Они неторопливо поднялись по лестнице на третий этаж. Петр чувствовал себя последней сволочью.
- У нее точно детей нет? - уточнила инспектор Галка.
- Даже внуков.
- Смешно, аж спасу нет…
Лопаницын заметил меловые разводы на двери.
- Сука…
- Это ты кому?
- Не тебе. Написал кто-то на двери.
Галка подслеповато приблизила лицо к филенке.
- Очень мило. Нездоровая атмосферка на вашей земле, товарищ страшный лейтенант.
Петр решительно утопил кнопку звонка.
- Сиди, я открою. - Марина встала из-за стола.
Собаки заходились в истерике. Слишком много несвоевременных визитов за последние сутки.
На пороге стояли мужчина и женщина в милицейской форме. Так, похоже, вызывать никого не придется. Кто-то уже вызвал.
- Здравствуйте, Марина Васильевна, - приветствовала женщина. - Вы позволите войти?
- И вам здравствуйте. Прошу. - Хозяйка отступила в глубь прихожей.
Капитоша с Чапой уже сипели от лая, и только Чумка успокоилась и теперь довольно дружелюбно разглядывала незнакомцев.
Милиционер пропустил свою спутницу вперед, затем вошел сам и закрыл за собой дверь. Резкий кошачий запах ударял в нос, и мужчина, и женщина заметно напряглись, пытаясь скрыть гримасы отвращения. В освещенном коридоре Марина узнала и участкового, и Галину.
- Галочка? А ты разве не в школе работаешь?
- Как видите, - пожала плечами гостья. - Инспектор отдела по профилактике правонарушений несовершеннолетних. Вот мое удостоверение.
- Это так называемая "детская комната милиции"? - догадалась Марина Васильевна, так и не раскрыв корочки.
- Что-то вроде. Так где ваше чадо?
- На кухне, завтракает. Вы уж простите меня - запах от животных… Да вы не разувайтесь…
Взрослые прошли на кухню. Мальчик сидел, уткнувшись носом в тарелку, как будто чувствовал, что пришли по его душу.
- Здравствуйте, молодой человек. - Геращенко не стала приближаться к ребенку вплотную. Она присела на банкетку у двери, сравнявшись с мальчиком в росте. - Меня Галина Юрьевна зовут. А тебя как?
Мальчик не откликнулся. Только сжал кулаки и еще ниже склонился над тарелкой.
- Вы раньше этого ребенка встречали? - Не дождавшись ответа, Геращенко обратилась к Марине Васильевне.
- Я к детям младше пятнадцати даже подходить боюсь. Так что ничего ответить не могу. Может, он тут где-то поблизости и гулял раньше, но я не видела… не могла видеть.
- Но ведь почему-то именно вас он выбрал, - вмешался участковый. - Малой, ты почему Марину Васильевну выбрал?
Малой сжался в комок и совсем отвернулся. Галка свирепо глянула на Петра и постучала пальцем по лбу. Затем снова повернулась к хозяйке:
- Ребенка нужно эвакуировать. Возможно, ему потребуется медицинская помощь и помощь психолога…
В этот момент мальчик заревел и кинулся к Марине Васильевне:
- Ма, не отдавай! Я буду хорошим!
Марина неумело приобняла найденыша за плечи и растерянно посмотрела на Галину и участкового, а Петр, оказавшийся в такой ситуации впервые, нерешительно топтался на месте. Детский плач Лопаницыну был вообще серпом по одному месту. Что теперь с этим угланом делать?
Вязать, кидать через плечо - и на выход? Так он кипеш подымет на весь двор…
Пожалуй, единственным человеком, сохранявшим в этой ситуации хладнокровие, оказалась лейтенант Геращенко. Она грациозно встала с низкого сиденья, подошла к ребенку, ласково прикоснулась к его лбу - и тут же резко отдернула:
- Ой, да он горячий! "Скорую" надо.
При этом она отчаянно подмигивала Марине Васильевне. Слава богу, той достало здравого смысла подхватить обман.
- Телефон в коридоре, - подсказала хозяйка.
