Женщина смотрела на меня широко распахнутыми, удивлёнными глазами. Боже мой, - подумал я, - неужели она думала, что каждый при виде настоятеля будет падать на колени и приниматься за жаркое целование перстня или руки? Ха, получше его были уже на моём столе! Впрочем, мне никогда не нравились священники, поскольку трудно найти существо более скверное, распутное и жадное до выгоды любой ценой. При этом преисполненное исключительного ханжества и фальши, всегда склонное мучить тех, кто слабее его, и прогибающееся перед более сильными, а также соединяющее заученные наизусть теологические знания с прирождённой тьмой разума. Уверяю вас, любезные мои, что то же самое будет лет через пятьсот, и может и тысячу. Если только наш господь не решится наконец второй раз сойти в славе и мечом своего справедливого гнева покарать тех, кто оскверняет его уроки.
Я мог себе позволить на холодное отношение к нашему духовенству, поскольку как раз такими, в том числе, были достоинства нашей профессии. Но в этом случае мне надо было быть милым и вежливым, поскольку настоятель Вассельроде был в конце концов другом Его Преосвященства с мальчишеского возраста (кто б мог подумать, что Преосвященство вообще был в мальчишеском возрасте!). впрочем, среди священников тоже случались люди светлые и честные, хотя мне не верилось, что настоятелем богатого прихода Гнева Господнего мог стать именно такой человек.
- Меня зовут Мордимер Маддердин, - произнёс я, - и мне сообщили о ваших нуждах.
Я не сказал "проблемах" и не сообщил, что являюсь инквизитором. В конце концов, я не знал, кто эта женщина, а чем меньше людей узнает о цели моего приезда в кассель, тем лучше для меня и для дела.
- Дитя моё. - Настоятель повернулся к женщине. - Пойди в кухню и посмотри, нет ли у Стефании для тебя каких-нибудь пирожных…
Дама в чёрном улыбнулась пренебрежительно, а улыбка ещё добавила красоты и так пригожему лицу.
- Дедушка, - сказала она. - Я уже выросла из пирожных. Однако поднялась со стула и официально кивнула мне на прощание. Настоятель подождал, пока она не закроет за собой дверь.
- Здравствуйте, инквизитор, - произнёс он и указал мне место, на ктором ещё минуту назад сидела женщина, называющая его дедушкой. - На самом деле её дедушка был моим братом, - пояснил он, как бы ожидая вопроса. - Но умер, когда она ещё была ребёнком.
- Дама необыкновенной красоты, - учтиво сказал я. - Если позволите мне выразить эту смелую мысль.
Он кивнул довольный, но как бы готовый к тому, что весь мир бы создан, чтобы хвалить его родственницу.
- Это розочка, господин Маддердин, - произнёс он с улыбкой. - Прекрасный цветок, ошеломляющий аромат и острые шипы.
Он присел на стул напротив вменяя, но сразу же поднялся снова и хлопнул себя ладонью по лбу.
- Ну что я за хозяин, - фыркнул он. - Выпьете что-нибудь? А может вы проголодались по дороге?
- От всей души благодарю, - ответил я. - Однако я позже не премину воспользоваться любезным предложением вашего преподобия.
- Фрикасе у меня нет, - пробормотал он, - но всё с собственного огорода. Кроме того, у меня ещё курятник. - Перечисляя, он загнул левой рукой мизинец на правой руке. - Свинарник, загон для коз, две молочные коровы и коптильня. Хлеб тоже печём сами. Всё родное, господин Маддердин.
Я улыбнулся, потому что этот человек мне нравился. Люблю священников, умеющих заниматься житейскими делами, а не набивших рот прописными истинами и громкими фразами. Кроме того, я заметил, что у него под ногтями чёрные каёмки, ладони исколоты шипами, а на пальцах синеватые огрубелости, явно от заступа или лопаты. Это мне тоже понравилось, поскольку показывало, что настоятель любит сам позаботиться о своём хозяйстве.
- Да, кстати. - Он махнул рукой. - Расскажите, как там Герсард. Подагра?
- Подагра, язва, якобы геморрой. - Я развёл руками. - Господь испытывает Его Преосвященство.
- Господь-то Господь, - прервал он меня. - Если бы Герсард не пил как лошадь, был бы здоровее. Скажите ему об этом.
- Не премину, - ответил я, представив себе мину епископа, если бы я посмел на что-то такое намекнуть.
- Разумеется, - произнёс он с улыбкой. - Думаете, я мало раз приглашал его к себе? Говорил: отдохнёшь от забот, от врачей, придворных, каждодневных дел. - Он снова махнул рукой. - Где там! Знаете, что ответил?!
- Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь взял. Как Господу полюбилось, так и стало. Да будет имя Господне благословенно! - я дал ответ словами Писания. - Или же: Прах есмь мы. Человек, будто трава дни его, как цвет полевой отцветёт.
