- Господин барон! Настоятельно рекомендую вам не посещать безлюдные места замка. Это пойдет к вашей же пользе. Во-первых, ничего интересного там нет. Во-вторых, ваши предки были шутники: нежелательный гость шел по коридору, неожиданно каменные половицы под ним разверзались, и гость попадал - навечно - в каменный мешок. Следует знать, что такие ловушки кое-где еще остались неиспользованными. И в-третьих, помните о том, что я прочитал на вашей ладони о грозящей вам опасности, коей вы рискуете подвергнуться, расхаживая по необитаемым коридорам. И, прошу вас, не сочтите сие предупреждение за занудство многоученого старца, но за совет, направленный к вашей же пользе.
- Странно, - сказал Кристоф. - Я - хозяин замка - не могу даже прогуляться по своему жилищу. Напоминает домашний арест.
- Нисколько! - раскланялся маэстро. - Если в вас возникает любопытство, если вы хотите осмотреть необитаемые внутренности замка - обращайтесь ко мне. У меня есть старинные планы замковых коридоров, кроме того, за полгода, которые я здесь пробыл, я многие из этих коридоров исследовал. В моем лице вы обрящете ценного проводника. Отправившись же в путь самостоятельно, вы рискуете окончательно и бесповоротно заблудиться. Добавлю, что внутренности замка не так уж необитаемы, как это кажется. Запомните, юноша, в каждом лабиринте есть свой Минотавр.
Стена глухого коридора таила в себе нишу, ниша скрывала дверцу. "Никогда бы не догадался, что маэстро живет здесь", - подумал Кристоф и мысленно поблагодарил провидение, пославшее ему встречу со старым философом.
Маэстро церемонно, размахивая париком, раскланялся.
- Почтенная сударыня! Философ-отшельник сердечнейше рад приветствовать вас на пороге своей берлоги, в кою всенижайше упрашивает вас прошествовать.
Вслед за сей тирадой маэстро громко и троекратно щелкнул пальцами правой руки. Маленькая дверца распахнулась.
Внутри обиталище маэстро не представало такой уж берлогой. Напротив, покои одинокого философа вид имели ухоженный, порядок, во всяком случае, видимость порядка, присутствовала. Стрельчатое окно открывало вид на большую часть замка с высоты, близкой к высоте птичьего полета. Огромный стол, ножки которого были сделаны в виде человеческих ног со ступнями, пальцами, коленями, вмещал множество разнообразных бумаг, испещренных неведомыми знаками и пометами. Стены "берлоги" были украшены картинами, гравюрами и литографиями. Одна из гравюр изображала человека в остроконечном колпаке, квадрат, заполненный цифрами, астролябию. Была у маэстро в кабинете и настоящая астролябия - огромная, на инкрустированной серебром подставке. Стояла она на специальной полке по соседству с чем-то загадочным, напоминающим перегонный куб.
- Располагайтесь, пожалуйста, в креслах! - сказал маэстро. - А вы, любезная графиня, садитесь около меня. Так-с! - Маэстро весьма ловко зажег толстую витую свечу и склонился в витиеватом поклоне около Вероники. - Так-с, сударыня! Гм!… Угу!… Так-так-так!
- Что же вы видите, маэстро? - спросила Вероника нетерпеливо.
- Сударыня! Вы когда-нибудь слыхали о Дельфийском оракуле? О! Вы морщите лобик! Учитывая вашу красоту, знать о Дельфийском оракуле вам необязательно. Располагался он в городке Дельфы, в Древней Греции. Находился в пещере, из глубины которой постоянно валил густой, одуряющий дым. Древние греки, сударыня, верили, что этот дым идет из самого Аида - царства мертвых, расположенного глубоко под землей. В пещере сидела пифия - дева-прорицательница. Вдыхая дым, она изрекала туманные пророчества, смысла которых зачастую не понимал пришедший за предсказанием человек. Он пожимал плечами и уходил. И лишь затем, когда начинало сбываться предсказанное, а причудливые обстоятельства сплетались таким образом, что смысл пророчества уже переставал быть невнятным, к человеку приходило понимание. Человек понимал, что иначе (и большего) сказать было невозможно. Ибо (прошу, сударыня, прощения за затянувшееся вступление, будьте снисходительны к старому болтуну) миром управляет Его Величество Случай. Игра и сплетение всякого рода случайностей, ежесекундно меняющихся, тончайшей сетью оплетают мир, где мы с вами живем. Помимо этого, есть еще и закономерности… Впрочем - гм! - не будем углубляться в эти материи. Скажу лишь, что человек волен менять некоторые случайности, дабы не подвергаться опасностям разного рода. Например, случай из моей практики. Некий служащий, жена коего находилась в весьма интересном положении, выразил желание узнать у меня, кого она ему родит.
