- Ну, зачем же так утрировать… Многие честно заблуждаются, принимая случайные совпадения мыслей или свои неясные ощущения за телепатические явления. Но и жуликов много. Они любят промышлять в мутной водичке, а в этой области наших знаний о человеческой психике как раз еще много темного… - Он неожиданно засмеялся. - Рассказать, какую забавную штуку выкинули два жулика с моим учителем, профессором Рейнгартом? Он увлекается телепатией и даже написал о ней несколько нашумевших статей. В частности, в одной из них он описал и совершенно удивительные способности этих двух хитрецов. Они проделывали у профессора в доме такой опыт. Один из них - индуктор - поднимался на второй этаж, в кабинет, и там профессор Рейнгарт называл ему какое-нибудь слово, цифру или целую фразу. Индуктор клал профессору руки на плечи, несколько минут, не отрываясь, смотрел ему в глаза, сосредоточивался, потом говорил: "Готово!" Профессор спускался по лестнице на первый этаж. Там его поджидал второй телепат - перципиент, который тоже, положив ему руки на плечи и так же пристально глядя в глаза, совершенно безошибочно называл загаданное число или слово. Переговариваться тайком оба телепата между собою не могли, находясь на разных этажах большого дома, в комнатах без телефона.
- Поразительно! Неужели вас этот пример не убеждает?
- Нет, потому что это было элементарным жульничеством.
- Как?
- Оказалось, индуктор держал в кармане кусочки липкой бумаги и незаметно, в кармане же, каракулями записывал на них слова или цифры, которые ему называли. Потом, проделывая внушительную церемонию с возложением ладоней и заглядыванием в глаза, он приклеивал записочки на плечи ничего не подозревавшего "исследователя". Когда профессор приходил к перципиенту, тот читал, что написано у него на плечах, и торжественным жестом незаметно снимал с них записочки. Уважаемый профессор служил просто почтальоном между двумя жуликами…
Мы посмеялись, потом я спросила:
- И, конечно, разоблачили все это вы?
- Ну, - ответил он с явно напускной скромностью, - у профессора есть и другие ученики… Но этот забавный случай лишний раз показывает: мало быть профессором, чтобы уличить шарлатанов. Тут требуются специалисты, знатоки всяких трюков…
- Рыбак рыбака…
- Вот именно.
- Странно, что учитель не передал вам свой интерес к телепатии. Или после этого случая он тоже перестал верить в нее?
- Увы, нет. Просто огорчился, что бывают на свете нехорошие люди, и начал искать новых телепатов.
- Но жалко, если телепатия - сплошное жульничество, - вздохнула я. - Хочется верить, что на свете есть еще чудесное и непознанное. А вам? Иначе жить станет скучно.
- Мне тоже жалко, - засмеялся Жакоб. - Я люблю всякие загадки. Меня интересует судьба пропавшего без вести путешественника, корабля, не вернувшегося из плавания, летчика, который отправился в полет через океан и не оставил видимых следов своей гибели… Я люблю тайны, и они не дают мне покоя, пока их не разгадаю. Но вы ошибаетесь, если думаете, будто мир становится беднее тайнами. У загадок природы замечательное свойство: чем больше их разгадывают, тем больше новых тайн возникает впереди. Только не надо обманывать себя и других и создавать загадки искусственно, где их нет.
- Вы становитесь мудрым и поучающим, как старенький доктор Ренар, - пошутила я. - Но, по-моему, все-таки нехорошо быть всегда трезвым рационалистом…
- Это я-то трезвый рационалист?! - возмутился Жакоб. - Выступаю факиром, по первому вашему зову ввязываюсь в тайну "гласа небесного"!
- Но ведь вы это делаете, чтобы разоблачить тайну…
- Мнимую тайну, - резко ответил он. - Такие мешают людям жить, закрывая им глаза мистической пеленой и делая их жертвами всяких проходимцев.
- Но что опасного или нехорошего в моей вере в телепатию? - защищалась я. - Как вы меня ни убеждайте, я в нее верю. Верю, и все!
