Мрачный круг
Относительно чужих поступайте мудро, используя полезно каждую минуту. Разговор ваш всегда приятен, пусть всегда будет приправлен солью, так, чтобы вы всегда знали, как каждому отвечать следует.
(Св. Павел, Письмо Колоссянам)
- Дай Бог здоровья, - церемонно произнёс канцелярист, когда я чихнул.
Я поблагодарил его кивком головы, хотя был уверен, что у Бога есть более важные дела, чем думы относительно здоровья Мордимера Маддердина. Всё-таки я был лишь одним из тысячи шестерёнок могучей машины, нашей Святой и Единственной Церкви, и у меня не было самолюбия, чтобы стать кем-то большим. Недаром Писание гласило, что таким как я, тихим и смиренного сердца, будет принадлежать Царствие Небесное.
- Вот рапорты, магистр. - Канцелярист протянул мне стопку ровно сложенных листов. - Я позволил себе отсортировать их по датам.
- Спасибо. - Я взял документы из его рук и вздохнул, поскольку предвещалось, что вечер проведу за действительно скучным занятием.
- Прошу расписаться в получении, будьте добра.
Я склонился над столом и взял перо в руку. Поставил размашистую подпись, и вторая "М" у меня размазалась кляксой.
- Ничего, ничего, поправлю, - забормотал канцелярист, потянувшись за промокашкой и песком.
Я оставил его за таким интересным занятием и с документами подмышкой отбыл из канцелярии. Выходя, я ещё бросил один взгляд на ровные ряды столов. Мужчины, склонившиеся над книгами и документами, были почти на одно лицо. Будто и замечал разницу - вот, один полный, с веночком волос вокруг головы, другой седой, третий худой, лысый, но, несмотря на это, создавали одинаково угнетающее впечатление. Может из-за чёрных одеяний, в которые были все одеты? Может из-за лишённых блеска глаз, что помутнели от многолетнего корпения над документами? Может из-за нездоровой бледности кожи или пальцев и кистей, испятнанных тушью? Я пожал плечами. В конце концов, Бог каждому выбирает такую судьбу, в которой тот лучше всего послужит Его планам.
Я закрыл за собой двери, но тут же в коридоре на меня налетел один из новых заместителей секретаря епископа, молодой человек с бегающим взглядом.
- Инквизитор, - выдохнул он. - Его Преосвященство просит…
Я лишь поднял брови, но ничего не сказал. Не думал, что его Преосвященство Герсард - епископ Хез-хезрона - почтит меня сегодня аудиенцией, тем более, что порученное мне задание было ясным и простым.
- Как здоровье Его Преосвященства? - спросил я осторожно.
Замсекретаря окинул меня беглым взглядом и лишь покрутил головой, скривив лицо в недвусмысленной гримасе. "Охо-хо, - подумал я, - нехорошо". Преосвященство епископ испытывал, к сожалению, продолжительные приступы подагры, и при этом любил выпить. Напиток временами приводил его в хорошее настроение, а временами нет. По лицу заместителя секретаря я понял, что сегодня, похоже, было "временами нет".
И действительно, когда я вошёл в кабинет Герсарда, сразу понял, что у епископа неудачный день. Он стоял у окна, насупленный будто грозовая туча. Я видел его с боку, но сложно было не заметить, что его левая кисть обвязана бинтом, а на щеках нездоровые, красные пятна.
- Льёт, - рявкнул он злым тоном.
Я вздохнул сочувственно, ибо знал, что когда дождит, приступы подагры значительно усиливаются. Хотя я думал, что Герсард очень любит весь этот цирк и суматоху вокруг собственной особы, но я также не сомневался, что он на самом деле болеет. Правда, я знал как его вылечить. Через месяц, проведённый в каменоломне или на лесоповале, все недуги нашего епископа улетучились бы как овечки при виде волка. Понятно, что я никогда не осмелился бы пошутить подобным образом при ком-либо с окружения Его Преосвященства, и даже между братьев-инквизиторов мы редко позволяли себе подобные шутки.