- Неужели вы можете предсказать даже это? - изумленно воскликнула Вероника.
- Сударыня! Это такие пустяки, доступные даже средней руки шарлатану, что я считаю излишним хвалиться этой своей способностью. Так вот, я безошибочно определил, что жена принесет ему двойняшек мужеского пола. Однако помимо этого (а вот здесь уже хвалюсь), внимание мое привлек довольно редкий узор кожных линий. Рядовой хиромант не придал бы сему обстоятельству ровно никакого значения - но только не я! Линии указывали, что человек этот фантастически привержен своим устоявшимся за долгие годы привычкам и что таковая приверженность грозит ему в самое ближайшее время неслыханными бедами. Большего я выведать не смог. Чиновник внимательнейше выслушал меня, однако, как мне показалось, был весьма недоволен туманностью моего предсказания. Через две недели я получил известие, что недавний мой клиент оказался убит. Причиною смерти явился наиобычнейший цветочный горшок, вывалившийся из окна по недосмотру протиравшей оконные стекла горничной прямо на улицу, по которой наш чиновник ежедневно ходил на службу, ходил с такой регулярностью, что по нему, извините за избитое выражение, можно было проверять часы. Горшок упал чиновнику на голову, пробив черепную коробку… Впрочем, опустим детали. Естественно, он так и не увидел двойняшек мужеского пола, которых жена принесла ему точно в срок. А ведь, пройди он по улице секундой раньше или секундой позже, трагедии не случилось бы. Ее также не случилось бы, если б он прислушался к моему совету и изменил свои привычки. Хотя скорее всего я требовал от него невозможного. Теперь, дитя мое (вы не будете возражать, если я вас так назову?), вы, надеюсь, понимаете, что такое обстоятельства, могущие измениться?
- О да, - сказала Вероника, - кажется, понимаю.
- Задача всякого прорицателя - указать именно на такие обстоятельства, изменение которых способствует избавлению от бед и всякого рода напастей.
- А что же вы все-таки углядели на моей ладони? - спросила Вероника.
- Это не тайна, сударыня, от вас, - сказал, раскланявшись, маэстро. - Однако господину барону лучше было бы не слышать этого.
- Мне что же - уйти? - сказал Кристоф.
- Нет, - сказал маэстро. - Просто отойдите к окну. Там вы не будете слышать того, что для ваших ушей не предназначено.
- Что ж, - сказал Кристоф, пожимая плечами, - будь по-вашему!
За окном моросил мелкий дождик, в сером небе летали далекие, похожие на мух птицы, по заросшему ряской рву расходились круги дождевых капель.
- Сударыня! - Маэстро заговорил шепотом. - Не ошибусь, если скажу, что вы влюблены.
Вероника покраснела.
- Не краснейте, дитя мое! Ничего стыдного в этом нет…
- Маэстро, я поражена! Неужели все это написано на моей ладони?…
- Оставьте свой сарказм, графиня. Это написано на вашем лице, это безошибочно читается у вас во взгляде. Ладонь же ваша повествует, помимо этого, еще кое о чем…
- О чем же?
- А о том, что вы сами еще не знаете, до какой степени можете любить. Любовь ваша может подвигнуть вас на безумства, которых я советую остерегаться.
- Я не понимаю, о чем вы говорите! - разгневанно перебила Вероника.
- Подождите гневаться! Я ни в коем случае не делаю вам оскорбительных намеков. Я всего лишь предостерегаю вас от необдуманных поступков, совсем не связанных с тем, что вы подумали.
