Он подтолкнул фотографию по столу и Мария Давидовна, опустив глаза, посмотрела на изображение. Мужское тело, кровь на шее, закрытые глаза, худое лицо, короткие волосы. Разбитые очки, лежащие рядом с головой. Что-то неуловимо знакомое, мелкие нюансы, которые заставляют подумать о невозможном.
- А есть еще фотографии этого человека, лучше, когда он был жив?
- Да, вот фото из его личного дела. Он работал программистом в одной солидной организации.
Мария Давидовна посмотрела на другое фото и подозрение усилилось.
- Какой у него рост?
Капитан заглянул в папку и сказал:
- Сто восемьдесят два сантиметра.
- Он на Ахтина похож, - теперь уже уверенно сказала Мария Давидовна, - вблизи, конечно, сразу понятно, что это не Ахтин, но в сумерках очень легко спутать.
- И еще одна мелочь, - сказал Владимир Владимирович, - нападение и убийство совершено во дворе дома, где когда-то жил Парашистай. И вот теперь я хочу узнать ваше мнение, как вы думаете, что там случилось?
Мария Давидовна, задумчиво глядя в окно, где ветер медленно шевелил ветками березы, неторопливо ответила на вопрос:
- Не знаю, зачем Вилентьев приехал туда вечером, но, возможно, увидев человека, похожего на Парашистая, он попытался задержать его. Я не думаю, что это Вилентьев нанес удар ножом этому человеку. Там был кто-то третий.
- Парашистай?
- Не знаю, - покачала головой Мария Давидовна.
8
Я рано прихожу на работу. Мне так лучше, - бессонница гонит меня из комнаты в общежитии. Мысли заставляют искать возможность отвлечься. И общение с пациентами иногда лучшее средство переключится. Накинув белый халат, я подхожу к окну - утреннее солнце пока еще не жарит, березы после короткого ночного дождя выглядят свежими, воробьи прыгают с ветки на ветку и весело чирикают. В природе всё идет своим чередом, и моя жизнь кажется ярким белым пятном на искаженной чужеродной морде общественного бытия. Обреченная цивилизация выбивается из сил, пытаясь сохранить самое себя. Стадо мечется по бескрайнему полю, которое называется планета Земля. Рано или поздно планета отторгнет агонирующую плоть, похоронив миллиарды особей, которые гордо называют себя Человеком.
- Здравствуйте, Михаил Борисович, - здоровается Марина, - вы уже здесь?
Ответив на приветствие, я сажусь за стол. Рабочий день начинается. Я - врач, и мое дело - врачевание.
Первый пациент, Антон Кораблев, мужчина сорока трех лет, выписанный из стационара с грозным диагнозом. Инфаркт миокарда. Он почти умер, когда четыре недели назад сильная боль в груди заставила его внезапно остановиться и упасть в траву на краю тротуара. Он помнил, как смотрел на проходящих мимо людей, хотел позвать на помощь, но не мог произнести ни одного слова. Он не мог пошевелиться, - боль в левой половине тела сковала его лучше любых оков. Он просто медленно умирал, и прекрасно понимал это. Страшное осознание неминуемой смерти и равнодушие людей, проходящих мимо - вот что навсегда отпечаталось в его памяти. И это отпечаток заставлял его ненавидеть всех и вся.
Антон сидит на стуле и постоянно прислушивается к себе, словно ждет, что боль в сердце отпустила его ненадолго. Я спокойно считаю пульс, слушаю сердечный ритм фонендоскопом, Марина измеряет артериальное давление. Я чувствую ненависть к людям, которая бурлит в пациенте. Он помнит только равнодушие врачей в стационаре, а не то, что они подняли его на ноги. Антон видит в каждом человеке одного из тех людей, которые проходили мимо, когда он умирал.
И он по-прежнему завидует всем.
В детстве Антон завидовал другим детям даже тогда, когда он имел лучшие игрушки. Он всё равно считал, что старый плюшевый мишка у соседской девчонки лучше, чем его новый самосвал.
В юности он лютой завистью завидовал единственному другу, потому что у парня были богатые родители, и он ни в чем не нуждался. А когда Антон понял, что девушка, которая ему нравится, предпочитает друга, то он в бессильной злобе забил палкой бродячую кошку.