- А ты почему так вздыхаешь? - Он повернулся ко мне.
В правой руке держал серебряный бокал, а глаза у него были налившимися кровью от перепоя и недосыпа. Даже седые волосы, о которых обычно заботился, чтобы были гладко зачёсаны за уши, сейчас торчали у него будто кривые рожки. На щеке и лбу у него выступило розовое пятно, поскольку, к сожалению, Его Преосвященство, также страдал раздражением кожи. У меня было неясное подозрение, что оно могло быть связано с количеством выпиваемых напитков, но подобного рода мнение я предпочитал оставлять при себе. Я не ответил, лишь низко склонился.
- Слуга покорный Вашего Преосвященства, - сказал я.
- Мордимер. - Он почесал левой рукой щёку, зашипел от боли и зло выругался. - Чего ты снова хочешь?
- Ваше Преосвященство меня вызвали, - произнёс я тихо, стараясь придать голосу бархатную мягкость.
- Вызывал, вызывал, - повторил он, и я явственно увидел, что он старается вспомнить, какого чёрта я ему собственно понадобился.
- А знаешь, что это молоко действует? - оживился он на мгновение.
Один раз я имел честь сообщить епископу, что молоко эффективно снимает боль, вызванную кислотами, вырабатывающимися в желудке, и, Слава Богу, рецепт помог.
- Только лекарь перед каждым кубком велит мне прочитывать "Отче наш", - добавил он. - Проклятый коновал…
- Я рад, что оказался полезным, - заметил я.
Он ухватился за мраморный подоконник и сосредоточил на мне взгляд.
- Ты сейчас едешь в… - он пошатнулся и дёрнул рукой, и вино потекло ему на рукав.
- В Госсбург. Ваше Преосвященство, - подсказал я.
- Нет, - сказал он с таким удовлетворением, будто поймал меня на недопустимой ошибке… - Едешь в Кассель. Настоятель прихода Гнева Господнего там некий Мельхиор Вассельроде. Мы учились вместе…
- Да, Преосвященство? - спросил я, когда молчание слишком уж затянулось.
- Мы были друзьями, - объяснил он. - Годы молодости… - Его взгляд отправился куда-то вверх. - Ах, Мордимер, снова иметь двадцать лет, а, парень?
Он покрутил головой и оперся о подоконник. В кабинете Его Преосвященства подоконники были низкими, а окна огромными. Мне даже думать не хотелось, чтобы случилось, если бы епископ выпал из окна в сад, будучи со мной, поэтому я подошёл к нему и решительно взял за правую, здоровую руку.
- Ваше Преосвященство, позвольте, - сказал я. - Но мне будет спокойнее, если Ваше Преосвященство сядет.
Конечно, он мог разозлиться, но лишь посмотрел на меня, а глаза у него пьяно остекленели.
- Ты на самом деле хороший мальчик, Мордимер, - произнёс он, дыша на меня вином, и дал себя усадить в глубокое кресло.
Я подал ему бокал в здоровую руку, а он приложил его к губам и громко хлебнул.
- Многие бы обрадовались, если бы их епископ выпал из окна и разбился о твёрдые камни, - пробормотал он брюзгливо. - Хорошо, что ты другой.
Вообще-то, под окнами епископа не было камней, лишь старательно ухоженный газон и клумбы с редкими цветами, тем не менее, падение с высоты второго этажа (а этажи в епископском дворце были в самом деле высокими) могло окончиться невесело.
- Осмелюсь утверждать, что все молятся о долгой жизни для Вашего Преосвященства, - сказал я.
- Ибо ты, Мордимер, благородный и всех меряешь своей меркой, - растрогался он снова. - Тебе надо быть осторожнее, мой мальчик, чтобы люди не использовали твоей доброты и простодушия…. Как всё время используют меня. - Он вытер глаза забинтованной рукой и снова прошипел от боли. - Как думаешь, мальчик, если бы ты занялся, так, по своему, моими лекарями, они бы нашли лекарство от подагры? А?
