Разгадка случившемуся нашлась в лазарете. Они с мамой порой оставляли друг другу записки на вделанном в стену металлическом шкафчике в приемной - пошарив наверху рукой, Лесли нащупала конверт; внутри лежало письмо:
"Лесли, доченька!
Слава всем святым, что твой посланец успел передать мне письмо, потому что на следующей неделе мы уходим. У нас почти не осталось воды - после случившегося зимой землетрясения артезианская скважина иссякла, и сейчас воды едва хватает даже для питья.
Полковник ведет нас на север, в Вайоминг. Пока мы точно не знаем, где остановимся и обоснуемся - он послал вперед разведчиков, они будут ждать нас возле Денвера и укажут дальнейший путь.
Мне очень хочется верить, что когда-нибудь мы с тобой снова встретимся.
Люблю тебя и всегда буду любить и ждать!
Мама.
P.S. Я не смогла подарить тебе ничего на день рождения. Подарок ждет тебя там, где когда-то стояла наша палатка".
На месте двухэтажного здания склада, где прежде находились ведущие в подземный этаж лифты, пандусы и лестницы, высилась теперь лишь груда обломков. Саперы явно не пожалели взрывчатки, чтобы никто не смог добраться до нижних пещер.
То есть почти никто - даже на самой базе лишь несколько человек знали, что, кроме основного входа, подземный склад имеет еще два запасных, сделанных по принципу "лисьей норы", то есть вынесенных за пределы базы. Но Аннелиз Брин знала - и знала, что ее дочери тоже известна эта тайна.
К одному из запасных входов и направилась Лесли. Убедилась, что дверь открывается, и, оставив собак снаружи, зашла внутрь, прихватив с собой десяток толстых смолистых веток; одну из них зажгла прямо у входа.
Знакомые ей с детства пещеры в свете факела выглядели непривычно голыми и заброшенными. На стеллажах почти ничего не осталось, лишь порой взгляд натыкался на штабеля коробок - то ли их не смогли увезти, то ли просто забыли.
Склады она знала как свои пять пальцев и довольно быстро добралась до пещеры, где когда-то стояли палатки. В углу лежал небольшой сверток, в нем были лекарства - обезболивающие, жаропонижающие, даже антибиотики - пусть давным-давно просроченные, они все еще действовали. Кроме того, шприц в железной коробочке, два скальпеля и кольт 38 калибра с коробкой патронов.
Несколько дней Лесли провела в Форт-Бенсоне. Ночевала в офицерском общежитии, в той самой квартире, где они жили с мамой - когда-то такой уютной, а теперь холодной, сырой и промозглой.
Ей хотелось сейчас же, немедленно идти в Вайоминг, но было понятно, что делать этого нельзя - вот-вот выпадет снег, а у нее ни теплой одежды, ни еды. И патронов для винтовки осталось мало.
День она потратила на то, чтобы набрать мешок картошки - урожай в этом году убирали наспех, и много мелких клубней осталось под землей. Еще два дня обследовала подземные склады - на полках обнаружилась камуфляжная одежда, высокие солдатские ботинки, рулоны полиэтиленовых пакетов, веревки и нитки, какие-то детали для никому теперь не нужных компьютеров, пластиковые миски и еще много всякой всячины. Но никакой еды, кроме завалившейся за стеллаж коробки печенья, и никакого оружия.
В таких обстоятельствах идти в Вайоминг было бы самоубийством. Оставаться на базе тоже.
И Лесли повернула на юг; вспомнив рассказы Джерико, прихватила со склада пару рулонов пакетов, нитки и веревки в надежде обменять их в ближайшем селении на еду и патроны. Так началась ее "карьера" маркетира.
Перезимовала она в Нью-Мексико. Нашла в лесу заброшенную землянку и кое-как обустроила; выменянных на взятые с базы товары патронов хватило, чтобы промышлять охотой.
