- Извини. Это из-за того, что я вынужден утаивать от тебя многое. Я знаю, что это "так", а не "иначе", а объяснить "почему" - не могу. Иногда приходится просто верить, не требуя объяснений и подтверждений, - я невольно улыбнулся. - Знала бы ты, какую формулировку я вынужден подтверждать… Просто поверь мне. Я очень хочу, чтоб тебе было хорошо и счастливо, потому и не сделаю ничего, что могло бы омрачить твое настроение. А то, что я ориентируюсь на свое мнение и свои вкусы… У меня немножко больше опыта. Я уже успел попробовать и то, что "хорошо", и то, что "плохо", потому и пытаюсь дать тебе только то, что "хорошо". Мне очень хочется, чтоб от меня ты принимала только хорошее… Я опять занудствую?
- Да, - подтвердила она. - Ты умный и опытный, но ты так торопишься дать мне все сразу, что становишься занудой. Женщинам не надо объяснять, почему ты это делаешь. Мы как ручные зверушки - все воспринимаем чувствами, а не логикой. Мы чувствуем мужчину, а не понимаем его.
- Ого, - расстроился я, - представляю, что ты во мне чувствуешь…
- Очень сильного, умного, жестокого и очень потерянного мужчину. Ты так долго ждал чуда, что сам придумал меня. А ведь я другая. Просто ты видишь меня такой, потому что хочешь видеть меня такой.
- А вот теперь ты обидела меня. Я не "вижу тебя такой", я знаю, что ты "такая".
- Мы так и будем обижаться по очереди?
- Да. Мне это нравится. Я никому никогда не говорил: "Я обиделся". Я просто обижался… Поехали кататься?
- Не хочется садиться в душную машину. Посмотри, какой прекрасный вечер.
- А мы не будем садиться в душную машину. Мы вызовем карету. Я где-то здесь, на Невском, видел старинную карету, которая катает людей по городу. Что-то вроде экзотической экскурсии. Я с ними договорюсь, и мы поедем на этой карете провожать тебя домой.
- Увы, этой кареты давно нет. Мало кто в наше время хочет кататься по ночному городу в карете. Романтика нынче не выгодна.
- Этого не может быть, - уверенно заявил я, взмахом руки вырывая из темноты ночи старинную карету, запряженную тройкой вороных лошадей. - Романтика не может исчезнуть только потому, что она кому-то невыгодна. Она всегда есть, просто ее нужно увидеть.
- Надо же, - улыбнулась она, подавая мне руку. - В меня влюбился волшебник…
Я помог ей сесть в карету и шепнул сидящему на месте кучера Асгароту:
- К ее дому. И самой длинной дорогой… Желательно, через Москву…
- Повелитель, - сказал демон. - Если вас интересует время, то для этого нет нужды ехать через Москву. По дорогам этого города мы доберемся до ее дома не раньше, чем к утру.
- Убедил, - кивнул я и сел рядом с девушкой. - Завтра воскресенье. Позволено будет "влюбленному волшебнику" и завтра побыть возле тебя?
- Ты слишком часто повторяешь, что влюблен. Когда кто-то повторяет это часто, значит он либо не уверен в этом, либо обманывает, но хочет, чтобы ему поверили.
