- Кая, - прошептал он.
- Что такое?
- Горничная, - объяснил он. - Конечно, это горничная! Исчезла через день после экзекуции, но я думал, что сбежала, так как… - Он посмотрел на меня и махнул рукой. - Знаете, эти самые, мужские дела.
- Забрала что-нибудь?
- Не заметил, - он явно помрачнел. - В таком доме как мой, каждый день нелегко понять, не пропало ли что.
- Знаю одного ловкача в рисовании вывесок. Пришлю его к вам, а вы опишите ему девушку, как сможете точно. Наброски и портреты разыскиваемых не раз и не два помогали нам во время следствия. Каждый отдел Инквизиции имел картотеку подозреваемых в преступлениях или преступников. Не только затем, чтобы их могли узнать сами инквизиторы, но чтобы показывать их лицам, допрашиваемых во время расследований, проводившихся совершенно по другим делам. И часто подобные меры приносили практические результаты. Хотя, конечно, мы старались использовать помощь профессиональных художников, а не мазил трактирных вывесок. Но на безрыбье и рак рыба.
Мы вышли из каморки, и Шульмастер захлопнул за нами дверцу.
- Человек не знает ни дня, ни часа, - произнёс он наставительно.
- Святая истина, - ответил я.
Он проводил меня до самых ворот и попрощался пожатием руки.
- Ага, ещё одно, - вспомнил я, уходя. - Вы можете мне посоветовать хорошего врача? Лекари святой памяти господина бургграфа не слишком пришлись мне по вкусу, а мне надо посоветоваться с хорошим доктором по одному деликатному вопросу.
- Гм, даже не знаю. - Он снова почесал голову и задумался на минуту. - Помимо тех дворцовых, можете спросить доктора Корнвалиса. Или Теофила Кузена. Или Ремигиуша Хазельбрандта. Никто другой мне в голову не приходит.
- Огромное вам спасибо, - я кивнул ему вежливо и ушёл. Спиной я чувствовал его испытующий взгляд и раздумывал, видит ли Шульмастер уже расставленную западню. Но я также знал, что всё может быть лишь плодом воображения вашего покорного слуги, который слишком часто грешит недостатком доверия по отношению к ближним.
- Господин Шпрингер, - обратился я к нему. - Если бы вы пожелали посоветовать мне опытного лекаря, но никого из тех трёх, кто осматривал господина бургграфа, то кого бы выбрали?
- Лекаря? - спросил он несколько подозрительно и нахмурил брови. - Плохо себя чувствуете?
- Оставим в покое моё самочувствие, - ответил я пренебрежительно. - Итак?
- Доктор Корнвалис, - произнёс он, задумчиво теребя губу. - Хазельбрандт Ремигиуш, Кузен Теофил, - он на миг прервался. - Но прежде всего, Паллак Гвидиуш. О, да, - просиял он. - Это лекарь хоть куда. Вот только он уже редко практикует.
- Лечит горожан?
- Лечит ли? Магистр Маддердин, они бы его замучили, позволь он им это. Прославился несколькими чудесными исцелениями…
- Много берёт?
- Удивительно мало. По крайней мере, с бедных, ибо насколько знаю, богатых мог отрясти как грушу.
- Порядочный человек, - заметил я.
- Мало уже таких осталось, - признал Шпрингер. - Дам вам слугу, чтобы проводил до дома доктора, если пожелаете…
- Буду благодарен, - ответил я.
Гвидиуш Паллак жил в солидном каменном доме недалеко от рынка. Чтобы войти в его жилище, следовало пройти через аптеку, занимающую первый этаж здания. Аптекарь правда попытался объяснить, что доктор никого не принимает, но я вступил на лестницу, не обращая внимания на уговоры. Постучал молоточком. Раз, второй и третий. Вздохнул и пнул в дверь носком сапога. Загрохотало и только это принесло нужный эффект. Сначала я услышал шаркающие шаги, а потом кто-то отозвался старческим дискантом.
- Что там? Не принимаю! Идите отсюда!
- Хочу увидеться с доктором Паллаком, - сказал я из-за закрытых дверей.
- Что? Что хотите видеть?
О, меч Господа! Достопочтенный доктор вдобавок недослышит. Я заметил, что из темноты, с низу лестницы за мной наблюдает аптекарский подмастерье.
- Хочу повидаться с доктором Паллаком! - почти крикнул я, надеясь, что на этот раз глуховатый старик по ту сторону двери меня услышит.
- Идите отсюда! - Лишь донеслось до меня спустя минуту тишины, после чего я снова услышал шаркающие шаги. На этот раз они удалялись. Я ударил кулаками по дереву, так что грохот разнёсся по всему коридору. Шаги опять зашаркали в сторону двери.
- Вызову стражу, - пригрозил старик из-за двери.
- Что мне дадите, если скажу, что сделать, чтобы попасть к нему? - зашептал из темноты аптекарский подмастерье. Я залез в карман, нащупал тригрошик и бросил ему. Он поймал монету на лету, дыхнул на неё и спрятал за пазуху.
- Скажите, что у вас вести о Хелене, - засмеялся он и исчез в низу лестницы. Что ж, попробовать не помешает, я лишь надеялся, что не стал жертвой детской шалости.
- Хелена! - рявкнул я двери. - Хотите узнать о ней кое-что?
- Хелена? - заскрипел старик. - Говорите! Я не отзывался.
- Вы там? Хорошо, хорошо, открываю. - Лязгнули отодвигаемые засовы. Когда дверь открылась, в свете, доходящем из глубины комнат, я увидел высокого, худого старика. Одет он был в белое одеяние до самого пола, ночной колпак, хвост которого свисал ему на плечо, и пулены с затейливо изогнутыми носками.
- Доктор Паллак? - спросил я и втолкнул его внутрь. В жилище воняло лекарствами и застарелой мочой.
- Что вы знаете о Хелене? - спросил он подозрительно. Я захлопнул дверь и задвинул засовы.
- Может войдём внутрь?
Он окинул меня оценивающим взглядом и нехотя кивнул. Потащился в сторону комнаты, изнутри которой доходил свет лампы. Он рухнул на разворошенную постель и указал мне место на хромом табурете, у которого вместо четвёртой ноги был подложен кирпич. Я поискал глазами другое место для сидения, а когда его не увидел, опёрся о стену. Дом лекаря состоял не только из этой комнаты, поскольку я увидел возле кровати закрытую дверь, но старик явно не собирался меня туда приглашать. Зато в спальне царил страшный беспорядок. На кровати были серые от грязи простыни и одеяло с вылезшими пучками перьев, под деревянной рамой стоял немалой величины оловянный ночной горшок (судя по запаху, был не пустым), а на полу были разбросаны осколки разбитой посуды, куски угля, и даже проржавевший дуршлаг и миска с какой-то красной жижей, в которой плавали трупы жирных мук.
- Говорите-ка, - ойкнул он и помассировал себе локоть. - Проклятая подагра.
- Не знаю вашей Хелены и даже не представляю, кто это, - сказал я открыто. - Я пришёл по другому делу. - На его лице мелькнула гримаса то ли разочарования, то ли злости. - Хочу узнать, вы лечили кого-нибудь в доме купца Шульмастера?
- А ваше какое дело? - рявкнул он. - Являетесь ко мне непрошенным ночью, чуть дверь не выломали…
- Меня прислал господин Шпрингер из замка, - объяснил я. - И отвечайте, пожалуйста, иначе вызову вас на официальный допрос.
- И кто ж вы такой, что…
- Меня зовут Мордимер Маддердин, - твёрдо произнёс я. - Являюсь лицензированным инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-хезрона. А сейчас у вас есть желание позвать стражу? Он смотрел на меня с минуту прищуренными глазами, а потом его лицо сморщилось. Он фыркнул, брызнул фонтаном слюны и захихикал с разинутым ртом.
- Инквизитор, - прыснул он. - Вот тебе на. Люди в целом не встречают мои визиты смехом, разве что это нервный смех, полный беспокойства, или должный скрыть настоящие чувства навещаемого. Однако старик хихикал явно искренне.
- Я рад, что вас развеселил, - сказал я тёплым тоном.
- Не принимайте это на свой счёт. - Он махнул рукой. - Может… - Он осмотрелся по комнате, как бы раздумывая, что мне предложить, но в результате ничего не нашёл и махнул рукой повторно.
- Итак? - подсказал я. - Шульмастер?
- Бывал, бывал. - Он поудобнее разместился на подушках и вытянул худые, отмеченные голубыми венами ноги. - Снимите мне, пожалуйста, пулены, - добавил он. - Мне тяжело нагибаться. Я вздохнул и исполнил его желание. Он зашевелил искривленными пальцами.
- Сразу легче, - пробормотал он. - У Шульмастера болела дочка, - объяснил он. - Но иногда даже медицинский гений немногим может помочь. Ибо, видите ли, медицина… - Он поднял указательный палец и явно готовился к какому-то выступлению.
- Чем болела? - прервал я его. Он фыркнул недовольно и засмотрелся в какую-то точку над моей головой.
- Обмороки, - произнёс он. - Общая слабость организма, нежелание есть. Впадала в сон, напоминающий летаргический. Потом даже не вставала с постели. Жаль девушку, так как она единственная дочь, и старый хотел удачно выдать её замуж. Он закашлял, харкнул и сплюнул в сторону ночного горшка. Не попал, и жёлто-коричневая мокрота прилипла к металлической ручке.
- Вы поставили диагноз? - спросил я.
- Ха, даже много диагнозов! - он почти крикнул шутливым тоном. - Жаль только, что ни один не был верным. Ну я и перестал её лечить, видя, что толку от меня нет.
- Не чувствуете ответственности за пациента?
- О какой ответственности врача за пациента может идти речь? Кроме, разумеется, моральной? - возмутился он. - Но неучи и профаны желают иметь право обвинять нас, опытных лекарей, в недостаточном мастерстве. Операция может удаться или нет, а простонародью нельзя судить, "что могло бы быть, если бы". Поверьте мне, - он покачал пальцем, - на слово, что даже через сотни лет ничего не изменится. Поскольку именно доктор является господином жизни и смерти, и руки прочь кого-либо от суда над ним.
- Только Бог Всемогущий является господином жизни и смерти, - тихо сказал я. - Не забывайте об этом, будьте добры. Мне были отвратительны его убеждения, и я мог лишь утешаться тем, что они также были отвратительны сильным мира сего. Не раз и не два слышали о лекаре, выпоротом или даже повешенном своим могущественным пациентом, и следует признать, что именно такое поведение приводило остальной врачебный сброд к некоторой трезвости взглядов. Поскольку по отношению к врачам следует использовать на смену кнут или ещё больше кнута. Только тогда их можно склонить к постановке правильных диагнозов и проведению операций со вниманием. Впрочем, бывают исключения, но…
- Я-я-я, - стал заикаться он. - Конечно, я ни в чём не хотел проявить неуважения к религии…
- Хотеть, это уж так, как проявить, - сказал я мягко. - Ибо в этом случае намерение и поступок суть одно. Но вернёмся к девушке…
- Так точно, господин Маддердин. Однако может присядете? Паллак как-то явно присмирел, а я только покрутил головой отрицательно, не желая проверять прочность поломанного табурета.
- Я только хотел сказать, - продолжил он немного погодя. - Что современная медицина была бессильна против болезни этого ребёнка. Никакие отвары, микстуры, мази, порошки и таблетки не помогали. И поверьте мне, я попробовал их много.
- Догадываюсь, - Я покачал головой, сочувствуя бедной девушке, ставшей объектом медицинских экспериментов. - Сколько ей было лет, когда это началось? Он начал что-то подсчитывать, помогая себе пальцами. Беззвучно пошевелил губами, сам себе поддакнул и наконец громко сказал.
- Тринадцать. Я покачал головой, поскольку всё сходилось. В возрасте двенадцати, тринадцати или четырнадцати лет большинство девочек входят в женский возраст со всеми физическими проявлениями этих изменений. Именно тогда у некоторых обнаруживались некие способности. А говоря точнее, некое проклятие, против которого не было действенного лекарства. Кроме самого радикального из решений.
- Спасибо, - сказал я и кивнул ему.
- Надеюсь, что вам помог, - крикнул он, когда я выходил.
Я кивнул сам себе и открыл дверь. У меня уже была конкретика, которая нуждалась лишь в наглядном подтверждении.
***
В дом Шульмастера я собрался точно на третий день после смерти господина бургграфа. Если у моей концепции был смысл, то дочка купца как раз должна лежать без сознания в постели, в близком к летаргии сне.
Сегодня страж при воротах (а волей судьбы это был тот же человек, что и в последний раз) начал торопливо открывать калитку, как только увидел, что я подхожу. Я улыбнулся ему и одарил тригрошиком, который он принял с глубоким поклоном.
- Уже веду вашу вельможность. Уже, уже, уже прямо сейчас…
Владельца складов древесины и лесопилок я нашёл на этот раз не в кухне, а в богато устроенных апартаментах на первом этаже дома. Сидел за огромным, дубовым письменным столом и что-то записывал на пергаменте. Перед ним были разложены счётные книги. Он нахмурил брови, когда увидел меня.
- Здравствуйте, - произнёс он очень сдержанным тоном. - Простите, но я крайне занят.
Я пододвинул себе стул, поскольку раз он не был достаточно вежлив, чтобы мне его предложить, пришлось обслуживать себя самому. Сел напротив.
- Ничего, - возразил я. - Счета подождут.
- Раз так говорите… - Он тяжело осел на стуле, не сводя с меня взгляда. - Чем могу вам служить?
- Уважаемый господин Шульмастер, если можно мне так обращаться, - начал я. - Ваша хитрость наполнила меня уважением.
- Что такое? - Он снова нахмурил брови. На этот раз так сильно, что они соединились у него в толстую букву V над носом.
- Вам почти удалось провести меня, - я развёл руками. - Эти следы от женщины, не слишком бросающиеся в глаза, но всё-таки достаточно заметные, чтобы я их нашёл… Нашёл и начал искать ветра в поле. Ну и сказочка о побеге горничной. Что вы с ней сделали? Отослали куда-нибудь? Убили и похоронили? Утопили в реке? Действительно искренне поздравляю.
- По-прежнему не понимаю, о чём говорите, магистр. - Он сгорбился и сложил ладони на столе. Даже пальцы у него не задрожали.
- Меня уже не удивляет, что вы являетесь одним из самых больших владельцев лесопилок и складов с древесиной. Мне прямо жаль, что вы не стали делать карьеру в Хезе.
- Как-то справляюсь, - буркнул он. - И мне хорошо здесь, где я есть.
- Только вы совершили одну ошибку, - сказал я. - Но прежде чем мы к ней перейдём, я расскажу вам одну сказочку. Вы любите сказочки, Шульмастер?
Он смотрел на меня насупленным, мрачным взглядом, но даже не думал отозваться
- Так вот, в маленьком городке украли из церкви золотую дароносицу. Никак не могли найти виновного, пока не прибыл один скромный человек с некоторой врождённой сообразительностью. Ключарю, которого подозревали в краже, он велел провести его по городу и показать улицы и дома.
Шульмастер слушал с неподвижным лицом.
