- А ты с нами? - спросил Кнут критика.
Тот сверкнул глазками на Васю, посопел, чуть-чуть посоображал и согласно кивнул бровями.
Вася заулыбалась, Культя облегчённо вздохнул. Неуверенность и страх улетучились, он суетливо ощупал карман с Партбилетом, погладил свой таз и торопливо сказал:
- Иду, иду, вы же там без меня вляпаетесь в какую-нибудь историю.
Часть 2. Капиталисты
18
Непогода застала путников в самое неподходящее время, когда до очередного населённого пункта было ещё далеко. Сначала задул злой, напористый, явно засланный капиталистами ветер, который налетал сверху, снизу, с боков, забирался под одежду, деревенил мышцы и суставы. Небо задёрнулось тучами, мелкими острыми колючками заморосил дождь.
Критик Культя прикрывал голову тазом, который ему однажды посчастливилось выкопать из земли и который никак не удавалось выменять на что-то более ценное. И хотя дырявое дно таза совсем не спасало от дождя, он был доволен этой новой возможностью по использованию задержавшейся в его скромном хозяйстве вещицы. Тем более что товарищи откровенно ему завидовали. Критик упорно отвергал посягательства по обмену таза на продукты, фантики и даже на единственное достояние, коим владела девушка Вася. По поводу последнего Культя поколебался, но предложение выглядело слишком несвоевременным. Заниматься этим делом под дождём не хотелось, а откладывать удовольствие до более благоприятной обстановки, казалось рискованным. Вася могла просто вернуть таз и за полученные ею удобства никак не отблагодарить, сославшись на нестерпимые брызги в лицо сквозь дырки в днище.
Дождь всё усиливался. Идти стало труднее. Ноги разъезжались на развоженой глине, а голые поля, с пожелтевшей травой, продолжали тянуться в зыбкую бесконечность.
Вырубала Кнут шёл впереди, рассекая ненастье мощной грудью. За ним, вцепившись в его мокрую рубаху, волочилась Вася. Попрошайка Сява пританцовывал то с одной стороны, то с другой, норовя хоть как-то спастись от ветра. Культя скулил где-то сзади. У него устали руки, и он уже не мог держать таз над головой. Критик взывал к Великому Кузьмичу, к Партии, падал, вставал, осенял себя звездой и громко, на всю округу, честил то проклятых буржуев, то Сяву самыми мерзкими словами.
- Наверное, мы идём туда, не знаю куда! - кричал Культя. - Связался я с вами на свою голову.
Много дней назад попрошайка Сява убедил всю их компанию отправиться в поход на юг, уверяя, что там тепло, много продуктов, есть такая еда - орехи и что тамошние тыквочки, в отличие от нашенских - сладкие.
Товарищи не реагировали на вопли критика, продолжая целеустремлённое продвижение вперёд. Все знали, что Члены Политбюро уже наверняка приняли неотложные меры, чтобы прогнать непогоду с бескрайних просторов Коммунякии.
К вечеру измотанные ненастьем бродяги почувствовали близость населённого пункта. Проступили тропы. Сбегаясь и ширясь, они превратились в дорогу, идти по которой было не легче, чем по полям. Дождь почти иссяк. Лопнули грязные тучи, небо заискрилось голубыми прожилками. Занемогший ветер притих.
Город, в который забрели путники, оказался самым настоящим городом, сплошь состоящим из древних грибов, рухнувших от старости много веков назад. Большие кучи бетонных обломков были когда-то девятиэтажками, кучи поменьше - пяти. Невдалеке, без крыш, стекол и дверей расположились несколько кирпичных строений, в которых тоже никто не жил. Ветер продувал там всё насквозь, да кое-какие обломки с грохотом падали вниз по причине земного тяготения. Когда-то в этих окаменевших грибах можно было жить, но они неумолимо приходили в негодность от климатических невзгод, упрямо насылаемых проклятыми капиталистами. Поэтому люди селились в норках, обитали в щелях железобетонных груд, а наиболее трудолюбивые сооружали землянки.
