С чувством юмора у него и в самом деле был полный порядок. Профессор Влк и пани Тахеци рассмеялись вместе с ним. Не успев опомниться, доктор Тахеци обнаружил, что держит в руке пустую рюмку, а доцент Шимса наливает ему снова.
- Господа, - сказал он в третий раз; он хотел, чтобы это прозвучало сурово и строго, но с его губ сорвался лишь шепот.
- Прекрасная у вас квартира, - одобрительно сказал профессор, подходя к окну. - Только пейзаж не слишком приятный.
Из одного окна были видны лишь окна домов напротив, из другого - поле на окраине жилого массива, на него клином выходила свалка; с высоты она напоминала выпотрошенный матрац.
- Я все время говорю об этом мужу, - сказала пани Тахеци, не отрывая от профессора восхищенного взгляда. - Пока Лизинка была ребенком, это имело свои преимущества, но теперь, когда она повзрослела, здесь просто страшно становится.
- Женщина сопротивляется лучше, чем мужчина, - сказал доцент. - Мужчина - трус. А с женщиной иной раз только вчетвером и справишься.
- А если их как раз четверо?
- Тогда остается только молиться, - усмехнулся доцент Шимса.
- Я бы, - сказала пани Тахеци, - с таких кожу сдирала заживо!
Профессор Влк нахмурился.
- Ну и ну! - сказал он строго. - Это с какой же стати?
Пани Тахеци опешила.
- А как же иначе? - растерянно произнесла она. - Неужели мать для того рожает и нянчит свое дитя, чтобы над ним безнаказанно надругались четверо негодяев?
- Ах, вот оно что! - сказал профессор, мгновенно прояснившись в лице. - Я поначалу не понял, о ком вы говорите. Разумеется, вы правы. У нас сдирание кожи даже применялось в качестве наказания - в шестнадцатом веке, во времена короля Владислава.
- Ну, так за короля Владислава! - сказала пани Тахеци, довольная тем, что удалось замять минутную неловкость.
- За короля Владислава! - охотно подхватил профессор Влк и приподнялся чокнуться с ней и с ее мужем.
Доктор Тахеци машинально выпил, и доцент Шимса, одобрительно подмигнув, налил ему снова.
- Король Владислав, - продолжал профессор, - вообще был весьма интересным человеком. В 1509 году он приказал одного преступника расстрелять из пушки. К сожалению, ни та, ни другая казнь у нас не прижились.
- Я, - возбужденно сказала пани Тахеци, - снова ввела бы их для таких мерзавцев.
Она пила так же редко, как и ее муж, и сейчас впервые пожалела об этом. Алкоголь усиливал радость от успеха дочери, а общество обоих гостей пробуждало мысли, которые нельзя было высказать в присутствии доктора Тахеци.
Я, - продолжала она, - своими руками сдирала бы с них кожу, и все матери целовали бы мне за это руки. Жаль, что я не мужчина!
Ее муж вяло поднял руку в знак протеста. Оказалось, что в руке он держит рюмку. Профессор тут же поднял свою, и хрусталь вновь зазвенел.
- Отлично, пан доктор! - восхищенно сказал он. - Предлагаю тост за вашу супругу.
Доктор Тахеци привстал, выпил и сел, сам не зная почему. Остальные продолжали стоять.
- Сударыня, - сказал профессор Влк, - несомненно, так думает каждая нормальная женщина, но не многие отваживаются произнести это вслух. Кто, как не женщины, составляли большинство публики, приходившей посмотреть на гильотину, о чем нам рассказывают гравюры той эпохи? Но даже французская революция, которая возвела казнь в государственный праздник, не смогла устранить величайшей несправедливости. Равноправие обошло стороной единственный вид человеческой деятельности - именно тот, где человеческая природа проявляется более всего. После этого двести долгих лет, вплоть, - профессор Влк отбросил свою холодную сдержанность и стал похож на поэта-романтика, - до сегодняшнего дня право законного возмездия, вопреки всякой логике, остается привилегией мужчин. Женщине не только не разрешалось привнести в исполнение приговора свое хладнокровие и смекалку, более того - даже когда она сама попадала на эшафот, то не имела права принять смерть от женской руки. Какая несправедливость и, - профессор Влк несколько мгновений искал нужное слово, - отсталость во времена, когда женщины управляют космическими кораблями и объявляют войну качестве главы государства! Тем радостнее нам сознавать, что мы четверо первыми приветствуем окончание этой эпохи. Благодаря подвижникам, посвятившим свои жизни этой идее…
- Благодаря вам, господин профессор! - восхищенно перебил его доцент Шимса.
