Содержание:
-
Сады памяти 1
Эпилог 9
Молот ведьм 9
Эпилог 20
Мрачный круг 21
Эпилог 28
Змея и голубка 28
Эпилог 39
Огонь сердца 41
Эпилог 51
Яцек Пекара
Молот ведьм
Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских… Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир.
(Святой Павел, Послание к Ефесянам)
И многие лжепророки восстанут, и прельстят многих.
(Евангелие от Святого Матфея)
Сады памяти
Меня зовут Мордимер Маддердин и я являюсь инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. Мягкосердечным, кротким и преисполненным смирения и страха Божьего человеком, который своё призвание нашёл в утешении грешников и в наставлении их на путь, указанный Богом Всемогущим, Ангелами и святой Церковью… - если бы я писал мемуары, именно так бы им начинаться. Но я не пишу мемуаров и не думаю, что когда-нибудь начал бы это делать. Не только принимая во внимание факт, что есть такие места в душе и мыслях человека, куда заглядывать никогда нельзя, но и по причине убогой обыденности моей работы. Я лишь один из многих работников нашей Святой Матери-Церкви. Самые частые события в моей жизни это борьба с клопами и вшами в корчме "Под Быком и Жеребцом", в которой я живу благодаря любезности владельца, ветерана из-под Шенгена. А мы, пережившие эту бойню, имеем обыкновение держаться вместе и помогать друг другу, хоть бы нас и разделяла разница в профессии, происхождении или состоянии.
Эти днём я лежал в комнате на втором этаже корчмы и вслушивался в шум бури за ставнями. Лето как раз уходило, начинались первые холодные, дождливые дни. И к счастью, поскольку тогда смрад сточных канав, особенно наибольшей из них, условно называемой здесь рекой, казалось, отступал. А у вашего покорного слуги необыкновенно чуткое обоняние, и аромат гниющих отбросов да нечистот вызывает у него такое обоснованное отвращение. Я размышлял о своём возвышенном чувстве эстетики, когда услышал шаги на лестнице. Самая рассохшаяся ступенька пронзительно скрипнула, а я приподнялся на локтях и посмотрел в сторону двери. Раздался тихий стук.
- Войдите, - сказал я и дверь открылась.
На пороге я увидел женщину, закутанную в шерстяной, серый платок. Её лицо было цвета платка, а длинный крючковатый нос придавал ей вид ведьмы на шабаше с гравюр. Ах, впрочем, это ложное представление, любезные мои. Вы бы удивились, узнав, какие красивые и из приличных семей бабёнки могут предаваться дьяволу. Так чего же ему было искать у высохших и поблёкших женщин, как та, что посетила мою комнату? Известно также, что дьяволу больше нравятся статные молодки со свежими щёчками и высокой грудью. Тем не менее, у женщины, которая меня посетила, были красивые зеленоватые глаза и чуткий взгляд птицы.
- Магистр Маддердин, - сказала она, склоняя голову. - Вы сможете меня принять?
- Прошу, - ответил я и указал на табурет, а она присела на его край. - Чем могу вам служить?
- Меня зовут Верма Риксдорф, благородный магистр, и я являюсь вдовой торговца зерном Амандуса Риксдорфа, которого прозвали Жилой.
- Он был настолько осторожным в планировании расходов? - пошутил я.
- Нет, господин. - Я заметил, что на её щеках появился румянец. - Так его прозвали по другой причине… Я хотел спросить, по какой, но вдруг догадался и рассмеялся. - Ах, так, - сказал я, а она покраснела ещё больше. - Итак, слушаю, Верма. Какое дело тебя ко мне привело? - Мне нужна помощь. - Она подняла взгляд и твёрдо посмотрела на меня. - Помощь кого-то важного, неробкого десятка и готового совершить поездку.
- Будь я важным, не жил бы в это корчме, поездка во время осенних дождей мне не улыбается, а дни и ночи провожу в страхе Божьем, - ответил я. - Тебе не повезло, Верма. До свидания.