- Ну и на здоровье, - засмеялся Морис. - Я просто пытался вам объяснить, что дело с телепатией обстоит гораздо сложнее, чем кажется. А чем сложнее, тем интереснее. И скажу вам по секрету, - добавил он, понизив голос и наклонясь ко мне, - в ученом труде я бы в этом не признался, но тут нас, кажется, никто не слышит: я тоже разделяю ваше желание, чтобы телепатия оказалась реальностью. Некоторые опыты как будто это доказывают.
- Какие же? - загорелась я.
- Прежде всего опыты по мысленному внушению животным. Их немало провел замечательный русский дрессировщик Дуров. Очень интересный был человек - талантливейший исследователь, всегда пытавшийся проникнуть в суть непонятных, загадочных явлений, а не отмахиваться от них. Особенно интересные опыты он проводил со своими собаками. В них участвовал и академик Бехтерев, о котором я как-то поминал, оставивший протокольную запись, так что достоверность этих наблюдений вне всяких сомнений…
- Что же можно внушить собакам? - недоуменно спросила я.
- Ну, скажем, пойти в прихожую и принести оттуда одну из трех телефонных книжек, лежащих на столике.
- И собака выполняла?
- В большинстве случаев - да. Или, скажем, подбежать к пианино, вскочить на подставленный стул и ударить лапой по правой части клавиатуры. Собака так и делала.
- И это ей внушалось мысленно?
- А как же иначе? Ведь собаке не скажешь: "Пойди туда-то и принеси то-то". Она не поймет. А вот если мысленно, максимально сосредоточась, как бы самому проделать то, что приказываешь собаке, то, оказывается, она понимает и делает. В том-то особый интерес и ценность этих опытов. Собака да и любое другое животное не понимают человеческой речи. С ними нельзя заранее договориться, чтобы они выбрали из трех книг одну или пролаяли шесть раз, а не четыре или пять. Так что возможность предварительного сговора исключается…
- А вы не делали такие опыты?
- Нет, все только собираюсь, - виновато ответил Жакоб. - Но я занимался гипнотическим внушением на расстоянии - тоже весьма любопытно. Несколько раз мысленно приказывал своему ассистенту Жану прийти вечером в лабораторию.
- И он слушался?
- Обычно - да. И забавно, что не мог объяснить, почему вдруг явился. Когда я его спрашивал, он удивлялся и отвечал смущенно: "Не знаю, шеф… Так просто… Захотелось прийти…" Но, правда, опыт нельзя признать совсем чистым, потому что его я подвергал гипнозу и раньше.
- А это что-нибудь меняет?
- Конечно. Такие люди потом легче поддаются гипнотическому внушению. Вспомните женщину, так эффектно прозревшую на "космическом шабаше"… - Закурив сигарету, Жакоб добавил: - Я пробовал и усыплять Жана на расстоянии…
- Вы опасный человек! И получалось?
Он кивнул.
- Получалось, но при одном условии. Если я просто мысленно приказывал: "Засыпайте! Спите!", как на обычном сеансе гипноза, ничего не выходило. Надо мне было непременно зрительно представить себе, как он постепенно засыпает. Точно так же как у Дурова с собаками, обратите внимание!
- Вот видите, а пытались меня разубедить! - воскликнула я. - Сами себе противоречите. Почему же вы сомневаетесь, что и поклонники "Космического пламени" не могут общаться между собой мысленно?
- А вы подумайте, ответ я вам только что подсказал.
- Вы что, и надо мной опыты ставите? - недовольно спросила я. - Пытаетесь устроить мне экзамен, словно школьнице? Как у вас эти вопросы называются, которые вы задаете, чтобы проверить умственные способности испытуемых?
- Тесты. Но я ничего не проверяю. Просто хочу, чтобы вы тоже приняли участие в расследовании этого хитрого дела и повнимательнее наблюдали за тем, что творится вокруг. Ведь вы - мои глаза: только через вас я и могу держать под наблюдением вашу тетю.
- Согласна, но все равно не могу догадаться, в чем тут дело. Подскажите.
