5.
Стоя под душем, я сквозь приоткрытую дверь ванной смотрел, как она натягивает чулки. Волосы огненным водопадом низвергались на бедра того нежно-молочного цвета, каким обладает большинство рыжих. Прозрачночерный чулок медленно дополз до красных волос, образуя вместе с белым телом ослепительное трехцветие, от которого зрители придут сегодня в восторг. Тора Валеско была нашей главной звездою, и, возможно, именно это обстоятельство окончательно утвердило меня в своем решении.
Был момент - в шумном ресторане Сиэтлского аэровокзала, когда я чуть не сбежал. Сама идея насыщать передачи сценами насилия привлекала меня. Уже давно, особенно после Вьетнама, я понял, что этот безумный мир, если и исцелим, то только лошадиной дозой собственного безумия. Мне казалось, люди, впуская при помощи Телемортона в свой дом ужасы, притаившиеся доселе на улицах, в других городах, за чужими морями, поймут в конце концов весь ужас этой самоубийственной эпохи. Но в ресторане я увидел молодого человека, методически избивавшего свою спутницу под одобрительные усмешки посетителей, и я подумал, что время для наглядных уроков, пожалуй, давно пропущено. Пропущено в тот украшенный победными флагами год, когда первая мировая война торжественно провозглашалась последней.
И тогда Лайонелл сперва послал молодого человека под стол небрежным, словно выполненным кончиками пальцев, апперкотом, а потом вытащил из кармана фотографию Торы: Поза была почти такая же, как сейчас, снимок стереоскопический, и, погружаясь в поначалу хладнокровное созерцание великолепного тела, я внезапно задохнулся под захлестнувшей меня заново красной волной.
- Может быть, это к лучшему, что Мефистофель сыграл со мной тогда свой любимый фокус, - пробормотал я, обтираясь жестким, словно наэлектризованным полотенцем.
- Ты что-то сказал мне? - спросила Тора. Она была полуодета, такое впечатление сложилось бы у постороннего наблюдателя. Но именно в этой короткой черной тунике, пронизанной электрическими нитями, которые при повороте браслета на руке Торы вспыхивали багровым пожаром, она должна была сегодня предстать перед телезрителями.
- Ах так, все еще не отбросил свою скверную привычку разговаривать с самим собой. - У нее был особый смех, он сначала звонко выстреливал в потолок, а потом, медленно переливаясь, спускался на парашюте. - Но ведь сейчас ты больше не одинок.
Она подошла ко мне и всем телом втиснулась в мое, еще полумокрое. Каждую металлическую нить я чувствовал так, словно она вросла в мою собственную кожу.
И мне сразу вспомнилась встреча - не первая, та, что в отеле "Уолдорф-Астория", а вторая. Я как раз расстался с францисканским орденом, и хотя по части плотских радостей и там себе ни в чем не отказывали, изощренный вкус монахов исключал из этого правила женщин.
- Ты была первой, которая мне повстречалась, - сказал я. - Вот и все. Тогда и теперь. Так что не воображай.
- Не верю, - она повернула браслет, проверяя исправность механизма. Комната на минуту словно озарилась факелом. Был всего восьмой час, и я еще хорошо помнил времена, когда в такой позднеосенний вечер можно было читать, не зажигая лампу. Но за эти десять лет, пока я отсутствовал, многое переменилось. Серый нью-йоркский смог стал почти черным, состоятельные люди украшали крыши своих домов установками для фильтрования воздуха.
Отец, слава богу, умер до черного смога, а я, считая этот дом временным пристанищем, ничего не хотел менять. Слуг в доме давно уже не было, большинство комнат производило впечатление покойницкой, и, когда я невзначай забрел в личные апартаменты отца, оказалось, что трудолюбивые пауки воспользовались золотым унитазом в качестве каркаса для паутинного небоскреба.
- Не веришь? А почему? - спросил я.
- Помнишь, я попросила Лайонелла что-нибудь сыграть?
- Ну, и?
- Пока он играл, ты, сам того не замечая, все время смотрел на мои руки. Я уж собиралась спросить: не хиромант ли ты.
