- Красавка старая стала, молока уже не дает столько, сколько надо, поэтому я решил забить её на мясо, - сказал Николай. Он вывел корову из коровника, привязал её к перекладине ограды и посмотрел на мальчиков. Улыбнувшись, он поднял кувалду и мощным ударом по голове убил животное. Денис побледнел, Сергей потерял сознание, а Валя с любопытством смотрел, как корова медленно повалилась на бок.
Николай ножом извлек из проломленного черепа мозговую ткань, отсек часть и засунул в рот. Медленно жуя, он отрезал её один кусок беловатой ткани и протянул детям:
- Ну, кто хочет?
Валя единственный протянул рук и взял кусок мозга. Он жевал и смотрел на приемного отца.
- Молодец, - скупо похвалил Николай, - будешь помогать разделывать тушу. Денис, унеси этого слабака в дом, - добавил он, показав рукой на Сергея.
С этого дня его стали больше уважать, и в первую очередь это было заметно со стороны приемного отца. Но это продолжалось недолго. Николай, однажды выпив больше, чем обычно, решил охладиться в реке и утонул. Приемная мать, оставшись одна, отказалась от неродных детей, и Валя через четыре месяца сельской жизни вернулся в детский дом.
До шестнадцатилетнего возраста Валя добрался, продолжая жить в детдоме. Затем получил комнату в общежитии и решил поступать в медицинский институт. Он и сам не знал, откуда у него возникло это желание, но, получив аттестат, подал документы в приемную комиссию. У него без каких-либо затруднений получилось поступить на первый курс, но учиться в институте ему не понравилось. Интерес вызвали только занятия по анатомии. Даже не закончив первый семестр, Валя был отчислен за неуспеваемость. Но он сильно не переживал. К тому времени он с головой погрузился в мир компьютерных игр. В Армию его не взяли из-за плоскостопия.
Устроившись работать оператором в компьютерную фирму, он существовал в течение семи лет, пока в один прекрасный момент не вышел на ночную улицу и не проломил кирпичом голову пьяному парню. Потом была еще одна жертва, но во втором случае неожиданно появились нежеланные свидетели, и Валентин сбежал, не доведя дело до конца. Он настолько сильно испугался, что на следующий день уехал из города, взяв отпуск на работе. Про отшельника, живущего в глуши и водившего туристов по областным заповедным местам, он узнал случайно пару месяцев назад в разговоре с соседом по офису.
Я сижу у костра, смотрю на огонь и думаю о том, что узнал за то мгновение, что прикоснулся к Валентину. Теперь я точно знаю, что он опасен, но мне не ясно, почему именно сейчас Валентин начал убивать и наслаждаться вкусом мозговой ткани жертв. Возможно, это психическая травма из детства, но прошло больше двадцати лет с того момента, как его приемный отец убил корову. Может, в его жизни произошло что-то еще, чего я пока не увидел. Если бы у меня была возможность обследовать его, то я бы смог сказать это. Пока же я знаю, что Валентин уже размышляет о том, что он хочет убить нас с Виктором.
Убить, вскрыть череп и съесть мозг.
Допив чай, Валентин односложно говорит:
- Спать пойду.
Он уходит в палатку. Виктор смотрит ему вслед и спрашивает:
- Что тебе в нем не нравиться?
Я не собираюсь говорить ему о том, что знаю. Виктор все равно не поверит, - слишком все это прозвучит безумно. Он человек простой, и ему нужно простое объяснение. Поэтому я говорю:
- Мутный он какой-то. И явно от людей прячется, поэтому он поперся подальше в лес. При этом достаточно трусоват, поэтому я думаю, что если будет беда, Валентин скиснет первый.
- А ты будто прозрачный, как стеклышко, и тоже всей душой стремишься к людям, - усмехнувшись, говорит Виктор, - хотя, конечно, я вижу, что он иногда опасается собственной тени.
- Оно так, - киваю я, - каждый из нас не безупречен.
