- В лесу из дуба и орешника рыщет гигантская свинья; она мчится по северным тропам.
Кьюин не стал ждать второй подсказки. Он собрал свои копья, сеть и силки, и пробежал двенадцать миль вокруг леса, пока не нашел место, где росли дубы и орешник. Не успел он войти в лес, как свет изменился и стало тихо. Сначала он занервничал, но потом его зрение приспособилось и ему показалось, что он видит сквозь деревья. Он заметил спину гигантской свиньи со смертельными колючками; она бежала по северным тропам. Тогда он погнался за ней, догнал и после долгой борьбы забрал ее жизнь. Он приволок тело домой, по дороге отрезав кусок мяса и оставив его Ясени.
Через неделю он опять пришел к ней. Почувствовав себя сильнее, он взял с собой два копья и два ножа, хотя и оставил дома силки и сеть. Он сел на корточки перед Ясенью, и она опять в слепую выбрала две веточки и сверкающий кусок кости.
- Есть лес, где растут грабы, стволы которых обнимает терновник. Там ты найдешь оленя, холка которого достигает плеча высокого мужчины.
Кьюин недоуменно поглядел на нее:
- В этой земле нет такого места, где растут вместе грабы и терновник.
- Позови его, и оно появится, - сказала Ясень. - Его можно найти. И я не сказала, что ты будешь охотиться один.
Кьюин, озадаченный, побежал вдоль края леса. Вскоре он устал и вошел в темный лес, где нашел тень и несколько орехов. Он вошел в лес еще глубже, пробиваясь сквозь колючий терновник, и вскоре вокруг него призывно замелькали серебряные стволы граба. Сражаясь с тернистой чащей, он слушал тишину и глядел в странно потемневшее небо, хотя до заката было еще далеко. Стало холодно, землю сковал лед. И он нашел оленя, запутавшегося в чаще, ударил его в шею, согрелся, прижавшись к его пятнистому телу, и отволок обратно в свой мир.
- Ты нашел лес из граба и терновника? - спросила его Ясень, когда он вернулся к ней.
- Да, - ответил юноша и отрезал ей кусок мяса. - Но, клянусь, его не было еще год назад.
- Да, сейчас его нет, - ответила женщина. - Но он рос здесь когда-то, когда земля была моложе.
- Готовь свое мясо, - сказал ей Кьюин. - Твои слова пугают меня.
Так и пошло:
В лесу из ольхи и ивы две лошади плескались в пруду.
В лесу из дуба и липы по южным тропам прыгали зайцы, толстые как свиньи.
В лесном кустарнике из бука и можжевельника он добыл жирных птиц, созревших для убийства.
Девять недель Кьюин бегал вдоль опушки и находил странные леса, и в каждом из них он убивал добычу, которой поддерживал деревню. Его вера в себя росла. Рана на ноге тревожила его все меньше и меньше. Он опять стал легконогим. Никто в деревне больше не смеялся над ним, зато он смеялся над всеми. Он стал отважным и смелым.
В десятый раз он пришел к Ясень только с одним копьем и одним ножом.
Она бросила веточки, выбрала кость, поставила на крест и открыла глаза. И не сказала ничего. Несмотря на грязь, покрывавшую ее лицо, Кьюин заметил, что она побледнела. Она захотела прервать гадание и смешать ветки, но Кьюин остановил ее:
- Деревня голодна. Скажи мне, где можно поохотиться.
- В лесу из березы и боярышника.
- И на кого?
- Ни на одного зверя, известного смертному, - тихо сказала она. - Я вообще не узнаю этот кусок кости.
- Тогда я буду надеяться, что его можно съесть.
- Тебе потребуется больше, чем эта надежда. Тот, кто ждет тебя в лесу, более жесток, чем любой зверь, на которого ты охотился. И он не побежит, он ищет тебя. Он сам охотник. Подожди неделю, Кьюин, и я опять раскину кости для тебя.
- Я не могу ждать. Деревня не может ждать. Я - единственный оставшийся охотник.
Ясень опять посмотрела на лес кости.
