24
Общежитие, в котором жил доктор Ахтин, действительно оказалось недалеко. Капитан по телефону вызвал подкрепление, продиктовав адрес. Затем взял с начмеда Бусикова клятвенное обещание, что он никому не будет рассказывать о том, что знает про Ахтина.
- Конечно, конечно, я всё понимаю, - закатив глаза к небу, сказал Бусиков, - вдруг кто-нибудь по доброте душевной предупредит его. Не скажу никому и ничего. А вы уж поймайте и посадите этого гада.
Вместе с Артемом они вышли из поликлиники, и пошли к общежитию, которое находилось в двух кварталах от неё.
- Мда, - задумчиво сказал Артем, - Вилентьев даже предположить не мог, что у Парашистая хватит наглости продолжать жить и работать в городе. Просто сменил место работы и хоть бы хны, никто внимания не обратил.
- Всё просто и прозаично, - ответил Ильюшенков, - в большом городе никто никого не знает, даже в узкой корпоративной среде. Те, кто знал Ахтина лично, после его разоблачения в две тысячи седьмом году, поговорили и забыли. Те, кто просто слышал об этом, решили, что преступник осужден и отбывает наказание. И тоже забыли о его существовании. Ахтин - не Чикатило. Его имя не стало нарицательным.
Капитан остановился и издалека посмотрел на вход в общежитие. Отбитые ступени на крыльце. Покосившаяся деревянная дверь. Фасад требует ремонта, на который, скорее всего, нет денег.
Вторая половина дня. С работы еще никто не возвращается, поэтому тихо и безлюдно. Часть окон в общежитии настежь открыты. Ильюшенков огляделся. Метрах в пятидесяти трамвайная остановка, на которой стоят три человека. На автостоянке, расположенной у противоположного конца общежития, в будке охранника явно никого нет. С трассы свернул милицейский Уазик. Вот и оперативники.
Ильюшенков подошел к остановившейся машине и остановил готовых выскочить из автомобиля бойцов.
- Сидите. Сначала объясню задачу.
Капитан показал на общежитие рукой.
- Второй этаж. Комната двадцать семь. Там сейчас маньяк или нет, я не знаю, поэтому быть готовым ко всему.
- Кого ловим-то? - спросил сержант Барболин. Спокойное лицо уверенного в себе человека, который не боится идти под пули. Серьезное выражение серых глаз. Гладко выбритая голова. Широкие плечи, крепко сбитое, тренированное тело.
- Маньяк-убийца Парашистай.
Сержант вздрогнул. Прищурившись, он переспросил:
- Точно?
- Да, - кивнул капитан, - но, повторяю, я не знаю, там он или нет.
- Два года назад его спецназ брал, так он чуть от них не ушел. Командира тяжело ранил, и еще одного бойца. Командир, мой друг, получил инвалидность и потом больше не смог служить.
Сержант смотрел на капитана и ждал.
- Ну и что? - спросил капитан, уже понимая, куда клонит сержант.
- Мы приехали втроем. И мои парни не проходили специальную подготовку. Парашистай не просто хулиган или тупой отморозок. Очень рискованно брать его втроем.
- Ну, еще мы двое, - показал рукой на Артема капитан, - итого, пятеро.
Сержант кашлянул. И вздохнул, красноречиво посмотрев на Артема.
- Может, его там нет, - сказал капитан, - зачем вызывать спецназ. Зайдем, посмотрим, убедимся в том, что это тот, кого мы ищем. И всё.
- А если он в комнате? - резонно спросил сержант Барболин.
Капитан Ильюшенков разозлился. Он нашел Парашистая, а они боятся брать его. Какой бы Ахтин не был ловкий и удачливый убийца, их было больше и у них было оружие. Однако он сдержался.
- Ладно, я один пойду.
Повернувшись, капитан решительно пошел к входной двери общежития. Он не оборачивался, опасаясь увидеть, что никто за ним не пошел. Толкнув дверь, он вошел в прохладу холла и, увидев женщину на вахте, подошел к ней.
- Здравствуйте, - сказал он, улыбнувшись, - вы не знаете, жилец из двадцать седьмой комнаты на месте, или нет?
- Двадцать седьмая? - задумчиво переспросила женщина. - Доктор, что ли, Михал Борисыч?
- Да, он.
- Нет, я его уже два дня не вижу. Говорили, что он в отпуске и куда-то уехал.
Мысленно чертыхнувшись и одновременно испытав чувство облегчения, Ильюшенков показал своё удостоверение и уточнил:
- Я из милиции. Вы не знаете, куда он уехал?
