, с некоторым удивлением заметил Пауль. Хотя "Колумб" и находился в непосредственной близости от Генеральной курии иезуитов, по его мнению, это было не то место, где человек, давший обет бедности, мог часто бывать. Сев, Пауль поймал на себе удивленный взгляд дамы за соседним столиком. Она и ее провожатый были разодеты в пух и прах. Пауль уже приготовился услышать адрес ближайшего "Макдональдса", но дама, приподняв брови, снова повернулась к своему спутнику и красному вину. Пауль смотрел на нее до тех пор, пока их взгляды не встретились. Тогда он нацепил на лицо широкую улыбку. Высокие брови поднялись еще выше, и женщина с обесцвеченными волосами – если это, конечно, был не парик – внезапно отвернулась.
В первый раз с момента приезда в Рим Паулю стало весело. Уже ради этого, стоило прийти сюда. Возможность на несколько секунд позабыть о двух мертвецах и зловещих кошмарах принесла ему облегчение. Ему стало жарко, и он снял мокрую от дождя куртку. К нему тут же подбежал официант, чтобы забрать у него верхнюю одежду. Пауль представил себе, как вытянулось бы лицо у дамы за соседним столиком, если бы он небрежно повесил куртку на спинку стула, и не мог не рассмеяться. Упомянутая дама наградила его укоризненным взглядом.
– Вы в хорошем настроении, Пауль? Я рад. Я уже испугался, что прошедшие дни отрицательно сказались на вас.
Дэвид Финчер отдал пальто официанту и сел напротив Пауля.
– Так и есть, – вздохнул Пауль. – Просто я дурак.
– Дурак? Почему вы так решили?
– Отец Анфузо всегда так говорил, когда мы в детстве, в сиротском приюте, начинали смеяться ни с того ни с сего: "Смех без причины – признак дурачины".
– Но у вас есть причина. Вы хотите забыть недавние события – хотя бы на короткое время.
– Вы, должно быть, изучали психологию, отец Финчер. Его собеседник широко улыбнулся.
– Два года.
Официант принес им меню.
– Спасибо, Луиджи, – сказал Финчер и раскрыл меню. – Выбирайте, что хотите, Пауль, я все оплачу.
Но Пауль положил меню на стол, так и не открыв его.
– Я просто закажу то же, что и вы, отче. Думаю, я не ошибусь.
– Ну, в таком случае сделаем заказ прямо сейчас. – И Финчер снова подозвал официанта. – Мы уже выбрали, Луиджи. На закуску возьмем маринованного лосося с муссом из сладких лимонов, затем фарфалле с помидорами, базиликом и сыром качиокавалло, в качестве основного блюда – окунь с моцареллой из молока водяной буйволицы, красным салатным цикорием и зеленым перцем, а на десерт – бабку с муссом из анисового ликера. Выбор вина мы, пожалуй, оставим на ваше усмотрение, Луиджи, вы в этом прекрасно разбираетесь.
Официант довольно кивнул.
– Очень хорошо.
Финчер захлопнул меню и посмотрел на Пауля.
– Вы ведь любите рыбу?
– Я живу на берегу большого озера. Кроме того, я католик. Что еще я могу есть по пятницам? Лишь одно в вашем выборе беспокоит меня, отец Финчер.
Выражение лица генерального секретаря внезапно стало серьезным.
– И что же это?
– Количество.
Теперь рассмеялись оба, и строгая дама явно с трудом сдержала негодование. В отличие от Пауля, Финчер был одет так, что по его виду сразу можно было понять, что он священнослужитель. Веселый клирик, который любит вкусно и обильно поесть, похоже, не соответствовал ее представлениям о мире.
Разумеется, Пауля тоже удивило, что Финчер заказал такую роскошную и страшно дорогую еду. Американец, кажется, прочитал мысли Пауля у него на лице.
– Вы, вероятно, находите странным, что иезуит так хорошо живет.
– Да, вы правы.
Финчер наклонился вперед.
– А знаете ли вы, почему иезуиты не попадают на небо?
Пауль растерянно покачал головой.