- Этот лес - очень плохое место. Даже земля отвергла его. - Она сломала веточки и кость. - Тот, кто бродит там, сумасшедший, и сделан из сумасшедшего ума. Он вышел из тени, чтобы остановить тебя. Ты добыл слишком много. И ничего не заплатил. Моя ошибка. Моя ворожба и твоя охота призвали древнюю и страшную силу.
- Ей придется иметь дело со мной, - ответил Кьюин. - Я принесу тебе кусок мяса еще до наступления темноты.
- Ты будешь мертв еще до полудня.
- Я проживу намного дольше.
- Да, я верю, что проживешь, - сказала Ясень, - но не в этом мире.
И он побежал вдоль края леса.
Ясень обдумала его слова. В полдень она бросила веточки и кость, но они ничего не рассказали ей. Она улыбнулась и обрадовалась.
Значит, он был прав, по меньшей мере в этом.
Часом позже она опять бросила веточки и кость и печально покачала головой, ибо увидела лес из березы и боярышника, и расщепленную человеческую кость, лежащую в нем.
В лесу из березы и боярышника человек бежит от тени...
Она подобрала кость и вскрикнула: кость была горячей, как кровь.
Спустя несколько минут ее тело выгнулось от боли, а камень в ладони стал холодным, как смерть.
Ясень собрала свои пожитки и приготовилась уходить из окрестностей деревни. Подняв сломанный сучок ясени, она посмотрела на плесень, появившуюся на костях, лежавших около костра, и улыбнулась.
- Это было хорошее имя, - сказала она вслух. - Ты почти понял. Как только меня не называли, но это имя - самое близкое. Когда меня называют, я прихожу, а если я пришла, я должна служить так, как меня назвали. Но это имя подошло очень близко к тому, кем я являюсь на самом деле. Ты почти понял мою природу и ту часть во мне, которая не является природой. Кьюин, ты и охотник, и жертва; тень твоих мыслей стала зверем, который убил тебя. Но благодаря доброте моего имени, ты ускакал в дикую страну без боли.
Из лесной страны вышел зверь. Призванный Ясенью, он ушел из своего старого места, чтобы насытиться плотью тех, кто жил здесь. Она закончила свою работу. Охотник сделает остальное. Судьба деревни решена. А ей предстоит долгое путешествие, пока она не найдет следующее место и время, которые назовет ее повелитель в этом мире.
Но прежде она сделала маленький холмик из земли и мела, написала имя Кьюина на сломанном сучке и похоронила его вместе с кусочком кости ее умершего сына.
Таллис закончила историю. Мистер Уильямс какое-то время обдумывал то, что услышал.
- Я ничего не понял, - наконец признался он.
Краска вернулась на щеки Таллис. Она поправила волосы и глубоко вздохнула, как если бы избавилась от большого напряжения. Потом удивленно посмотрела на него:
- А что тут непонятного?
- Эта женщина - Ясень - действительно призвала демона?
- Не демона. Охотника.
- Но она призвала его, чтобы уничтожить деревню и юного Кьюина. Почему она убила юношу?
Таллис пожала плечами:
- Не думаю, что она хотела его смерти. Она только выполняла свою работу. Призвать Охотника.
- Но почему?
- Не знаю! - раздраженно ответила Таллис. - Спроси ее! Я думаю, что у нее не было настоящей силы. Все ее пророчества шли от Охотника, и она с удовольствием делала бы добро, но так не бывает, и, в конце концов она всегда призывала бурю.
Мистер Уильямс посмотрел на нее:
- То есть она всегда призывала его. Разрушителя.
Таллис подняла руки, ладонями вверх, как бы сдаваясь:
- Да. Во всяком случае мне так кажется. Деревня девять раз удачно поохотилась. И ничего не заплатила.
- Но, судя по твоей истории, Кьюин и Охотник - одно и то же.
- Конечно, - ответила Таллис. - Кьюина забрал лес. Взял его темную часть и сделал из нее Охотника. Именно это должна была сделать Ясень. Неудивительно, что она говорила так двусмысленно.
- И все-таки я кое-что не понимаю, - сознался мистер Уильямс. - Например, эта кость, в конце. Она чья? Неужели Кьюин сын Ясень?