- Но господин, - я услышал беспокойство в её голосе. - Мне тебя посоветовали друзья друзей. Говорят, что ты человек, сила которого не уступает решительности, и что тебе нет равных в преследовании дьявола и его деяний. - Преувеличение, - зевнул я, ибо был невосприимчив к лести. Хотя… всё же учтивые слова приятно ласкают сердечко. Ничего так не влияет на увеличение суммы, которую клиент собирается предложить за услуги, как изначальное равнодушие. А раз была вдовой торговца зерном, рассчитывал, что она располагает чем-то большим, чем лишь лепта вдовицы. Хотя её одежда, казалось, противоречит моим предположениям. Тем не менее, я видывал герцогинь, выглядевших как нищенки. Да-да, мало вещей под высоким небом, которые способны удивить вашего покорного слугу. - Я небогата, - сказала она, а я пожал плечами. Неужто клиенты не могут придумать иной песенки? - Но я в состоянии много предложить в обмен на небольшую услугу. Будь услуга действительно небольшой, ты не искала бы ко мне подхода. А будь ты красивой, я бы нашёл способ, каким могла бы отблагодарить, - подумал я, но ничего не произнёс. Я смотрел на неё какое-то время в молчании. - Говори, - решил я, наконец. - В конечном счёте, мне и так нечего делать.
Будь она прелестной, молодой женщиной, может я предложил бы ей бокал вина, но поскольку выглядела так, как выглядела, мне даже не хотелось вставать с кровати.
- У меня есть сестра, которая живёт в Гевихте, сорок миль на север от Хеза, - начала она. - Это маленькое селение, и сестра переехала туда после женитьбы с торговцем скотом по имени Турель Возниц, впрочем, против воли родителей, поскольку… - Не надо рассказывать мне историю своей семьи. - Я поднял руку. - Люблю только занимательные рассказы.
Она сжала губы, но ничего не ответила.
- Этот будет занимательным. Обещаю, - произнесла она лишь через минуту.
- Раз обещаешь… - я кивнул, чтобы продолжала.
- Сестра прячет восьмилетнего сыночка, - сказала она. - И сообщила мне, что у ребёнка есть определённые… - она прервала, не зная, что сказать, и нервно сжав руки. - Можно попросить кубок вина?
Я указал рукой на стол, на котором стояли кувшин и два грязных кубка. Она вытерла один из них краем платка - какая забота о чистоте! - и налила вина.
- А вы, магистр? - спросила она и, не ожидая ответа, наполнила второй кубок и подала его мне.
Она села обратно на табурет и посмотрела под ноги, так как задела ногой лежащую на полу книгу. Ею была "Триста ночей султана Алифа", неимоверно интересная притча, которую я получил от моего приятеля, печатных дел мастера Мактоберта. Я снова увидел, что она покраснела. Ну-ну, если это название ей что-то говорило, по-видимому, не была такой уж поблекшей и неинтересной, какой выглядела. "Триста ночей султана Алифа", конечно, находились в списке запрещённых книг, но как раз на подобные публикации смотрели сквозь пальцы. Я сам видел художественно оформленный, полный несказанно реалистичных гравюр экземпляр у Его Преосвященства Герсарда, епископа Хез-хезрона. Ха, триста ночей, триста женщин - интересную жизнь вёл султан Алиф! Кстати, притча заканчивалась всё же грустно, поскольку султана, поглощённого неустанным соитием, и не занимающегося государственными делами, великий визирь приказал убить.
Зачем, ах, зачем я следовал похоти, В объятьях наложниц ища наслажденья? Сожалею об этом пред Господа ликом, Глядя на меч, что распорет меня,
- говорил султан, завершая, и монолог этот был таким жутким, что даже зубы болели. Впрочем, говорят, его добавили спустя много лет после смерти автора, желая приправить притчу нравоучительным послевкусием. Вполне возможно, так как фантазия копиистов и печатников всегда была необъятной.
Я так задумался о султане Алифе и перипетиях его жизни, что почти забыл о сидящей рядом женщине.