Снова в Форт-Бенсон Лесли пришла весной. На этот раз не стала надолго задерживаться, только взяла на складе еще ниток и пакетов - веревки, как выяснилось, ценились куда меньше. Переоделась в камуфляж - ее старая одежда за зиму окончательно износилась - и наконец-то двинулась на север.
Она рассчитывала легко найти след: в Форт-Бенсоне жило больше тысячи человек; такая группа, тем более с грузовиками и повозками - вещь приметная. Поначалу ей даже везло: в двух поселениях нашлись люди, которые в ответ на ее расспросы ответили "А, да, было такое!" Еще в одном небольшом поселении на границе с Вайомингом вспомнили, что заходивший прошлым летом к ним торговец рассказывал о длинной колонне машин, движущейся по шоссе на север.
Но на этом удача закончилась. Лесли прошла весь Вайоминг с юга на север, свернула на восток; заходила в каждый поселок - на все ее расспросы люди качали головами и отвечали "Нет, ни о чем таком мы не слышали".
Неделя шла за неделей, и надежда постепенно таяла.
"Но этого же не может быть, не может быть! - повторяла себе Лесли. - Даже если они все погибли - а этого тоже не может быть! - то все равно кто-нибудь что-нибудь должен был слышать или знать! Не сквозь землю же они провалились!"
Зима подкралась незаметно. Выпал снег, и она поняла, что нужно уходить на юг.
Снова в Вайоминг Лесли пришла следующей весной. Обошла его вдоль и поперек, заходила в поселки и спрашивала, спрашивала, спрашивала. И получала в ответ "Нет… Нет… Нет…"
С тех пор прошло шесть лет.
Лесли стала опытным маркетиром, имела репутацию человека, продающего хороший товар, но и знающего ему цену. Кроме того, она занималась врачеванием, собирала и продавала лекарственные растения и настойки из них - потому заслужила в поселках прозвище Аптекарь.
Источником товара для нее теперь были не только остатки с подземных складов Форт-Бенсона. Она заходила в заброшенные города, обшаривала дома и магазины, подвалы и багажники проржавевших автомобилей; иногда выменивала что-то, если знала, что в другом месте это удастся продать с выгодой.
Вся ее жизнь проходила в дороге, она бывала в Юте и на севере Техаса, в Небраске и в Аризоне, как-то раз даже забрела в Калифорнию.
До сих пор, приходя в новое, незнакомое место, Лесли еще иногда спрашивала - не слышал ли кто-нибудь о большой группе людей из Колорадо, из Форт-Бенсона, которые основали где-то новое поселение, но на самом деле уже не надеялась когда-нибудь услышать в ответ "Да".
Порой ей встречались другие бродячие торговцы; некоторые предлагали идти дальше вместе. Лесли неизменно отказывалась, предпочитая сохранить независимость. Ну, и - чего греха таить! - в этом суровом мире правили мужчины, и присоединение к группе означало бы необходимость спать с одним из них или со всеми по очереди.
И кроме того - у нее была Стая.
Ала еще дважды приносила щенков, рождались щенки и у ее дочерей. С густой бурой шерстью, вытянутыми мордами и острыми ушами, они почти не отличались от койотов, лишь белые лапы да порой белый галстучек на груди выдавали в них примесь собачей крови.
Многие из них, повзрослев, уходили - брала верх кровь койота, охотника-одиночки; некоторые оставались. Сейчас в Стае насчитывалась двенадцать собак, включая двух щенков-однолеток. И Ала, верная Ала - мамин подарок, память о счастливой и беспечной жизни в Форт-Бенсоне.
Вместе с Лесли они странствовали и вместе охотились, предупреждали ее об опасности и находили пищу и воду в, казалось бы, безжизненной пустыне; вместе с ней спасались от врагов, вместе голодали и вместе пировали, когда попадалась богатая добыча.
Они были ее друзьями, ее единственной семьей.
Кроме них, у Лесли не было никого и ничего, что было бы ей дорого - ни близких людей, ни места, которое она могла бы назвать своим домом.
Ни - теперь - даже осла.
