Сопрано
Я умер в тот самый миг, когда воскресла Изольда. Не физически, разумеется, но это не меняет дело. Что толку от того, что пустая оболочка бродит по свету, словно призрак, руководимая только инстинктами? Я даже не могу назвать себя животным, потому что животным присущи эмоции и желания, которыми я, к сожалению, не обременён. Собственная жизнь не интересует меня, и я не знаю, что с этим делать. Смогу ли я когда-нибудь снова стать прежним? У меня нет ответа на этот вопрос. Порой мне кажется, что это уже зависит не от меня…
С Изольдой я познакомился несколько лет назад, у наших общих знакомых. Она сразу произвела на меня впечатление – высокая, стройная, с длинными чёрными волосами и тем загадочным, завораживающим взглядом, который так притягивает мужчин. Во всяком случае, подобных мне, то есть падких на внешние эффекты. Я предложил Изольде проводить её, и она не отказалась. В ту пору я хоть и был начинающим стоматологом, но работал в довольно престижной клинике, принадлежащей моему отцу. Клиника была известна в городе, уважаема, и меня ожидало безоблачное будущее. Скорее всего, Изольда отлично знала об этом, хотя поручиться не могу. Судя по лучезарной улыбке, стоматологических проблем у Изольды не было.
Но я об этом не думал. Изольда мне нравилась, она оказалась интересной собеседницей, остроумной, весёлой, и я наслаждался её обществом. Когда мы расставались, я выпросил у неё номер телефона, но позвонил только через неделю. Я отнюдь не являлся затворником, и у меня было много знакомых девушек, поэтому набрать номер Изольды как-то не получалось.
В тот вечер шёл дождь, и мне взгрустнулось, потому что я поссорился со своей постоянной на тот момент подругой. От нечего делать я копался в телефонной книжке и наткнулся на номер Изольды. Сразу же перед глазами предстал образ девушки, и я будто даже услышал её голос. Сам не зная почему, я нажал кнопку вызова, не особенно надеясь на результат. Но Изольда тотчас ответила, будто держала телефон возле уха. Мы обменялись парой приветственных фраз, и я пригласил её к себе. Обычно я так не делаю, предпочитая поухаживать за девушкой, пригласить в ресторан, или на загородную прогулку, и лишь потом зову к себе. Дом – моя священная территория, и мне не нравится, когда там топчутся все подряд. Но в этот раз желание увидеть Изольду было таким острым, что я нарушил правила.
Пришла она тоже быстро, как будто стояла за углом. Я пошутил на этот счёт, но она совершенно серьёзно ответила, что по счастливой случайности гуляла неподалёку от моего дома. Изольда принесла бутылку шампанского и коробку конфет. Джентельменский набор, подумал я про себя, только цветов не хватает. Меня это удивило и позабавило одновременно: я не привык, чтобы женщины делали мне подарки. Будто прочитав мои мысли, Изольда сказала, что это сущие пустяки, просто она собиралась к подруге, но у той неожиданно случились дела, и встреча не состоялась. Изольда уже думала, что делать с шампанским и конфетами, но тут позвонил я. Не выбрасывать же добро, в самом деле! Тем более что на улице дождь и вообще мерзкая погода. Самое время для дружеской беседы за бокалом лёгкого шипучего напитка. Я усмехнулся и заметил, что подруга Изольды, наверное, специально придумала дела, чтобы мы встретились, и предложил выпить первый бокал именно за эту чуткую подругу. Изольда не возражала.
Вечер прошёл незаметно. Мы болтали, смеялись, я даже выключил телефон, чтобы нас не беспокоили понапрасну. К тому же я не хотел, чтобы моя подруга начала выяснять отношения при Изольде. Наверное, уже тогда я почувствовал, что Изольда войдёт в мою жизнь надолго… как оказалось впоследствии, она вошла в неё навсегда…
В тот вечер мы не переспали. Я не решился предложить это Изольде, а она не подавала признаков, что хочет как можно скорее забраться ко мне в постель. Скорее она старалась показать, что между нами исключительно дружеские отношения, и ничего более. О себе почти не рассказывала, упомянув только, что она певица, поёт в театре на вторых ролях, подрабатывает в ресторанах. Мне стало жутко интересно, я начал расспрашивать, даже попросил спеть, но она тактично оборвала мои домогательства. Что и говорить, я был заинтригован.