- Вспомните хорошенько, какие вопросы задавали на "космическом шабаше" спящей красавице.
- О видах на урожай винограда, о биржевых сделках…
- Вот именно! Ведь я только что рассказывал, как у Дурова в опытах и у меня при мысленном внушении выполнялись лишь те задания, которые давались непременно в образной форме: открыть дверь, пройти в прихожую. Или закрывать глаза, сладко потягиваться, начать засыпать… Эти "космические" шарлатаны ухватились за самую распространенную и шаблонную гипотезу, будто телепатия - биологическая радиосвязь, и довольно ловко разыграли спектакль с мнимым мысленным внушением… Но они не учли, что нельзя мысленно передать отвлеченные, абстрактные понятия: биржевые акции, урожай. Такие задания, как у них, мысленно передать невозможно. Этим они и выдали себя. А какие сложные задания дает вашей тете "глас небесный"? Внушение тут бесспорное, но телепатия ни при чем. Конечно, они пользуются радиопередатчиком, а у вашей тети где-то спрятан приемник…
- Скажите, а можно внушить человеку, чтобы он совершил преступление? - спросила я, вспоминая искаженное ненавистью лицо тети, когда она вдруг бросилась меня душить.
Видимо, Жакоб догадался, о чем я думаю, потому что ответил уклончиво и внимательно посмотрел на меня.
- Вообще-то считается, будто это невозможно. Нельзя якобы заставить человека даже в гипнотическом сне совершать такие поступки, которые противоречат его моральным убеждениям. Правда, некоторые опыты как будто показывают иное, но они ставились, разумеется, только в лаборатории и признаны не слишком убедительными. Скажем, усыпленному человеку приказывали броситься на кого-нибудь с игрушечным кинжалом, и он выполнял. Но возникают резонные сомнения: может, где-то в глубине сознания испытуемый все-таки понимал, что кинжал игрушечный и задание дано не всерьез…
- А как же тогда тетя… - начала я, но Морис остановил меня жестом.
- Но я думаю, - продолжал он, - это все-таки возможно, если только построить внушение так, чтобы оно не противоречило чувству совести или долга.
- Каким образом?
- Очень просто. Внушите усыпленному, что через какое-то время после пробуждения на него набросится тигр. И тогда вместо человека, которого вы задумали убить его руками, он увидит тигра и, спасая свою жизнь, не задумываясь, выстрелит ему в голову. Или подсыплет кому-нибудь яд, если ему внушить, будто это спасительное лекарство.
- Ужас! - прошептала я. - Какие страшные вещи вы говорите. Значит, от этого голоса можно всего ожидать! А мы медлим…
- Мне нужен Вилли, - развел руками Жакоб.
Затишье перед бурей
Было такое чувство, словно я вырвалась из сумасшедшего дома, куда меня засадили совершенно здоровой и нормальной, - так спокойно и размеренно шла теперь жизнь.
По утрам доктор Жакоб обычно работал у себя в лаборатории на втором этаже. Иногда я заходила туда, но ненадолго, боясь помешать.
Тут царила строгая атмосфера. Хромом и сталью поблескивали в стеклянных шкафчиках инструменты. Жакоб и два молодых бородатых ассистента в накрахмаленных белых халатах возились со сложными приборами, изредка перебрасываясь фразами, звучавшими для меня загадочнее марсианских.
Они проводили опыты с собаками, большая свора которых носилась по всему саду, отпугивая от ограды редких прохожих, с обезьянами, кроликами, даже со змеями.
Я люблю всяких зверюшек. В детстве у меня долго жила лиса, и я увлекалась кроликами, расставаясь с ними каждый раз с горьким плачем. Так что в зверинце Жакоба я с удовольствием проводила целые часы. Я быстро подружилась со всеми собаками. Правда, змей я сторонилась. Змей я ненавижу и боюсь, не могу смотреть без содрогания на обыкновенного ужа, хотя все уверяют, будто они совершенно безвредны. Даже когда в кино или по телевизору показывают змей, я зажмуриваюсь и не открываю глаза, пока они не исчезнут с экрана.