Мы молчим, но мне кажется, что Виктору, кроме трусости, тоже что-то не нравится в клиенте. Он пока не хочет об этом говорить, поэтому и я не пытаюсь развивать эту тему. В любом случае, мне надо внимательно присматривать за Валентином. Да и за Виктором тоже, потому что я чувствую, что в ближайшие дни, а, может, и недели, они мои спутники в тайге.
2.
Мелкий противный дождь. Вода с неба капает с утра. Мы идем вдоль реки, и от этого ощущение бесконечной сырости только усугубляется. Виктор хмурится, - он не узнает ни лес, ни реку, словно мы забрались в дремучие места. Мне тоже кажется, что мы очень далеко от цивилизации. Нет никаких признаков того, что где-то вообще существуют люди.
И я рад этому. Во всяком случае, пока.
Сначала надо решить проблему с Валентином, а потом можно выходить к людям.
- Ничего не понимаю, - тихо бормочет Виктор, - мы шли правильно, и никуда в сторону не сворачивали. Как получилось, что мы сейчас забрели неведомо куда?
Я ничего не отвечаю на этот вопрос, потому что Виктор спрашивает себя.
Валентин тоже молчит. Он идет, опустив глаза и никак не реагируя на сырую погоду. Такое впечатление, что он механически переставляет ноги, мысленно отсутствуя здесь и сейчас.
Впереди река делает поворот, и Виктор чуть ускоряет шаг. Он все еще верит, что за следующим поворотом будут знакомые места.
Конечно же, чуда не происходит. По-прежнему бесконечная тайга до самого горизонта.
У меня появляется ощущение, что за нами кто-то следит. Я привык доверять интуиции, поэтому иногда бросаю быстрые взгляды в сторону леса. Пока я ничего не вижу, но это ничего не говорит, - те существа, что нас преследуют, умеют сливаться с окружающим миром.
Виктор замедляет шаги перед буреломом. Сухие поваленные деревья преграждают путь. Осторожно переступая через сучковатые стволы, Виктор говорит:
- Смотрите под ноги. Идите внимательно.
Валентин выходит из замороженного состояния и с удивлением озирается:
- Что? Мы куда-то пришли?
- Нет, - коротко отвечает Виктор.
Я стараюсь идти за ним шаг в шаг, и слышу, как у меня за спиной кряхтит Валентин. Кряхтит и тихо матерится. В следующую секунду он, вскрикнув, с грохотом падает.
- Твою мать! - кричит он, то ли от страха, то ли от радости. - Я видел собаку.
Повернувшись, мы видим Валентина, который встает на ноги и показывает рукой в лес.
- Там, я видел там собаку!
- Одну или несколько? - уточняет Виктор.
- Вроде, одну.
- Молодец, а теперь пошли дальше.
Виктор поворачивается и продолжает движение.
- Погодите, если там собака, значит, где-то рядом есть люди.
- Это волк, - даже не обернувшись, короткой фразой Виктор объясняет ситуацию.
- Волк!
Я вижу, как округляются глаза Валентина. Он судорожно вскакивает на поваленный ствол дерева, с которого только что свалился, и быстрыми прыжками догоняет нас.
- А вроде выглядит, как обычная собака, - говорит он, обгоняя меня.
Я спокойно пропускаю его вперед, и мы продолжаем путь.
Хотя до вечера еще есть время, из-за отсутствия солнца и низко висящих туч, создается ощущение сумерек. Пройдя бурелом, мы выходим в редкий ельник.
- Если это был волк, то это значит, что нам угрожает опасность, - рассуждает Валентин, - он может ночью на нас напасть.
- Один волк не нападет, - спокойно говорит Виктор, - если стая, то вполне возможно.
- Я видел только одного.
Виктор, пожав плечами, продолжает идти.
Я знаю, что нас преследует стая минимум из пяти хищников, но ничего не говорю. Думаю, что и Виктор тоже думает, что за нами идет не один волк. Заметив впереди небольшую поляну на берегу реки, он замедляет шаги и направляется к этому месту. Ровная поверхность, до леса метров десять, рядом удобный спуск к реке.