- Откуда вам знать, что я подумала?
- Тысяча извинений, сударыня! Хоть я и доктор красноречия, однако не в моих силах объяснить вам, что я имею в виду…
Взгляд Кристофа, устав скучающе блуждать по заоконному пространству, обратился к подоконнику. Сделанный из красного дерева, он содержал на себе несколько предметов: резную фигурку, изображавшую толстого монгола с бритой наголо головой, сидящего на корточках и блаженно чему-то улыбающегося; пожелтевший кусок пергамента, испещренный неведомыми значками; хрустальный флакончик, до половины наполненный какой-то белой, напоминающей воду жидкостью. Машинально флакончик этот очутился у Кристофа в руке. Аккуратно, двумя пальцами, Кристоф Убрал с его горлышка миниатюрную хрустальную пробку и, поднеся флакончик к самым ноздрям, понюхал жидкость. Она обладала резким, но не лишенным приятности запахом, как будто нашатырь смешали с изысканным благовонием. Кристоф еще раз глубоко вздохнул, и, странное дело, ему показалось, что жидкость выделяет радужный пар. Гладко, как дым из трубки, извиваясь в воздухе, разноцветный этот пар стремился в ноздри Кристофа. В этом было что-то пугающее. Кристоф быстро закрыл флакончик и поставил его на прежнее место. Кажется, маэстро ничего не заметил.
- Сударыня! - продолжал маэстро. - Вы начинаете обижаться, так и не соизволив меня понять…
- Кто вам сказал, что я обижаюсь? - пожала плечами Вероника. - Хотя, сказать честно, я была лучшего мнения о вас.
- Я всего лишь предупреждаю вас, что принятие вами необдуманных решений может привести к нежелательным последствиям…
- Что ж, я поняла вас. - Шурша юбками, Вероника поднялась из кресла. - Господин барон, пойдемте на карнавал…
Жидкость с подоконника обладала несомненно опьяняющим действием. Кристоф вдруг почувствовал, как все расплывается перед его глазами. Маэстро превратился в нечто огромное, бесформенное и расплывчатое. Вероника, казалось, растеклась в воздухе белым ажурным пятном. Стены кабинета раскачивались перед глазами. "Еще мгновение, - подумал Кристоф, - и они пустятся в какой-то нелепый, фантастический танец, увлекут за собою меня, я не выдержу, упаду в обморок, как кисейная барышня, и…"
- Сударыня! - продолжал маэстро шепотом. - Хорошо же. Приоткрою чуть-чуть завесу тайны. Посещая замок, вы рискуете попасть в довольно неприятную историю. Воздержитесь, - маэстро умоляюще сложил руки, - от частых посещений замка!
- Знаете ли! - Вероника в гневе закусила губу.
- По крайней мере старайтесь не посещать замок незапланированно!…
- С меня довольно! - воскликнула Вероника. - Господин барон, вы идете? Или я пойду сама!
Кристоф нагнал ее уже на лестнице. В дверях своего кабинета беспомощно раскланивался маэстро.
- Что случилось? - спросил Кристоф.
- Ничего не случилось! - резко отвечала Вероника, каблучки ее туфель разгневанно щелкали по ступеням. - Ничего не случилось! Он обычный шарлатан - твой маэстро! - Она почти кричала.
Кристоф мог клясться и божиться, что видел, как из ее рта вылетают белые пушистые хлопья, похожие на маленькие облака, вылетают и с хлопком лопаются. "Это слова", - понял Кристоф.
- Как ты сказала? - проговорил он. - Повтори, пожалуйста.
- Твой маэстро - обычный шарлатан! - В гневе Вероника даже топнула ножкой.
Кристоф же удивленно наблюдал за вновь возникшими пушистыми хлопьями-облаками. Облачко, образовавшееся от слова "маэстро", неожиданно приняло облик самого маэстро и грозно грозило Кристофу эфемерным кулаком.
- Кристоф! Что случилось? Что с тобой?
Эти слова приняли вид множества вопросительных знаков. Они мягко облепили тело Кристофа, щекотались изогнутыми верхними концами, присасывались к камзолу и панталонам нижними своими точками.