После этого мы начали встречаться. Изольда тихо и ненавязчиво проникла в мою жизнь, и спустя пару месяцев я уже не мог без неё обходиться. Я сделал Изольде предложение и представил её родителям. Мы назначили день свадьбы.
Сейчас, оглядываясь назад, могу точно сказать, что я был абсолютно счастлив тогда. Мне казалось, что Изольда тоже. Она переехала ко мне, и мы зажили тихой семейной жизнью. Я работал, Изольда пела. Очень быстро все мои мысли и желания стали связаны с Изольдой. Это было как наваждение. Прежде чем что-то сделать, я думал: а понравится ли это Изольде? Как она это воспримет? Я заваливал её подарками и всячески баловал. Мне хотелось, чтобы у Изольды было всё, что она пожелает. Наверное, именно так выглядит любовь… во всяком случае, другой я не знал. Ни к одной женщине до сих пор я не испытывал похожего чувства. Новые ощущения приносили мне ни с чем ни сравнимую радость бытия. Я познал восторг служения любимому существу. Мне трудно объяснить это тому, кто не испытывал подобного, остальные же, думаю, поймут меня и не осудят.
Изольда мечтала о большой сцене. Она хотела стать примой, петь ведущие арии, но путь к успеху оказался тернист. Вместе с тем она продолжала работать в ресторанах, не знаю уж, для чего. Я хорошо зарабатывал, и не раз предлагал ей оставить это занятие и полностью посвятить себя театру, но она не хотела. Говорила, что суета и беззаботность ресторанной жизни спасает её от депрессии. Там она забывает обо всём и просто поёт… я не возражал. Для меня всё, что она делала, было священным. Пусть делает, как хочет. В конце концов, что в этом страшного? Мне не хотелось, чтобы Изольда скучала. К тому же она зарабатывала в ресторане приличные суммы, которые тратила по своему усмотрению. Ей это нравилось. Нравилось иметь свои деньги, а не просить у меня, хотя я, разумеется, был рад отдать ей всё, что имел. Но так она чувствовала себя независимой, что поднимало её самооценку.
Мы прожили год, но мои чувства не угасли, напротив, разгорелись с большей силой. Изольда была из тех женщин, которые опутывают мужчину собой незаметно, но вырваться из их сетей не получается.
К концу года у Изольды начались подвижки и в театральной карьере. Изольда исполняла уже одну из ведущих партий в спектакле, но ей было мало – мечта стать примой не покидала её. Я радовался и гордился успехам Изольды так, словно она была моим ребёнком, которого я сам родил и воспитал. Изольда же стала немного нервной и дёрганой – подковёрные театральные интриги отнимали у неё много душевных сил. Но я воспринимал это как небольшие тучки на небосклоне, где ярко сияло солнце.
Всё оборвалось внезапно и трагически… но тогда я не умер, хотя мне и сейчас больно об этом вспоминать.
Однажды вечером я пришёл с работы и застал страшную в своей безысходности картину – Изольда лежала на полу в комнате, лицом вниз, подогнув под себя ногу так, будто она споткнулась и упала, а потом уснула прямо на ковре… Я сразу понял, что она мертва… вернее, мой разум знал это, но я отказывался верить… Кажется, я потерял сознание, а когда очнулся, ничего не изменилось. Изольда лежала на том же месте, а я сидел в коридоре и смотрел на неё. Я не хотел подходить к тому, что осталось от неё… там, в этом теле, не было моей Изольды… она покинула его навсегда, и я бессилен был что-то изменить…
Изольду убили, зарезали, попав ножом в самое сердце… Кто это сделал и за что, я не знаю до сих пор. Расследование не дало никаких результатов, но пришло к выводу, что дверь убийце она открыла сама, а значит, была с ним знакома.