- И все же я чуть не прошел мимо тебя, когда после монашеской кельи головой вниз бросился в Бродвейский водопад. В водяной пыли одну капельку не разглядишь.
Я опять вспомнил ту бурную ночь. Перед этим было не мало выпито, и вся она как бы колыхалась за красным живым занавесом. Я тонул в ее волосах, тоненькими колечками прядей обвивал свои пальцы, а потом исступленно рвал их, и яростные вспышки бродвейской рекламы артиллерийскими сполохами били по моему, тому в окоп постели, беззащитному телу. А потом я ждал ее у артистического подъезда Рокфеллер-центра, где она должна была выступать, и она не пришла.
Тора исчезла из Нью-Йорка, так же, как перед этим исчез Джек, и я отчаянно искал ее, пока не понял, что за этим опять стоит Мефистофель. Мудрый, он знал: потерявшего аппетит к жизни весьма часто исцеляет единожды отведанное блюдо, которое затем не сыщешь ни в одном ресторане. Но на этот раз Мефистофель перемудрил - как только я разобрался в нехитром механизме постоянно убегающего горизонта, с меня смыло всю блажь. И я ни разу не вспоминал Тору до той минуты, когда Лайонелл снова воскресил ее, небрежно вытащив из своего кармана.
В дверь постучали.
- Детки, вам пора. - Мефистофель постарел, но не слишком. Такие люди обычно стареют до момента полного расцвета, а уже потом лишь прибавляют в седине, весе и тщательно скрываемых от посторонних глаз болезнях. - У меня такое, впечатление, будто ты только что говорил обо мне. - Он улыбнулся, пройдясь оценивающим взглядом по Торе - с ног до головы и еще раз - в обратном порядке. Эта оценка не имела ничего общего с мужским рынком, где акции той или иной женщины повышаются или падают соразмерно индивидуальному вкусу. Она была для него Телемортоном и ничем больше.
- Угадали. Разговаривал, но лишь с самим собой. Торе незачем знать, как вы, стоя за кулисой, дергали веревочку.
- Ах, эта история с ее загадочным исчезновением? - Он поднял с ковра привезенный мною в качестве сентиментального сувенира охотничий нож и, отрезав кончик сигары, закурил. Никогда раньше он не курил, и если делал это сейчас, то уж наверняка врачи категорически Запретили курить. - Надеюсь, Тридент, вы меня давно простили, тем более, что у вас обоих впереди минимум полвека безоблачного счастья.
- А почему не целый? - поддразнила его Тора.
- Ну, столько вы не проживете. - Он взял ее под руку и повел вниз по лестнице к бронированному автомобилю, поджидавшему нас у подъезда.
Бронированные автомобили тоже являлись одним из новшеств, ошеломивших меня - дикаря, перенесенного из своих лесов прямиком в сердце технического прогресса. Существовали и цельнопластмассовые, и с бесшумным электрическим двигателем. Но богатые люди предпочитали броневики - из-за гангстеров, как мне мимоходом объяснила Тора.
Водитель, увидев меня, захлопнул увесистый вечерний выпуск "Нью-Йорк Дейли Ньюс Тайме Геральд Трибюн" (уже в течение нескольких лет это объединенное издание выходило вместо прежних четырех газет). Но я успел разглядеть большое, во всю полосу, объявление, которое мы сегодня напечатали во всех, абсолютно всех газетах:
Телемортон по 21 каналу,
которым оборудованы исключительно телевизоры
Телемортон
Первая передача сегодня в 21 час В. А. времени.
- Ты не представляешь себе, сколько денег вложено в это дело. - Мефистофель, оглядев в обзорный видеон улицу, кивнул шоферу. - Поехали!.. Телебашня, где вам предстоит выступать, только случайно выпавшая из кармана мелкая монетка. Годами мы готовились к этому бою, годами! Самый мощный телевизионный завод в мире, восемьдесят конвейеров, с каждого ежеминутно сползает огромный ящик с маленьким секретом…
- С каким? - поинтересовалась Тора.