ЧАСТЬ II
ОСЕЛ ГОСПОДА БОГА
"Любые нравственные законы и нормы относительны, а не абсолютны. Они связаны со временем и местом и теряют всякий смысл, будучи вырванными оттуда".
Гарри Гаррисон. "Этический инженер".
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Половину товара пришлось оставить в схроне. Там же, в пещере, Лесли отсиживалась два дня, пока шел дождь; заодно рассортировала вещи: что лучше оставить, а что имеет смысл взять с собой и предложить в ближайших поселениях.
Схронов, то есть мест, где она хранила товары, у нее было восемнадцать, примерно по три на штат. Кроме товаров, там обычно имелся небольшой запас вяленого мяса и крупы, запасная одежда и стрелы для арбалета.
Огнестрельным оружием она уже несколько лет не пользовалась. Хотя многие люди сохранили приверженность к ружьям и револьверам и гордо щеголяли кобурой у пояса, Лесли давно поняла, что ей больше подходит арбалет - бесшумный, со стрелами, которые можно использовать снова и снова. Патроны постепенно становились все большей ценностью, те же, что делали умельцы в поселениях, часто давали осечку, а бывало, и застревали в патроннике.
Какое сегодня число, Лесли знала весьма приблизительно: в последнем поселении, где она побывала, слышала, как два старика спорили, первое марта сегодня или двадцать девятое февраля - с одной стороны, сейчас идет двадцатый год после Перемены, то есть високосный, с другой, если год считать от Рождества Христова, то он получается никакой не високосный и в феврале всего двадцать восемь дней. Все это они талдычили друг другу громкими голосами, повторяя одно и то же по несколько раз, так что невольно запомнилось.
И поскольку с тех пор прошло недели три, то получалось, что сейчас конец марта. Собственно, это бы и не имело значения, если бы не одно обстоятельство: в поселок на реке Симаррон, куда Лесли шла, ей непременно нужно было попасть до шестого апреля - доставить туда особый заказ.
До поселка оставалось всего ничего, поэтому, добравшись до неширокой безымянной речушки, впадавшей в Симаррон, она позволила себе полдня передышки: постирала одежду, засолила шкурки добытых по пути гремучек, отобрала товары, которые собиралась взять в поселок - а потом до самого вечера лежала на расстеленном одеяле и глядела в небо.
Мысли, одолевавшие ее, были не слишком веселыми - из тех, что в последнее время посещали ее все чаще. Еще год такой жизни… пять, десять - а что потом? Ей представилась старуха с волокушей, бредущая по пустыне в окружении дряхлых собак…
Словно в ответ на это, рядом тяжело рухнуло мохнатое тело и под мышку сунулась холодная морда.
- И-и! - Лесли аж взвизгнула от неожиданности. - Ты что, с ума сошла?!
Поздно, дело уже было сделано: пройдя по одеялу мокрыми лапами, Ала плюхнулась на него не менее мокрым животом. Не иначе лягушек на мелководье ловила - а теперь пришла к хозяйке отдыхать и греться.
- Иди отсюда! Кыш!
Собака в ответ привалилась к ней плотнее и захлопала по одеялу хвостом. От этого знакомого звука, от живого тепла рядом на душе сразу стало легче. В самом деле - чего сейчас загадывать, что будет через пять, тем более через десять лет! Поживем - увидим. Точнее, доживем - так увидим; вспомнился недавний случай с мотоциклистами…
Лесли мотнула головой, отгоняя неприятные мысли.
- Ну что, - улыбнувшись, потрепала она собаку по боку, - а может, нам стоит дом завести? Чем плохо? У многих маркетиров дома в поселках есть!
Собака снова похлопала хвостом - столь высокие материи были ей непонятны, но раз спрашивают, нужно ответить.
- Ладно, пошли ужинать!
Вот это слово Ала знала хорошо - тут же вскочила и побежала к волокуше.
Торговать Лесли ходила без Стаи; оставляла собак в нескольких милях от поселка вместе с основным запасом товара. Лишь иногда брала с собой Алу или Дану, самую крупную и смышленую из ее дочерей.