После этого я оцепенел. Замёрз. Мне казалось, что я нахожусь внутри ледяного панциря, недвижим, как мумия, и смотрю на протекавшую мимо жизнь сквозь полупрозрачный лёд. Смысл существования ускользает от меня, очертания предметов неясны и расплывчаты, а люди похожи на призраков. Со временем боль немного утихла, но невосполнимость утраты продолжала терзать мою душу. Родные пытались расшевелить меня… чтобы не расстраивать их, я всячески показывал, что боль начала меня отпускать, хотя на самом деле я оставался безутешен.
Меня спасала только работа. Там я забывался и отвлекался, потому что привык делать своё дело хорошо и тщательно. И вот, где-то через полгода после смерти Изольды, судьба преподнесла мне сюрприз.
Ко мне в поликлинику обратилась девушка. Я заметил её ещё в коридоре, они читала книгу, опустив голову, и я не мог разглядеть её лица. Но что-то в ней показалось знакомым, до боли знакомым… поэтому, когда подошла её очередь, я так разволновался, что у меня вспотели ладони.
Я мыл руки, когда она вошла. Медсестра спросила её имя и фамилию, и я услышал, как сквозь вату, что её зовут Надежда. Многообещающее имя в данной ситуации. Я обернулся и встретился с ней глазами. Наверное, у меня был донельзя глупый вид, потому что пациентка весьма удивлённо посмотрела на меня. Не в силах вымолвить ни слова, я указал рукой на кресло, предлагая сесть, а сам отвернулся, чтобы прийти в себя и унять дрожь. Ко мне пришла Изольда… нет, разумеется, это была не Изольда, я понимал, что этого не может быть, но сходство было феноменальным. Те же глаза, те же волосы, даже улыбка та же… Как Господь добивается такого? Для меня это загадка.
Совладав с собой, я подошёл к ней и спросил, на что она жалуется? Голосом Изольды она ответила мне. Я заглянул в её рот, и обнаружил, что проблема пустячная. Привычные действия успокоили меня, и я молча сделал своё дело. Я копался нарочито медленно, чтобы придумать повод удержать её, но неожиданно она сама помогла мне, спросив про какую-то профилактическую процедуру. Я тут же назвал ей минимальную цену, чтобы она только согласилась, и расписал все преимущества этой замечательной процедуры. Медсестра укоризненно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я велел ей записать Надежду на последние часы вечернего приёма, хотя было много и другого свободного времени. Когда она вышла, я совершенно без сил рухнул на стул и велел сестре сделать получасовой перерыв. Моё сердце билось так отчаянно, и я боялся, что его стук услышат пациенты.
В день, когда Надежда должна была прийти на приём, я страшно волновался. Заранее купил букет цветов и положил на заднее сиденье своей машины. Мне было страшно, что она не придёт, и я больше никогда не увижу столь милое мне лицо Изольды. Но она пришла. Я, как мог, скрыл радость, поручив медсестре сделать Надежде то, зачем она к нам пришла. Проверив качество оказанной услуги, я велел сестре заканчивать, сказав, что буду собираться. Мне непременно нужно было оказаться на улице раньше Надежды, чтобы она не успела ускользнуть. Пока сестра заполняла анкету и договор, я вышел из клиники и встал возле выхода, ожидая Надежду.
Она вышла, прижимая платок ко рту. Я окликнул её и предложил подвезти, пошутив насчёт того, что простуды ей сейчас просто противопоказаны, а автобусы ходят плохо. Она пожала плечами, но в машину села и назвала адрес.
Возле её дома я немного осмелел, вручил ей купленный накануне букет и пригласил на свидание. Она согласилась. Так мы начали встречаться, а когда истёк срок официального траура, мы поженились, и Надя переехала ко мне.