- Свинью порхать не научишь, - сказал я назидательно, поскольку не считал, что пытки могли вызвать необыкновенный прилив профессиональных умений у пытаемого. Епископ покачал с грустью головой.
- Только откуда взять лучших? - вздохнул он. - Сам Святой Отец прислал мне своего врача. Выгнал разбойника на все четыре стороны…
Я усмехнулся, ибо слышал эту историю. Папский лекарь тщательно осмотрел и обследовал нашего епископа, после чего приказал ему перестать пить, начать питаться здоровой пищей, много лежать, принимать грязевые и лекарственные ванны, компрессы и массажи, а также проводить как минимум четверть года в здравницах, знаменитых горячими водами. Кроме того, как-таки папский врач, рекомендовал молитвы, новенны, пение псалмов и три раза в день, как минимум, участие в святых мессах. Ха! Те, кто присутствовал при этом разговоре, наверное по сей день вспоминают тираду Его Преосвященства, законченную битьем врача по голове вышитым пуленом. И оказалось, что приступ подагры, как рукой сняло. Что ж, неисповедимы суды Господа…
- Ладно, ладно, Мордимер, хватит о моих недугах. - Он посмотрел на меня. - Кассель, да?
- Так точно, Ваше Преосвященство.
- Ты человек достойный доверия и деликатный, - он снова вздохнул. - По крайней мере, по сравнению с теми там. - Я догадался, что он имеет в виду моих братьев-инквизиторов, но ничего не ответил. - Поэтому проведи дело без шума, без официального следствия, допросов и, не дай Бог, приговоров. Ну, если только, - он понизил голос, - сам знаешь…
Я знал, что Герсард явно не хочет навредить давнему другу, поэтому усердно покивал.
- Всё будет согласно желанию Вашего Преосвященства, - пообещал я. - Если происходит что-то действительно плохое, действуй, сынок. Но думаю, что Мельхиор лишь чудачит, - произнёс он. - Старость не радость. Сам убедишься, как будет тебе столько лет, как нам. Возьмёшь в поездку своих ребят?
- К сожалению, нет, Ваше Преосвященство. Они получили шесть недель нижней башни, и им осталось отсидеть ещё четыре.
- Вот проказники, - рассмеялся он. - Дать тебе охранную грамоту?
- Огромное спасибо, князь-епископ, но считаю, что эти каникулы им не помешают. Я предупреждал, чтобы не устраивали дебошей, но не послушали. Им ещё повезло, что милсдарь бургграф испытывает ко мне определённую, скажем, симпатию, и посадил их только на шесть недель.
- Правосудие должно быть, - произнёс он. - Раз так, то пусть сидят.
Смертух и близнецы наверняка не были в восхищении, слыша наш разговор с епископом, но только себе были обязаны приговором. Я всегда им повторял, что ночные скандалы на улицах Хез-хезрона с избиением горожан и приставанием к девкам ни к чему хорошему ни приведут.
Епископ пытался подняться к кресла, поэтому я подал ему руку. Он опёрся на меня всем весом.
- Иди уже парень. Возьми жалование у казначея, скажи, что я велел.
- Спасибо, Ваше Преосвященство, - ответил я с искренней благодарностью, поскольку инквизиторские доходы слишком часто зависели от хорошего настроения епископа. - Осмелюсь лишь спросить, что я должен сделать с рапортами из Госсбурга?
- Отдай их, кого-нибудь туда пошлём, - пробормотал он.