Но на этот раз она сказала обеим напрягшимся в ожидании собакам:
- Вы остаетесь! - указала на волокушу. - Ждать! Место! - взвалила на себя рюкзак и пошла прочь от реки.
За ней попытался увязаться Дураш - кобелек из последнего помета Даны; хотя ему было уже больше года, он до сих пор сохранял щенячью игривость и недотепистость. Пришлось цыкнуть на него, чтобы отстал.
К Симаррону Лесли вышла к полудню. Поселок был примерно в миле вниз по течению, на противоположном берегу; через реку хорошо был виден окружавший его частокол и, ближе к воде, изумрудные пятна огородов.
Она пошла вдоль берега; по мере приближения к поселку детали становились все отчетливее: ворота были распахнуты, на огородах тут и там виднелись люди. Значит, сегодня будний день - воскресенье жители поселка проводили в молельном доме и не оскверняли этот день работой.
Теперь предстояло перебраться через реку. Приставив ладони рупором ко рту, Лесли заорала что есть силы:
- Ээ-хой-й! Ээ-хой-й-й!
Мужчина в широких синих штанах и пестрой рубахе, копавшийся на одном из огородов, выпрямился, вглядываясь из-под руки. Подойдя к берегу, отозвался:
- Эгей! Че надо?
- Я Лесли Брин, Аптекарь. Принесла товар для жены Калеба Гриссопа.
- Ага, ясно. Сейчас! - крикнул ее собеседник и побрел к вытащенным на берег лодкам.
Пока лодка шла через реку, мужчина - долговязый, с вислым носом и кислой физиономией неудачника - несколько раз повторил, что его жена "как знала - с утра тесто поставила!" Когда пристали к берегу, спросил уже без обиняков:
- Ну так что - отдашь нам ножницы за два хлеба? Моя жена такой хлеб печет, во всем поселке вкусней не найдешь! И еще я тебя обратно на тот берег потом перевезу, если надо!
Ножниц у Лесли было целых две пары, но стоили они, разумеется, куда дороже двух хлебов. С другой стороны, переправа через реку тоже чего-то стоит… Поэтому, чуть поколебавшись, она кивнула:
- Добавь еще мешочек сушеного лука - и договоримся.
- Идет! - мужчина обрадованно хлопнул ее по руке и помог выгрузить из лодки рюкзак.
Путь к поселку шел мимо огородов. По сторонам Лесли не оглядывалась - и так знала, что все смотрят ей вслед и шушукаются. Вот какой-то мальчонка уже понесся впереди, предупредить. Что ж, чем больше народу соберется - тем лучше.
Поселение это она не слишком любила - при всей внешней набожности и дружелюбии его жители не считали для себе зазорным, где только можно, объегорить чужака. Но покупателей не выбирают, и, кроме того, у них можно было разжиться сушеными овощами.
Сару Гриссоп Лесли увидела издали. Выскочить на улицу навстречу маркетирше той не позволял статус "первой леди" поселка - ее муж считался здесь кем-то вроде мэра - поэтому она маялась во дворе собственного дома.
Стоило Лесли подойти к забору, как она подскочила с другой стороны, спросила громким полушепотом:
- Принесла?!
- Да.
- Ну давай, давай, заходи! - Сара распахнула калитку. - Пошли скорей в дом!
- Погоди, я хочу сначала умыться. И руки помыть, - многозначительно добавила Лесли, снимая рюкзак.
- А, да-да, конечно! Пойдем, я тебе полью! - чуть ли не рысцой Сара устремилась к колодцу, продолжая говорить на ходу: - А потом ты мне польешь, я тоже вымою, - походя дала пинка сидевшему на земле у колодца мужчине. - Дай пройти!
Тот молча сдвинулся в сторону.
Лесли мельком взглянула на него - здоровенный, полуголый; нечесаные грязные волосы спускаются до плеч. И - в первый момент она даже вздрогнула - совершенно пустые, бездумные глаза.