Дождь прекращается.
- Здесь переночуем. Михаил, надо собрать валежник. Вернись назад и собери дров на всю ночь. Держи ружье.
Он бросает мне оружие.
Валентин исподлобья смотрит на меня. То, что Виктор дает мне ружье, заставляет его временно забыть об опасности быть съеденным волками. Он провожает меня взглядом, и думаю, что мысленно он желает, чтобы на меня напали волки и разорвали на части.
Когда я возвращаюсь, палатка уже стоит. Я делаю еще две ходки, чтобы создать запас дров на всю ночь. Весело трещит костер. Вода в котелке вот-вот закипит.
- У нас осталось шесть банок каши с мясом. Две банки сгущенки. Буханка хлеба, две пачки галет и полкило печенья, - говорит Валентин, когда Виктор протягивает мне банку каши.
- Я знаю.
Стиснув зубы, Валентин смотрит на меня. Верхние веки мелко дрожат. Он теребит лямку рюкзака, и явно еле сдерживает себя, чтобы не бросится на меня. Ненависть и страх. Ярость и трусливая нерешительность. Внезапные эмоции переполняют его, но он боится сделать первый шаг к реализации своих планов.
Виктор, не обращая внимания на своего клиента, говорит:
- Этой ночью надо быть острожными. Придется по очереди дежурить, чтобы поддерживать костер и охранять нас от волков.
- Что? - Валентин чуть не подпрыгивает на месте. - Дежурить? Нет, я не могу.
- А я и не собирался это тебе предлагать, - спокойно говорит Виктор, - мне совсем не хочется доверять тебе свою жизнь.
Нахохлившись от обиды, Валентин быстро съедает свою кашу, выпивает чай и уходит в палатку.
3.
Допив чай, Виктор смотрит на звездное небо. Наверное, он думает о том, чтобы предложить мне первому дежурить у костра.
- А ты почему ушел из города? - спрашиваю я, чтобы начать разговор. Думаю, что пришло время узнать его проблему.
Виктор с недоумением смотрит на меня.
- Мне кажется, - говорю я, - что ты тоже не так просто спрятался от человеческого общества. И если бы не деньги, то ты не водил бы людей по лесу.
- И откуда ты такой проницательный, - тихо говорит Виктор.
Пожав плечами, я жду ответа. Думаю, что он и сам давно хочет рассказать кому-нибудь о том, что случилось в его жизни. И оказываюсь прав.
- Знаешь, Михаил, иногда я думаю, что сделал что-то неправильно, но понять не могу - что? Есть у меня какое-то нехорошее предчувствие, что пошел по дороге, где на каждом шагу коровьи лепешки, и куда бы ни наступил, я каждый раз вступаю в дерьмо.
Он говорит тихим голосом, короткими фразами, медленно рассказывая часть своей жизни.
- Сам я деревенский. До восемнадцати лет жил на природе. Потом служба в Армии. Афган. Что-то после него надломилось во мне. Мотался по стране, нигде подолгу не задерживался, жил, как перекати-поле. Однажды решил попробовать пожить на одном месте. Устроился на работу. Вроде, всё складывалось хорошо. Потом девушка появилась, - в один прекрасный миг я вдруг понял, что жить без неё не могу. Она отвечала взаимностью. Дело двигалось к свадьбе. Впервые в жизни я пребывал на седьмом небе от счастья.
Виктор, задумчиво заглянув в пустую кружку, спрашивает:
- Там еще чай остался?
Я наливаю ему напиток, и он продолжает:
- А потом неожиданно всё развалилось. С одной стороны, я никакой вины со своей стороны не вижу, а с другой - у меня ощущение, что она исчезла, потому что решила, что это я виноват.
- Проблема-то в чем? - уточняю я.
- В этом.
Виктор достает из внутреннего кармана упакованный в пластиковый пакет документ. Неторопливо открывает его, извлекает маленький клочок бумаги и протягивает мне. Я с интересом смотрю: бланк анализа на микрореакцию на сифилис.