- Нет.
Услышав за спиной шаги, капитан оглянулся и увидел оперативников. Артем шел за ними. Сразу же почувствовав себя увереннее, капитан сказал:
- Нам надо попасть в его комнату.
- На каком основании? У вас есть ордер?
- Нет, ордера нет, но есть серьезные основания полагать, что Ахтин Михаил Борисович не тот, за кого себя выдает.
- Как это? - удивленно распахнула глаза вахтерша.
- А вот так. У кого есть ключи от комнаты?
- У кастелянши, она вон за той дверью, - пробормотала вахтерша, которая так ничего и не поняла.
На кастеляншу удостоверение с красными корочками произвело магическое действие. Она побледнела, безропотно взяла связку ключей и пошла к лестнице на второй этаж. Ильюшенков подумал о том, что наверняка она что-то знает, и, поднимаясь по ступенькам, спросил:
- А почему вы так испугались, когда я представился?
- Я, нет, - попыталась соврать кастелянша, - с чего бы мне пугаться.
Капитан хмыкнул недоверчиво, и хотел больше не заострять на этом внимание, но потом передумал и с угрозой в голосе сказал:
- Я видел, как вы испугались, поэтому лучше скажите правду. Почему?
- Сын у меня недавно освободился из зоны, вот я и подумала, что он опять что-то сделал, и вы его ищете. Я последний год, как он вернулся, пугаюсь любого человека в форме.
Женщина вздохнула и виновато посмотрела на милиционеров. Капитан удовлетворенно кивнул и сказал:
- Ладно, ведите нас в комнату Ахтина.
Кастелянша постучала в дверь с номером двадцать семь и, не дождавшись ответа, вставила ключ в отверстие замка. Повернув его два раза, она хотела открыть дверь, но сержант, неожиданно для всех, прижал дверь рукой.
- Не открывать! Отойдите все в сторону. Я войду первый.
Дождавшись, пока люди отойдут, сержант чуть приоткрыл дверь и заглянул в щель. Выдохнув, он распахнул дверь шире и внимательно посмотрел вверх и вниз. И только после этого сказал:
- Всё нормально. Можно входить.
Капитан Ильюшенков вошел вслед за сержантом. Типичная комната в общежитии. Он и сам жил в подобном помещении в годы учебы в университете на юридическом факультете. Пружинная кровать, аккуратно застеленная покрывалом. Над столом две книжных полки друг над другом. Слева у входа холодильник. Рядом с ним тумбочка с электрической плиткой. Минимум пространства, но он с удовольствием вспомнил свою молодость.
Сержант осмотрел каждый угол и сказал:
- Здесь нет никаких ловушек. Мы подождем вас в машине.
Капитан кивнул и открыл холодильник. Внутри было темно и пусто.
- Похоже, Парашистай не собирался возвращаться сюда, - сказал капитан задумчиво.
Артем, вытащив из футляра фотоаппарат, поддержал:
- Похоже, да, комната выглядит, как не жилая.
Ильюшенков подошел к столу и сел на стул. Придвинув к себе тонкую стопку бумаг, он стал перебирать чистые листы. И только снизу он нашел то, что заставило его затаить дыхание.
Карандашный рисунок. Уверенные штрихи. На него с листа бумаги смотрела доктор Гринберг. Вспомнив, что надо дышать, капитан сделал глубокий вдох и непроизвольно выразился:
- Твою мать!
25
- Мне завтра надо быть в санатории "Сокол", - сказала Мария Давидовна, - у меня путевка, но я не хочу ехать туда без тебя. Я вообще не хочу туда ехать. Зачем мне теперь этот отдых.
Она пожала плечами, словно сама удивилась тому, что собиралась в санаторий.
Ахтин кивнул.
- Отлично. Мне надо собраться. Думаю, надо пойти на автовокзал и на автобусе уехать из города.
- Куда?
- Подальше отсюда, - улыбнулся Ахтин, - например, в Казань. Или в Саратов. Сначала затеряемся на просторах России, а потом, думаю, надо будет уехать из страны.
- Я согласна. Никогда нигде за рубежом не была.
Они говорила так, словно собирались на экскурсию. И Мария Давидовна внезапно подумала о нереальности происходящего. Просто взять и уехать, бросив прежнюю жизнь и не оглядываться назад? Возможно ли это?
- Надеюсь, у тебя не будет много багажа? - спросил Ахтин.
- Нет, документы, деньги и минимум одежды на первое время.