И над каждым городом и селом, а иногда в степях и пустынях могуче возвышались памятники Великому Кузьмичу. Вождь стоял незыблемо, уверенно рассекая грудью тлетворные веяния веков, указывая каменным перстом единственно правильный путь всем тем, кто уверовал в него больше, чем в Бога.
Город Краснобратск отходил ко сну. Измученным путешественникам предстояло найти убежище на ночь - спать, зарывшись в мокрый мусор, никому не хотелось.
Сява заголосил фальцетом, испрашивая тёплую удобную норку, предлагая взамен честь, славу и процветание в загробном мире. Охотников меняться не находилось.
- Надо им Васю предложить, - догадался попрошайка. - На подобный товар спрос найдётся.
- Давай лучше тебя предложим, - возразила девица. - Такая круглая задница многих заинтересует.
- У Культи задница круглее, - заметил Сява.
- Но-но, - возмутился критик, - я себе норку за фантик выменяю, а вы хоть за задницы, хоть за пи… в общем - за что хотите… - Культя осёкся, робко глянул на Васю и смущённо замолчал.
Девица фыркнула, недобро осмотрела мужчин и, изогнув бровь дугой, спросила:
- Если мне самой за себя придётся рассчитываться, так зачем тогда я с вами пошла?
Культя встрепенулся. Пытаясь исправить свою оплошность, хрюкнул что-то невпопад и взмолил Великого Кузьмича ниспослать ему подходящие слова для исправления щекотливого положения. Кузьмич упрямо молчал.
Кнут притянул Васю к себе, что-то шепнул ей, засмеялся, и они удалились. Вскоре послышались ругань, шлепки и чей-то быстрый бег - это вырубала дубасил, позарившегося на Васины прелести, недотёпу.
Критик с попрошайкой сняли норку на двоих, вымотав друг друга до изнеможения бесконечным торгом. В конце концов, уладив счёты материальные, Сява начал выражать претензии плотские:
- Ты смотри ночью меня не лапай, а то знаю я вас страдальцев: приснится такому баба, так он готов камень продырявить, а я всё-таки не баба, я - импотент. Так что, хочешь, буравь стенку, хочешь, свой таз, а задницу мою не трогай. Усёк? Скумекал?
Культя мрачно соглашался. Он хотел спать, неимоверно устал от бродяжничества, от бесконечных словесных пут, которыми Сява обволакивал подвернувшуюся ему жертву, выторговывая себе уступки, поблажки, льготы и режимы наибольшего благоприятствования. Стоило хоть чуточку расслабиться, и этот хитрец так ловко обыгрывал сделку, что можно было не только за свой фантик впустить его в норку, но и оказаться должником на всю оставшуюся жизнь. Сегодня Культя не прогадал. Сява обещал представлять его колхозникам как уникального специалиста, обладающего необыкновенными способностями, применение которых ведёт к тому, что все раскритикованные продукты не только перестают приобретаться товарищами Коммунистами, но также начинают быстро плесневеть, гнить и тухнуть. Такое сотрудничество могло оказаться весьма плодотворным и внушало радужные надежды.
17
Сява проснулся раньше всех. Он прошёлся туда-сюда, понюхал воздух, ковырнул землю, измерил растопыренными пальцами горизонт и небо.
- Кажется, мне сей славный городок хорошо знаком, - пропел попрошайка. - Бывал я тут в свои молодые годы. Один раз бывал. Но зато как бывал! С очень большим удовольствием бывал!
Из норки высунулся Культя, хмуро оглядел невзрачные развалины.
- Что же тут такого примечательного? - спросил критик.
- Баб здесь много водится, ох как много. Так много, что и не сосчитать. Считаешь, бывало, считаешь и всё одно - сбиваешься. Пальцев не хватало, чтобы сосчитать.
Культя выскочил из норки, вытянул шею, привстал на цыпочки.
- Как это, как это? - переспросил он. - Не сосчитать?..