Я склонился, преклонил колено, а Герсард милостиво протянул перстень для поцелуя. Говорили, что в глазке был спрятан камень со Святой земли, один из многих осколков валуна, на который наступил наш Господь, когда только сошёл с Креста. Камешек в перстне епископа был серо-коричневого оттенка, будто засохшая под солнцем трава. Загвоздка в том, что в кафедральном соборе в Хезе я видел обломок того же камня, который был светло-жёлтым, в аббатстве Амшилас находилась крупинка цвета светлого железа, а в ладанке святой Людовики (я некогда мог восхищаться этой ладанкой, поскольку её выставили на публичное обозрение) следующая крупинка, но на это раз почти белая, пронизанная тёмно-красными прожилками. Из этого следовала одна мораль: нашему Господу, видимо, пришлось ступить на разноцветный камень, который был одновременно песчаником, гранитом и кварцем. Или же стал таким под святой стопой Иисуса. Ха, неисповедимы пути Господни!
***
Кассель был большим торговым городом, расположенным в месте, где сходились купеческие пути, ведущие вглубь Империи. На холмах, находящихся в десятке-двух миль на север, разрослись соляные копи, и также рассказывали, что промывка серебра в окрестных ручьях в последнее время даёт удивительно хорошие результаты. Итак, город был богатым, людным и хорошо укреплённым. Вообще-то, сложно было ожидать в самом сердце епископских ленов вражеских нападений, но видимо местные советники посчитали для себя делом чести окружить город стенами и построить сторожевые вышки. А на холме, возвышающемся над окрестностями, даже вознесли ощетинившуюся башнями крепость, которая вашему покорному слуге (незнакомому с последними архитектурными новинками) напомнила пузатую бочку с насаженным на крышку козырьком.
Я приближался к Касселю южным большаком, минуя по дороге тянущихся на ярмарку селян и купцов. А также множество людей разнообразного поведения, которых такое событие, как ярмарка в большом городе притягивает, как мёд мух. Я проезжал мимо разноцветных повозок циркачей, дворянских кортежей, карет с гербами, а также рядом с целыми толпами бродяг, нищих, босоногих монахов и продажных девок. Большинство из них не будет, разумеется, впущено за пределы городских стен, но я по опыту знал, что под этими стенами возникнет что-то вроде селения на несколько дней, вырастут палатки и даже корчмы, харчевни и дома распутных услуг.
У меня были соответствующие грамоты, выданные епископской канцелярией, но в них не было внесено, что я являюсь инквизитором. Эта миссия должна была быть полутайной, и в любом случае шум и сплетни были тем, в чём я меньше всего нуждался. Но я ожидал, что городская стража, даже без предъявления грамоты, впустит в пределы городских стен человека, который - как я - выглядел дворянином среднего достатка, жаждущим ярмарочных развлечений. Как я и ожидал, стража пропустила меня без препонов, и я сразу завяз в разноцветной, крикливой и толкающейся во всех направлениях толпе. К счастью, мой конь был не только спокойным, но и мудрым, поэтому сам прокладывал себе дорогу мягкими движениями подталкиваниями мордой и напирал грудью на тех, кто преграждал ему путь. Что и так не уберегло меня от ругательств, попрёков и оскорблений, а какой-то подросток даже кинул мне в лицо ком грязи и сразу же спрятался за волной людей. Но я нёс этот крест со свойственным мне смирением.
Наконец, разузнавая несколько раз дорогу, я добрался до стройного храма Гнева Господнего. Это было внушительное строение из рыжего кирпича, стремящееся иглой колокольни в самое небо. Вся территория была огорожена невысокой стеной, а у калитки, на стоящем у стенки табурете сидел старый монах. Он ел прямо пальцами из миски какое-то тёмно-серое месиво, но был бдителен настолько, что каждому, который пытался пройти через калитку, преграждал дорогу кривым посохом.
- Вечером, вечером, - бормотал он, показывая беззубые дёсны.
Я соскочил с седла и взял лошадь за удила. Подошёл, и посох сразу же оказался перед моим животом.
- Вечером, вечером. - Он даже не поднял взгляда.
Я вырвал у него этот посох из руки и огрел его им по голове. Несильно, потому что в результате собирался не навредить старому человеку, а лишь вызвать в нём кроху интереса к моей скромной особе. Надо признать, что это удалось неожиданно быстро, поскольку он вскочил на ноги.