Аверкиева Т.В. Реакция положительная. Подпись и дата.
- Она оставила вместе с анализом записку, в которой обвинила меня в том, что это я заразил её сифилисом. И потом она просто исчезла. Я пытался найти её, но - у меня ничего не вышло. Я пошел в венерологический центр и сдал анализы на сифилис. На СПИД, на гепатиты, в общем, на все, что можно.
- Ничего не нашли? - понимающе уточняю я.
- Угу, - кивает Виктор, - здоров и чист. Я подождал около месяца, а потом, когда всё совсем обрыдло, уехал из города. И вот теперь я каждый день думаю - что это было? Мы же любили друг друга, я уверен в этом. Я видел и чувствовал эту любовь, я верил словам и глазам. Как такое могло случиться, что у меня нет сифилиса, а у неё есть?
Я возвращаю анализ Виктору и говорю:
- В некоторых случаях результаты анализов бывают ложноположительными. Нельзя поставить диагноз только по одной положительной микрореакции. Твоя девушка поторопилась, и ей никто не объяснил, что надо просто пойти к венерологу и сдать развернутый анализ на сифилис, так называемую реакцию Вассермана.
- А ты откуда знаешь?
- Я врач, - говорю я просто.
Виктор задумчиво смотрит на огонь.
- Врач, - повторяет он тихо, - мне от этого не легче.
- Бывает еще один случай, когда микрореакция бывает положительной при отсутствии сифилиса.
- Какой?
- Беременность.
Виктор, вздрогнув, поворачивается ко мне. Он молчит, но я знаю, что он ждет моих объяснений.
- У беременных такое иногда случается, - даже в развернутой реакции Вассермана можно увидеть положительный результат. Этих женщин все равно приходится обследовать у венерологов, но если они ничего не находят, то мы говорим, что это специфические изменения в организме беременной женщины приводят к положительным реакциям в анализах на сифилис.
- Ты хочешь сказать, что Тамара была беременна?!
Наконец-то я узнаю имя девушки. Я смотрю на округлившиеся глаза Виктора и киваю. Конечно же, нельзя быть уверенным на сто процентов, но мне хочется дать ему надежду и желание жить. Впрочем, скорее всего я прав.
- Я думаю, что ты совсем немного не дождался свою девушку. Наверное, она куда-нибудь уехала из города. Потом, когда она поняла, что беременна, пошла к доктору. Может, она хотела прервать беременность, может, хотела сохранить, - тут уж я ничего не могу сказать. В любом случае, было проведено стандартное обследование и получены отрицательные результаты анализов. Думаю, ей объяснили, что она была не права. Она вспомнила о тебе и о том, как несправедливо обвинила, вернулась в город и - не нашла тебя.
Я высказываю Виктору свои умозаключения. Он смотрит на меня и молчит. Забытая кружка с чаем стоит в стороне. Мне хочется, чтобы он сам пришел к правильным выводам, поэтому я замолкаю.
Проходит минут пять, и только после этого Виктор говорит:
- Это что же получается, Тамара могла выносить моего ребенка и родить. Или она не нашла меня и сделала аборт.
- Ну, мне кажется, что случилось первое, потому что если женщина действительно любит, то она обязательно сохранит плод любви. Возможно, сейчас где-то растет твой ребенок, а ты, как неприкаянный, шарахаешься по лесам.
Виктор поворачивает голову к костру, долго смотрит на огонь, а потом говорит:
- Мне надо подумать. До трех часов ты присматриваешь за костром.
Он протягивает мне ружье, встает и уходит в палатку, не дожидаясь ответа от меня.
Я подбрасываю хворост в костер и смотрю на танец огня. В этом неутомимом буйстве движения сейчас сосредоточена вся моя жизнь. Я чувствую тепло, которое дает мне огонь. И я вижу ответы на многие вопросы, которые я еще не задал. И самый первый из них - я сделал всё правильно, попытавшись вернуть Виктора к жизни. Мне бы хотелось, чтобы Виктор очень сильно захотел выйти к людям, потому что кроме него никто меня не выведет из леса.