- Это только история, - вздохнула Таллис. - Она произошла много лет назад, но я рассказала тебе очень недавнюю версию.
- Насколько недавнюю? - спросил мистер Уильямс, и очень удивился, услышав ответ:
- Самое большее несколько сотен лет.
- Несколько сотен лет. Откуда ты знаешь?
- Мне подсказали, - озорно ответила Таллис.
- А, конечно. Но если бы я был тобой, я бы придумал конец получше.
Таллис замотала головой, возмущенная предположением:
- Тогда бы я изменила историю.
- Да. К лучшему.
- Но ты не можешь изменить то, что есть, - с раздражением сказала она. - История существует. Она - реальность. Если я изменю ее, я что-то изобрету, и она станет нереальной, вымышленной.
- Или улучшенной.
- Бессмыслица. Это же не сказка. Не Энид Блайтон.[17] Это реальность. Почему ты не понимаешь? Если к тебе приходит прекрасная мелодия, ты записываешь ее такой, как она есть...
- Конечно.
- И ты же не меняешь ее потом.
- Иногда меняю.
Таллис его слова ошеломили.
- То есть оригинальная версия была плохой?
- Оригинальная версия... - Мистер Уильямс тряхнул головой в молчаливом изумлении. - Услышать такое от тринадцатилетней девочки...
Таллис, раздраженная, выпрямила спину и отвернулась от него, хотя и не встала с камня.
- Не дразнись, - сухо сказала она.
- Извини. Но все равно я не согласен. История и мелодия, они приходят как кусок волшебства...
- Да. Я знаю.
- Но они принадлежат тебе. Ты можешь делать с ними все, что пожелаешь. Изменить их, как тебе понравится. Сделать их своими, личными.
- Сделать их нереальными. Если ты изменяешь историю, ты изменяешь жизнь.
- Я уверен, что не изменяешь.
- А я уверена, что изменяешь, - резко возразила она.
- То есть ты говоришь мне... - он попытался собраться с мыслями. - Ты говоришь мне, что если опять расскажешь эту историю и заменишь молодую женщину на молодого человека, то где-то в прошлом у этой молодой женщины внезапно вырастет борода?
Таллис рассмеялась.
- Не знаю, - сказала она, - но вполне возможно.
- Смешно.
- Но истории, они такие хрупкие. Как человеческие жизни. Достаточно неправильно сказанного слова, и они изменятся навсегда. Если ты услышал прелестную мелодию и изменил ее, новая мелодия, быть может, тоже прелестна, но первую ты потерял.
- Но если я не изменю первую, я потеряю вторую.
- Кто-то другой сможет обнаружить ее. И она родится.
- А что, первая не сможет?
- Да, - твердо сказала Таллис, хотя в душе немного смутилась. - Она уже пришла к тебе. Если ты ее отвергаешь, то теряешь навсегда.
- Ничто не может быть потеряно навсегда, - спокойно возразил мистер Уильямс. - Я знаю все, что знал когда-то; просто иногда я забываю, что знаю это.
Все это было известно, Таллис, но давно забыто. Нужна особая магия, чтобы все вспомнить.
- Мой дедушка говорил что-то похожее, - прошептала Таллис.
- Вот видишь. Мудрый человек...
- Но ты потерял свое детство, - сказала Таллис. - Оно никогда не вернется.
Мистер Уильямс встал и прошелся вокруг упавших камней, ногами раздвигая траву, чтобы увидеть знаки огама.
- Я в это не верю, - наконец сказал он. - Я хочу сказать в то, что оно потеряно. Да, иногда мне трудно вспомнить события детства. Конечно. Но ребенок еще живет во взрослом человеке, даже в таком старом, как я. - Он подмигнул Таллис. - Он всегда здесь, ходит и бегает в тенях более высоких и более молодых умов. И более мудрых.
- Ты его чувствуешь?
- Разумеется.
Таллис уставилась в небо, думая об одной из своих масок: Синисало, увидеть ребенка в земле. Она поражалась этой маске еще тогда, когда делала ее. Что за ребенка можно там увидеть?
Сейчас она начала понимать. Земля, она старая, но она помнит свою юность, и все еще можно увидеть ее невинность. Да: когда она вырастет, