***
Останки Линде переправили в один из винных подвалов, и именно там собрались три лекаря, дабы провести тщательный осмотр тела. Не знаю, почему они выбрали именно подвал, поскольку было в нём темно, холодно и сыро. Холодно и сыро, это ещё никому не мешало, но темнота затрудняла исследование. Поэтому я велел, прежде всего, принести сколько возможно ламп и расставить из возле тела, лежащего на толстом, дубовом настиле.
- Можно поговорить с вами наедине, магистр? - обратился ко мне один из лекарей, когда слуги устанавливали лампы.
- Да, - ответил я и отошёл с ним в сторону.
- Не знаю, как это сказать… - Лекарь стиснул руки явно взволнованный. - Конечно, я могу ошибаться…
- Говорите смело, - произнёс я. - Любая гипотеза не хуже другой.
- Только это мистика… - Он поднял взгляд и посмотрел мне в глаза. Улыбнулся. - Ну да, я знаю, что вы ближе к подобным делам, но медицина это всё же наука…
- Мой дорогой доктор, - сказал я тихо, но категорично. - Не будем разговаривать о медицине, мистике и науке. Хотел бы услышать о твоих подозрениях.
- Я заметил следы на шее, - прошептал он. - Едва заметные посинения. Будто кто-то его душил. Но человеческие пальцы не оставляют таких следов. Это не кровоподтёки, а как бы лишь их…
- Тень, - закончил я за него и кивнул. - Называем это ведьминой меткой, доктор.
Он задрожал и в этот раз начал нервно дёргать свою седую, козлиную бородку.
- Знаю, - прошептал он ещё тише. - Я слышал об этом. Но ведь с научной точки…
- Спасибо, - сказал я и кивнул ему.
Я подошёл к телу, чтобы самому рассмотреть шею Линде. Ранее я не заметил следов, о которых говорил доктор, но в этом не было ничего удивительного. Ведьмина метка проявляется только через несколько часов после смерти. Но я был доволен, что мои неясные подозрения получали такое сильное подтверждение. Это не означало, что я был доволен возбуждением следствия и началом поисков колдуна или ведьмы, которые использовали магию, чтобы убить Линде. Когда я подошёл к трупу, два остальных лекаря уступили мне место. Я взял в руку лампу и, обстоятельно светя себе, осмотрел тело. Я отнюдь не собирался ограничиваться шеей и исследовал тело от ногтей на ногах по самую кожу на голове. Это продолжалось достаточно долго, но кроме этих, напоминающих тени или лёгкие полоски пыли следов, я не нашёл ничего. Конечно, тело Линде было в прискорбном состоянии, но это следовало из нездорового образа жизни и старости, а не от внешних причин. Жёлтая, вся в складках кожа на животе, обвисшая, дряблая грудь, хрупкие, ломкие ногти, испорченные зубы, искривленные артритом стопы, жёлтые, с налившиеся кровью белки глаз… Да-а, Линде лишённый парчи, бархата и шелков, выглядел сейчас будто разбухшая, мёртвая рыба.
- Удар, - заявил безапелляционным тоном один из лекарей. - Как пить дать, удар.
- В самую точку, уважаемый профессор, - подтвердил другой лекарь. - Удар. - Он вознёс глаза к небу, а в этом случае скорее к кирпичному потолку. - Какой блестящий диагноз.
- И так именно запишем в протоколе, - решил я. - Поскольку никакая другая причина, кроме названной вами, учёные мужи, мне в голову не приходит.
Я вежливо с ними попрощался и моргнул третьему лекарю. Я был уверен, что своими подозрениями о ведьминой метке он не станет беспокоить коллег и никого другого, так как это могло повредить его репутации. А я мог лишь скорбеть о том, что некоторые, веря в мощь Сатаны, одновременно не верят, что Зло может обрести физическое проявление. К сожалению, это было распространённое мнение среди людей, занимающихся наукой, которые забыли о том, что кроме того, что телесно, существует и то, что духовно. А, кроме того, что материально, существует и то, что нематериально. Бургграф уже об этом знал.
***
- Колдун? Здесь? В Биррице? - Шпрингер не хотел верить своим ушам.