Вскоре из прихожей донеслась взволнованная речь инспектора:
- Алло, "скорая"? Ребенку плохо… Сорок градусов… Восемь лет… - Оторвавшись от трубки, Геращенко крикнула: - Имя какое у мальчика?
- Евгений, - поторопилась ответить Марина Васильевна.
- Женя Кулик. - Геращенко самовольно нацепила найденышу фамилию.
Впрочем, действовала она быстро и четко. - Что? Мальчик, конечно, мальчик… Емельяна Пугачева, семнадцать "а", квартира тридцать четыре… Откроем, откроем дверь! Ждем.
Она положила трубку и позвала участкового:
- Петр Ильич, можно вас на минуту?
Конфузясь, Лопаницын протиснулся на выход.
- Дуй вниз, предупреди врачей: пусть ведут себя с пацаном, как с тяжелобольным. И больше не подымайся, внизу жди.
Старлей с благодарностью посмотрел на коллегу и шумно распрощался:
- Ну, до свидания, я думаю, вы тут как-нибудь без меня… - И собаки яростно залаяли ему вслед.
Хозяйка ничего не успела ему ответить, скованная плачущим ребенком, который и вправду начал нагреваться от переживаний. Сдерживать собак и запирать дверь пришлось Галке.
- Галина Юрьевна, он горячий. - Голос Кулик отвердел, стальной препод вытеснил из Марины Васильевны все материнские инстинкты. - И его действительно надо везти в больницу.
- Это у них от страха бывает.
- У кого это - "у них"?
- У детей, - пожала плечами Галина Юрьевна.
В возрастной физиологии Марина Васильевна не разбиралась, но слова инспектора (да какой она инспектор, Галка она Геращенко!) показались слишком циничными. Такая бездомному щенку на улице кусок хлеба не подаст.
- Мамочка, не отдавай меня, пожалуйста, - сквозь слезы просил мальчик. - Я не хочу, я боюсь!
Все тридцать две кошки скребли на душе у Марины Васильевны, да и у Галки, несмотря на профессиональную закалку, тоже щемило сердце.
Ребенок явно домашний, ухоженный: шорты новые, ребра не торчат, пострижен красиво, но главное - ногти. Такие ухоженные ногти не у каждой благополучной девочки встретишь, не то что у сорванца восьми лет. Ребенка до недавнего времени холили и лелеяли, вне всякого сомнения. Может, его украли, а он сбежал от похитителей? Как бы там ни было, Галина чуяла, что этот Евгений - парень непростой и принесет еще немало сюрпризов. От предчувствия у нее даже уши заболели.
Не успели женщины общими усилиями успокоить ребенка, как в дверь позвонили: приехала "скорая".
Кто бы мог подумать: каких-то восемь-десять часов бок о бок с совершенно незнакомым ребенком - и столько переживаний. До полудня Марина места себе не могла найти: хотелось бросить все дела и отправиться в приемник-распределитель, или как он еще называется, чтобы извиниться перед Евгением за свое вероломство. Однако, едва она собралась с духом и даже пошла переодеваться, у Гаврика возобновился кровавый понос. Еще неделю назад казалось, что кот пошел на поправку, но, видимо, это были пустые надежды. Пришлось изолировать больного - во избежание повторной эпидемии.
Пока убирала за больным, пока консультировалась по телефону с ветеринаром, пришел Дедка - принес банку огурцов.
Вот уж чего-чего, а визита родителя Марина ожидала в самую последнюю очередь. Понятно, что огурцы - лишь предлог, просто отцу приспичило выяснить, о чем это с самого утра судачат соседи.
- Огурцов тебе принес. - Дедка демонстративно поморщился.
- Я еще прошлую банку не одолела.
- Так и будешь меня на пороге держать?
- У меня не прибрано…
- У тебя никогда не прибрано, засралась совсем!
Марина Васильевна отступила в коридор:
- Зайди и успокойся.
Но Дедка закусил удила. Он орал на весь подъезд о позоре, о кошачьем дерьме, о том, что людям стыдно в глаза смотреть, и даже назвал ее б…дью, что до сих пор позволяла себе только мать.