- Можно мне продолжить? - спросила она.
- Ох, простите, - ответил я и отпил глоток вина. Я когда-нибудь научу Корфиса, чтобы хотя бы содержимое моих кувшинов не крестил водой?
- У сыночка сестры особый дар, - говорила она, и я видел, что ей это даётся с трудом. - В святые дни запястья его рук и лодыжки покрываются ранами… - Я приподнялся на кровати. - Также раны появляются у него на челе, там, где Господу нашему варвары возложили терновый венец.
- Стигматы, - сказал я. - Нечего сказать.
- Да, стигматы, - повторила она. - Сестра скрывала это сколько могла, но в конце концов всё открылось. - И..?
- Местный пробощ показывает мальчика во время церковных служб. Люди съезжаются издалека, чтобы на него посмотреть. Ну и конечно…
- Делают щедрые пожертвования, - закончил я за неё.
- Именно, - вздохнула она. - Только вот, магистр Маддердин, - она глубоко втянула воздух. - Дело сильно заинтересовало местных инквизиторов.
- Инквизиторов? В Гевихте? - спросил я, ибо знаю все местные отделы Инквизиции, а о таком городке никогда не слышал. - Нет, приехали из Клоппенбурга, - пояснила она.
А тут сходится. Я когда-то был в Клопеннбурге и своими глазами видел маленький, каменный домишко Инквизиции, и даже вкусил там вечерю. Очень интересную вечерю, как потом оказалось, поскольку благодаря ней, я отыскал в моей памяти давно угасшие воспоминания.
Меня не особенно удивляло то, что инквизиторы пошли по следу сомнительного чуда. В конце концов, мы были лишь гончими собачками, а здесь тропа была слишком явной. Пробощ не выказал ума, разглашая происходящее с ребёнком. Разве его не учили, что в худшем случае он может закончить на костре вместе с мальчиком и его матерью? Мы, инквизиторы, не любим чудеса, ибо знаем, что много обличий у Зверя, и знаем о его коварных происках. А на пытках ведь каждый признает, что он приспешник дьявола. - Плохо дело, - честно сказал я, ибо мне было жаль мальчика. - Но что я могу поделать?
- Поезжайте туда, магистр, попросила она с жаром в голосе, - Умоляю вас, поезжайте и посмотрите, что можно сделать. - Я не могу контролировать работу местных инквизиторов. Это была не совсем правда, поскольку, имея лицензию из Хеза, я получал теоретическую власть над всеми рядовыми инквизиторами из отделов Инквизиции на местах. Вы обратили внимание на слово "теоретическую", любезные мои? Так вот, местные инквизиторы очень не любили, если кто-то влезал в их дела, а неписаный кодекс гласил, чтобы мы без поручения епископа старались никому не переходить дорогу. И очень верно. У нас хватает врагов по всему свету, чтобы ещё множить их число в своём кругу. Но ведь и у нас случались паршивые овцы, которых следовало устранять. Но это не было функцией вашего покорного судьи, а от тех, кто этим занимался, вы бы предпочли держаться подальше. Я вспомнил Мариуса ван Бёенвальда - охотника на еретиков - и мне стало холодно. Хотя обычно у меня не пугливое сердце, а Мариуса я ведь мог вспоминать только с благодарностью, ибо он спас мне жизнь.
- Просто посмотрите, что происходит, - сказала она почти плачущим голосом. - У меня есть немного сбережений… Я поднял руку.
- Это вопрос не только гонорара, - сказал я. - Но сделаю для тебя одно, Верма. Извещу обо всём Его Преосвященство епископа. Возможно пожелает, чтобы я присмотрелся к делу. Возвращайся ко мне через два-три дня, и сообщу тебе, чего я добился.