- А чем же этот город отличается от других? Его хранят особо сильные реликвии? А может горячая вера жителей? - Я позволил себе иронию.
- У нас есть реликвии, - сказал уязвлённым тоном Шпрингер. - Шип из Тернового Венца и обломок Сломанного Креста.
- Если собрать все части Креста, которые находятся в городах как реликвии, то оказалось бы, что нашего Господа распяли на каком-то деревянном гиганте. А Крест был невысоким, господин Шпрингер. Писание ясно гласит, что Иисус, дабы покарать грешников, сошёл с Креста. Не спрыгнул, а сошёл. Впрочем… - Я махнул рукой. - Неважно. Даже если бы вы вымостили все улицы святыми реликвиями, это бы вам немного помогло.
- Странные слова для магистра Инквизиции, - заметил советник бургграфа.
- Трезвые, холодные и разумные, - возразил я. - Ибо верю, что вы предпочитаете знать правду, и не хотите быть обманутым красивыми сказочками?
Он кашлянул что-то неразборчиво, а потом вытер лоб ладонью.
- Простите, магистр, - сказал он. - Сам уже не знаю, что делать. Я отправил вестника с письмом к господину прево, сообщая ему о несчастном случае, а пока я согласно закону исполняю здесь… - он вдруг прервал. - Разве что вы захотите…
- О, нет! - Я поднял руку. - Не воспользуюсь авторитетом Инквизиции, поскольку, во-первых, мне пришлось бы позднее объясняться перед епископом, а, во-вторых, у меня нет на это желания. Однако могу обещать одно: мы поймаем колдуна или ведьму, кем бы они ни были. И сделаем это вполне деликатно, чтобы дело не вышло на свет божий. По крайней мере, до тех пор, пока не достигнем успеха. Ведьме после первого убийства потребуется не менее трёх дней отдыха. Поэтому я мог сообщить Рите: с учётом того, что следующим будет палач, у неё есть шесть дней жизни. Шпрингер закивал.
- Вот как! - Он хлопнул себя по лбу. - Я искренне надеюсь, что вам удастся сдержать зло, магистр.
- Однако я должен знать, кем был осуждённый? Кто его друзья? Семья? Знакомые?
Шпрингер был готов к разговору, так как имел с собой несколько страниц протоколов допроса насильника и убийцы.
- Угольд Плесень. Так его называли. - Он поднял на меня взгляд, слегка пожимая плечами, будто сам удивлялся этому прозвищу. - Сезонный работник. Нанимался на работу в поле, кузне, складах… Где только можно.
- Бродяга.
- Но работящий. Купец, у которого тот в последнее время работал, не мог им нахвалиться…
- Кто ж такой?
- Эрнст Шульмастер. - Шпрингеру пришлось заглянуть в документы, чтобы вспомнить. - У него лесопилки и склады с древесиной, здесь, в Биаррице и окрестностях. Богат, - причмокнул он.
- Ну что ж, придётся мне его навестить.
- Так думаете? - Шпрингер на это раз отвёл взгляд куда-то в сторону. - Мы совершили ошибку? Этот Плесень был невиновен?
- А как это меня касается? - Я пожал плечами. - Было совершено изнасилование и убийство, подозреваемого схватили, осудили и казнили. Закон восторжествовал. Я здесь, чтобы найти колдуна, господин Шпрингер, а не задумываться, совершил ли городской суд во главе с бургграфом ошибку, потому что хотели, во-первых, побыстрее похвалиться поимкой наводящего страх убийцы, а, во-вторых, увидеть в действии прославленного палача из Альтенбурга.
- Это не так, - прервал меня тихо Шпрингер. - Люди видели его ночью…
- Что вы не поняли в словах "а как это меня касается"? - спросил я язвительно. - Бургграф уже оправдывается перед нашим Отцом Небесным, а вы оправдывайтесь перед собственной совестью. Однако меня в это не вмешивайте. Скажите лучше, где живёт Шульмастер.
