- Может, и не врет он, - задумчиво говорит Виктор, - здесь на Урале полно аномальных зон. Зайдешь в такое место, и счастье, если вообще жив останешься. Кстати, Валентин, мы ведь с тобой тоже заблудились.
- Да, ладно, заблудились, - отмахнулся Валентин, - просто сбились с пути. Завтра с утра настрою свой навигатор, и мы поймем, где находимся.
Виктор, недоверчиво покачав головой, ничего не сказал. Протянув рук, он взял свой рюкзак и вытащил из него консервную банку. Ловко вскрыв её ножом, он протянул мне банку с пищей и ложку:
- На, ешь.
Я беру предложенную еду, и первая ложка во рту, как взрыв наслаждения, - гречневая каша с мясом непередаваемо вкусна. На мгновение я забываю о своих спасителях, работая ложкой, как стахановец. Дно банки оказывается значительно ближе, чем я предполагал. Старательно выскребая стенки консервной банки, и ловя себя на мысли, что было бы хорошо облизать стенки банки, я бросаю быстрые взгляды на двух мужиков, сидящих у костра. Виктор, по-прежнему, спокоен и невозмутим. Он смотрит на огонь и вертит охотничий нож в руке. Валентин странно суетлив, - то смотрит на меня, то отводит глаза в сторону. Пальцы переплетены и сжаты. Скорее всего, чай в его кружке уже остыл, но он словно забыл про него.
Поставив пустую банку на землю, я протягиваю чисто вылизанную ложку Виктору и спрашиваю:
- А вы на самом деле заблудились? И действительно не знаете, где мы сейчас?
Виктор, пожав плечами, говорит:
- Странно как-то, вроде шли в правильном направлении, а потом вдруг я перестал лес узнавать. Я тут уже года три хожу, все тропки знаю, а сегодня днем оказалось, что мы идем совсем не там, где я привык ходить. И когда мы свернули не туда, никак не пойму.
- Я же говорил, что надо было сразу навигатор достать, - вклинился в разговор Валентин.
- Мы сейчас должны быть километрах в десяти от Ветлана, - словно не услышав спутника, отвечает на мой второй вопрос Виктор, - я проводник, а Валентин, мой клиент.
Кивнув, я понял, что был прав. Судя по внешнему виду, Валентин - типичный городской житель. А Виктор - охотник, привыкший жить в лесу.
Я думаю о том, что потерял не только месяц времени, но и кусок пространства, потому что от того места, где находилось болото до реки Вишера, на берегу которой находятся скалы по имени Ветлан, примерно несколько сот километров.
Я не знаю, как преодолел их. В моей памяти нет ничего, - ни того, как я добрался сюда, ни того, как жил все последние дни и недели. И только это заставляет меня задумчиво смотреть на языки пламени, словно я хочу найти там ответ на незаданный вопрос.
6.
Рабочий день почти закончился, когда раздался звонок мобильного телефона. Мария Давидовна увидела на экране имя доктора из женской консультации, улыбнулась и нажала на кнопку ответа.
- Здравствуйте, Светлана Геннадьевна.
Она слушала голос в трубке, и углы рта медленно опускались вниз.
- Какой анализ не очень хороший?
- А, понятно, мне надо к вам сейчас приехать, и вы скажете.
- Сейчас буду.
Нахмурившись, Мария Давидовна нажала на кнопку отбоя и встала со стула. Быстро переодевшись, она схватила сумку и вышла из кабинета. Всю дорогу до женской консультации она ехала и перебирала в уме те анализы, которые сдавала недавно. Какой-то из них доктору не понравился.
В кабинете у доктора она села на стул и спросила:
- Что не так, Светлана Геннадьевна?
Доктор, не говоря ни слова, протянула ей бланк анализа. Мария Давидовна смотрела на заголовок анализа - "Определение образца крови в ИФА на СПИД", стандартные графы - фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес, шифр. Печать клинической лаборатории, где было указано, что реакция ИФА положительная. Сознание никак не хотело принимать реальность, даже когда она посмотрела на заголовок. Доктор Гринберг с непроницаемым выражением лица созерцала листок бумаги и никак не желала понимать, что видят глаза.
- Мария Давидовна, анализ, конечно, сомнительный, - услышала она далекий голос доктора, словно та находилась, как минимум, в другой комнате, как максимум, в другой галактике, - вам надо ехать в СПИД-центр, где это анализ делается, и повторно сдавать кровь.