***
Его Преосвященство Герсард - епископ Хез-хезрона и начальник Инквизиции - часто капризничал, как разбалованная женщина. Временами приказывал мне просиживать дни в приёмной своей канцелярии (впрочем, обычно без всякой цели), а временами неделями не занимался моей скромной особой. Что, впрочем, несказанно мне подходило, поскольку я мог тогда посвятить себя таким несущественным с высоты епископского трона делам, как зарабатывание на ломтик хлеба и глоточек воды. Факт, что я сам прошу его об аудиенции, видимо удивил его настолько, что он позволил мне придти уже на следующий день утром. Я лишь надеялся, что Его Преосвященство не будет как раз страдать от приступа подагры, поскольку беседа с ним тогда протекала в крайне неприятной форме. Я недавно услышал сплетни, что лекари также нашли у Герсарда геморрой, и новость об этом не добавила мне настроения. Если на Его Преосвященство одновременно нападут и подагра, и геморрой, то жизнь наша, инквизиторов, станет несказанно жалкой. Я оделся, как пристало человеку моей профессии: в чёрную куртку с вышитым надломленным, серебряным крестом на груди, набросил на плечи чёрный плащ и надел чёрную широкополую шляпу. Мне не нравится служебный наряд, тем более, что мои занятия часто требуют держаться инкогнито. Но на официальную аудиенцию не подобало приходить в гражданской одежде. Впрочем, Герсард мог быть очень неприятным по отношению к лицам, не соблюдающим правил приличий.
Когда я добрался до дверей епископского дворца, уже весь промок, как бездомная собака. С полей шляпы на меня стекали капли воды, а плащ прилипал к телу, будто мокрая тряпка. - Собачья погода, магистр Маддердин, - сказал с сочувствием стражник, который имел счастье стоять под навесом. - Он глянул, нет ли кого поблизости. - Наливочки? - подмигнул он. - Сынок, льёшь бальзам на моё сердце. - Я приложил бурдюк к губам.
Жгучая, крепкая, будто зараза, сливовица обожгла мне губы и горло. Я глубоко вздохнул и отдал ему манерку. - Вот отрава, - сказал я, переводя дыхание. - Ты должен мне сказать, где делают такой деликатес.
- Семейная тайна. - Он улыбнулся щербатой улыбкой. - Но с вашего позволения, пришлю вам с мальчиком большой кувшин. Я потрепал его по плечу.
- Буду тебе по гроб благодарен, - ответил я и перешагнул порог дворца.
Канцелярист, бдящий перед апартаментами епископа, только вздохнул, видя мой плачевный вид, и показал, чтобы я присел. - Его Преосвященство сейчас вас примет, инквизитор, - сухо сказал он и вернулся к бумагам, которые неровными стопками застилали поверхность письменного стола.
Я чихнул и вытер нос тыльной стороной ладони. - Дай Бог здоровья, - произнёс он, не поднимая на меня глаз. - Спасибо, - ответил я и подал плащ и шляпу слуге, который появился из боковой двери.
Не успел я заждаться, как из дверей апартаментов показался бледный секретарь Герсарда. Он был новеньким во дворце, и я мог ему только от всего сердца посочувствовать. Преосвященство менял секретарей как перчатки. Не то, чтобы он был таким требовательным. Чаще они сами не выдерживали епископского настроения и целых дней пьянства, прерываемых многими часами напряжённой работы. Следует признать, что епископ, несмотря на подагру, геморрой (если эта сплетня была, ясное дело, правдивой), престарелый возраст и годы злоупотребления яствами и питием, был здоров как конь.
- Его Преосвященство просит, - объявил он, и я заметил, что он меня с интересом разглядывает.
Я взглянул в ответ, но он тотчас отвёл глаза. Что ж, мало у кого есть охота играть с инквизитором в игру под названием "посмотрим, кто быстрее отведёт взгляд".