- Все много проще. Вчера я говорил тебе, что люблю, и я говорил тебе сущую правду, потому что чувствовал это. Но сегодня это чувство еще глубже и еще огромней, и я говорю тебе уже об этом чувстве, а завтра…
- Но мы же ничего не знаем друг о друге. Мы едва знакомы и…
- Надежда, - шепнул я, сжимая ее ладонь своей. - Я знал тебя очень-очень давно… Я бродил по этой превращенной в ад земле и искал тебя как глоток воды, как спасительную прохладу дождя, как капли росы… Я не знал и не верил в то, что найду тебя, но я мечтал об этом. Все то, чему я научился, что узнал и постиг - предназначалось для тебя. Мечта о тебе была со мной и в горе, и в страхе, и в тоске. Мне нет нужды узнавать тебя. Я знаю тебя. Я чувствую каждый такт твоего сердца и каждый аккорд твоего настроения. Я слишком долго носил тебя в сердце, так как же я мог, увидев тебя - не узнать?! Ты та, что воплотилась из моей мечты в реальность и вышла ко мне в тот миг, когда мне было тяжелее всего. Когда я увидел тебя там, на берегу, мне вспомнилась старая легенда о богине любви Афродите, выходящей из морской пены… Ты - самое прекрасное, что есть на этом свете. Люди сложили столько легенд о любви, и теперь я знаю, что каждая из них - о тебе. Это ты выходила из пены, и это за тобой спускались в ад, это тебя похищали люди и боги, это ради тебя начинались войны и совершались подвиги, это ты оживала в мраморе и в холсте, не способных удержать тебя, и это тебе слагали стихи и книги… Как я мог не узнать тебя? Лишь одного я боюсь. Рядом с тобой я - не я. Я становлюсь мягким под твоим взглядом и робким, касаясь твоих рук. И я боюсь выпускать свое истинное "я" наружу. Вдруг я не понравлюсь тебе? Вдруг ты оттолкнешь меня? Я ведь знаю свое настоящее лицо. Я далеко не хороший человек, Надя. Меня невозможно полюбить… Но как мне хочется этого!.. Как мне хочется любить и… Если я прошу не слишком многого, если это не мираж и не сказка, если это только возможно… быть любимым…
- Но ведь и "плохим" ты был не всегда, - сказала она. - Значит и это твое "подлинное лицо" тоже не настоящее. Правильно?.. И вот что я еще скажу тебе… Ты зря боишься и зря недооцениваешь себя. Ты… Только не зазнавайся!.. Ты - очень интересный мужчина. Сильный, умный и… немножко простодушный.
- Я?! - весело удивился я. - Это я - простодушный?! Вообще-то… Впрочем, неважно… Асга… Кучер, останови карету! Где мы находимся?
- Дворцовая площадь.
- Отлично, - я распахнул дверцу кареты, вышел на булыжную мостовую и подал ей руку. - Я прошу тебя… Подари мне один танец. Одно танго прямо здесь и прямо сейчас. Эта ночь уже играет нам музыку - слышишь?
- Здесь? - удивилась она. - Но…
- Умоляю!
Я помедлил и неожиданно для самого себя опустился перед ней на одно колено, как когда-то опускались на колено посвящаемые в рыцари. Она ласково коснулась моих волос и прошептала:
- Встань. Я подарю тебе этот танец. В этой ночи слышится музыка и для тебя…
Ветер ласкал ее волосы, а в обращенных ко мне глазах сияли все звезды неба. Я взял ее руку, и музыка заполнила собой время…
- Куда теперь? - спросил Асгарот. - Свет в ее окнах погас уже два часа назад, повелитель. С ней ничего не случится.
- Послушай, Асгарот… Ты тоже думаешь, что любовь - это плохо?
- Для нас или вообще?
- Сама любовь.
Демон подумал и пожал плечами:
- Не знаю… Люди отдают за нее жизнь. А бывает, что побеждают и смерть. Иногда создают ради нее такое, что дивлюсь даже я… А я уже давно ничему не удивляюсь. Наверное, это стоит того, чтобы жить и чтобы умереть… Не знаю…
- Асгарот, а не кажется ли тебе, что на земле становится скучно? - лукаво спросил я. - Нам почти не осталось дел. Все, о чем мы можем мечтать, сделано за нас… По-моему, это требуется исправить.
- На что вы намекаете, повелитель? - впервые заинтересовался демон. - Для нас есть работа?
- Я думаю, что да… Не пора ли нам взяться за наше первоначальное и приятное занятие - предъявить права на наших рабов? До сей поры мы разрешали им выполнять нашу работу за нас, и они в этом не только преуспели, но и перестарались… Как ты полагаешь, не подошла ли и их очередь?
- Вы хотите сказать… Что отдаете нам политиков и убийц, халтурщиков и извращенцев? - радостно блеснул черными глазами Асгарот. - О, давненько же я ждал вашего знака… Революция?
- Нет, на этот раз - нет. Мы, что называется, "теряем руку". Вспомним былое и проведем хирургически точную операцию. Война или революция - это все равно, что перемешать ведро с помоями - дерьмо все равно поднимется наверх, а "инородные тела" все равно выпадут в осадок… Нет, мы аккуратно снимем "верхний слой". "Низы" мы тоже мутить не станем. Пора немного отфильтровать всю эту накипь, а то живущие в нашем "аквариуме" начнут задыхаться… Только виновные, Асгарот. Только виновные. Для них это будет как гром среди ясного неба. Они настолько уверены в нашем покровительстве и в своей безнаказанности. По-моему, это будет интересно. Не "мелочь" и не топорная работа, а красивая, аккуратная и приятная для души… Что скажешь?