- И у меня так же. Ладно, до завтра. Утром я у тебя.
Ахтин улыбнулся, поцеловал её в губы и ушел.
Мария Давидовна стояла у двери и смотрела на дерматиновую поверхность, не видя её. Она пыталась понять себя и свои действия. Свои слова и решения. Только что она провела ночь и половину дня с Парашистаем, маньяком и убийцей. Она, Гринберг Мария Давидовна, врач и психотерапевт, законопослушная гражданка, позволила чувствам взять верх над разумом. Она согласилась бросить всё и уехать с Парашистаем в неизвестность. Она почти целые сутки даже не думала о своей активной гражданской позиции, наслаждаясь обществом маньяка-убийцы.
Что это было?
Как такое могло случиться?
Облизав внезапно пересохшие губы и вспомнив поцелуй Ахтина, доктор Гринберг вернулась в комнату и шедро плеснула себе в бокал коньяк. Выпив залпом, она закашлялась от остро пахнущей жидкости, которая обожгла пищевод и прочистила мозги.
Господи, что она вытворяет! Она должна была, когда Парашистай уснет, позвонить в милицию и сказать им о том, что у неё дома маньяк-убийца. Она могла бы просто выскочить из квартиры и через соседей сообщить в правоохранительные органы о преступнике.
А что сделала она?! Трахалась всю ночь, как крольчиха, даже не вспомнив о том, что она лежит в одной постели с серийным убийцей. Кормила его утром завтраком и говорила о будущем, словно сейчас это имеет какое-то значение. Обещала маньяку, что поедет за ним на край света, бросив всё. Смотрела в его лживые глаза и верила каждому сказанному слову.
Ей ли не знать, какими хитроумными и изворотливыми могут быть маньяки!
Она же не раз сталкивалась с убийцами, за которыми жертвы шли с улыбкой на лице и с радостью в сердце!
Она прекрасно знает, что серийные убийцы не могут не убивать!
Она не раз видела, что бывает с теми, кто наивно верит первому встречному!
Мария Давидовна посмотрела на своё отражение в зеркале - темные мешки под глазами, дрожащая нижняя губа, слегка взъерошенные волосы - и сказала:
- Доверчивая дура! Сядем в автобус, доедем до Казани, и там он меня убьет. Просто и без выкрутасов. Это ж надо так мне голову заморочить!
Мария Давидовна плеснула еще коньяк в бокал и снова выпила. В теле появилась приятная легкость, а в голове - легкое головокружение. Она улыбнулась своему отражению и вспомнила мгновения ночи, когда ласковые руки серийного убийцы доводили её до изнеможения.
Рассмеявшись этим мыслям, она показала язык и решила, что сейчас соберется и вечерним автобусом уедет в санаторий. Чтобы завтра Парашистай не смог её найти и исчез из её жизни.
- Да, так и сделаю, - сказала она.
Уехать и забыть.
Вычеркнуть из памяти.
Похоронить в глубинах памяти.
Слишком много она сделала в этой жизни, чтобы так легко всё потерять.
Звонок в дверь заставил её вздрогнуть от неожиданности. Выронив бокал, который с треском разбился, она с ужасом посмотрела в зеркало. Оттуда на неё смотрели округлившиеся глаза на внезапно побледневшем лице.
Наверное, он решил не ждать до завтра и вернулся, чтобы убить её здесь и сейчас.
Снова раздался звонок, теперь уже долго и пронзительно. Затем стук в дверь.
Если бы это был Парашистай, то, скорее всего, он бы постарался не привлекать к себе внимание, - подумала Мария Давидовна, и пошла к двери.
25
Я целую её в губы и ухожу. Я вижу её глаза и понимаю, что эмоции постепенно уступают место разуму. Она говорит одно, но думает другое. Собственно, я это предвидел, - у Марии разум всегда был на первом месте, и то, что она провела со мной ночь, еще ничего не значит.
Совсем ничего не значит. Она прекрасно помнит, кто я есть.
Думаю, что если я завтра появлюсь рядом с её квартирой, то меня будут ждать.
Спустившись по лестнице, я выхожу во двор. Солнце клонится к горизонту. Почти сутки я провел у Марии, и эти часы навсегда останутся в моей памяти. Пройдя через двор, я сажусь на дальней лавке за широкой липой. Мне некуда спешить, и почему-то я хочу посмотреть, что будет дальше.
Она слишком просто и легко согласилась уехать со мной на край света. Так не бывает. Даже самые смелые из теней никогда не бросаются в прорубь с головой, - сначала ногой пощупать, далеко ли до дна, и только потом прыжок.