Домом купца Шульмастера было трёхэтажное, каменное здание, расположенное на окраинах Биаррица, недалеко от городской стены. Оно было окружёно немалой величины садом и мощным забором, ощетинившимся остриями. За забором сходило с ума несколько собак, и их яростный лай приветствовал меня, когда я ещё только подходил к воротам. Солнце заходило за моей спиной, поэтому стражнику, или скорее вооружённому обитой железом дубинкой слуге пришлось приставить руку ко лбу, чтобы рассмотреть меня.
- Чего хотите? - спросил не слишком дружелюбным тоном. - Господин, - добавил он через секунду, видимо, оценив взглядом мою одежду.
Конечно, я по-прежнему не надел официального наряда, но Шпрингер одолжил мне плащ, мало того, что удобный, он выглядел при этом вполне дорогим.
- Хочу увидеться с господином Шульмастером, - сказал я. - По рекомендации господина Шпрингера.
- Господин Шульмастер не принимает, - рявкнул слуга. - Приходите в другой раз или оставьте сообщение в конторе.
- Но это сообщение крайне доверительное и очень важное, - сказал я, приглушая голос и придавая ему просительное звучание. - Понятно, если вы являетесь доверенным другом господина Шульмастера, я мог бы передать его вам, а вы сами решите, что делать…
Слуга почувствовал себя приятно польщённым предположением, что он может дружить с самим начальником, а кроме того, как любого слугу его интересовали секреты, касающиеся хозяина. Поэтому он доверчиво приблизился к решётке, что свидетельствовало о том, что его простодушие было на голову выше ума.
Я схватил его за воротник так, что он ударился лицом о решётку. Пальцы левой руки я воткнул ему в глаза. Он завыл, но не мог двинуться. Собаки бесились за ограждением, скреблись о забор, но были не в силах до меня добраться.
- Послушай, скотина, - сказал я. - Или немедленно открываешь ворота, или вернёмся к разговору, когда у тебя будет только один глаз. Выбирай.
- О-оотпусти, - простонал он.
Не знаю, думал ли он, что я шучу, но похоже он ошибочно воспринял мои слова всего лишь в переносном смысле. Я надавил сильнее, и он завыл, заглушая своих собак.
- Открою! - зарыдал он.
Я несколько ослабил объятие и убрал пальцы от его глазных яблок. Он минуту моргал, а из-под его век текли слёзы. У него было исключительно глупая мина, но всё ещё два глаза. Опоздай он на пару секунд, мина была бы ещё глупее, но глаз только один.
- А собаки? - простонал он снова.
Мило, что этот человек беспокоился о безопасности вашего покорного слуги, но насчёт собак я не волновался. Сложил губы и свистнул. Это очень особенный свист, любезные мои, и обучение ему заняло у меня много времени. Но я ещё не встречал собаки, которая услышав этот пронзительный, плачущий звук, не поджала бы хвост и не удрала куда глаза глядят. Так и приключилось со сторожевыми псами, охраняющими дом Шульмастера. Через минуту я слышал лишь плачущее скуление издалека.
Привратнику после нескольких попыток удалось ввести ключ в замок и повернуть его. Он отворил ворота, а я проскользнул внутрь, продолжая держать служащего за воротник. Но он вёл себя спокойно, впрочем, я подозревал, что у него проблемы со зрением, и он, наконец, поверил, что неучтивое поведение может вознаградить его лишением симметрии зрительных органов.
- Ну так веди сейчас же к своему господину, - приказал я.
Он захныкал что-то неразборчиво, но я заключил, что он не имеет ничего против того, чтобы проводить меня к Шульмастеру. Мы пошли посыпанной гравием аллейкой, а я только сердечно взял его под руку, чтобы он случаем не захотел совершить какой-нибудь глупости. Собак, как вспоминал ранее, я не боялся, но на что мне стадо слуг, вооружённых вилами, кухонными ножами, топориками или лопатами, которое прибежало бы защищать своего господина? Конечно, ваш покорный слуга не боялся дворового сброда, но мне хотелось избежать всякого шума и беспорядков. Наконец я без лишних церемоний попал к Шульмастеру, так как мой вынужденный провожатый был чрезвычайно вежлив и явно хотел как можно быстрее избавиться от моей компании. Хозяина я застал на кухне, у дубового стола, где он угощался жирной рулькой и хлебал пиво из большого кувшина. Рядом суетились две подсобницы, но ему это явно не мешало. Он даже хотел ущипнуть одну за зад, но увидел, что я стою на пороге, и остановил руку на полпути.