Чтобы не смущать её, я убрал все фотографии, где была изображена Изольда, решив, что расскажу всё немного позже, когда мы привыкнем друг к другу. Поначалу я просто упивался созерцанием облика умершей жены, и мне этого было вполне достаточно. Но довольно быстро я понял, что Надя – не Изольда. Надя работала бухгалтером в небольшой фирме, звёзд с неба не хватала, амбициями тоже не была перегружена. Хотя её голос – нежное сопрано – и был очень похож на голос Изольды, пением никогда не увлекалась. Пару раз я попросил её спеть, но она только засмеялась, сказав, что ей медведь наступил на ухо. Одевалась она, в отличие от Изольды, достаточно скромно, и, я бы сказал даже, серо. Красилась мало, волосы собирала преимущественно в хвост. Постепенно такая разница начала бросаться в глаза и раздражать меня. Я стал намекать Наде, чтобы она сменила стиль одежды, купила косметику, но она оставалась глуха к моим просьбам. В конце концов я сделал ей замечание по поводу гардероба в весьма категоричной форме. Тогда она пошла в магазин и накупила там дурацких тряпок, нисколько не приближающих её к образу Изольды. Конечно, это было совсем не то, что я хотел…
Я накричал на Надю, что она совершенно не умеет одеваться. Я принёс ей одежду Изольды, представив всё так, что купил это для неё. Я заставил Надю надеть на себя эти тряпки, прекрасно видя, что они ей не нравятся… но я настаивал, говорил, что ей это очень идёт. И Надя уступила… видимо, не хотела меня злить. Потом мы прошли с ней по магазинам, и я накупил ей одежды в своём вкусе. Что и говорить, Надя преобразилась. Теперь она напоминала Изольду гораздо больше, и сердце моё вновь затрепетало. Я купил ей косметику, которой пользовалась Изольда, и вынудил Надю делать себе ежедневный макияж в духе умершей жены. Я хотел добиться как можно более полного сходства. И, надо признаться, мне это удалось. Я буквально диктовал Наде, как надо одеваться, краситься, какую причёску делать. Если она не делала так, как я хотел, я начинал злиться и орать на неё, подолгу не разговаривал, если что-то в её внешности меня не устраивало. Я чувствовал, что превращаю её жизнь в ад, но ничего не мог с собой поделать. Мне так хотелось вернуть Изольду, что я превратился в монстра. Надя всё терпела молча. Очевидно, она любила меня, и хотела избежать глупых ссор.
И вот, когда внешнее сходство стало почти полным, я задумался о душе… Изольда никогда бы не стала работать бухгалтером, это очевидно… она была певицей, и это мне нравилось. Кто знает, полюбил бы я её так же самозабвенно, если бы она была бухгалтером? Пение было частью её образа, незабвенного образа…
Как-то, будучи в ужасном расположении духа, я в раздражённом тоне заметил Наде, что она ведёт серую, скучную жизнь. Мы ужинали, и Надя чуть не поперхнулась. Я видел, что ей очень неприятно это слышать, но извиняться не спешил.
"Какую же жизнь, по-твоему, я должна вести, чтобы не скучать?"
"Могла бы заняться вокалом, у тебя красивый голос!" – так же раздражённо заметил я.
Надя засмеялась: "Тебе так хочется, чтобы я была певицей?"
"Да! Мне хочется! Я люблю, когда женщина поёт. Что ты смеёшься?!"
"Просто это очень смешно, как мне кажется. Я – певица… никогда не пробовала себя в этой роли"
"А ты попробуй! Может, что и получится".
Надя пожала плечами и уткнулась в тарелку: "Хорошо. Если тебе так хочется, чтобы я пела…"
Я немного успокоился, и ужин мы закончили в молчании.
Чтобы Надя не думала, что я пошутил, я на следующий день привёл ей учителя музыки. Надя начала заниматься. Дело шло из рук вон плохо. У Нади был хороший голос, но неважный слух, и это создавало определённые проблемы. Учителя, которых я менял будто перчатки, уходили, мало чего добившись. Я нервничал, Надя разводила руками – певица из неё явно никудышная.
Но через пару месяцев ситуация в корне изменилась. Через каких-то знакомых я наткнулся на одного старичка-преподавателя, который за определённую сумму готов был взяться за дело. Он прослушал записи Нади, покачал головой, но сказал, что случай не безнадёжен. Я воспрял духом.