- До буковки! - Он хлопнул в ладоши. - Вижу, вы на самом деле знаете Герсарда…
- Проверяете меня? - Улыбнулся я. - У меня грамота и письма. - Я полез за пазуху.
- Проверяю вас? - Он посмотрел на меня изумлённо. - Нет, меч Господа, и в голову бы мне не пришло проверять вас, господин Мордимер. Ибо думаю, что незаконно выдавать себя за инквизитора наказуемо, не так ли?
Я лишь рассмеялся, поскольку сам ведь прекрасно знал ответ на вопрос, который он задал. Узурпирование себе инквизиторской власти наказывается со всем суровостью закона. Приговорённому отсекали святотатственный язык, выжигали лживые глаза и отрубали нечистую правую кисть. Потом его освобождали, дабы своим примером являл, что никому нельзя играть с терпеливостью Святой Службы.
- А знает отче, что такие появляются постоянно? - спросил я. - Несмотря на суровость наказания?
- Если бы наказание устрашающе действовало на преступников, мы бы уже жили в Раю, господин Мордимер.
Я кивнул, поскольку он в определённой степени был прав. Кроме того, кротость, терпение и желание понять грешника часто приносили намного более богатые плоды, чем лишённая тонкости жестокость. Тем не менее, были преступления, которые нельзя оставлять безнаказанными. Ибо о каком доверии к Святой Службе можно было бы говорить, если бы безнаказанные ряженные роились на свете.
- Но перейдём к делу, инквизитор, - произнёс он и посерьёзнел. - Я осмелился просить Его Преосвященство, чтобы прислал вас, и дабы вы поделились со мной своей бесценной, я полагаю, искушённостью. Ведь вы человек искушённый, не так ли? - Он посмотрел на меня.
- Скорее искушаемый, - пошутил я. - Но если спрашиваете о моём стаже в Инквизиции, то признаюсь, уже много лет имею честь служить Господу на этой запущенной ниве.
- Всё же какие-то плоды пожали? - Он всё время внимательно смотрел на меня.
- С Божьей помощью, - ответил я.
- Ну хорошо, - вздохнул он. - Я ведь не жду, что представите мне доказательство ваших достижений и квалификации. Уже одно то, что именно вы были направлены Герсардом, говорит о вас. А дело, обратите на это внимание, весьма деликатное.
Большинство проблем, которые должна решать Святой Службе, относятся к весьма деликатным, поэтому меня не удивили его слова.
- Прежде чем начнём, отец настоятель, позвольте задать один вопрос. Почему в ваших проблемах не могут помочь местные инквизиторы?
- У нас в Касселе нет отдела Службы, - после паузы произнёс он удивлённо. - Вы не знали?
Ха, любезные мои! Честно говоря, мне даже в голову не пришло проверить, поскольку был уверен, что в таком большом и богатом городе, притягивающим толпы странствующих, должен быть свой отдел Инквизиции. Как видно, из правил бывали достойные сожаления исключения.
- Тогда под чьей юрисдикцией находится Кассель? - спросил я.
- Вроде под вашей, в смысле под самим Хезом, - ответил он неуверенно.
Ситуация была по меньшей мере странной, но не лишённая преимуществ. Отсутствие отдела Святой Службы означало, что ваш покорный слуга не перейдёт дорогу никому из своих коллег, а местные инквизиторы были не в восторге, когда на их территории появлялись инспекции из Хез-хезрона.
- Что ж, вернёмся к делу.
- Да-да, - он кивнул, а его красная лысина блеснула в солнце, проглядывающем через широко открытые ставни. - Возвращаемся. Так вот, у меня есть причины предполагать, хотя, может, "предполагать", слишком сильно сказано. Лучше использовать слово "подозревать", хотя и… - Он сейчас смотрел на свои руки, которыми опирался о столешницу, а я его не прерывал.
Людям обычно трудно выразить свои мысли, если опасаются, что рядом с ними могут происходить тревожные события, имеющие много общего с сатанинскими делишками.
- Ну, как бы то ни было, считаю, что мы тут имеем шабаш, инквизитор, - решился он и поднял на меня взгляд. Не знаю, чего он от меня ожидал. Смеха? Крика, полного ужаса? Запева молитвы?
- Какого рода шабаш? - спросил я.
- Э-эээ… - поперхнулся он. - В смысле?
- Вы подозреваете, что ваши прихожане совершают в тайном месте чёрные мессы, славят Сатану и предаются развратным содомитским игрищам?
- Нет, нет, нет! - Он замахал руками. - Имею в виду колдунов, господин Маддердин. То, что возможно несколько людей проводит тайные ритуалы, призывает злые силы, дабы навредить своим собратьям.