Нередко Морис и боготворившие его ассистенты подвергали себя довольно жестоким, по-моему, опытам: силой самовнушения изменяли ритм сердца, за несколько секунд повышали у себя температуру на четыре-пять градусов, заставляли организм выделять больше инсулина. Все это контролировалось приборами.
Иногда они усыпляли друг друга и проделывали в гипнотическом сне удивительные вещи: вспоминали то, что казалось совсем забытым, моментально останавливали нарочно вызванное кровотечение (увидев это своими глазами, я начала верить в чудесную способность некоторых людей "заговаривать кровь"), вызывали самые настоящие ожоги прикосновением совершенно холодной металлической палочки.
Глядя на это, я начинала верить, что Морис ведет важную научную работу.
Специально для меня он самовнушением заставил однажды появиться у себя на запястьях кровоточащие стигмы, но я расплакалась, и Морис поскорее внушил себе, чтобы они исчезли.
Потом он еще раз повторил "явление стигм" на одной из своих "лекций с фокусами". Побывав на нескольких таких удивительных лекциях, я стала понимать, каким важным и нужным делом занимается Жакоб во время этих выступлений. Ведь он не только в очень живой и занимательной форме раскрывал перед самыми различными людьми новейшие научные знания и разоблачал всякие живучие суеверия, но и прямо тут, у всех на глазах, проводил сложнейшие опыты над своим мозгом и телом, исследуя их скрытые удивительные возможности.
Чего только он не проделывал! В несколько минут выращивал прямо на кафедре апельсиновое деревце с настоящими вкусными плодами, по примеру индийских йогов. Сыпал в хрустальную вазу с водой разноцветный песок - и тут же, как факир, вынимал его горстями совершенно сухим и даже рассортированным по цветам…
Его клали в саркофаг из толстого льда, закрывали ледяной крышкой и обвязывали сверху стальными цепями. Потом этот ледяной гроб запирали в автофургон-холодильник (лекция проходила в парке, на воздухе). Сотни людей глаз не сводили с фургона, но через десять минут улыбающийся Жакоб оказывался на свободе!
Он пришивал себе перчатку к руке - и без всякого обмана! Морис действительно прокалывал себе руку насквозь, не испытывая боли. На одной из лекций он даже проткнул себе насквозь шею острой рапирой, не повредив ни кровеносных сосудов, ни нервов. Это делалось перед рентгеновским аппаратом, установленным тут же, и все могли видеть, что рапира прошла возле самого позвоночника, а Морис шутил и улыбался!
И, показывая эти удивительные трюки, он каждый раз настойчиво напоминал и втолковывал слушателям, что для выполнения их вовсе не нужно обладать сверхъестественными способностями, быть факиром. Нет никакой мистики и чудес - все дело лишь в тренировке и силе воли, превращающей его тело в чудесный послушный инструмент.
Все равно я часто ужасалась, а потом, по дороге домой, начинала его отчитывать.
- Но я в самом деле не испытываю никакой боли, - со смехом уверял Морис. - Если хотите, это даже полезно для здоровья, как всякая физкультура.
Я не верила, и однажды он показал мне фотографию какого-то щуплого паренька с бледным, исхудалым лицом.
- Кто это?
- Я, - ответил Морис.
Глядя на его круглое, еще больше расплывшееся от широкой улыбки лицо, я ответила:
- Не может быть!
- Правда. Таким заморышем я был в тринадцать лет. Надо эту карточку тоже поместить в музей "чудесных исцелений"…
Я видела этот забавный "музей". Там хранились костыли, ставшие ненужными инвалидам, которых доктор Жакоб вылечил внушением от нервного паралича, висели фотографии прозревших слепцов и заговоривших немых.