Старичок пришёл к нам, я познакомил его с Надей, и они начали заниматься. Первые успехи не заставили себя ждать, очевидно, учитель смог наладить хороший контакт с ученицей. Я видел, что Надя всё больше входила во вкус. Она занималась каждый день, а вскоре я уговорил её уволиться с работы, чтобы отдаться в полной мере новому увлечению. Я приготовился к бурной сцене по этому поводу, но, к моему немалому удивлению, Надя сразу согласилась. Она сказала, что её саму в последнее время начала утомлять работа бухгалтера, и она не понимает, как она может целый день считать чужие деньги и не сойти с ума. Я порадовался такой перемене в жене, полагая, что совсем скоро моя Изольда окончательно вернётся ко мне.
Старичок по-прежнему приходил к нам, он радовался успехам Нади так, словно она была бриллиантом, который ему посчастливилось выкопать из грязи. Хотя, по большому счёту, так оно и было… Талант Нади креп, набирал силу, и в один счастливый момент старый музыкант предложил Наде поступать в консерваторию. Хотя ей было 25 лет, она согласилась. Бухгалтером она больше не работала, а петь для гостей на нечастых вечеринках не хотела. Пробудившийся талант требовал реализации.
Поступила Надя на удивление легко. Я думаю, что старик помог ей – он обожал свою ученицу. Он преподавал в той же консерватории, и Надя поступила к нему в класс. Почти сразу он устроил Надю в оперный театр – петь в хоре. Мне оставалось только поражаться её успехам. К слову сказать, изменился и характер Нади, она стала более независимой и самостоятельной, то есть и в этом начала больше походить на Изольду. И хотя я сам был причиной этих перемен, что-то внутри меня мешало мне чувствовать себя полностью счастливым. Крохотный червь сомнения точил меня: а что, если всё будет совсем не так, как я себе представляю? Но я гнал эту мысль. Изольда воскресала на моих глазах, и я с нетерпением ждал полного воскрешения.
Но что и говорить: когда вступаешь в сделку с дьяволом, никогда нельзя быть уверенным в результате. Больше того, цена исполнения желания может быть непомерной, и в то же время ты можешь получить совсем не то, что так страстно хотел, хотя формально контракт будет выполнен безупречно.
Как-то вернувшись с работы, я застал Надю в компании её любимого учителя. Они пили дорогое вино и закусывали шоколадными конфетами из коробки. Надя была чрезвычайно весела, старик что-то шептал ей на ухо, она заливалась смехом.
"Садись с нами!" – Надя помахала мне рукой.
"По какому поводу праздник?" – Я не мог скрыть удивления.
"Игорь Львович устроил меня в один уютный ресторанчик! Буду петь там по субботам и воскресеньям! Прекрасная практика. Игорь Львович говорит, что голос нужно тренировать! Там собирается очень изысканная публика!"
Игорь Львович скромно потупил глаза: "Можете не сомневаться, никакой попсы. Ваша супруга найдёт там настоящих ценителей"
"Что ж… очень рад за неё, – я выпил бокал вина до самого дна, – и желаю всяческих успехов!"
С моим приходом возникло напряжение, которое все почувствовали. Игорь Львович поспешил откланяться, Надя начала убирать со стола. Я молча сидел в кресле, обдумывая сказанное женой. Когда она закончила уборку, я окликнул её по имени, чтобы расспросить поподробнее, но тут услышал то, что поразило меня до глубины души. Возвращаясь назад, могу сказать, что именно этот момент я склонен считать началом конца моей жизни.
Надя усмехнулась и вдруг сказала: "Меня зовут Изольда". Видимо, вид у меня был донельзя глупый, потому что она поспешила прибавить: "Это мой сценический псевдоним. Правда, неплохо? Мне кажется, это имя мне очень подходит. Оно весьма органично для моего нового образа. Пожалуйста, если тебе не трудно, называй меня так. Я хочу немного привыкнуть. Надя – это старомодно. С таким именем карьеру не сделаешь".