- Все в порядке! - сказал Кристоф, с изумлением наблюдая, как с его губ слетают восклицательные знаки. Прямые и стройные, уверенные в себе, они врезались в изогнуто-неуверенное месиво знаков вопросительных. Те вяло отступали.
"Битва восклицательных и вопросительных знаков! - подумал Кристоф. - Никогда подобного не видел!"
- Кристоф! - Вероника обвила его шею тонкими своими руками. - Ты сейчас какой-то ненормальный. Ты устал? Может, проводить тебя в спальню?
И опять целая лавина заботливых вопросительных знаков.
- Что с тобой?
Еще больше знаков вопроса.
- Вероника! - тяжело проговорил Кристоф. - По-моему, я сошел с ума. - Слова тяжелыми металлическими кубами вылетали из уст. - Но… Нет, этого не объяснить.
- Расскажи мне, пожалуйста! - Вероника еще тесней прижалась к нему.
- В общем… Я, как бы это сказать, вижу все слова.
О черт! - Слова, тяжелые и громоздкие, едва выходилииз горла, то и дело норовили застрять во рту, и Кристофу приходилось тяжело и натужно выплевывать их наружу, и они с грохотом осыпались к его ногам. - Прости меня!
- Ты бредишь, Кристоф! У тебя лихорадка?
- Нет-нет! Я действительно вижу слова! Понимаешь, пока ты разговаривала с маэстро, я стоял у подоконника. - Слово "подоконник" было таким длинным и громоздким, что Кристоф чуть им не поперхнулся, затем с облегчением отметил, что оно, как и прочие, все же обрушилось вниз, к его ногам, и продолжал: - Там стоял какой-то флакончик с прозрачной жидкостью. Я понюхал ее. У меня все поплыло перед глазами. И вот теперь… я вижу слова…
- О Боже! - воскликнула Вероника. Кристоф почувствовал и увидел, как его обволокла, заботливо и нежно, мягкая прозрачная пелена. - О Боже! Какой ты странный! Пойдем, я провожу тебя в спальню…
- Пойдем! - сказал Кристоф, перешагивая через груды омертвевших слов около его ног. Вероника взяла его под руку. "Черт побери! Приятно все-таки иногда почувствовать себя смертельно больным!"
Когда они спустились этажом ниже, слышны стали звуки музыки, доносящиеся снизу.
- Карнавал уже начался! - вздохнула Вероника.
Чем ниже они спускались, тем громче становилась музыка. Наконец она стала громкой настолько, что Кристоф смог увидеть звуки. Они имели формы обычных музыкальных нот и, как рой насекомых, клубились в воздухе. Каким-то образом почувствовав человеческое присутствие, звуки устремились прямиком к Кристофу с Вероникой. Закругленные их окончания вздрагивали, как тельца насекомых. Жужжа, кружились они около голов и после секундного промедления, еще раз тряхнув своими "тельцами", вонзились заостренными хвостиками в уши.
- Аи! - закричал Кристоф, почувствовав резкую боль. Он закрыл уши ладонями. Звуки бились в его руки, нещадно кололи их своими жалами. Однако жжение в перепонках не проходило, ибо несколько звуков таки сумели протиснуться под закрывающие ушные раковины ладони. - Аи! Вероника! Быстрей! Зажми уши! Зажми!
Звуки, он это видел, хищным потоком влетали в уши молодой графини, вгрызались в барабанные перепонки и вылетали раздувшиеся, как комары, после того как напьются крови.
- Да закрой же ты уши!!!
- Господи! Кристоф! Ты совсем сумасшедший! Где тут твоя спальня?
- Там! - указал Кристоф в глубь широкого коридора, весьма скудно освещенного.
Кристоф шел по нему все так же, зажав уши ладонями. Подойдя к двери в опочивальню, он пнул ее ногой. Дверь распахнулась скрипя. Кристоф увидел, как из несмазанных ее петель выползают звуки - ленивые, жирные, напоминающие хорошо откормленных сверчков.
- Все! Ложись на кровать, накройся одеялом и спи! - сказала Вероника. - А я пойду смотреть карнавал.