Окончив технический институт, Антон пришел работать инженером на завод. И сразу стал завидовать коллегам-инженерам, - он был уверен, что их заработная плата в разы отличается от его получки. Он пил с ними пиво, и завидовал. Он вместе со всеми болел за одну футбольную команду, и вечером, стиснув зубы, думал о коварстве окружающих людей. Он улыбался молодой незамужней сотруднице и ненавидел её за то, что она не отвечает ему взаимностью.
Антон Кораблев может прожить еще несколько лет, но зависть все также будет грызть его изнутри. На работу он уже не вернется, - ему надо оформлять инвалидность. И завидовать он будет соседям по двору, актерам в телесериалах и в ток-шоу.
Я думаю о том, что хочу избавить его от этого.
- Какие таблетки сейчас принимаете? - спрашиваю я.
- Какие назначены, те и принимаю, - недовольным голосом отвечает Антон, - в выписке всё написано.
Кивнув, я переписываю из выписки в амбулаторную карту препарата. Если пациент не хочет, чтобы я что-то посоветовал ему, то я не буду проявлять инициативу. Во всяком случае, не с этим пациентом. Таблетки ему не помогут, пока зависть и ненависть гложет его изнутри.
- Вы курите?
- Нет.
Антон Кораблев врет. Он курит с двадцати лет. Когда лежал в стационаре, он за двадцать дней не выкурил не одной сигареты, и об этих днях он вспоминает с ужасом. Сейчас он выкуривает по десять сигарет в день, и он прекрасно знает, что этого ему делать нельзя.
Антон Кораблев уходит, и я улыбаюсь следующей пациентке. Динара Ганиева.
- Здравствуйте, доктор, - говорит она. На лице широка улыбка. Она действительно рада мне. И причина проста, - у неё нет шума в ушах, ни разу после начала лечения не было обмороков, и дома она живет в мире и согласии с матерью.
- У меня всё хорошо, я похудела еще на пять килограмм, - предвосхищает Динара все мои незаданные вопросы.
- Отлично.
- Я пришла спасибо сказать, - говорит она и потягивает мне кулек. Стандартный набор - трехзвездочный коньяк и коробка конфет. Словно я похож на интеллигентного алкоголика, предпочитающего коньяк водке и закусывающего шоколадными конфетами вместо куска вареной колбасы.
Тем не менее, я улыбаюсь и принимаю подарок. Даже лучшие особи из стада, далеко не всегда знают, как выразить свою благодарность. Девушка еще что-то говорит, но я уже не слушаю её. Я думаю о том, что она скоро выйдет замуж за молодого лейтенанта и уедет с ним к его месту службы. История её жизни только начинается, и предстоящие события далеко не всегда будут радостными и счастливыми. Я знаю, что её ждет, но никогда не расскажу это знание. Пусть всё идет своим чередом, - кое-что мы не в состоянии изменить.
- Будут проблемы, приходите, всегда рад вас видеть, - говорю я на прощание.
Марина ставит чайник, и пока никого из пациентов нет, мы пьем растворимый кофе с конфетами. Мы молчим, потому что я думаю о своем, а Марина о первых бытовых проблемах в семье.
Я размышляю о том, что визит к Марии Давидовне я сделаю. Может, это произойдет завтра, может, послезавтра, я еще думаю об этом. И пусть это рискованно, но мне хочется увидеть её. Заглянуть в глаза, увидеть там любовь, поговорить на простые темы и почувствовать тепло её руки. Странные для меня желания, не совсем понятные мне самому. Может, поэтому я так долго думаю об этом?
Может, я боюсь сделать это шаг?
Марина думает о том, что семейная жизнь при ближайшем рассмотрении оказалась не такой радужной, как она представляла. Сказка еще не закончилась, но мелочи совместной жизни уже стали мешать увидеть счастливое её окончание.
Муж Валентин носил трусы по неделе и категорически не желал менять их каждый день. Когда она услышала ответ на предложение мыться каждый день и менять белье - я что, гей что-ли, мыться каждый день? - то так удивилась, что не нашлась что ответить. И грязные носки, которые снимались с ног вечером и утром надевались, и так в течение недели. Валентин имел свое представление о том, как ему жить и что есть мужчина, и переубедить его она не могла. Он просто не желал слушать её доводы.
Мы пили кофе и смотрели в окно. До следующего пациента, и эти спокойные минуты лучше всяких пустых разговоров и фальшивых улыбок.
9
Мария Давидовна сидела перед телевизором и слушала новости. Собственно, она почти не обращала внимания на экран, - просто слушала диктора и думала о том, что могло произойти во дворе дома, где когда-то жил Ахтин.