- А вот как. Место тут такое. Специальное. Секретари Парткомов жёнок себе выбирают. Тут несколько городов рядом располагаются. Краснозвездск, Краснотрудск, Красноградск и в самом центре - Краснобратск, в котором мы в данный момент имеем удовольствие находиться. Именно здесь Секретари собираются на симпозиумы. А бабы… тут как тут. Себя демонстрируют, в жёны предлагают.
- Ух ты! Вот это да…
- Здесь, невдалеке, вон там, кажется, точно - там, площадь из асфальта с памятником Великому Кузьмичу. Туда-то они и стекаются.
- И много их, говоришь, в этом месте бывает?
- Достаточное количество. Даже более чем достаточное. Просто невообразимое. Каждая мечтает стать женой Секретаря Парткома, понятное дело. Только Секретарей-то на всех не хватает. Вот бабы эти и болтаются тут без дела…
У Культи захватило дух.
- Пойдём туда, - взмолился критик.
- Куда это - туда?
- Ну, туда, где симпозиум.
- Что мне-то там делать. Раздражаться, что ли? Нет уж. Хотя?..
Сговорившись с большим перевесом в пользу попрошайки, друзья двинулись в дорогу. Сява продолжал заливать в своём обычном стиле:
- Вот придём сейчас и увидишь, воочию убедишься, какие там девки. Не девки, а фантики.
- И краше Васи есть?
- И краше есть и толще. Всякие есть.
- Я толстых не люблю, - сказал Культя.
- Да любых там навалом. И тонких, и толстых. И длинных, и коротышек. Хочешь с кривыми ногами, хочешь с прямыми. Хочешь с животом, хочешь с горбом. На все вкусы.
- Зачем мне с горбом? Мне бы такую, как Вася.
- Будут и такие, как Вася, - уверенно пообещал Сява.
Культя вертелся вокруг попрошайки, выспрашивая различные подробности.
- Не путайся, - ворчал Сява, сбиваясь с шага.
Критик однако так разволновался, что уже ничего не соображал. Он спотыкался, падал, хватался за Сявины лохмотья. Его мужское оружие уже торчало вперед, вздыбливая штаны на добрых полметра. Культя пытался унять своего богатыря руками, заламывая его вбок, чтобы не мешал, не задирал порчины и не оголял лодыжки, но это было нелегко да и больно. Немало пропетляв по развалинам, товарищи вышли на большую площадь с кое-где сохранившимся асфальтом. Памятник Кузьмичу с протянутой к народу рукой стоял на обычном месте - в центре.
Сява суетливо перезвездился, потом поднёс руку к глазам и стал осматривать окрестности.
- Где же бабы? - стонал Культя. - Где они? Их что - нету? Нету?
- Кажется, нету, - произнёс попрошайка трагическим голосом. - Я, во всяком случае, их не вижу. А ты?
Культя аж подпрыгнул от бешенства и так дернул себя за член, что чуть не взвыл от боли.
- Тихо, тихо, - Сява уже приглядывал пути к бегству, - были они тут раньше. Присутствовали. Кузьмич - свидетель, не вру я, не обманываю. Да вот же, вон одна. Видишь?
Действительно, из-за кучи мусора вылезало что-то женоподобное, но явно не похожее на объект вожделения. От неожиданности Культя замер.
- Эй, парниша, я разрешу все твои проблемы, - проскрипело существо, не сводя восторженных глаз от оттопыренных штанов критика.
- Ты кто? - осторожно спросил Культя.
- Я? Я - девица. Девушка твоей мечты по имени Проня. А тебя как зовут, красавчик?
- Культя, критик предметов общественного потребления.
- Ах! - воскликнула женщина, прыгнула вперёд и вцепилась в Культины штаны.
- Ай-я-яй! - завопил критик, рванулся изо всех сил, скатился боком, отбежал на четвереньках, вскочил и стал тщательно маскировать свое ниспадающее достоинство в складках одежды.
- Эй, эй, что такое? - возмутилась девица, разочарованная результатами набега.
- Разве можно так грубо, - заступился за товарища Сява. - Надо было ласково, с нежностью, а ты налетела, напугала…
Проня погрозила Культе кулаком и уставилась на попрошайку.