- Эй, ты чего? - обернулась Сара. - Этот? Не, не бойся, он не опасный. Проходи сюда! - кинула в колодец ведро и принялась энергично крутить ворот.
- А кто это? - шепотом спросила Лесли.
- Чего ты шепчешь, он же все равно ничего не понимает! Это Безмозглый. Года три назад его такие же, как ты, маркетиры привели - в горах где-то нашли - и у нас оставили, - вытащив ведро, Сара отнесла его на несколько шагов от колодца. - Давай!
Лесли вымыла руки до самых плеч, потом с наслаждением набрала полные пригоршни воды и ополоснула лицо и шею. Поливая, Сара продолжала тараторить:
- А на что он нам нужен? Хоть и здоровый, и сильный, а тупой совсем, хуже собаки - ее хоть чему-то можно выучить, а этот вообще ничего не соображает, только самое простое - встань там, сядь, неси. Я так думаю, что его когда-то по башке огрели и весь разум вышибли, потому что на затылке у него шрам здоровенный. В общем, пришлось его к делу приставить, чтобы не зря хлеб ел. Он у нас воду на огороды таскал, ворот мельницы крутил - всякое такое, где ума не требуется. Но вчера руку покалечил - и как только, идиот, ухитрился! Так что все, работать он больше не сможет. Мы с Калебом уже договорились, что вечерком сегодня, когда жара спадет, он его отведет подальше от поселка и оставит, - перекрестилась, - на волю Господа.
Лесли отнюдь не считала себя ангелочком, но даже ее покоробила эта деловитая жестокость. Ведь ясно, что оставить ничего не соображающего человека на пустоши - значит обречь его на смерть, если не от жажды или голода, то от гремучки или койотов. Если уж им хочется от него избавиться, могли бы пристрелить - неужто пули жалко?
Ладно, в конце концов, не ее это дело…
Идя вслед за Сарой к крыльцу, она не удержалась и оглянулась. Обреченный мужчина все так же сидел, прислонившись спиной к колодцу. Теперь Лесли заметила, что левой рукой он поддерживает правую, с распухшей и покрытой запекшейся кровью кистью, но на лице его не отражалось ни боли, ни страдания.
В доме Сара сразу провела Лесли в спальню, плотно прикрыла дверь.
- Ну давай, показывай!
Вперила взгляд в рюкзак, и даже рот приоткрыла от нетерпения, когда Лесли достала оттуда большой сверток, завернутый в куртку. Под курткой оказалась глянцевая картонная коробка - белая с золотом (пришлось излазить весь подвал, подыскивая наименее мятую).
И наконец Лесли широким взмахом раскинула на кровати содержимое коробки - свадебное платье с шелковым лифом, расшитым золотыми бусинками, и пышной кружевной юбкой на белом атласном чехле.
Неважно, что кружева кое-где пожелтели от времени, а на чехле сбоку было ржавое пятно - все равно такой роскоши в этом поселке наверняка никогда не видели. Сара замерла, молитвенно сложив руки на груди, потом нерешительно коснулась прошитого золотыми нитками кружева, пробормотала:
- Да-а… Вот…
Лесли удовлетворенно улыбнулась: выходит, не зря она тащила это платье аж от самого Расселвилля. Два года назад она нашла его в разрушенном землетрясением свадебном салоне на окраине города. Случайно обнаружила, что подвальный этаж остался цел - пролезла туда через заваленное обломками окно у самой земли; куски железа с крыши упали так удачно, что защитили его и от дальнейших разрушений, и от посторонних взглядов.
Брать платье она тогда не стала - не знала, куда его приспособить, зато, когда Сара этой осенью попросила ее принести свадебный наряд для дочери, Лесли хоть и начала, набивая цену, мяться: "Ой, не знаю… трудно, сама понимаешь…" - но на самом деле знала, куда за ним идти.
- И вот еще, - вынула из рюкзака коробочку поменьше, - считай, что это подарок невесте, - достала оттуда веночек из золотистых шелковых роз и кружевную фату.
Сара, ахнув, всплеснула руками.