- Это вы узнаете… завтра. - Перед словом "завтра" Мефистофель как-то странно запнулся. Я инстинктивно покрепче прижал Тору к себе, прядь ее волос щекотно коснулась моей щеки, и я засмеялся. А Мефистофель уже снова швырял в нас пригоршни своих почти фантастических начинаний. Тысячи вертолетов во всем мире, при них круглосуточно дежурят две тысячи телеоператоров.
- А зачем второй? - снова спросила Тора. Этот приступ автоматических вопросов свидетельствовал о приближении сценической лихорадки.
- Если с первым что-то случится!.. Видеопленка будет доставляться пятьюдесятью, сверхскоростными реактивными самолетами, построенными Дугласом-Макдонеллом по нашему специальному заказу. Крейсерская скорость свыше трех тысяч миль в час! Ни один черт не сумеет нас обогнать! А крупнейшие голливудские киностудии, купленные нами на корню! Со всеми режиссерами и лифтерами! Сто фильмов уже заготовлено впрок, и каких! Ни в одном кинотеатре мира зритель их не увидит, только по Телемортону!
- До выступления осталось всего двадцать минут, - Тора уже в который раз сверила время по вмонтированным в обручальное кольцо часикам.
- Успеем… Если нас только не обстреляют по пути!
Мефистофель захохотал. Шутка была, действительно, не плохая, я-то знал, что с таким эскортом не ездил еще ни один президент. Я был против, но Мефистофель убедил меня: конкуренты способны на любое, дабы лишить Телемортона главной звезды - Торы Валеско.
- Но видел бы ты мою кардиограмму после того, как Лайонелл представил первую смету! - продолжал он, отхохотавшись. - Я никогда не вкладывал твои деньги в верняк, как другие. Рисковать миллионом, проиграть его или завоевать для нашей империи еще одну провинцию - вот мой девиз! Но даже я чуть не отступил перед этим Рубиконом, за которым лежала не жалкая Италия, а зажатый в кулаке Телемортона трепещущий мир. Помнишь, я тебе тогда сказал, что Лайонелл Марр - гений? Это неправда. Гении создают империи ценой жизни собственных солдат… А он при помощи чужой крови создает тебе такую, какая не снилась ни одному Цезарю!
В обзорном видеоне промелькнула вывеска телевизионной мастерской. Стоявший в дверях владелец, позевывая, посмотрел нам вслед.
- Представляешь себе, как покупатели наших телевизоров будут его поначалу штурмовать - Мол, передачи Телемортона принимаем отлично, а с остальными что-то неладно. Цвет не тот, изображение искажено. - Мефистофель повернулся к Торе. - Вот ваше женское любопытство насчет маленького секрета и удовлетворено. Простой как будто фокус, а какие ученые ломали себе головы над этим… Мы, конечно, продаем с обычной гарантией: "Не нравится - деньги назад!"
- Но стоит им разок увидеть Тору на экране, как все прочие программы перестанут для них существовать, - подмигнул я.
Мефистофель сдержанно улыбнулся:
- Это ты верно сказал, Трид. Вся страна превратится в сумасшедший дом. Объявление суховато, - он показал на бегущий навстречу фасад с тем же многократно увеличенным текстом, - Но это с умыслом. Наши агенты вот уже неделю подпускают слух, что пахнет космической сенсацией…
6.
Мы объехали здание телецентра. Теснимая полицейскими толпа глазела на стоящую вертикально сорокаэтажную сигаретную коробку. Нижняя половина из черного синтетического камня, верхняя из красного сплошной монолит без единой надписи, без единой двери, без единого окна. Мы были первыми, целиком перешедшими на искусственный дневной свет - настолько естественный, что он преломлялся в капле воды цветами радуги.
Броневик вполз в подземный туннель, видеон потемнел, потом словно вывернулся наизнанку. Я даже сжался, до того объемным показалось появившееся в нем лицо под форменной фуражкой с надписью "Телемортон". Глаза величиной с тарелку критически оглядели нас, потом огромный рот заявил: "Все в порядке".