Поэтому дальше Марина слушать не стала. Вступать с родителями в открытую конфронтацию не было никакого желания - хватало соседей.
Она захлопнула дверь и пошла проветривать квартиру: через час должен прийти дипломник, а вслед за ним потянутся клиенты-абитуриенты, сегодня не меньше шести… Много еще сегодня дел.
Например, покормить зверей и поймать вора.
Процесс кормления не представлял из себя ничего интересного: Марина Васильевна приходила на точку, где ее уже поджидали животные, выкладывала звериную еду в пластиковые подложки из-под мясных полуфабрикатов и, дабы не смущать дворняг своим присутствием, удалялась прочь. Число таких точек по всему району в лучшие времена, пока Наташа с мужем жила в соседнем подъезде, достигало восьми. Без сестры Марина могла обойти максимум шесть, да и то - если хватало денег. Нынешним маем осталось лишь три. Да и те кто-то грабил.
Узнала об этом Марина, как водится, случайно. Жители домов, прилегающих к точкам, крайне негативно относились к благородным порывам Марины Васильевны и всячески пытались урезонить "чокнутую профессоршу": мол, от бездомных животных лишь грязь да вонь, и детям небезопасно, и вообще… На это Марина предлагала избавиться от этой проблемы радикальным способом, то есть разобрать дворняг по домам, их всего-то во дворе десять-пятнадцать штук. Почему-то сразу после этого граждане сникали и рассасывались. Но вдруг одна дамочка заявила:
- Может, вы и бомжей мне прикажете у себя оставить?!
- Разве я бомжей кормлю? - удивилась Марина Васильевна.
- Вы, может, и не кормите, а как только уходите, появляется какой-то бич, разгоняет ваших кошек да собак и сам все жрет. Этак он скоро всю компанию свою притащит!
Пренеприятное известие.
Марина как следует осмотрела место кормления и увидела, что кто-то аккуратно составил одну в другую импровизированные мисочки. Ясно, что это сделали не кошки. Вмешательство человека она обнаружила и на другой точке: там чья-то заботливая рука начисто вымела весь мусор из закутка, образованного торцевой стеной пятиэтажки и кустами сирени. Мысленно оторвав аккуратисту руки, Марина Васильевна поклялась себе, что выследит подонка и отучит воровать еду у бессловесных тварей.
Поэтому, едва занятия закончились, Кулик переоделась, собрала две сумки питания и отправилась мстить.
Не зря говорится в народе, что на ловца и зверь бежит. Была ли тому причиной твердая решимость Марины Васильевны схватить с поличным злоумышленника, или над ним тяготел рок, а только вор попался сразу.
Марина выждала десять минут - и вернулась к месту кормления. Там, усевшись на пластиковый ящик (с собой, видимо, притащил), жадно ел кошачий корм однорукий человек неопределенного возраста. Марина Васильевна издала воинственный клич и бросилась в драку. Не то чтобы в пылу борьбы она шибко помяла противника, но лицезреть ожесточенную схватку сбежался весь дом. Бомж не очень-то и отбивался - куда там, с одной рукой? - только ныл, что есть нечего, умолял не обижать, клялся, что больше не будет… Словом, порок потерпел сокрушительное поражение, вор стремглав бежал с поля боя.
Едва остыв от праведного гнева, Марина Васильевна дополнила миски, подождала, пока животные наедятся, и отправилась дальше. И тут же заметила, что вор плетется вслед за ней. Не вплотную, конечно, на почтительном расстоянии, но Марина растеряла уже весь запас отваги, и ей чудилось, что сейчас это чучело однорукое нагонит ее и убьет.
Мимо проехала маршрутка. До остановки, оказалось, всего-то шагов пятьдесят, и Марина Васильевна с высокого старта преодолела это расстояние в мгновение ока, не боясь показаться смешной и нелепой.
Она вошла в салон, двери захлопнулись, "пазик" тронулся с места.
Лицо Марины озарила злорадная улыбка: она увидела через заднее стекло нелепо вытянувшуюся физиономию бомжа.