- После этой столь приятной прогулки и расспросов других жителей приезжий сориентировался, что ключарь не показал ему только одну-единственную улицу. Улицу, на которой жила его кузина. В доме которой, после интенсивных поисков, нашли что? Золотую дароносицу из церкви. Ворам отрубили святотатственные кисти рук и повесили их на городской заставе, так что всё закончилось счастливо. Вы знаете, для чего я это всё говорю, правда? Когда я спрашивал об известных докторах, надо было сообщить имя Гвидиуша Паллака, который так часто навещал ваш дом… А вы назвали всех, но только не его. Да-ааа, а я между тем мило посудачил со старым господином…
Сейчас уже пальцы купца явно задрожали, а по лицу пробежала гримаса страха.
- Кому вы оставите состояние? - вежливо спросил я. - Принимая, разумеется, что инквизиторский суд окажется настолько милосердным, что его не конфискует? Дочке, ведь, нет, по очевидной причине…
Я знал, что в молодости Шульмастер был лесорубом. Всё-таки, у него были здоровенные плечища, а кулаки как буханки хлеба (знаю, что преувеличиваю, но ведь фраза "кулаки как большие булки" звучит слишком смешно). Однако неужели он думал, что стареющий купец может представлять угрозу выученному инквизитору? Прежде чем он смог броситься на меня, я схватил лежащий за моей спиной нож для резки хлеба и прибил кисть его левой руки к столу. Он крикнул и схватил ручку ножа правой рукой, но тогда я ударил его кулаком в основание носа. Его зрачки закатились внутрь черепа, и он свалился на пол. Остриё ножа разодрало ему кисть, так что она была разрезана пополам между указательным и средним пальцами. Я подошёл, несколькими пинками перевернул его на живот и связал ему руки за спиной.
Я не думал, что кто-то слышал крик и грохот падающего тела, ибо насколько я заметил, прислуги поблизости не было, когда входил в его покои. Я знал, что после удара в основание носа он не скоро придёт в себя, но на всякий случай собрал кучу тряпок и засунул ему в рот, крепко потом привязав этот импровизированный кляп. Я лишь надеялся, что у него нет насморка, и он может дышать носом, поскольку искренне желал, чтобы он смог принять участие в процессе. Не говоря уже о том, что если бы он задохнулся, я сам бы себя отругал за вопиющий недостаток профессионализма.
Я раздумывал, имела ли шанс на удачу затея Шульмастера. Несомненно, если бы речь шла о городской или Разбойной страже. Они бы живо понеслись галопом за горничной Каей, которая уже несомненно наблюдала за угрями со дна. Мне же приходилось искать другие решения, несмотря на то, что купец был достаточно смекалистым, чтобы не выгораживать себя в моих глазах. Он ведь явно подводил к тому, что это его горничная могла навести чары и отомстить за несправедливую смерть любовника. Но, между нами говоря, ему немногое грозило за то, что кто-то из его домочадцев занимался тёмным искусством. Инквизиция много лет уже не была слишком радикальной в работе как раньше, и не думаю, чтобы Шульмастеру грозило что-то большее, чем церковное покаяние за то, что бездействием допустил настолько недостойные действия в собственном доме. Сейчас меня ожидала лишь прогулка в спальню болезненной дочки Шульмастера. Я знал, что за болезнь её мучает и собирался помочь ей решительно и окончательно победить этот недуг.
На моём пути стоял не кто иной, как борец Финнеас. Он бдел у двери в спальню и как только услышал шаги, встал готовый к схватке. На этот раз он не был полуобнажённым и намазанным маслом, а одетым в простой, рабочий кафтан. На кулаках были кожаные ленты, ощетинившиеся железными шипами. Он мерзко улыбнулся, и его идущий от уха до рта шрам передвинулся.
- И что, красавчик? - спросил я. - Собираешься меня остановить? Он улыбнулся ещё шире, но ничего не сказал.
- Я милосердный человек, - произнёс я. - Люблю совершать добрые поступки. И поэтому дам тебе спокойно уйти, хотя ты совершил ошибку и проявил легкомыслие, вставая на моём пути.