- Тогда ты! - грозно потребовала она. - Разве не видишь - я вожделею.
- Я? Я?.. Как это я?.. Я не могу этого - того… У меня, так сказать, устойчивое нестояние стояния.
- А ну, покажи!..
Попрошайка брезгливо выковырнул из ширинки что-то похожее на червяка и покачал им из стороны в сторону.
- М-да… Ну ладно, - огорчилась Проня.
Сява подмигнул товарищу и мотнул головой: пора, мол, сматываться.
- А ты, голубчик, значит, хитришь? - Проня опять начала пододвигаться к оторопевшему Культе. - Лукавишь, значит?
Критик развёл руками.
- Я бы рад… да вот, всегда так.
- Ну-ну, - произнесла девица. - Ладно-ладно, расслабься, слабачок. Я сама сделаю всё как надо. Иди-ка сюда!
Критик, как загипнотизированный, стал приближаться. Его дрожащие ножки то и дело подкашивались. Сява уселся поудобнее. Расслабился. Зрелище обещало быть интересным.
- Сейчас я тебя возбуждать буду, - пригрозила критику Проня, вытаскивая из-под одежд две огромных белых сиськи. Несколько раз любовно подбросила их в воздух, резво прыгнула и жадно вцепилась в штаны трясущегося от отвращения кавалера.
- Нет уж, - запищал Культя, двумя руками прикрывая вход в закрома.
Проня была сильной женщиной, но и она не смогла оторвать эти руки.
- Ах, так! Не хочешь удовлетворить насущные потребности молодой возбуждённой женщины?! - вскричала девица.
- Не хочу, - честно признался Культя. - Хоть убей.
Проня с досадой запахнула одежды.
- Тогда, откупайся.
- Ещё чего! - посмел возмутиться критик.
Девица схватила его за загривок, пригнула к земле.
- Вот, фантик имеется, - заверещал Культя. - Фантик! В единственном экземпляре.
Женщина схватила фантик, присела на кочку, пошарила где-то за спиной, вынула тряпичную сумочку. Ласково разгладив бумажку, она присовокупила её к толстенной пачке.
- В Партком бы тебя за такие дела, - дрожащим от негодования голосом проговорил Культя.
- За какие такие? - не поняла Проня.
- А вот за такие. За действия, позорящие высокое звание Коммуниста.
- Что-что?! - удивилась девица. - Мои действия продиктованы потребностями. Сечёшь фишку?
- Ага, - поддакнул Сява. - От каждого по способностям, каждому по потребностям. Святая истина.
- Вот-вот, - удовлетворенно кивнула Проня.
- А вот и проверим в Парткоме не являются ли твои потребности прихотями, - не сдавался критик. - Вот и проверим!
Проня вынула Партбилет, помахала им в воздухе.
- Нету тут больше Парткома, - сказала она.
- Куда же он подевался?
- А вот туда - не знаю куда… Как только заявилась я в эти края, надеясь какому-нибудь Секретарю в жены себя предложить, так все и разбежались. Сначала Секретари, потом девицы. А вот мужички иногда забредают. Как-то находят меня, значит.
- По запаху, видимо, - сказал Сява.
Критик понюхал воздух, озадаченно почесал нос и стал приглядываться к рассевшейся бабе.
Девица представляла из себя женщину с чрезвычайно низкими потребительскими свойствами. Такое чучело ему ещё никогда не встречалось и даже не снилось в самом кошмарном сне. Огромный нос свисал так низко, что, изловчившись, Проня могла бы его укусить. Глаза, полуприкрытые мохнатыми растрёпанными бровями, сильно косили, причём, то сбегались, то разбегались в зависимости от расстояния до предмета, на котором Проня фокусировала взгляд. Волосы, очень густые от природы, давно сбились в плотный войлок, под которым мучились от перенаселения несметные полчища вшей, клопов, блох и тараканов. Девица иногда просовывала туда палец и с громким щелчком давила зазевавшегося кровососа.
- Ну, мы пойдём, хорошо? - подал голос Культя.
Проня приподняла голову, собрала глаза в кучу и уставилась на критика.