- У меня столько сюрпризов для каждого из них, - мечтательно протянул демон. - Для каждого индивидуально… "Своим" - самое лучшее!
- А ты гурман, - улыбнулся я. - С утра и начинайте… И не очень стесняйте себя в средствах и способах.
- Обижаете, повелитель, - расплылся в улыбке демон. - Даже вы останетесь довольны.
- А сейчас отвези меня к писателю, - распорядился я. - И на этот раз поспеши…
Писатель еще не спал. Завернувшись в старый плед, он курил трубку и смотрел на огонек свечи. При моем появлении он аккуратно положил трубку на стол и поднялся.
- Я готов, - сказал он.
- К чему?
- Ну… Вы знаете. Мы же договорились, что если я…
- Что вы как ребенок малый, право слово?.. Мне даже как-то обидно за вас… Вы, священник и еще одна… один мой знакомый… Вы все - как малые, наивные и простодушные дети. Как вы живете в этом мире - я даже не представляю… Лучше угостите меня чаем. Мне очень понравился ваш чай.
Он удивленно посмотрел на меня, но подошел к плитке и поставил на нее чайник.
- А как же?..
- Вы про книгу? Не могу сказать, что признаюсь в этом с удовольствием, но все же скажу… Это хорошая книга. Очень хорошая. Я со многим не согласен, но… Сегодня я даже рекомендовал ее одному очень дорогому для меня человеку.
Писатель беспомощно развел руками.
- Я ничего не понимаю. Я ждал, что вы придете за мной…
- Всему свой срок. Не стоит его торопить. И знаете, что? Я сделаю вам один огромный подарок. Я открою вам тайну. Вы успеете написать еще одну книгу.
Он медленно опустился на стул и долго молчал. Потом поднял на меня глаза и тихо спросил:
- Вы знаете, про что я хочу написать?
- Да, - улыбнулся я. - Сказать, что мне это не нравится - значило бы не сказать ничего… Но ведь это тоже критерий, не правда ли? Вы выполняете свою работу, я - свою. Должны же быть у меня хоть какие-нибудь оппоненты, а то я могу разжиреть и облениться…
- Зачем вы это делаете?
- Все же это мой мир, Сочинитель, и я в нем живу. Я - Убийца и Палач, но я - Князь Этого Мира! Я слишком давно живу на этом свете, чтоб научиться уважать своих врагов и понимать, что в мире есть нечто, на чем моя работа заканчивается… Кроме этого, вы действительно талантливы, и ваш труд нравится даже мне… Разумеется, если судить беспристрастно.
- А еще?
- С чего вы взяли, что есть "еще"?
- У вас глаза как-то изменились. В прошлый раз в них не было ничего кроме печали, а сейчас в них есть еще и лиричность.
- Вы задаете слишком много вопросов, Сочинитель, - вздохнул я. - Нельзя же быть таким любопытным, в самом деле… Я по вашему лицу вижу, что вы прямо-таки горите желанием стащить у меня информацию для вашей новой книги. Что за народ эти бумагомаратели? Протянешь им палец, так они и руку по локоть оттяпают… Я только что танцевал танго с самой лучшей девушкой на свете. Я наговорил ей кучу глупостей и подарил ей вашу книгу… Но что самое отвратительное - я не стыжусь этого. Я сошел с ума… И не вздумайте об этом написать…
- Это ваше личное дело, - улыбался он. - Хотя, признаться, я с удовольствием написал бы про вас. Я догадывался о некоторых вещах, но даже не подозревал, насколько далек от истины… Значит, вы остановите своих слуг? Хоть на время?