Впрочем, через три остановки ей все равно пришлось выйти, потому что автобус шел в центр, в южную часть города, а это лишние полчаса на возвращение. К тому же кормления никто не отменял.
Бомж настиг Марину Васильевну, когда она выкладывала кошачью еду на точке номер три. Ворвался в закуток между гаражами, дворняги порскнули кто куда, и Марина поняла, что теперь ей не убежать. Ну как она не додумалась, что этот подонок вычислил все места кормления? Набрав в легкие побольше воздуха, Кулик приготовилась кричать.
- Дай, пожалуйста, хлебушка. - Бомж, похоже, сам не ожидал встретить здесь кормилицу и оттого выглядел более попавшимся, чем Марина Васильевна.
В пылу драки бич представлялся Марине взрослым, даже пожилым мужчиной, пусть худым, но достаточно сильным и потому вдвойне отвратительным - надо же, справился с десятком кошек и одной собакой! Теперь же, глядя в испуганные глаза вора, ей стало ясно, что парнишке-то в лучшем случае восемнадцать.
- Чего? - глупо переспросила Марина.
- Поесть дай, - совсем оробел однорукий.
В сумке у Марины Васильевны остался паек только на здоровенного кобеля, обитавшего в районе института, которому студенты физмата дали кличку Матан. Справедливо рассудив, что полбуханки ржаного и триста граммов дрянной соевой колбасы для завтракавшего дворняги будет многовато, Кулик разделила порцию Матана пополам. В мгновение ока расправившись с подачкой, бомж сыто рыгнул и посчитал нужным отрекомендоваться:
- Пиворас.
- Что "раз"? - не поняла Марина.
- Зовут меня Пиворас. Литовская фамилия.
Марина Васильевна критически оглядела Пивораса. На литовца не похож: смуглый, чернявый, он больше на цыгана смахивал.
- Если литовская, то ударение на первый слог падать должно, а не на последний.
- Так меня только так и окликают, я привык.
- А имя-то у тебя есть?
- Есть, - согласился Пиворас.
- Ну говори-говори…
- Альбин Петрович.
Час от часу не легче.
- Только ты меня так не зови. - Бомж опасливо огляделся.
- Почему?
- Побьют. Меня много бьют. Поймают за углом, спрашивают: как имя-отчество? Я отвечу, а меня ботинком по яйцам. Руками не бьют, брезгуют… Только ты не брезгала. - Голос Пивораса потеплел.
- Ты где живешь-то, Альбин Петрович? - Марина Васильевна заглянула в сумку, мысленно попросила прощения у Матана и отдала остатки хлеба и колбасы бомжу.
- У меня есть дом, - горячо заговорил Пиворас, - есть-есть! И деньги, и машина тоже есть. Только я не живу там.
- Где? В машине?
- Да нет же, в доме. - Альбин Петрович посмотрел на Марину, как на сумасшедшую.
- Почему?
- Дорого его содержать. Электричество, газ, коммунальные услуги, да и просто квартплата… Да и на машину бензина не напасешься, - добавил он, немного подумав.
- А деньги тебе на что?
- Ну да, - хмыкнул бич с таким превосходством, будто это он кандидат наук, а Марина на улице побирается. - Их же украсть могут!
- Украсть?
- Конечно! Я же говорил: поймают за углом, спросят, как зовут, а потом ботинком по яйцам - и все заберут. Не, я с деньгами не связываюсь.
- Так ты мне скажешь, где живешь? - повторила вопрос Марина Васильевна.
- Там, - махнул рукой Пиворас.
Между тем в закутке стало темно, начал накрапывать дождик. Пиворас вызвался проводить Марину Васильевну, и та милостиво позволила.
Расстались на перекрестке, неподалеку от места стычки. Парень явно не дружил с головой, но оказался вполне вменяемым и милым, обещал не обижать Марининых зверей, если она и ему что-нибудь будет приносить.
Дома Марине едва хватило сил накормить своих питомцев и выгулять собак. Не поев сама, она переоделась и бухнулась в кровать.
Ночью умер Гаврик.
Пиворас не врал. У него действительно имелись и дом, и машина.