- И где в его бывшей квартире находится его тайна, - тихо сказала она сама себе.
Самое простое объяснение, - Вилентьев ошибся, приняв мужчину за Парашистая, бросился на него и в драке они ранили друг друга. Но где тогда оружие? Да и не верится в это, потому что майор был человеком осторожным. Вряд ли он бросился, очертя голову, в драку.
Скорее всего, во дворе находился еще кто-то. И тут сразу возникает версия, - Парашистай убил мужчину, а Вилентьев, увидев это, попытался остановить преступника. И Ахтин оказался сильнее. Но, зная Парашистая, она подумала о том, что всё это так глупо. Начиная с того, что Ахтин никогда бы не стал совершать убийство в этом дворе, - зачем ему лишний раз привлекать внимание к своей бывшей квартире. И если бы это был Парашистай, то он бы не стал оставлять Вилентьева раненым.
Мария Давидовна внезапно подумала, что если бы это был Ахтин, то он бы обязательно выдавил глаза у майора.
- Как бы глупо это не звучало, но Парашистай не делал этого, потому что он бы совершил свой ритуал, - сказала она. Услышав свой голос, подумала, что начинает говорить сама с собой. И улыбнулась.
Если этот третий не Парашистай, то мотивов для убийства нет совсем. Бессмысленное преступление. Хотя, мотивы, конечно, есть. Если они не знают, что там было, то это совсем не значит, что это была случайность. Её хочется, чтобы это был не Ахтин. Она очень сильно желает, чтобы Парашистай не имел к этому убийству никакого отношения. Пусть будет кто угодно, но не он.
Умер Майкл Джексон. Мария Давидовна переключила внимание на экран телевизора. Она не поклонница поп-идола, но это имя было на слуху, и она подумала о том, что смерть приходит ко всем.
Прослушав прогноз погоды, она встала с дивана и пошла на кухню. Салат из помидоров со сметаной и чай с сахаром. Мария Давидовна старалась после восьми вечера не кушать, - в последние месяцы она поняла, что с неприязнью смотрит на своё тело в зеркало. Напольные весы тоже пока не радовали её, но она хотя бы начала что-то делать.
Нарезав салат, она стала есть. Крамольные мысли всё равно вторгались в её сознание, - может взять кусок хлеба, с ним вкуснее. Да и кому нужна моя фигура? Единственный человек, для которого она бы готова была жертвовать всем, и для которого она бы вновь слепила свою фигуру, даже не думает о ней.
Она для него пустое место.
Ахтин наверняка даже не вспомнит, как её зовут.
И зачем она продолжает думать о нем?
Мария Давидовна неожиданно для себя заплакала. Беззвучно. Слезы по щекам стекали в тарелку, смешиваясь с салатом. Правая рука сжимала вилку. Пальцы левой руки сминали мякиш хлеба.
Из этого застывшего состояния её вывел чайник. Закипев, он засвистел, заставив вздрогнуть Марию Давидовну. Она положила вилку, выключила газ и достала чашку. Бросив две ложки растворимого кофе - она вдруг поняла, что хочет крепкий кофе с коньяком - Мария Давидовна налила кипяток в кружку и шедро плеснула коричневую жидкость из бутылки.
Вытерев щеки тыльной стороной ладони, она сделал пару глотков. И стало легче.
Даже если там был Парашистай, она рада, что на асфальте остался лежать не он. Простая мысль, но как сильно она меняет мировоззрение.
И это надо признать.
Она, Мария Давидовна Гринберг, врач, законопослушная гражданка, принимает сторону маньяка, предпочитая знать, что он жив. Прихлебывая кофе с коньяком, она задумчиво смотрела вечереющее небо в окне и думала, что если бы сейчас произошел Апокалипсис, она бы вздохнула с облегчением. Разрешилось бы сразу столько проблем, - и её, простых, бабских. И планетарных, глобальных, общечеловеческих. Да, массовая гибель людей - это не очень хорошо, но пусть лучше так, чем просто тупо ждать, когда придет старость и смерть.
10
Опять пришла ночь. Темное время суток, несколько часов свободы, когда я могу быть самим собой.
Жить так, как хочу.
Делать то, что необходимо.
Думать о той, ради которой живу.
На окраине города практически нет фонарей. Тусклый свет из окон домов иногда выхватывает мою фигуру из тьмы.