- Трудно поверить, что я был неправильно сложен от рождения, - задумчиво продолжал Жакоб, рассматривая старую карточку. - Часто болел, мать таскала меня из одной клиники в другую. Мне это надоело, и я под влиянием всяких приключенческих книжек решил доказать - прежде всего самому себе, - что воля может творить чудеса. До сих пор помню, как лежал ночью в больничной палате, все кругом спали, а я стиснул зубы и думал: "Ты должен стать сильным, ты не чувствуешь никакой боли!" Повторял заклинание снова и снова, пока оно не вошло в мою плоть и кровь, и я в самом деле перестал ощущать боль. Врачи только головами качали.
- Напоминает рецепт доктора Ренара, - недоверчиво сказала я. - А он мне не очень помог.
- Ну, во-первых, он вам дал довольно примитивный рецепт. А во-вторых, много ли вы занимались самовнушением? "Надо себя дрессировать", любил говорить Чехов, и заниматься этим всю жизнь. Выйдя из больницы, я всерьез занялся тренировкой тела и воли и продолжаю каждый день.
- Занялись фокусами? - насмешливо спросила я.
- И довольно успешно, - ответил он, показывая на стену, где были развешаны самые удивительные дипломы, какие мне приходилось видеть.
"Чемпион факиров 1965 года…", "Известный во всем мире…", "Почетный член объединения "Магишес ринг"", "Лауреат Международного фестиваля иллюзионистов" - у него была всемирная слава.
Но я не могла удержаться и подтрунивала над ним:
- Представляю, как интересно, наверное, проходят у фокусников профсоюзные собрания! Как они голосуют - поднимая отрубленные головы? А заболтавшегося докладчика, наверно, просто превращают в невидимку или окаменевшую статую?
- Вы все смеетесь, а когда меня изгнали из университета и настали трудные времена, цирковые выступления очень помогли не сдаться. А то бы мог и сломиться, пойти на попятный, как старик Анри.
Он помрачнел от воспоминаний, помолчал, а потом добавил:
- Учтите еще одно: деньги, которые я добывал факирскими фокусами в поте лица своего, пошли целиком на науку. Без них никогда бы я не имел такой лаборатории. У нас в стране за год отпускается на исследования высших психических способностей человека денег в два раза меньше, чем стоит один средненький танк…
- Неужели?
- Официальные данные. А вы говорите - фокусы… Но главное, я научился хорошо владеть своим телом и волей. Теперь могу на несколько минут останавливать свое сердце, выдерживать на грудной клетке, волевым усилием напрягая мышцы, до полутонны груза. Даже аппендицит мне вырезали без наркоза - я просто "выключил" боль.
- Вот бы мне научиться! Я ведь реву, уколов палец булавкой.
- Уверен, все люди могут научиться владеть собственным телом и управлять своей психикой. Для этого мы и работаем. И до чего же интересно!
Круглое лицо его раскраснелось, глаза блестели. Увлекшись, он опять начал продевать сквозь щеку горящую сигарету, но я уже привыкла и не пугалась.
- Удивительные открываются просторы! Скажем, боль. Она необходима как сигнал о нарушениях в работе организма. Но эту ее защитную роль не надо преувеличивать. В чудесной сказке Кэрролла Белая Королева вскрикивала до удара, а не после него. Не так глупо и забавно, как может показаться. Обратите внимание: когда наступите невзначай босой ногой на гвоздь или на острый камешек, то сначала машинально отдергиваете ногу, а боль ощущаете лишь потом. Информация об опасности попадает в мозг быстрее, чем болевые ощущения. Так что боль нередко оказывается для организма бесполезной, а в больших количествах даже вредной, ослабляя его. Дать людям способность контролировать чувство боли, "выключать" его по желанию - разве не заманчиво?
Во время таких бесед в лаборатории, за чашкой утреннего кофе или в машине по дороге домой после лекции Морис делился своими замыслами и мечтами. Мы совершали прогулки в горы, подальше от шумных туристов. Было даже странно сидеть в сосновой роще на теплых, нагретых солнцем замшелых камнях и смотреть, как внизу непрерывным потоком мчатся вдоль Лазурного берега автомашины со всего света и толпы людей муравьями снуют по улочкам Монтре, а вокруг нас - первозданная тишина.