- Постой! - сказал Кристоф, отнимая руки от ушей, ибо звуки музыки сюда почти не доносились, лишь несколько незначительных ноток кружились в сумеречном воздухе. - Постой! А как же я?
Огромный вопросительный знак повис у Вероники на шее.
- А ты спи! - отвечала Вероника. - Не хочу с тобой общаться. Ты сегодня сумасшедший и противный.
- Ты знаешь меня всего один день! Откуда ты взяла, что я именно сегодня - сумасшедший и противный. Может, я всегда такой?
- Тогда я жестоко в тебе ошиблась и нам не нужно больше встречаться!
Слова эти тяжелыми кирпичами рушились Кристофу на грудь.
- Спасибо за угощение, господин барон! - Она сделала реверанс. - И за компанию тоже спасибо, и за такого же чокнутого, как вы, маэстро - также низкий
поклон. И еще, господин барон, не вздумайте приходить на карнавал и пугать публику своим видом. Прощайте!
- Постой! - воскликнул Кристоф. - Неужели ты всерьез веришь, что я действительно сумасшедший?
Вопросительный знак, как крюк, вонзился в платье графини. Она остановилась, обернулась.
- Нет, - сказала она. Что-то похожее на слезу блестело в ее глазах. - Но ты так странно ведешь себя…
- Извини меня… Поверишь ли, это действительно виновата жидкость из флакончика маэстро. Со мной творится что-то странное. Не бросай меня, пожалуйста! А я постараюсь больше не чудить…
- Ты вел себя так странно. - Слова Вероники снова приобрели вид легких белых облачков, до этого они были темные и напоминали скорее предгрозовые тучи. Кристоф определил, что она больше не гневается. - Я не могла понять: разыгрываешь ли ты меня, издеваешься ли надо мной или ты в самом деле сумасшедший.
- Я не разыгрывал тебя и не издевался. Это надо мной кто-то поиздевался, подсунув под самый нос эту гадкую жидкость. И я, кажется, знаю кто…
- Кристоф, милый! Зачем ты держишь около себя этого гадкого старика? Знаешь, что он мне наговорил?
- Не-а… Поцелуй меня.
Горячий, жадный поцелуй обжег Кристофа.
- Он сказал, что я не должна с тобою встречаться!
- Это почему же? - возмутился Кристоф.
- Не знаю… Он говорил, что я могу попасть в какую-то неприятную историю, если буду часто приезжать сюда.
- Вот так так! - Кристоф вскочил. - Немедленно! Сей же час ноги этого старикашки!… Черт знает что!…
Разгневанные его уста фигурально и буквально извергали молнии. Это еще больше распалило Кристофа.
- Как это понимать! Я не потерплю грязного интриганства в моем доме! Вероника! Если хочешь знать, он и меня пугал какими-то опасностями! Он либо хитрый интриган…
- Он просто сумасшедший! - сказала Вероника. - Кристоф! Мне надоело разговаривать о нем. Давай оставим эту тему.
- Хорошо, - сказал Кристоф. - Но завтра я всенепременнейше его выгоню! Отправлю к чертовой матери к ковырятелям, хлебателям и прочей сволочи!
Кристоф даже залюбовался повисшим в темноте огромным ярким восклицательным знаком. "Наверное, я действительно сумасшедший! - подумал он. - Этого же не существует в действительности!"
- Кто такие ковырятели, хлебатели и прочая сволочь? - спросила Вероника.
- Была у меня, - отвечал Кристоф, - такая прислуга… Всех к чертовой матери разогнал!…
- Поцелуй теперь ты меня! - сказала Вероника. - А то ты все сердишься и сердишься…
- Хорошо, больше не буду! - сказал Кристоф и с готовностью исполнил желание Вероники.
Раскаленная волна желания обожгла внутренности. Не понимая своих действий, Кристоф стал расстегивать многочисленные застежки Вероникиного платья.
- О Боже! Кристоф! Что ты делаешь?! - воскликнула Вероника. - Прекрати сейчас же!
- Молчи! Молчи, пожалуйста! Не надо слов! - И левой рукой Кристоф зажал графине рот, в то время как правая его рука отправилась в восхитительное путешествие по телу графини, по всем его мягкостям и округлостям.