- Нет, нет, коллега, - растроганно, но решительно сказал профессор Влк. - Мы лишь юнги возле мертвых капитанов - это они проложили курс, нам осталось лишь крикнуть с мачты: "Земля!" Впервые в истории наша профессия получила достойный статут, получила те же условия для развития, что и профессии гораздо более молодые. Больше того: после 21 января 1790 года, когда Национальное собрание Франции провозгласило равенство всех граждан перед смертной казнью, сегодняшний день войдет в историю как день установления равенства всех палачей. Вот она! - с пафосом воскликнул он, когда дверь открылась и в комнату вошла Лизинка - чуть порозовевшая от пережитых волнений.
- Перед нами та, кто вскоре станет первой в мире исполнительницей и первой в мире палачкой!
Последние слова пани Тахеци не слышала: этого ей и не требовалось. Не в силах сдержать чувств, она подошла к дочери, обняла и прижала ее маленькое личико к своей пышной груди.
- Лизинка моя! - сказала она со слезами на глазах. - Девочка моя золотая, ты себе не представляешь, как я счастлива!
Профессор Влк сделал знак Шимсе, чтобы тот вновь наполнил рюмки.
- Ну, пан доктор, - сказал он, - прекрасный повод выпить!
Доктор Тахеци начал смеяться.
- Ловкачи! - проговорил он сквозь смех. - Ну, ловкачи! Ну и ловкачи! Ну и ловкачи же вы!!!
Он хохотал все громче и громче, пока его смех не стал похож на всхлипывания. Хотя выражение его лица оставалось прежним, казалось, он плачет.
Доцент подошел к нему, явно намереваясь хлопнуть по спине. Но профессор оказался расторопнее, перехватил его руку и предостерегающе сказал:
- Нет, коллега, лучше не стоит…
Шимса невольно взглянул на свою ладонь с жестким ребром - результат занятий каратэ - и виновато кивнул. Доктор Тахеци икал и плакал от смеха. Наконец он почувствовал, что задыхается, и попытался подняться. Выждав, пока комната перестанет качаться перед глазами, он собрался с силами и проскользнул между двумя бордовыми пиджаками в прихожую.
На мгновение он растерялся, очутившись посреди зимнего пейзажа, рядом с катающимися на санках детьми, но вскоре понял, что уткнулся лбом в картинную раму. Закрыв глаза, он стал двигаться вперед, пока не уперся в стену коридора, по которому уже без помех, как по рельсам, добрался до ванной.
Там он снял пиджак и повесил его мимо крючка. Затем аккуратно, чтобы не замочить, сдвинул галстук на спину, наклонился над ванной и на ощупь отвернул кран душа. Когда холодные струи ударили в затылок, он открыл глаза. И увидел еще одну картину, на этот раз натюрморт с курицей и карпом. Пока вода стекала по галстуку в брюки, он силился вспомнить, кто автор этой картины и как она попала в ванную. Наконец до него дошло - это не картина, а действительно мертвый карп и самая настоящая зарезанная курица.
- А ну, вон! - крикнул доктор Тахеци, вновь появляясь на пороге комнаты. С его волос, рубашки и брюк капала вода, но он выглядел на удивление трезвым. Лизинка чинно сидела на стуле матери - та уже поставила на стол свадебный кофейный сервиз и нарезала торт.
- Боже мой, Эмиль! - в ужасе произнесла пани Тахеци. - Как ты… что это у тебя?
- Курица, - сказал ее муж, - и заткнись! Так вы профессор? - спросил он Влка.
- Разумеется, пан доктор, - сказал Влк.
- Профессор чего? - спросил доктор Тахеци.
- Я профессор казневедения Влк, а это доцент казневедения Шимса.
- Так вы палачи! - зло сказал доктор Тахеци. - Каты!
- Наши дипломы, пан доктор, - с достоинством сказал профессор Влк, - ничем не хуже вашего.
- Вы палачи, - воскликнул доктор Тахеци, - и пришли сюда после работы!