Служебные апартаменты епископа были устроены весьма скромно. В первой комнате находились полукруглый стол и шестнадцать мягких стульев. Здесь проходили все совещания в широком составе. Кстати говоря, проходили очень редко, так как епископ не выносил разговаривать в толпе и предпочитал короткие встречи вдвоём, самое большее втроём. А они проходили в другой комнате, где обретался огромный, палисандрового дерева письменный стол. Имел такую большую столешницу, что она могла стать палубой средней величины лодки. Епископ восседал у одного его конца (возле резных голов львов), а своих гостей сажал на другом конце. Ещё в комнате всего-то находилось два забитых бумагами секретера, тянущиеся через всю комнату полные книг полки, а также маленький застеклённый шкафчик, в котором блестели хрустальные бокалы и бутыль-две хорошего вина. Известно было, что епископ часто любил угощаться винцом, и порой ему бывало хлопотно выйти из канцелярии своими силами. - Здравствуй, Мордимер, - сказал он сердечно.
Я с облегчением увидел, что он сидит, удобно развалившись на стуле, а руки его не забинтованы. Это означало, что его сегодня не мучают ни геморрой, ни подагра, что сулило удачу всем жаждущим изложить ему свои просьбы. По улыбке и глазам я также понял, что у него нет ни похмелья, ни угрызений совести, связанных с питием (что также с ним, к сожалению, случалось и, кто знает, не было ли это хуже, чем приступы подагры). Перед Герсардом стояла до половины опорожнённая бутылка вина и бокал с остатками напитка, а сам епископ выглядел слегка навеселе. Вот, поймал удачу бедный Мордимер и попал в хорошее время.
- Что тебя привело? - Он широко размахнулся рукой, показывая, чтобы я садился, а я послушно присел на краешек стула. - Возьми бокал, - добавил он, махнув на этот раз другой рукой, - и налей себе. Дивное вино, - он слегка икнул. - Эти проклятые доктора говорят, что у меня язва, и я не должен пить, - он прервался, всматриваясь в меня проницательно. - А знаешь почему, Мордимер?
- Поскольку кислота, содержащаяся в вине, раздражает больной желудок? - подсказал я.
Ну-ну, неплохое предзнаменование. Если Его Преосвященство будет иметь букет болезней, состоящий из подагры, геморроя и язвы, то жизнь его работников станет несказанно плачевной.
- Именно, - огорчился он. - Точно так говорят. Ты разговаривал с ними?
- Нет, Ваше Преосвященство, - возразил я резче, чем хотел. - Анатомия и физиология, а также определённые навыки в лечении несложных недугов были частью моего образования.
- Несложных недугов, говоришь… Ну да, Мордимер, я забыл, какой ты учёный.
Ого, Его Преосвященство становился язвительным. Нехорошо. А я совершил непростительную ошибку, намекая, что язва является всего лишь несложным недугом. Когда уж ты научишься придворной жизни, бедный Мордимер? - спросил я сам себя.
- Велят мне пить такую гадость, - пожаловался епископ, на этот раз достаточно жалобным тоном. - Воняет, будто это блевотина, а на вкус, - он снова махнул рукой, - лучше не говорить.
- Посоветовал бы молоко, Ваше Преосвященство, - сказал я так мягко, как мог. - Как только почувствуете жжение, кубок свежего молока…
- Молока? - он посмотрел на меня с подозрением. - Издеваешься, Мордимер?
- Разве я посмел бы? - я быстро возразил. - Против изжоги, язвы и желудочных расстройств молоко лучше всего. Верьте мне, пожалуйста.
- Может и молоко, - он почесал подбородок. - Предпочитаю молоко, чем эту их отраву. А может… - Что-то опасно блеснуло в его глазах. - Может они хотят отравить своего епископа? Меч Господа, Его Преосвященство, по-видимому, был более пьян, чем я думал! Похоже, опорожнённая наполовину бутылка не была первой, что гостила сегодня на епископском столе.
- Никому нельзя верить Ваше Преосвященство, - сказал я, - кроме праведных мужей, таких как вы. Если Ваше Преосвященство отдаст приказ, велю разузнать о них.
- Э-э, где я потом найду других? - вздохнул он минуту спустя и покрутил головой. - Знаю я твои расспросы, Мордимер. Думаешь, я забыл, как ты провёл допрос кузена графа Верфена?