Хотя, может, я придаю этому слишком большое значение. У меня есть Богиня, которая вывела меня из болота. Она же выведет меня из тайги.
И есть еще третий вариант.
Остаться в лесу на некоторое время.
3.
Ночная тишина. Темно-красные угли горят голубоватым огнем. Ветра нет, - ни малейшего дуновения от реки. Вода в реке бежит тихо. В лесу тоже все замерло, словно затаившаяся ночь ждет, кто первый испугается и в панике помчится прочь, сломя голову.
Я смотрю на палатку, которая находится в паре метров от меня. Никаких лишних движений, никаких звуков. Не думаю, что Виктор спит. И это хорошо. Пока он сам способен защитить себя от убийцы.
Мысленно улыбнувшись, я думаю о том, что сейчас на многие километры нет ни одного человека. Нас трое, и двое из них - маньяки. Да, хотя бы сам перед собой я могу не говорить о своей нормальности. У меня есть дар, - и только лишь это отличает меня от мира теней, где нормальностью считается невозможность убийства человека человеком. Не убий, сказал Иисус, и тени поверили ему.
Ходить в церковь. Молиться и соблюдать заповеди. Покорно принимать болезни и смерть. Склонять голову перед неизбежным. На коленях умолять. Верить вопреки логике и разуму. Даже если человек считает себя атеистом, подсознательно он продолжает трепетать перед Высшей Силой, понять которую не в состоянии.
Это считается нормальным человеческим поведением.
Однажды я вслух сказал, что я - Бог. И только лишь этим отделил себя от мира теней.
Однако нельзя быть тем, суть чего ты не знаешь.
Что есть Бог? Он живет среди теней или присутствует везде и всюду бестелесно? Каково это - быть над миром теней и знать, что тебе поклоняются? Есть ли у него права и обязанности? Какова его роль в ключевых событиях истории или во всех бедах человечества виноват только сам человек?
На эти вопросы у меня нет ответов.
Значит, я не имею никакого отношения к Богу.
И я один из миллиардов теней, идущих одной и той же дорогой от рождения к смерти. Беспросветно мрачный путь в неизвестность, бессмысленно однообразный и неизбежный. Я пытался быть самим собой, как говорила мне Богиня, но явно ничего не вышло. Ведомый за руку, я свернул на тропу, ведущую к свету далеких фонарей, но, сделав порядочный круг по лесу, вернулся в толпу теней, бредущих по кругу.
У меня есть дар, но его использование не принесло мне ничего, кроме опасливого отношения неблагодарных пациентов. Они чувствовали, что я не такой, как они, и ждали от меня чуда, ничего не предлагая взамен. Ни простой благодарности, ни банального уважения. Собственно, ни того, ни другого мне и не надо, вполне бы хватило обычного понимания, что я сделал для них что-то очень важное. Чтобы пациент осознал, что ему снова подарили жизнь, и он может продолжать свой длинный путь к смерти. Но нет - редкий из тех, кто заглянул в бездну, возвращался преисполненный осознанием непреходящей ценности человеческой жизни.
У меня есть знание ближайшего будущего, но и оно ничего мне не дает. Потому что я не совсем уверен в том, что всё именно так и будет. Эта неопределенность заставляет сомневаться даже меня, что уж говорить о других представителях мира теней, которым я открывал завесу завтрашнего дня.
Еще несколько лет назад всё было проще. Я был уверен в том, что должен сохранить тело Богини, принести жертвы и уйти в Тростниковые Поля. Я свято верил в это, и шел этой дорогой. Да, я и сейчас считаю, что всё делал правильно. Но вот я снова там, откуда начал свой путь. Ничего не изменилось.
Я не знаю, кто я есть.
Я не уверен в том, что мой путь продолжается в правильном направлении.