Антон Кораблев живет в своем одноэтажном домике, огражденном высоким забором. Участок в пять соток, где он сажает картофель, и лавка перед крыльцом. Он бы завел сторожевую собаку, но с детства боялся этих домашних животных. И это облегчает мою задачу.
Перебравшись через забор, я вижу, что в окне горит свет. Он еще не спит. И это хорошо. Я сажусь на траву рядом с крыльцом и сливаюсь с окружающим мраком.
Жертва выйдет покурить перед сном. Я это знаю. Жизнь человеческих особей состоит из множества однотипных ритуалов, один из которых - сигарета перед сном - есть у Антона.
Я думаю о том, что зависть и ненависть привела Антона Кораблева к болезни. Я всего лишь врач, который избавит его от этого. Мой метод лечения радикален, но имеет стопроцентный результат. Я гарантирую выздоровление от зависти и ненависти.
Я пришел выполнить свой лечебный ритуал.
Антон Кораблев больше никогда не будет болеть.
Я жду недолго. Скрипнув, открывается дверь, и тень выходит на крыльцо. Огонек спички освещает лицо Антона. Глубоко затянувшись, он выдыхает дым вверх.
- Хорошо! - говорит Антон, и его голос в тишине кажется чересчур громким.
Сделав два шага, Антон спускается вниз и садится на лавку. Я думаю, что мужик доволен собой, но, как обычно, не доволен жизнью. Наверняка, он опять мысленно погружен в болото своей зависти, но сейчас ему не надо скрывать свои мысли. Он с ненавистью смотрит во тьму, перебирая в памяти тех, кто мешает ему жить.
Я неслышно выступаю из мрака.
Он затягивается сигаретой и видит меня.
Он успевает встать. Он даже успевает что-то нецензурное пробормотать.
Нож легко входит в левое межреберье. И так же легко выходит. Окурок падает из ослабевших пальцев. Подхватив тело, я мягко опускаю его на траву. Заглянув в глаза, я вижу там только ненависть.
Ни страха, ни ужаса.
Ни удивления, ни досады.
Ни разочарования, ни сомнения.
Антон Кораблев даже не успевает понять, что умер.
Он просто погрузился в своё болото с головой, внезапно перестав дышать.
Сидя на траве рядом с телом Антона, я слушаю тишину. Ничего не изменилось, только где-то в одном из соседних домов залаяла собака. Она почуяла человеческую кровь.
Быстрыми движениями я извлекаю глазные яблоки и складываю их в контейнеры. Теперь мне надо убрать тело в дом. Антон Кораблев не поддерживал никаких отношений с соседями. Он находится на больничном листе, и не должен ходить на работу. Рано или поздно его найдут, но я хочу, чтобы это произошло позже. Прошли те времена, когда я оставлял трупы на виду.
В холостяцком жилище Антона чисто. Мебели не много, - диван, шкаф и телевизор. На книжной полке нет ни одной книги. На кухне газовая горелка с баллоном, стол и кухонный шкаф. Холодильник практически пуст, - скорее всего, Антон просто не успел купить продукты. Справа от кухни за шторкой дверь в подвал.
Вот туда мне и надо.
В подвале дома холодно. На полках рядами мясные и рыбные консервы. В огороженном углу прошлогодний проросший картофель. Сбросив с плеча тело, я переваливаю его в свободный угол.
Дверь в подвал я закрываю на висячий замок. Ключ засовываю в кадку с кактусом.
И ухожу.
Антон Кораблев прожил жизнь, как кактус. Ощетинившись иглами ненависти, он отгородился от всего мира. Он сделал всё, чтобы его изношенное ежедневной завистью сердце перестало служить ему. И даже на краю смерти, он продолжал жить так, как жил.
Всего лишь один из стада.
И его смерть пройдет незамеченной. Даже когда найдут его тело, то интерес это вызовет только у следственных органов. Соседи поговорят и забудут на следующий день.
Я иду по улицам города, - еще одна жертва принесена Богине. Осталось совсем немного - доставить ей глазные яблоки жертв. И мне практически не надо думать о том, как это сделать. Надо просто начинать действовать.
Приближается время встречи.
- Да, я давно жду тебя, - говорит Богиня. Она идет рядом со мной.
- Я приду, и совсем скоро.
Я отвечаю с улыбкой. Я смотрю на свет далекого фонаря. Мы снова рука об руку выходим из темноты.