Видеон опять превратился в обычный, и мы увидели медленно уползавшие в стену створки металлических ворот, между которыми возникла узкая щель.
Я выскочил первым. Мефистофель помог Торе вылезти, но сам остался.
- Желаю удачи, детки!
- А вы? - удивился я.
- Увижу вас по телевизору из конференц-зала Объединенного Пантеона. Сегодня обсуждается мое предложение - бесплатные места погибшим при исполнении служебных обязанностей телеоператорам и пилотам. Если Болдуин Мортон - он теперь у нас главный могильщик - заявит, что мы не филантропическое общество, я ему шепну на ухо одно словечко…
- Какое? - спросил я, уже догадываясь, что он имеет в виду.
- Сайгон!.. А жаль, что тогда еще не существовал Телемортон! Зрители лишились огромного удовольствия. Пули, кровь, блевотина - вся наша эпоха в полуминутном эпизоде!
У входа в Телевизионный театр нам с Торой вручили по пачке сигарет. Наполовину черная, наполовину красная коробка, точная копия здания, в котором мы находились. Ни названия, ни фирмы изготовителя, ни цены. Но я был уверен - завтра каждый младенец будет знать, что сигареты "Телемортон" стоят двадцать центов.
- Только по одному! - строго заявила нам девушка в входящей снова в моду мини-юбке. На лихо заломленной пилотке сверкал вертолетик с надписью "Телемортон". Ее палец, готовый нажатием кнопки стронуть с места разделенную на квадраты металлическую дорожку, опустился.
- Я сегодня выступаю, - сказала Тора, тесней прижимаясь ко мне.
- У нас одинаковые права для артистов и зрителей театра.
- Пропустить, дура! - заорал над моей головой металлический голос. - Это Тридент Мортон, руководитель Телемортона.
Фотоглазок потух, но металлическая стенка коридора, который должен был выкатить нас прямо в зрительный зал, еще с полсекунды вибрировала.
- Извините, господин-Мортон, - девушка покраснела. - Проверяющих роботов проектировал сам Лайонелл Марр, ему кажется, что это чисто англосаксонский юмор.
- Он цыган, - объяснил я.
- Ну, тогда все понятно, - она показала на большой плакат. - Это тоже он.
- "Дамы и господа. У нас сдают в гардероб не только шляпы, но и огнестрельное оружие. О стрельбе позаботится Телемортон", - вслух прочла Тора.
- Отправить вас малой или большой скоростью? - спросила девушка.
- Малой, - улыбнулся я. - На сцене целоваться уже не придется.
Девушка опять почему-то покраснела. Уезжая, я увидел, как она жадно набросилась на спрятанную при нашем появлении газету.
- Свадебное путешествие в миниатюре, - засмеялась Тора, забрасывая мне за плечи руки. Но тут меня с чудовищной силой приклеило к металлической стене тем местом, где у меня в кармане находился револьвер.
Я знал заранее об этой магнитной ловушке, но хотел немножко напугать Тору. Она действительно испугалась, когда коридор с бешеной скоростью вынес нас обратно к девушке в мини-юбке.
Та снова спрятала газету, без всякой улыбки сунула мой револьвер на полочку, выдала мне номерок, и мы покатили.
Метров через двадцать наш квадрат внезапно остановился, из потолка бесшумно опустились стены особого сплава.
- Не пугайся, это детонационная камера, - быстро предупредил я. - Если какой-нибудь посетитель запасся бомбой, он тотчас взорвется вместе с ней, а все остальные даже не услышат взрыва.
- Надеюсь, у тебя нет бомбы с собой?
- Если не считать тебя, - пошутил я. - Уж ты задашь им сегодня жару.
Мы даже не заметили, как продольные стены опять ушли в потолок. Еще несколько секунд - и движущийся коридор остановился. Мы были в телевизионном театре.