- Эмиль, опомнись! - воскликнула его жена.
- Молчать! - крикнул муж. - И вы смеете мне предлагать, чтобы моя дочь убивала людей?!
Профессор Влк встал. Он уже не казался ни сельским врачом, ни поэтом-романтиком. Цвет его пиджака стал похож на цвет крови. Казалось, в следующую секунду он взорвется, а гербовые нашивки придавали его гневу официальность.
Однако доктор Тахеци не испугался. В критический момент он наконец почувствовал себя отцом, а страх за своего ребенка придает больше сил, чем забота об интересах государства. И хотя ему ни разу в жизни не приходилось драться, сейчас он был готов ударить противника мертвой курицей.
Влк был хорошим психологом и сразу заметил это. Он решил изменить свою стратегию и направился к книжному шкафу.
- Вы позволите? - спросил профессор; не дожидаясь ответа, он вынул вторую из восьми книг какого-то собрания сочинений.
- Я мог бы процитировать вам ряд авторитетов в моей специальности, - сказал он, - но ограничусь теми, которых признаете вы, пан доктор. Вы, конечно же, не станете обвинять Александра Дюма в посягательстве на душу вашей дочери. Что ж, посмотрим, что он говорит на странице 381 второй части "Трех мушкетеров": "Когда все пришли на берег реки, палач подошел к миледи и связал ей руки и ноги. Тогда она нарушила молчание и воскликнула: "Вы трусы, вы жалкие убийцы! Вас собралось десять мужчин, чтобы убить одну женщину!"
- "Вы не женщина - холодно ответил Атос, - вы не человек - вы демон, вырвавшийся из ада, и мы заставим вас туда вернуться!"
- "О, добродетельные господа, - сказала миледи, - имейте в виду, что тот, кто тронет волосок на моей голове, в свою очередь будет убийцей!"
- "Палач может убивать и не быть при этом убийцей, сударыня, - возразил человек в красном плаще, ударяя по своему широкому мечу. - Он - последний судья, - профессор Влк захлопнул книгу и поставил ее на место, - и только". Впрочем, вы теоретик, пан доктор, и можете возразить, что персонаж романа выражает лишь точку зрения автора. Тогда давайте отбросим эмоции и вместе совершим экскурс в область науки. Вы употребили термин "палач", "кат", чтобы дать выход своему презрению. А ведь именно этот термин и именно вам мог бы служить доказательством того, что кат пришел в новейшую историю как посланник древних культур. Не случайно из всех этимологических словарей лишь два отваживаются выяснить происхождение этого слова. Вацлав Махек полагает: "кат" тождествен русскому "хват", что означает - "быстрый, умелый, смелый человек". Йозеф Голуб с Франтишеком Копечным считают даже, что "кат" происходит от немецкого "Gatte" - "партнер, друг", и для сравнения приводят слово "Ehegatte", - продолжал профессор Влк, - то есть "супруг". Современный генезис этой функции, пожалуй, лучше всего раскрывает сочинение "О происхождении казнителей и исправителей" - автор Рудольф Раушер, Первая типография, Львов, 1930 год, в котором говорится, цитирую: "Появление казнителей в нашей стране относится к XIII веку. Казнителями стали accusatores publici, которые назначались королем Пршемыслом Отакаром II исключительно из представителей древних дворянских родов; со временем они стали как судьями, так и исполнителями приговоров". Вы, пан доктор, несомненно, заметили, что в этом триедином образе исполнители олицетворяют собой всю юстицию, - и это за сто лет до того, как из первого университета вышел первый доктор права. Если вам нужно более убедительное доказательство, полистайте "Majestas Carolina", где в разделе 90 говорится буквально следующее: "Querimoniam contra rocuratores nostros sive provinciarium justitiarios, qui vulgariter dicuntur, - подчеркнул профессор Влк, - poprawczones". И тем не менее для вас, как и для преступницы миледи, палач, кат, или, говоря официальным языком, исполнитель, остается обычным убийцей. Однако ваш коллега Жозеф де Местр придерживается противоположного мнения, когда еще в 1821 году в своих "Soirees de Saint Petersbourg ou Entretiens sur le gouvernement temporel de la Providence" создает знаменитый портрет палача. Процитирую хотя бы отрывок: "Следствием этой грозной прерогативы…", прерогатива, - продолжал профессор Влк, обращаясь к Лизинке, - это любое