- Я больна СПИДом? - обреченным голосом спросила Мария Давидовна, словно не слышала последних слов врача.
Светлана Геннадьевна вздохнула и снова повторила свои слова о сомнительном результате и необходимости повторной сдачи крови.
- Если есть возможность, то съездите к ним сегодня, - закончила она и протянула бланк направления в СПИД-центр, - здесь указан телефон и адрес. Давайте, Мария Давидовна, езжайте.
Взяв бланк направления, доктор Гринберг встала и вышла из кабинета, забыв попрощаться. Она шла по улице, механически переставляя ноги, и даже не пыталась думать, что делает. Свербящая в голове мысль о наличии у неё вируса иммунодефицита не давала покоя. Она не замечала встречных женщин, которые со счастливыми лицами шли в сторону женской консультации. Она не чувствовала теплых лучей осеннего солнца, которое совсем скоро на долгие месяцы перестанет греть. Она не видела, как ей вслед оборачиваются люди, потому что на её лице было написано вселенское страдание.
Опомнившись на автобусной остановке, она дождалась нужный автобус, забралась в него и поехала в СПИД-центр. Всю дорогу она, как мантру, бормотала одну единственную фразу - результат сомнительный, надо сдать кровь, результат сомнительный, надо повторно сдать кровь. И не верила этим словам доктора. Она сама врач, и прекрасно знает, что неизлечимо больному человеку лучше не говорить сразу всю правду. Она знает, что в медицине, в отличие от юриспруденции, действует презумпция виновности - любое сомнение трактуется в пользу заболевания, а не человека.
Сказать полуправду, чтобы дать надежду.
Мария Давидовна ухмыльнулась. Дать человеку надежду, чтобы он не наложил на себя руки. Всё равно умрет, но не я подтолкну его к последнему шагу.
Кстати, от СПИДа сразу не умирают. У неё есть несколько лет жизни.
Мария Давидовна стала мысленно складывать оборонительную стену в своем сознании: ребенка она выносит, профилактические лечение позволит не передать плоду вирус - она прекрасно знала, что своевременно проведенные мероприятия дают прекрасный результат. Она сможет провести со своей дочерью, - да, именно с дочкой, она уверена, что у неё родится девочка, - первые годы её жизни, а если повезет, то и первые десять лет её жизни. Она даст ей всю свою любовь, и ничто не сможет помешать прожить остаток жизни в любви и согласии с этим миром.
Из автобуса она вышла со спокойным выражением лица. Неспешным шагом Мария Давидовна дошла до Центра, - почему-то даже мысленно она не хотела добавлять приставку перед названием учреждения. Завела амбулаторную карту в регистратуре и нашла нужный кабинет.
Она посмотрела на доктора - женщина средних лет - и внезапно подумала о том, что белый халат обезличивает человека. Все врачи на одно лицо, словно их штампуют в медицинских институтах. Профессиональная непроницаемость на лице, равнодушие в глазах и спокойный голос, в котором легко можно прочитать свой диагноз. Доктор что-то начала говорить, но Мария Давидовна прервала её:
- Извините, как вас зовут?
Нахмурившись, врач подняла глаза от амбулаторной карты и посмотрела на пациентку так, словно она задала, как минимум, неприличный вопрос, как максимум, посмела приблизиться к ней на недопустимое расстояние.
- Ангелина Афанасьевна, - представилась она, - однако речь не обо мне. Давайте, Мария Давидовна, поговорим о вашем окружении. Вы же, как врач, понимаете, что вирус иммунодефицита с неба не свалится.
- Но, Ангелина Афанасьевна, у меня результат анализа сомнительный, может, я сначала сдам кровь, а потом мы с вами будем искать источник заражения?
Доктор задумчиво посмотрела на пациентку, вздохнула и, еле заметно усмехнувшись, пожала плечами. В её глазах можно было легко прочитать всё, что она думает о пациентке.
Мария Давидовна с трудом заставила себя не закричать в лицо врачихе, что она не какая-нибудь наркоманка или блядь, чтобы с ней так обращаться. Подавив в себе секундный порыв, она взяла протянутый бланк и тихим голосом спросила:
- Куда идти?
- По коридору направо, там лаборатория. Сдадите кровь и завтра, милости прошу, приезжайте снова сюда с двух до восьми вечера.