На детской площадке в футбол никто не играет. На лавках у подъездов тоже никого нет. Во дворе слышны только звуки из открытых окон - голос диктора по телевизору, крики ругающихся людей, мелодия одинокой неумелой скрипки и изредка короткий визг работающего перфоратора.
Скорее всего, Мария позвонит следователю, который ведет моё дело и расскажет ему о моем визите, и о моих планах. Тогда завтра утром, приехав к Марии, я попаду в расставленные сети.
Возможно, она просто попытается исчезнуть, и завтра я никого не найду. И это будет самый лучший выход для неё.
Или она сдаст меня и уедет в свой санаторий, словно ничего и не было. Словно глаза, смотрящие на меня с любовью, привиделись мне. Словно губы, отвечающие на мой поцелуй, искусно сыграв свою роль и обманув меня, снова подчиняются разуму.
Я сижу и улыбаюсь, вспоминая проведенное с Марией время. Я знаю, что и ей и мне было хорошо, но это совсем ничего не значит. Когда приходит время выбирать, эмоции отступают на второй план.
Далеко не каждый решиться сделать шаг в бездну.
Услышав визг тормозов, я поворачиваю голову и вижу милицейский уазик.
Похоже, я был прав. Как только я вышел за дверь, она вызвала милицию. Притаившись за стволом дерева, я наблюдаю, как из автомобиля выходят люди в форме и быстрым шагом заходят в подъезд, в котором живет Мария. Двое - водитель и еще один человек - остаются в машине. Шансов на то, что это случайное совпадение и милиция приехала по другому поводу, один на миллион.
Ладно, я знал, что такое могло случиться.
Я терпеливо жду дальнейшего развития событий. Водитель в уазике закурил. Парень, сидящий в машине, сразу открыл дверцу и вышел. Потянувшись всем телом, он достал мобильный телефон и, набрав номер, поднес трубку к уху.
- Мама, я задержусь.
- Да, знаю. Но пока ничего не могу поделать.
- Помню. Как только так сразу.
- Ну, мама, я же говорю, что сильно занят. Как только освобожусь, так сразу приеду домой.
Парень недовольно помотал головой и спрятал телефон в карман.
Неторопливым шагом, чтобы не привлекать к себе внимание, я ухожу. Свернув за угол, я выхожу на улицу и запрыгиваю в подошедший автобус. Сев на свободное место, я задумчиво смотрю в окно.
Мария сделал то, что посчитала нужным сделать. И я не виню её. Это не предательство, потому что она мне не друг, и не любовница, и, тем более, не жена. Мария знает, кто я и что делал в прошедшие годы, поэтому её реакция понятна.
Я выхожу на своей остановке и, посмотрев по сторонам, иду в арендованную квартиру. Надеюсь, там меня никто не ждет. Закатное солнце скрывается за большой черной тучей. Быстро темнеет. Где-то далеко громыхает гром. Сейчас будет гроза. Я быстро прохожу по пустому двору и вхожу в подъезд. Закрыв за собой дверь, я снимаю обувь и иду к Богине. Сегодня я должен вернуть ей уединение.
Забравшись через отверстие внутрь склепа, я сажусь на край ванны и включаю фонарь.
Неподвижное лицо. Закрытые глаза. Богиня спокойно лежит в ванне, заполненной формалином. Она изменилась, - кожа сморщилась и приобрела коричневый оттенок, лицо вытянулось, превратившись в маску. Но в чем я уверен на сто процентов, - она никогда меня не оставит, пусть даже она сейчас пребывает в другом месте.
- Пусть тебе будет хорошо в Березовой Роще, - тихо говорю я, - да, я не смогу прийти к тебе, но разве это важно. Это твой мир, и моё присутствие будет лишним. Я это понимаю. Покой и умиротворение. Благодатная тишина и спокойствие.
Выключив фонарь, я сижу в темноте.
До меня доносится звук грома, но из такого далека, словно я нахожусь на краю реальности. Где-то бушует гроза, раскалывая небо молниями. Где-то ливень заливает землю. Где-то далеко и уже почти нереально у окна сидит женщина и смотрит на небесную воду, стекающую по стеклу.
Мне кажется, что ничего не было.
Вчерашние события медленно растворяются в памяти, оставляя после себя незначащие мелочи и приятные пустяки.
Слезы на глазах.
Прикосновения губ.
На сон похожие мечты.
И странная в сознании пустота.