- Чёрт, а вы кто такой? - обратился он, и тон его вопроса был таким же грубым, как и сами слова.
- Я к вам от господина Шпрингера, - сказал я. - И думаю, будет лучше, если сообщу, кто я такой, когда мы останемся одни. Шульмастер разглядывал меня испытующе из-под сросшихся бровей, потом махнул рукой.
- Прочь, - приказал он подсобницам, а мне указал стул перед собой. - Садитесь, - произнёс. - Хотя знайте, непрошенный гость хуже заразы.
Я сел и подождал, пока прислуга выйдет из кухни, закрывая за собой дверь.
- Меня зовут Мордимер Маддердин и я являюсь лицензированным инквизитором Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, - сказал я тихо, поскольку был почти уверен, что женщины подслушивают под дверью.
Я заметил, что этот уверенный в себе, румяный человек потерял уверенность, а с его щёк пропал румянец. Он встал, с шумом отодвигая стул, и дёрнул дверь.
- Прочь! - гаркнул он кому-то, кого я не видел. - Если увижу вас здесь снова, то ноги из жопы повырываю.
Он вернулся, сопя от бешенства, и снова сел за стол.
- Может пива, магистр? - спросил он через минуту, а я покрутил головой.
- Знаете, о чём, а точнее о ком, я хочу поговорить, правда? О вашем работнике, Угольде, которого вчера повесили.
Он воткнул нож в особенно жирный кусок мяса и отрезал себе солидный ломоть. Если бы я сказал вам, любезные мои, что увидел облегчение на его лице, то погрешил бы против истины. Это лицо по-прежнему оставалось хмурым и угрюмым, но по просто неуловимому расслаблению мускулов я понял, что он ожидал чего-то худшего, а мои слова удивили его, но одновременно успокоили. Я не являюсь человеком, чрезмерно верящим в собственные способности и в пустой гордыне считающим себя знатоком человеческих характеров. Однако я был почти уверен, что в этом доме что-то произошло или же происходит, чего инквизитор не должен проворонить. И я собирался узнать, что это. Но пока мне нужны были сведения об Угольде Плесени.
- Я защищал его, - пробурчал он. - Говорите, что хотите, но не верю, что он убил этих девок.
- То есть, он был хорошим человеком?
- Хороший, плохой, - подал он плечами. - Кто его знает? Работал за двоих, а кошель с деньгами можно было положить рядом с ним, и не тронул бы. Я ему доверял. Я хотел, чтобы в будущем месяце он начал управлять одной из моих лесопилок. Знаете, помимо всего, он умел писать и читать…
- Имел семью? Друзей?
Шульмастер снова пожал плечами.
- Он был один как перст. Ни с кем не дружил. Даже не спал в людской, а лишь попросил место в каморке, где я раньше держал инструменты. Вполне неплохо там всё устроил. Это был чистый человек. Порядочный. И не пропустил ни одной мессы.
- То есть, его никто близко не знал? Только вы…
- Я? Что значит я? - Купец чуть ли не возмутился. - И что мог о нём знать?
- Однако вы хотели доверить ему лесопилку, - заметил я. - Вы всегда так доверяете незнакомым и неизвестным вам людям?
Он поднёс бокал с пивом к губам, явно затем, чтобы выиграть время.
- Сразу доверие, - сказал он, вытирая пену с седоватых усов. - Он мне нравился, поскольку был работящим. Надо вводит свежую кровь, вот что. Новая метла всегда лучше метёт, не считаете?
- Не слишком мне помогаете, - заметил я. - Что ж, может ваша семья или прислуга.
- Не вмешивайте в это мою семью! - Ого, пожалуй, я попал в его больное место. - Сделайте милость, - добавил он несколько вежливее. - Кроме того, я знаю свои права, - закончил он более твёрдым тоном.
- Это хорошо о вас говорит, - сказал я снисходительно. - Но я посетил вас как друг господина Шпрингера, желая ему и вам помочь в сложной ситуации. Вы собираетесь отвергнуть руку помощи доброжелательного к вам человека?