Я никогда до этого не бывал в нем, организационное руководство да еще Тора отнимали все время, и даже ахнул от удивления. Я представлял себе нечто сверхмодерное - многоярусную космическую ракету. Но Мефистофель и здесь проявил свое пристрастие к ветхозаветному оформлению. Это был точный двойник построенной в конце прошлого века парижской Гранд-Опера - позолота, зеркала, огромные бронзовые люстры с хрустальными подвесками, вишневый бархат кресел и даже допотопные ложи бенуара, о существовании которых я знал только из кино.
Но бархат при ближайшем рассмотрении оказался синтетическим, кресла были диковинной формы, и повсюду - из потолка и пола, из барьеров лож и даже из спинок кресел выглядывали сверкающие жерла телеобъективов.
Те же контрасты нас ожидали на сцене - лепные фигуры муз по бокам, а вместо задника - металлическая стена.
На потолке зажглась надпись: "Внимание! Камеры включены!" Пока синтетически-бархатный занавес раздвигался с ужасающей медлительностью, приведшей бы в ярость даже постановщика времен Наполеона III, я еще раз оглядел участников передачи. Их было ровно сто - кинознаменитости, не менее знаменитые политические комментаторы, комики, певцы, танцоры. Тора сидела немного впереди, ее черная туника пока оставалась черной.
Ни одна телевизионная передача не давала еще зрителям возможности увидеть сразу весь цвет американского искусства и политической мудрости. Но я-то знал, что баснословные гонорары уплачены не за то, что они сегодня скажут, споют или спляшут. Они были такой же позолоченной мишурой, как лепные амурчики на потолке, - все, кроме Торы.
Занавес раздвинулся до конца. Зал был почти полон, пустовало лишь несколько мест. Я подошел к микрофону, скосив один глаз на контрольный экран. Над обычной заставкой с моим именем вырос я сам. Столь приличного костюма мне давно уже не приходилось надевать. Но на этот раз он был к месту. Я поправил пробор, подтянул галстук и произнес свое короткое обращение:
- Начинаем первую передачу Телемортона. Впервые в мире вы увидите факты и только факты. Никакой фальши, никакого обмана, никаких миражей… А теперь наша звезда Тора Валеско представит вам остальных участников программы. Желаю вам приятно провести вечер!
Тора встала. Это движение было тщательно заучено, и, поскольку большая часть репетиций проходила перед зеркалом нашей спальни, мне оно уже не доставляло никакого удовольствия.
- Дорогие зрители! - начала она, протягивая руку к браслету. Поворот - сейчас она под медленное затухание прожекторов превратится в багровое пламя. Но ничего не произошло. Изогнувшись в неестественной позе, она заглядывала в контрольный экран.
Я тоже посмотрел туда. Экран показывал одного из зрителей театра с развернутой газетой.
Я увидел наше объявление во всю полосу, узнал вечерний выпуск "Нью-Йорк Дейли Ньюс Тайме Геральд Трибюн". И, кроме того, я, наконец, понял, почему и водитель броневика, и телемортоновская девушка в мини-юбке прятали его от меня. Объявление было на правой стороне, а на левой под заголовком "Хроника скандальной жизни" несколько репортажей и одна фотография. Кровать, которую я сразу же узнал, а на ней мы - я и Тора.
Тора уже овладела собой, недаром она была профессиональной актрисой.
- Первым хочу представить вам кумира американских женщин, всемирно известного киноактера…
Продолжения я не слышал, меня как ветром сдуло со сцены. За кулисами начинался другой мир - огромная панель с цветными лампочками и сложной аппаратурой.
Один из дежурных диспетчеров как раз читал газету, другой уже успел прочесть. Я поднял ее с пола и пробежал глазами сопутствующий фотографии текст. Текст немного умерил мое бешенство - имена, краткие биографии и броским шрифтом: "Наши сердечные поздравления к предстоящему бракосочетанию".
А может быть, сейчас, действительно, поздравляли таким Оригинальным способом? Я ведь был отставшим от времени дикарем и не очень разбирался в сегодняшних правилах приличия.
На плане Нью-Йорка вспыхнула рубиновая звезда, од повременно запела сирена.
- Сектор сорок второй Восточной улицы, - сказал диспетчер, передавая мне трубку.