– Потому что там они будут жить не лучше, чем на земле, – объяснил генеральный секретарь и громко рассмеялся над собственной шуткой. – Разумеется, иезуиту не подобает ужинать в таких заведениях каждый день. Поэтому я иногда прихожу сюда и на обед. Нет, серьезно, здесь часто проводят деловые переговоры, когда руководство нашего ордена обсуждает важные вопросы с Ватиканом. "Колумб" прекрасно подходит для этой цели благодаря своему расположению. Сегодня я подумал, что не только кардиналы курий заслуживают хорошую трапезу. После всех беспокойств сегодняшнего дня вы определенно голодны.
Финчер попал в точку. Кроме тоста на завтрак, Пауль весь день ничего не ел. То, что ему пришлось пережить в развалинах приюта Сан-Ксавье и во время последующего ареста, также основательно испортило ему аппетит. Однако теперь, когда волнение немного улеглось и он начал расслабляться, пустой желудок стал требовать к себе внимания и даже начал болеть. Поэтому Пауль с благодарностью посмотрел на официанта, когда тот поставил на стол корзинку с белым хлебом и соленое масло.
Когда Пауль потянулся за хлебом, Финчер указал ножом для масла на затылок Пауля, где красовался большой пластырь.
– Как ваша голова? Выглядит она просто ужасно.
– Немного побаливает, но в целом терпеть можно. Врач считает, что мне повезло. Он говорит, все могло быть гораздо хуже.
– Пожалуй, он прав. Было весьма легкомысленно с вашей стороны ехать в Сан-Ксавье в полном одиночестве. После убийства отца Сорелли вам следовало бы быть осторожнее!
– Но я ведь не знал, что меня ожидает. Вчера, когда отец Анфузо попросил меня о встрече у Сан-Ксавье, он сказал, что речь идет об убийстве Сорелли, но откуда я мог знать, что наткнусь там на убийц своего наставника?
– Расскажите мне о вашей встрече с отцом Анфузо, – попросил его Финчер.
Пауль сообщил ему о короткой беседе в Иль-Джезу и о том, каким странным показался ему Анфузо.
– Я был не уверен, стоит ли принимать его всерьез и придет ли он вообще к приюту Сан-Ксавье. Честно говоря, у меня были большие сомнения относительно его душевного здоровья. Теперь я знаю, что Анфузо не страдал манией преследования, но уже слишком поздно. Вы совершенно правы, отче. Если бы я отправился к сиротскому приюту не один, возможно, убийц удалось бы задержать.
Финчер перегнулся через стол и успокаивающе положил руку на предплечье Пауля.
– Это все равно не спасло бы Джакомо Анфузо. В конце концов, он был уже мертв, когда вы приехали.
– Нет, не был, – возразил Пауль.
– Нет? – Генеральный секретарь даже перестал жевать кусок хлеба, который незадолго до этого сунул в рот. – Но, насколько я понял…
– Отец Анфузо умер у меня на руках. Он даже смог кое-что произнести.
Финчер смотрел на него как зачарованный.
– Что?
– Он сказал, что я должен это знать.
– И что же вы должны знать?
– Петр…
– А дальше?
– Это были его слова. Больше он ничего не сказал.
– Петр, – тихо, почти благоговейно повторил Финчер, казалось, прислушиваясь к звучанию этого слова. – Но кто такой Петр?
Пауль сделал беспомощный жест, в то время как Луиджи подал на стол маринованного лосося.
Когда официант снова ушел, Финчер спросил:
– Понимал ли Анфузо, что говорит?
– Мне показалось, что да. Если бы он бредил, то, наверное, не стал бы говорить, что я обязательно должен это знать.
– Он узнал вас?
– Он назвал меня по имени.
Финчер, кажется, не обращал ни малейшего внимания на лосося, аппетитно расположившегося на тарелке. Задумчиво глядя в пустоту, он несколько раз тихо повторил:
– Петр.
Затем тяжело вздохнул.