- Мы называем это мрачным кругом, отче настоятель, - объяснил я. - А дело опаснее, но одновременно и менее опасно по сравнению с обычным шабашем. Однако, скажите мне, пожалуйста, откуда такая мысль?
Он забарабанил пальцами по столу, а я спокойно ждал.
- Один прихожанин раскрыл это во время исповеди, незадолго до соборования, - наконец признался он. - Но я мало понял, поскольку он был в горячке, а единственно, что смог ясно проговорить, это мольба об отпущении грехов.
- Отче настоятель располагает чем-то, кроме бреда умирающего? - вежливо спросил я.
- Он мне кое-что дал, - произнёс настоятель, не обратив внимания на ехидство. - Покажу вам.
Он тяжело встал и подошёл к секретеру. Снял с шеи ключ, открыл замок, после чего достал предмет, завёрнутый в тряпку. Подал мне его осторожно, держа одними кончиками пальцев, так, будто вещь внутри могла его укусить.
Я осторожно развернул ткань и увидел блестящий, серебряный амулет с выгравированным изображением существа с женским ликом, но телом змеи. Чудовище обвивало немалой величины опал. Я перевернул амулет и прочитал надпись сзади.
- Слава Хагат Искусительнице, - сказал я вслух, а Вассельроде размашисто перекрестился.
- Что об этом думаете? - спросил он нетерпеливо.
- Культ Хагат, - произнёс я задумчиво и повернул амулет ещё раз. Он излучал тонкое, но ощущаемое тепло, что не предвещало ничего хорошего. - Думал, что всех сожгли давным-давно. Вот так неожиданность…
- Что же это за бестия? - Священник нервно сжал ладони и громко хрустнул пальцами. - Тьфу, ненавижу змей!
- Демон, - ответил я. - Способный принимать облик змеи, пригожей девицы или чудовища с телом змеи и головой женщины. Появляется при вызове последователей и, пребывая в нашей вселенной, должен кормиться жизнями живых существ. Необязательно людей, это могут быть животные, но обязательно мужского пола. Взамен Хагат может отблагодарить, например, убивая указанную особу. После её укуса не остаётся никакого следа, ни физического, ни духовного, поэтому некоторые из знатоков темы считают её опасным демоном.
- А вы, инквизитор?
- Скорее нет, - ответил я, подумав. - Хагат не злая и не жаждет человеческих жизней. Она не убивает ради удовольствия. Как я сказал, её аппетит можно полностью удовлетворить, если давать ей живых животных. И даже не мучает их. Просто высасывает из них в один миг всю жизнь, все витальные силы. Опасность таится в другом, отче настоятель. В том, что пожелают от неё последователи…
- Вы хотите сказать, что люди хуже демона? - спросил он с отвращением.
- Хочу сказать, что улюдей и демонов разные нужды, - объяснил я. - Учёные демонологии утверждали, что Хагат не только физически похожа на змею. Любит хорошо наестся, и насколько я знаю, обожает всякие сладости, засахаренные фрукты, меды стоялые, пряные вина… Также любит долго спать, греясь под высоким солнцем. В женском облике у неё также большой аппетит на мужчин, но не слышали, чтобы неспровоцированная причиняла им вред. Зато якобы бы её нелегко удовлетворить…
- Так говорите, будто… будто вы её почти любите…
- Не для любви демонов я, отче настоятель. - Я рассмеялся, поскольку сама мысль меня рассмешила. - Они просто существуют, и среди них есть очень опасные и менее опасные. По моему скромному мнению, единственной угрозой, которую несёт Хагат, являются желания её последователей. Не говорю, разумеется, о том, что она испытает муки совести перед тем, как убить человека, поскольку с точки зрения живущего почти вечно демона наша жизнь стоит мало. Но если последователи хорошо её кормят, она просто не будет испытывать такого желания.
- Поразительно, - произнёс он немного погодя и снова сжал ладони так, что суставы у него треснули. - Что вы в таком случае собираетесь сделать?
- Разрешите, я оставлю у себя этот амулет, - подвёл итог я. - И первое, что я должен знать, от кого вы его получили.
- Отказываюсь от раскрытия вам этого факта, принимая во внимание святую тайну исповеди, - сказал он благоговейно. Что ж, я уже видел священников, которые святую тайну исповеди продавали за кубок хорошего вина, а других приходилось отгонять, которые всё рассказывали и рассказывали и грехах своих прихожан. Особенно тех, что наиболее пикантны, поскольку эта сторона жизни людской обычно больше всего захватывала наших праведных духовных отцов.
- Для Святой Службы нет тайн, - сказал я. - Напоминаю вам об этом, если не знаете папского эдикта по этому вопросу.
- Знаю, конечно знаю, но понимаете, это всё-таки трудно…
Я терпеливо ждал, поскольку знал, что рано или поздно ему придётся сказать мне всё, что я захочу узнать. Ибо так уж устроен мир, что инквизитор, волей-неволей, должен познавать грехи ближних. И располагать необыкновенной закалкой духа, дабы вываляться в навозной жиже, но выйти незапятнанным.