- О, нет. Я этого сделать не могу, да и не хочу. У каждого своя работа, и нельзя смешивать работу с личным… Но на какое-то время я займусь теми, кто делал эту работу за меня. Нужно быть беспристрастным, не правда ли? Тем более, что у меня появилось вдохновение… Начинайте вашу новую книгу, Сочинитель. Удачи вам. И прощайте. Больше мы не увидимся. С этого момента наши дороги расходятся навсегда…
- Спасибо, - рассеянно сказал он и тут же спохватился. - Но подождите, вы же так и не попили чаю…
- Не будьте ребенком, - улыбнулся я, уходя. - Где вы видели, чтоб дьявол пил чай? Это лишь иллюзия. У меня другие вкусы… Прощайте. И удачи вам…
Я посмотрел на нее и невольно зажмурился.
- Как ты прекрасна! - сказал я тихо, - Как невероятно, невозможно, немыслимо прекрасна! Я никак не могу понять: за что, за какие заслуги или доблести мне выпало это счастье? Что я сделал такого, за что мне даны эти дни, наполненные тобой?
- Это - аванс, - рассмеялась она. - Аванс за то, чтоб ты и в будущем охранял меня столь же верно, ревностно и трогательно, как сейчас…
Я смущенно кашлянул и потупился. Невольно она попала "в десятку". Последние дни я охранял ее и днем, и ночью. Незримый и бесшумный, я тенью скользил вслед за ней, охраняя каждый ее шаг, каждый вздох. Я дошел до того, что даже пьяных или просто угрюмолицых убирал с ее дороги, заставляя свернуть их в сторону.
- Смотри, какое смешное облако, - воскликнула она, указывая на небо. - Оно похоже на ягненка. Белого, пушистого ягненка.
Я посмотрел на ее профиль, глубоко вздохнул, словно перед прыжком в холодную воду и, быстро поцеловав ее в щеку, зажмурился, ожидая пощечины… Мелодичный, переливчатый смех позволил мне приоткрыть один глаз.
- Дурачок ты дурачок, - сказала она, ласково проводя ладонью по моей щеке.
У меня по спине побежали мурашки, я издал боевой клич индейцев апачей, разбежался и нырнул с обрыва в зеркальную гладь озера.
- Ты с ума сошел! - закричала она с берега. - Тебе же не во что переодеться! Ты испортишь документы! Немедленно вылезай!
- В одежде тут теплее, - весело отозвался я, отфыркиваясь. - А документы… Да черт с ними, с документами! Я хочу быть безымянным и бесфамильным, я не хочу иметь номер паспорта и быть где-то прописанным!.. Я хочу просто - быть!
- Когда ты учился в школе, ты, случайно, не посещал общины хиппи или панков? - иронично спросила она, наблюдая за мной с обрыва.
- А кто это? - крикнул я, подплывая к берегу.
- Это такие свободомыслящие, не признающие общих правил ребята, обычно одетые в нечто, вроде шкур, и предпочитающие гриву волос - обычной прическе.
Я выбрался на берег, стянул мокрую одежду и, разложив ее на солнышке, задумался.
- Да, нечто подобное было. Я был шаманом одного племени, и мы очень весело носились по…
Конец фразы застрял у меня в горле. Надя скинула с плеч блузку, потянув молнию, уронила к ногам юбку и, оставшись в одном купальнике, вынула из волос стягивающую их ленту.
- Так что ты говорил про мамонтов? - спросила она, позволяя волосам каскадом хлынуть на спину.
- Мамонты? - ошалело переспросил я. - Мамонты - это такие… двуногие пернатые… травоядные, питающиеся преимущественно… саблезубыми тиграми, которых… выводят на своих плантациях… Какие мамонты?! Я ничего не говорил о мамонтах! Я говорил о племени! Я был там шаманом и как-то раз умыкнул у вождя соседнего стойбища прекрасную, зеленоглазую, длинноногую… - говоря это, я с угрожающим видом хищника подкрадывался к улыбающейся мне девушке. - Длинноволосую дочь… Ал!..
Я прыгнул, но она увернулась и я полетел с обрыва вторично, только на этот раз вниз головой. Вынырнув, я выплюнул песок и обиженно пожаловался:
- Няо-фи-ня, - прислушался, выплюнул вторую половину песка и добавил: - И вот тогда вспомнишь обо мне!..
- Ты не утонешь, - заверила она и "ласточкой" прыгнула в воду.
- Это еще почему? - поинтересовался я, "брассом" догоняя ее метрах в ста от берега. - Случайно, не по той причине, о которой я подумал?
Вместо ответа она нырнула, пытаясь ухватить меня за ноги, но в этот раз я оказался ловчее и, проплыв под водой метров десять, показал ей язык.