преимущественное право правителя, исключающее право народа на принятие решений, - например, при наказании провинившихся; итак, следствием этой прерогативы, цитирую дальше, "является неизбежное существование человека, призванного карать преступления с помощью наказаний, установленных человеческой справедливостью; и этот человек совершенно непостижимым образом встречается нам буквально повсюду; ибо разум не находит в природе человеческой ничего, что могло бы побудить его к выбору этой профессии. Что же это за необъяснимое существо, которое занятиям приятным, выгодным, почетным и честным предпочло то, которое заключается в мучении и умерщвлении ближних? Неужели эта голова, это сердце сотворены подобно нашим? Неужели нет в них какого-либо отличия, чуждого нашему естеству? Для меня нет в этом сомнений. Его облик неотличим от нашего; так же, как и мы, появляется он на свет; и все же это существо исключительное, которому в семье человеческой предназначена особая роль. Он сотворен подобно, - продолжал профессор Влк, - миру", конец цитаты. Прошу меня извинить за мелкие неточности. Впрочем, они могут относиться лишь к синтаксису, ибо моя кандидатская диссертация посвящена именно этой теме - ее в скором времени я собираюсь преподавать вашей, - сказал профессор Влк, обращаясь к пани Тахеци.
- Лизинке. Особенно выразителен пассаж, в котором описывается отношение палача к своей работе, - цитирую: "Он приходит на главную площадь, до отказа забитую возбужденной толпой. В его руки предан отравитель, отцеубийца, богохульник; он хватает его, растягивает, привязывает к горизонтальному кресту, поднимает руку: тут наступает мертвая тишина, не слышно ничего, кроме хруста костей, которые трещат под ударами кола, и стонов жертвы… Он закончил работу: сердце его бьется, но это от радости; он рукоплещет сам себе, он говорит себе: никто не умеет колесовать лучше, - продолжал профессор Влк, - меня". Эту впечатляющую сцену де Местр завершает всемирно известным апофеозом, который должен стать жизненным кредо каждого палача, и поэтому на экзаменах я буду спрашивать его, - сказал профессор Влк, обращаясь к Лизинке, - наизусть. Цитирую: "Все величие, вся власть, вся субординация мира держится на палаче; он - грозный и связующий элемент человеческого общества. Уберите из мира этого не постижимого разумом работника - в тот же миг порядок сменится хаосом, троны рухнут, общество исчезнет. Бог, создавший власть, создал и наказание: он поставил нашу землю на эти два полюса и велел миру вращаться вокруг них". Вы, пан доктор, - сказал профессор Влк, обращаясь к доктору Тахеци без тени упрека или насмешки, - разумеется, как вам и подобает, будете отстаивать тезис Жан-Жака Руссо: "Человек рождается добродетельным, безнравственным его делает общество" - на нем зиждется весь так называемый европейский гуманизм. Не случайно уже в 1764 году, то есть через два года после выхода в свет сочинения Руссо "Du contrat social", в Монако издается скандально известный памфлет Чезаре Беккариа "Dei delitti e delle pene", то есть, - перевел профессор Влк, обращаясь к пани Тахеци, - "О преступлениях и наказаниях", где автор с помощью притянутых за уши логических конструкций пытается доказать, будто человеческая жизнь не относится к предметам, которыми общество вправе распоряжаться по своему усмотрению, и впервые предлагает отменить смертную казнь. Однако, как заметил Гете, "Grau, teurer Freund, ist alle Theorie. Und grun des Lebens goldner Baum", то есть, - перевел профессор Влк, обращаясь к Лизинке.
- "суха теория, мой друг, но древо жизни вечно зеленеет!" La Revolution, воплотившая в жизнь теорию нового общества Руссо, последовательно обошлась и без Марата, и без Дантона, и без Робеспьера, да и без самого Руссо, однако она не смогла обойтись без человека, за три года практически уничтожившего многовековое общество; это был гражданин Шарль Сансон, палач революционного Парижа. Он герой знаменитых "Memories pour servir а l'historie de la Revolution Francaise", которые даже подписаны его именем, - как выяснилось позднее, он одолжил их никому не известному начинающему литератору, которого звали, - продолжал профессор Влк.