Мария Давидовна кивнула и вышла из кабинета. В лаборатории она тоскливо смотрела на медсестру в противоспидном костюме и специальных очках, которая долго и нудно готовилась взять у неё кровь из вены. Затем, прижав ватный шарик к локтевому сгибу правой руки, она сидела в коридоре Центра и смотрела прямо перед собой, пытаясь не думать о том, что упрямо лезло в голову.
Мысли об источнике заражения.
Как бы она не гнала их, они вязким варевом бурлили в сознании.
7.
- Тебе надо переодеться, - говорит Виктор и бросает мне майку и свитер, которые извлекает из рюкзака.
- Спасибо, - я с удовольствием благодарю Виктора. Впереди холодная ночь, костер все время гореть не будет, и под утро я сильно замерзну. Свитер хоть немного облегчит мне жизнь.
- Валентин, дай ему ветровку, - говорит Виктор своему спутнику, - я знаю, у тебя есть. Давай, давай, не жмоться.
Валентин недовольно морщиться, но, тем не менее, достает из недр своего большого рюкзака черную болоньевую ветровку.
- Большое спасибо, - говорю я Валентину, хотя понимаю, что он не услышит слов благодарности. Я беру протянутую одежду, прикасаясь к его руке.
И понимаю, что мне не нравится в этой паре заблудившихся путешественников.
Я увидел, зачем городской житель по имени Валентин отправился в лес. Он здесь прячется - от остальных людей, и от самого себя. Впрочем, прикосновение было настолько мимолетным, что я не уверен на сто процентов. Поэтому - я улыбаюсь. Надеюсь, у меня будет возможность лучше узнать его.
- Отлично, - говорю я от всей души, - спасибо вам, за то, что спасли меня.
- В лесу по-другому нельзя, - спокойно говорит Виктор.
- А разве человек человеку не волк? - спрашиваю я, глядя на Валентина.
- Это в городе, - отмахивается Виктор, - а здесь надо жить в согласии с собой и природой. Иначе не выжить. Сегодня мы тебе помогли, завтра ты - нам. Всё взаимосвязано. Ладно, давайте спать.
- У нас палатка на двоих, - говорит Валентин, как бы напоминая спутнику, что места на троих не хватит.
- Ничего, я здесь, у костра побуду, - говорю я, всем своим видом демонстрируя готовность провести ночь у костра.
Виктор пожимает плечами, берет ружье, и они вдвоем забираются в палатку.
От костра остались угли. Я смотрю на багровое мерцание и мысленно говорю Богине "спасибо". Это она привела их сюда, закрутив в лесу. Это она свела нас здесь, потому что они нужны мне, а я нужен им.
Виктор прав. Всё взаимосвязано и предопределено.
Я бросаю в костер несколько веток. Огонь с удовольствием принимает предложенную пищу, и разгорается. Я смотрю на языки пламени и неожиданно для себя вспоминаю Марию. В последний раз я видел её в конце июля. Издалека и всего лишь несколько мгновений. Сейчас конец сентября. Прошло два месяца. Сколько раз я думал о ней?
Совсем не часто, если не сказать, - редко.
Надеюсь, что у неё все хорошо. Только это мне и остается.
Надеяться…
Теперь, когда она так далека, я с трудом могу вспомнить образ. Может, если бы у меня был лист бумаги и карандаш, то я смог бы нарисовать. Собственно, я не помню, что со мной было в течение целого месяца, поэтому радость уже то, что я вообще помню её лицо, улыбку и счастливое выражение глаз.
Пусть даже просто в своем сознании.
Закрыв глаза, я с улыбкой погружаюсь в воспоминания. В какой-то момент мне кажется, что я снова вижу её, и, протянув руку, я хочу прикоснуться к щеке, по которой бежит одинокая слеза. Я почти касаюсь кожи, и - вздрагиваю от боли.
Отдернув руку, я открываю глаза.
Похоже, что я уснул. С удивлением взирая на почти погасшие угли, к которым тянул правую руку, я думаю о том, что неожиданно для себя провалился в сон. Подняв голову, я вижу сереющее небо, а, значит, скоро утро. Потянувшись затекшим телом, я чувствую утренний холод. Я бросаю в угли новую порцию веток и, набрав полные легкие воздуха, дую на угли.
Костер снова разгорается, давая мне тепло. Подумав, что надо вскипятить воду для чая, я беру котелок и иду за водой к ручейку, через который вчера перебирался. Повесив котелок над огнем, я снова сажусь на еловые лапы, постеленные рядом с костром.
- Доброе утро, - слышу я голос Виктора, - как спалось?