- Дудки! Плаваю я лучше!.. Давай наперегонки? До острова?
Я позволил ей обогнать себя у самого берега и был награжден за это презрительной гримаской.
- И плавать ты тоже не умеешь, - заявила она.
- А что подразумевается под словом "тоже"? - позволил я себе любопытство.
- Целоваться, - усмехнулась она и побежала в глубь острова.
- Если бы я не был таким маленьким и глупым, - растерянно пробормотал я, глядя ей вслед, - то решил бы, что это провокация… А что мне думать с учетом вышеперечисленного?.. Эй-эй, меня подожди! Ты забыла взять с собой все самое лучшее!.. Ну, подожди же, бегать я тоже не умею!..
- А ты снился мне сегодня, - сказала она, глядя в пламя разведенного мной костра. - Ты мне часто снишься в последнее время… Это очень хорошие сны. То мы оказываемся с тобой в восемнадцатом веке и танцуем на балах, то ты дерешься из-за меня на дуэлях, отстаивая мою честь и достоинство, то вырываешь меня из рук пиратов, то мы разыскиваем с тобой спрятанные сокровища… А я встречаюсь в твоих снах?
- Да, - признался я. - Правда, они не столь красочны… В моих снах ты просто смотришь на меня и очень мудро и ласково улыбаешься… А вчера поцеловала… Правда, почему-то в макушку. Я начал протестовать и проснулся…
Честно говоря, я "передергивал". Ее сны я создавал сам. Я водил ее в этих снах по временам и странам, показывал людей и города, обычаи и традиции. И радовался, когда удавалось разжечь улыбку на ее губах при пробуждении.
- Сегодня - особенная ночь, - сказал я. - Сегодня древний языческий праздник. Столь любимый славянами, что даже византийская религия не смогла уничтожить или заменить его, и вынуждены были "совместить". Сегодня седьмое июня - день Ивана Купалы. В эту ночь гадают и ворожат. В эту ночь открываются сокровища и тайны. В эту ночь веселятся и избавляются от зла.
- Пойдем искать цветущий папоротник? - спросила она.
- Мы же цивилизованные люди. Кто же в наше время верит в сказки? Демоны, духи, гадание, колдуны… Неужели ты веришь во все это? Если ты не забыла, на дворе конец двадцатого века.
- Какой ты непоследовательный. То открываешь передо мной чудеса и заставляешь поверить в невозможное, то заявляешь, что в мире нет ничего чудесного и тайного. Неужели совсем ничего? Один реализм?
- А что такое - реализм? - усмехнулся я. - Это то, что реально. То, что существует в этом мире независимо от того, понимают это люди или нет. Верят они или не верят, но если какие-то вещи происходят и имеют место - они реальность. Я доступно изъясняюсь?
- Сейчас кто-то, как в языческие времена, будет брошен в огонь, - угрожающе придвинулась она ко мне.
- В языческие времена не бросали в огонь, его почитали, - с ехидной улыбкой поправил я. - Бросали в огонь преимущественно во времена христианства. Эх ты, историк!
- Я-то знала об этом, но должна же была я дать тебе возможность показать себя знающим, умным и занудливым? - отшутилась она. - Ты только посмотри, какая красота вокруг! Всего пятьдесят километров от ближайшего города, и какая природа! Правда, и до этих мест скоро доберутся заводы, фабрики, комбинаты…
- Тучи затягивают небо, - посмотрел я вверх. - Вечереет… Нам пора возвращаться. Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра…
- А почему - домой? - спросила она. - Ты никогда не приглашал меня к себе в гости. Ты стыдишься своего жилища, не хочешь, чтоб я знала, где ты живешь, или боишься, что я захочу там остаться?
Я закашлялся и жалобно посмотрел на нее.
- Надя, есть вещи, которыми не шутят. Если ты заглянешь в мой дом, то, боюсь, что я не смогу выпустить тебя обратно. Я же страшный эгоист и ревнивец. Мне хочется, чтоб ты постоянно находилась рядом. Ведь если ты войдешь в мой дом, то каждая вещь будет потом напоминать мне о тебе. И есть еще одно, - попытался я свести все к шутке. - Если ты останешься со мной наедине, в моем доме… Я ведь и так все время борюсь с искусами…