- Идите, голубчики, идите.
Культя сделал несколько неуверенных шажков, оглянулся и рванул с места. За ним взметнулся Сява. Сзади послышался гулкий топот.
- А ты куда? - спросил попрошайка, чуть притормаживая. - Куда это ты?
- С вами, родимые. Что мне тут делать?
- Ждать, - не сбавляя скорости, посоветовал Культя.
- Да я ждала, ждала, а заявлялись одни импотенты. Я тут протухла, поди, поджидая кавалера. И дождалась. - Проня игриво подмигнула Культе. - Штуковинка у тебя добротная, сама видела. Пугливая, но рабочая. Да, ничего, я подсоблю - он и воспрянет. Встанет, как миленький.
- Не встанет, - уверил Культя, прибавляя скорости.
- Не перечь даме! - тявкнула Проня. - Всё равно я тебя вылюблю. Ты у меня только зазевайся.
Неутомимый Сява бежал впереди. Он часто оглядывался и время от времени подбадривал товарища:
- Петляй, петляй! Изматывай её.
Но никакие манёвры и ложные броски не смогли сбить Проню с верного следа.
16
Из города вышли уже впятером. Проня плелась сзади, пыхтела, охала, но не отставала. Она тащила две огромные тыквы, которые обменяла на фантики при посещении колхозного рынка. На первом же привале Проня предприняла новое нашествие на Культино достояние.
- Да чего ты дрожишь, дурашка? - ласково проскрипела девица, придвигаясь ближе. - От возбуждения?
- Не-е-е, - проблеял Культя.
- Так отчего же?
- От стра-а-ха.
Проня слегка огорчилась, но отступать не собиралась. Она завалила критика на землю, придавила задом и запустила руки в его штаны.
- Ой! Ай! Больно! - заверещал Культя.
- Какой ты, однако, нежный, - посетовала женщина, увеличивая скорость манипуляций.
Кулья дико заорал, задергался, потом так резко выгнулся, что Проня слетела с него, больно ударившись головой о камень.
- Недотрога, импотент несчастный, - прорычала девица ощупывая вздувшуюся шишку.
Культя отскочил в сторону, расставил ноги, с ужасом рассматривая ссадины и мозоли.
- До крови стерла, зараза, - охал он.
- Оторвать тебе его надо, чтоб не искушал, - сказала Проня. Она бросила презрительный взгляд на Васю, усмехнулась и стала подбираться к Кнуту.
- У меня есть такая штучка, которая ввергнет тебя в пучину сладостного экстаза, - ворковала девица, задирая свои многочисленные тряпки и подсовывая для обзора то одну, то другую часть рыхлого тела.
Кнут отодвинулся.
- Васю предпочитаешь? Напрасно, напрасно, батенька. Ты не кривись, оцени цепким взором настоящую плоть. А? Каково?! А Вася? Разве это женщина? Худая, как труп, костлявая. На ней только синяки набивать. Ты сравни, сравни… Потискай, ощути живое тело. Взгляни, какие у меня сиси. Я тебя ими обниму.
- Твой парень - вот. - Кнут ткнул пальцем в сторону Культи. - Понятно? И отвали. А то, как дам в глаз! А потом в ухо.
Проня отползла в сторонку, улеглась на спину и стала проклинать мужиков за чёрствость, скудость воображения и за вечную неготовность к потреблению подлинных женских прелестей.
Все следующие дни Культя пребывал в совершенной апатии.
- Не хочешь меня любить, изволь платить, - заявляла женщина, собирая дань с критика.
И все добытые в поте лица фантики шли на откуп.
После очередного посещения колхозного рынка девица оставила Культю без обеда. Угрожая Парткомом, она потребовала немедленно её удовлетворить или накормить, сказав, что только поглощение пищи облегчает зуд в причинных органах.
Голодный Культя устроился в сторонке, злобно сверкая глазками. Проня не суетилась. Она уселась плотно, широко, на всю свою необъятную задницу. Ела нехотя, капризничала. Поругивала Культины тыквочки. За малый размер, за недозрелость.