- Отлично. Костер почти погас, вот я и проснулся.
Виктор садится рядом со мной и задумчиво смотрит на огонь.
- Никак не могу понять, как это я умудрился заблудиться, - говорит он, - всю ночь ворочался, думал, так и эдак прикидывал, не иначе, леший нас за нос водил.
- Любой может в лесу заблудиться, - успокаиваю я его.
- Оно так, но я по этому маршруту уже раз сто ходил. И ни разу со мной ничего подобного не случалось. Ладно, давай чай заварим.
Виктор достает из рюкзака и протягивает мне упаковку чая. Я беру так, чтобы прикоснутся к его руке. Всего лишь мгновение я чувствую тепло его руки, но этого вполне достаточно. Есть люди настолько открытые, что понять их очень легко. Понять и узнать. Я оказался в нужном месте в нужное время. Ему нужна моя помощь, пусть даже он еще не догадывается об этом.
Виктор Шагеев. Сорок лет. Родившись и прожив в деревне первые восемнадцать лет жизни, он и не подозревал, насколько несправедлив и жесток мир людей. Когда пришло время идти в Армию, крепкого парня на призывном пункте отправили в Воздушно-Десантные Войска. После месяца учебки, он попал в Афганистан, и даже не смотря на то, что это произошло в последние месяцы перед выводом Советских войск из этой страны, Виктор успел увидеть и узнать так много, что это полностью перевернуло его представление об окружающем мире. Отдав долг Родине, он вернулся в родную деревню, но смог прожить спокойной и однообразной жизнью всего лишь полгода. Он сам не мог объяснить, почему ему не сидится на месте, но - ощущение окончания любого существования и горечь обязательной потери заставляли его стремиться избавиться от любой привязанности. Пусть даже это была его родная мать. Он был уверен, что только одиночество даст ему свободу и умиротворение. Жизнь человека - преходяща, и ему совсем не хотелось терять того, кто был, есть или станет для него родным и близким.
Виктор нигде подолгу не задерживался, скитаясь по стране. Он работал вахтовым методом на нефтяных платформах и на заводах в крупных городах. Ходил в путину на сейнере и крестьянствовал в фермерском хозяйстве в Центральной России. Добывал золото в Якутии и строил дома в Краснодарском крае. Как перекати-поле, он катился по бескрайним просторам России, даже не задумываясь, что он хочет от жизни и для чего он живет.
Когда ему перевалило за тридцать пять, Виктор приехал в город на Урале и устроился работать на крупный завод. Думая, что поживет здесь полгода, но задержался на пять.
Я знаю, в чем его проблема.
И мне хочется помочь ему.
Из палатки вылезает Валентин. Широко зевнув, он неторопливо протирает глаза и потягивается. Затем подходит к костру и садится.
- Сейчас чай заварится, и позавтракаем, - говорит Виктор, наливая кипяток в кружку с заваркой.
- Пойду, умоюсь, - кивает Валентин и уходит к ручью.
- Ты его хорошо знаешь? - спрашиваю я.
- Откуда? - удивленно глядя на меня, говорит Виктор. - Пять дней назад пришел ко мне на хутор, сказал, что хочет добраться до Ветлана, посмотреть на уральскую природу, предложил деньги. Вот и всё. Деньги мне нужны, поэтому я согласился.
Он разлил темно-коричневый напиток по кружкам, долил кипятка и показал мне на ту кружку, которую выделил для меня. Валентин вернулся с розовыми щеками и довольной улыбкой. В молчании мы выпили горячий чай и стали собираться. К этому времени сумерки сменились рассветом.
- Ну, доставай свой хваленый навигатор, - говорит Виктор.
Валентин с гордой улыбкой извлекает из кармана рюкзака прибор. Включает его и смотрит на прямоугольный экран.
- Сейчас он найдет спутники, определит наше местонахождение, а потом предложит нам направление движения. И всё - останется только идти туда, куда он скажет.
Виктор стоит от него справа и смотрит через плечо. Я подхожу слева и смотрю на маленький экран.
- Твою мать! - недовольным голосом выражается Валентин. - Смотрите, как заряд батареи уменьшается! Такое впечатление, что из него энергию что-то высасывает!
Я вижу, как в правом верхнем углу экрана стремительно снижается количество ромбиков в прямоугольнике знака. Наконец-то навигатор находит сигналы спутников, с помощью которых можно определить наше местонахождение, но именно в этот момент заканчиваются ромбики и экран внезапно гаснет.