- Чемогуслужмилостивгосударю? - откликнулся он быстро, вызывая на морщинистом лице угодливую улыбку.
Что ж, несомненно он принадлежал к тем людям, кто прекрасно понимает, что если их кто-то бьёт, то очевидно имеет на такое битьё святое право.
- Ищу настоятеля Вассельроде, - сказал я. - Где его найду?
- Отец настоятель в плебании, вельможный господин. Сразу за церковью. - Он указал кистью, напоминающей согнутый коготь. Я заметил, у него на правой руке только три пальца. - Проведу вельможного…
- Не надо, - произнёс я и бросил ему грош, а он неожиданно ловко поймал монету. Как видно, практика делает мастера.
Плебания была солидным, каменным зданием, прислонившимся к церкви с со стороны северной стены. Тропинка вела среди прекрасно ухоженных, изящно обрезанных кустов, у которых как раз суетился садовник с огромными ножницами в руках.
- Бог в помощь, - заговорил он, снимая шляпу, когда меня увидел.
- На здоровье, - ответил я и увидел удивление в его глазах.
Чувствовал, что он провожает меня взглядом, когда я направлялся к высокой, каменной лестнице плебании. Я не слишком представлял, что мне сделать с конём, поскольку решил, что у кого-то к нему могут появиться обоснованные претензии, что ободрал эти выхоженные газон и кусты. К счастью, двери плебании открылись, и оттуда выбежал мальчик с метлой в руках.
- Эй, малый, - позвал я. - Иди сюда, посторожи лошадь.
Он осторожно приблизился, поскольку мой скакун был действительно немаленьким, а широкая грудь и большая голова производили впечатление. Однако это животное было невероятно ласковым, хотя я не хотел бы оказаться в шкуре того, кто захотел бы его украсть.
Я подал мальчику поводья и потрепал успокаивающе коня по морде. Он тихо заржал, обращая на меня взгляд.
- Останься здесь, старина, - сказал я. - Настоятель у себя? - обратился я к мальчику, а тот усердно закивал.
Я поднялся по высоким ступеням и перед тем, как открыть двери, сначала вежливо постучал. Я не ожидал, что кто-то ответит, и так именно случилось, поэтому осмотрелся в тёмной, пахнущей старым деревом передней. Длинный коридор вёл в сторону приоткрытой двери, и мне казалось, что я слышу из-за неё какие-то приглушённые голоса. Я пошёл в ту сторону, не стараясь соблюдать тишину, но и без чрезмерного шума. Ибо приглушённые голоса отличаются тем, что временами ими ведутся разговоры, которые человек смиренный и скрытый в тени может послушать к славе Господа. Однако на этот раз речь не шла о чём-то важном. Кто-то - вероятно настоятель - торжественно рассказывал о правильном способе подстригания веток, побелке фруктовых деревьев и удобрении земли. Кто-то же другой вежливо поддакивал, и периодически тихо говорил: "ах, так!", "не может быть" и "кто б мог подумать?".
Я постучал в дверь и толкнул её, не ожидая, пока меня пригласят. В светлой, большой комнате у окна сидели две особы. Одной был тучный священник, отличающийся отчаянно красной лысиной и огромными лапищами, а другой, к моему удивлению, оказалась молодая дама в чёрном. Женщина обратила на меня взгляд, и я увидел, что у неё блестящие глаза, формой напоминающие миндалины, и чудесно скроенные, слегка надутые губки.
Я слегка поклонился.
- Прошу прощения, что прерываю милую беседу, - сказал я. - Но я только что прибыл в Кассель, чтобы повидаться с настоятелем Вассельроде.
- Что вам угодно? - спросил священник, вставая. Руки спрятал за спину, будто их стыдился.
- Меня прислал Его Преосвященство епископ, - ответил я. - Вы настоятель?
- Я, - произнёс он, приглядываясь ко мне из-под седых, поредевших бровей.