Деньги, кстати, тоже не представляли проблемы: мать Альбина Петровича владела лесозаготовительной фирмой. Однако синдрома бродяжничества вышеупомянутое благосостояние не отменяло, так что матушке, а заодно и секретарю и двум охранникам скучать не приходилось.
Доктор сообщил маме, что у сына гебоидный синдром и дромомания - всего лишь следствие. Лиана Степановна накупила лекарств, наняла сиделку, но Альбин умудрялся линять даже будучи запертым с опытной нянечкой в одной комнате. Обычно его находили на лесопилке недели через две-три. Грязный, вшивый, но весьма довольный собой, он делил кров с китайцами, ютившимися в вагончике. Китайцы знали, что Пиворас - сын хозяйки, по-этому относились к пареньку с пиететом, сам же Альбин китайцев любил за то, что они всегда улыбаются и кивают.
Естественно, когда Аскольд, мамин секретарь, в сопровождении отлитых по одной форме бугаев Коли и Коли-второго являлся узнать, не здесь ли обитает Альбин, Пивораса сдавали с потрохами, но он не обижался.
Он знал, что через месяц или два снова сюда вернется.
Однако нынче все шло навыворот. Оба Коли сторожили вагончик денно и нощно, перепугали весь рынок, на котором Альбин обычно зарабатывал себе на жизнь (воровать он не умел совершенно, поэтому средства добывал относительно честно - попрошайничал и таскал баулы торгашам), но нигде барского дитяти не нашли. Дитятке было семнадцать весен, оно вполне сносно успевало по школьной программе - ему, между прочим, предстояло сдавать ЕГЭ, - и вот исчезло, подлое.
Двое-из-ларца (так именовала охранников Лиана Степановна) тихо зверели и поклялись друг другу выдрать барчука, едва отловят. Не нужно думать, что Одинаковы-с-лица (а так Николаев называл сам барчук) были какими-нибудь тупыми братками, это вовсе не так.
Коля-второй, например, закончил местный физмат и, между прочим, несколько раз помогал Марине Васильевне хоронить ее зверей, а просто Коля имел первый юношеский разряд по шахматам. Такое уж им выпало счастье: вырасти здоровыми, красивыми парнями одного типа внешности, неробкого десятка. Аскольд подобрал их сам, когда хозяйка (барыня, как ее называли Двое-из-ларца) распорядилась нанять толковых ребят в охрану. Барчук Николаям скорее нравился, но, едва у него начинались эти закидоны с окнами и дверьми, - готовы были растерзать.
К чести Одинаковых-с-лица следует заметить, что все маршруты и знакомства своего подопечного они знали досконально. Например, Альбин Петрович довольно близко знался с Андрюшей. Этот здоровенный детинушка в пузырящихся трико и резиновых сапогах, умственно отсталый с детства, был королем уличных реприз и всеобщим любимцем Большой Ольховки. Издалека он кажется большим ребенком, но стоит подойти ближе, и вы начинаете понимать, что встречаете Андрюшу не первый уже десяток лет, и загорелое детское лицо покрыто белыми морщинками у глаз, и волосы седые… Потом десяток шагов назад - и время опять невластно, и вы хихикаете, когда Андрюша подходит к этакой расфуфыренной даме и говорит нараспев:
- Привет! А ты похудела! Ножки тонкие, жопа толстая!
Дамочка не знает, куда деваться, а кавалер стоит, ждет ответа: он же светскую беседу начал. Мало кто отваживался продолжать подобный разговор, а одна тетка возьми да скажи:
- Ты тоже похорошел!
- Правда? - обрадовался Андрюша. - Ну тогда пойдем, жениться будем…
Иногда он сидит с бабками, торгующими семечками, и рассказывает о комнатных цветах:
- Прихожу домой, а там фиалки. Смотрят такие, хитрющие такие… Я говорю: "Ну что смотрите?" А они хитрые, смотрят, ничего не говорят… А герань не смотрит, она скромная. Герань сильней люблю.
Мало кто знал, что Андрюша рисует. Рисует одно и то же - дома и окна. Пиворас был среди избранных.