– Мы не можем догадаться, что имел в виду Анфузо. После имени ведь можно поставить любое другое слово, любую часть речи. Может, вчера вечером он еще что-то сказал и это могло бы нам помочь?
В это время за рояль, стоявший в глубине зала, сел молодой человек во фраке и начал играть Шостаковича, а Пауль снова вызвал в памяти сцену, происшедшую в иезуитской церкви накануне вечером. Он увидел перед собой лицо отца Анфузо, голова которого напоминала череп мертвеца. Теперь, когда Анфузо действительно был мертв, это сравнение показалось Паулю неприличным. Он снова услышал шепот иезуита.
– Он говорил что-то о тучах, которые нависли над нами. Отец Анфузо, похоже, опасался чего-то плохого, и это касалось и меня. Он упомянул брата и, кажется, посоветовал довериться ему.
– Людовико? – охнул Финчер. – Этого еще не хватало!
Пауль не был знаком с Людовико Анфузо. Он попытался вспомнить о том, что знал только по слухам. Все случилось уже после того, как он покинул Италию.
– Брат отца Анфузо тоже был иезуитом, но его исключили из ордена, если не ошибаюсь.
– Вы не ошибаетесь, Пауль, – ответил Финчер, и злость в его голосе дала понять, что генеральный секретарь не питал теплых чувств к Людовико Анфузо. – Он занимался экзорцизмом – и все еще занимается, насколько я слышал.
– Но ведь экзорцизм одобряется Святым престолом.
– В последние годы больше, чем раньше. Однако Людовико Анфузо занимался этим в то время, когда официальное отношение Святого престола к экзорцизму было весьма неодобрительным. Кроме того, во время сеансов произошло несколько неприятных происшествий. Некоторые из его подопечных, кажется, потеряли рассудок. Однако он не пожелал признать себя виновным, несмотря на увещевания. Ордену не оставалось ничего иного, кроме как исключить его из нашего общества, хотя бы для того, чтобы не дискредитировать Общество Иисуса в глазах Святого престола.
– Экзорцизм – весьма противоречивая, но очень интересная сфера деятельности.
Генеральный секретарь, казалось, удивился.
– Вы тоже этим занимались?
– Только в теории. Работа экзорцистов всегда зачаровывала меня. Но вы, разумеется, правы, это очень сложное и ответственное задание. Человек, не доросший до его выполнения, может стать причиной большой беды. – Пауль потянулся к бокалу. – Джакомо Анфузо был очень осмотрительным человеком. Невозможно поверить, что у него такой брат.
Финчер кивнул.
– Вряд ли можно представить себе более разные характеры. Говорил ли вам отец Анфузо, насколько его брат посвящен в его дела?
– Вообще не посвящен, если я правильно его понял. Одно время Джакомо Анфузо думал об этом, но затем стал сомневаться в том, можно ли доверить брату тайну.
Генеральный секретарь, похоже, вздохнул с облегчением: разговор о Людовико Анфузо, должно быть, действительно был ему неприятен.
– Вместо этого он предпочел довериться вам, Пауль. Или, по крайней мере, собирался так поступить. Кто еще мог знать, что он назначил вам встречу у Сан-Ксавье? И вообще, почему он решил назначить вам встречу именно там?
– Наверное, во время нашего разговора он вспомнил прежние времена. Кроме того…
– Да?
– Сейчас мне на ум пришло замечание, которое отец Анфузо сделал в Иль-Джезу. Из него следует, что между пожаром в сиротском приюте и обстоятельством, из-за которого он хотел поговорить со мной, существует какая-то связь. Я только сейчас подумал об этом, полиции я ничего не говорил.
После того как Луиджи подал фарфалле, Финчер спросил у Пауля:
– Кстати, как полицейские отреагировали на то, что у них появился новый консультант?
– Синьор Компаньи, начальник полиции, просто в восторге от этой идеи. Но мне показалось, что он единственный на всем Квиринале так на нее отреагировал. – Мысли Пауля вернулись к событиям, происшедшим несколько часов тому назад. После посещения прозекторской он еще довольно долго беседовал с Альдо Росси и Клаудией Бианки в их кабинете.