- Я получил амулет от одного дворянина, - нехотя сказал настоятель. - Его зовут, а скорее звали, ибо умер, упокой, Господи, его душу, Яков Халбен. Имел здесь, в Касселе каменный дом, хотя владенья Халбенов лежат за городом…
- Кто сейчас живёт в доме? - спросил я.
- Дочка? - спросил он сам себя. - Да, кажется, дочка. Ванесса Хаобен, если мне память не изменяет.
- Дайте кого-нибудь, чтобы меня туда проводил, - попросил я.
- Конечно, конечно, - пробормотал он. - Но на меч Господа, будьте осторожны, инквизитор, ибо эти люди могут ускорить события, зная, что за ними следят.
Обожаю, любезные мои, когда кто-то учит меня инквизиторским обязанностям и делится со мной необыкновенно мудрыми советами касательно того, как я должен действовать. Однако я лишь улыбнулся.
- Не беспокойтесь, - сказал я. - Его Преосвященство предписал мне хранить тайну. Конечно, до тех пор, пока это будет возможно, - оговорился я.
- Да. Хорошо. Да. Это хорошо, - ответил он, явно бродя мыслями где-то не здесь. - Ага, - он посмотрел на меня. - Где вы остановились? Потому что я от всего сердца приглашаю к себе. Найдётся удобная комната, а кухарка, - он вознёс глаза к небу, - господин Маддердин, пальчики оближешь!
- Она или её кушанья? - пошутил я.
- Она? Нееет, - он тоже улыбнулся. - Сама не знает, сколько ей лет, но по моему мнению, самое меньшее шестьдесят. Зато готовит за-ме-ча-тель-но! - Он подчеркнул каждый слог, ударяя пальцем о ладонь.
- Если так, - ответил я, - с удовольствием воспользуюсь вашим предложением.
Родственницу настоятеля я увидел, как только спустился по ступенькам. Она стояла возле моего коня и нежно гладила его по морде. Конь раздувал ноздри и спокойно принимал ласку, впрочем, он вообще не протестовал против общества людей, хотя поглаживанию предпочитал кормление сладкими яблоками.
- Прекрасное животное, - сказала она, когда я подошёл, и посмотрела на меня. Её рука замерла на морде лошади. - Поможете дедушке, правда?
- Сделаю всё, что смогу, - пообещал я, задумавшись, как много она знает.
- Догадываюсь, кто вы, - сказала. - Вас прислал епископ, разве не так?
- Чем меньше будете об этом говорить и думать, тем лучше, - ответил я и движением подбородка указал на приближающегося слугу.
- Да. Конечно, - быстро согласилась она.
- Отче настоятель велел мне заняться вашей лошадью, господин, - сообщил слуга, а я кивнул и подал ему поводья.
- Не будете ли так любезны проводить меня к дому? - спросила она.
- С удовольствием, - ответил я. - И раз так, разрешите, госпожа, я представлюсь. Меня зовут Мордимер Маддердин и, как вы правильно догадались, служу Его Преосвященству епископу.
После едва уловимого колебания она протянула мне руку. У неё были сильные, холодные пальцы.
- Катрина Вассельроде, - сказала она. - Когда я смотрю на вас… Думала, что инквизитор будет выглядеть по-другому… - Слово "инквизитор" произнесла так тихо, будто произнести его громче означало бросить искру на сложенный костёр.
- А как? - спросил я, улыбаясь.
- Не знаю. - Она пожала плечами. - У вас случаем не должно быть чёрной мантии с надломленным крестом?
- Да, - ответил я. - Если бы я хотел всем в Касселе сообщить, что вот я - приехал.
- Ну да. - Она снова нервно двинула плечами. - Какая я глупая. Но я думала, что вы будете старше, седым, будет цедить слова сквозь зубы и на всех подозрительно смотреть исподлобья.
Она была абсолютно права. Была глупой. Или имела несчастье встретить не тех людей или прочитать не те книги. Мы медленно прошли до калитки, где монах с посохом в руке снова кому-то преграждал путь на церковную территорию. Но когда нас увидел, вскочил на ноги.
- Да благословит Бог госпожу, - вскричал он, уже не шепелявя, поскольку успел сожрать то, что у него было в миске. - И вельможного господина тож!
Я снова бросил ему монету, поскольку меня забавляло, каким образом он так ловко ловит денежку этой трёхпалой рукой. И ещё на улице до нас доносились его изысканные и с подъёмом выкрикиваемые благословения.
- Почтенный человек, - сказала он. О, да, - подумал я, глядя на её руку. - Вот только, в тёмном углу он бы без малейших угрызений совести обменял твою жизнь на один из этих перстней.