Мне не требовалось издеваться, иронизировать или использовать завуалированную угрозу. Я произнёс всё предложение спокойным, тихим голосом, но Шульмастер и так побледнел. Ха, это удивительно, как часто приходит слово "побледнел", когда я думаю о реакции беседующих со мной людей! Так или иначе, купец должен был понять, что сегодня я тут в частном порядке, исполняя миссию доброй воли, зато завтра… Кто знает?
- Как я могу вам помочь? - он почти простонал. - Не хочу, чтобы у вас создалось ошибочное представление… Я всегда ценил дружбу достойного господина Шпрингера, но сам не знаю…
- Послушайте, Шульмастер, - я обострил тон, так как этот человек таял в моих руках как воск. - Рано или поздно я дойду до истины. Я пока не хочу привлекать к этому авторитет Инквизиции, но если потребуется, вызову на допрос любого вашего домочадца. На официальный допрос, Шульмастер. А знаете, что люди, допрашиваемые инквизиторами, обретают просто сверхъестественное желание исповедаться. В своих грехах, чужих, и даже не совершённых. Вы меня хорошо понимаете?
Он усердно закивал. Перспектива официального следствия, касающегося дома и его домочадцев, несомненно его ужаснула. Неудивительно, поскольку ужаснула бы любого.
- Сделаю всё, что пожелаете, - произнёс он, опустив голову. - Но поверьте мне, я ничего не знаю. Если желаете, конечно можете осмотреть каморку Угольда.
К формулировкам "ничего не видел" или "ничего не знаю" я уже успел привыкнуть за мою долгую инквизиторскую карьеру. Не поверите, как часто люди пользуются этим затасканным выражением, хотя справедливости ради признаю, что иногда говорят правду.
Мы вышли из дома через заднюю дверь, и купец проводил меня к пристройке, прижавшейся к северной стене. Слово "каморка" здесь не совсем подходило, так как пристройка создавала вполне солидное впечатление, а щели между брёвнами были умело заткнуты соломенной паклей. Шульмастер осмотрелся по сторонам, потом вынул из кармана ключ и открыл замок. Толкнул дверь. Мы вошли в темноту, и купец тихо выругался, ибо споткнулся обо что-то, но сразу же высек огонь и зажёг лампу.
Внутри каморка делилась на два небольших помещения. В первом стоял стол с кривыми ногами и на редкость исцарапанной, почерневшей поверхностью, в другом я увидел набитый соломой матрас и сундук из такого же тёмного дерева. В углу находился небольшой очаг с дымоходом, выходящим наружу.
- Мы ничего здесь не трогали, - сказал Шульмастер.
Я взял в руку порванную тряпку, лежащую прямо возле постели. Рассмотрел её внимательно, а потом вынул из-за пазухи кусок материи, в которую был обёрнут камень, что влетел в бальный зал во время приёма, устроенного бургграфом. Сложно было не заметить, что оба кусочка идеально подходят друг другу.
- Ха, - сказал я.
Я подошёл к сундуку (увидел, что замок был выломан) и открыл крышку. Потом выбросил всё содержимое на пол. Я нашёл старый кафтан, шерстяной плащ с заштопанными рукавами, складной нож с деревянной рукоятью, одну медную серьгу и разноцветный платок.
- Носил серьги и разноцветные платки на голове? - спросил я. - Интересно…
Купец почесал голову.
- Трудно сказать, - ответил он.
- Значит сюда приходила женщина, - произнёс я. - Может кто-то из прислуги? А может приводил кого-то, кого не знаете?
- А может это память о ком-то? Или подарок, который не успел отдать?
- Особенно эта одна серьга, - сказал я.
Он посмотрел на меня, будто не услышал иронии в последнем предложении, и снова почесал свою голову. Неужто ему так докучали вши? А может чесание ускоряло его мыслительные процессы? В любом случае, не знаю почему, но меня раздражал этот жест.
- Ну хорошо, - вздохнул я. - Я рад, господин Шульмастер, что вы показали мне всё это. Думаю, что кто-то, женщина, понятное дело, в большой спешке покинула это место…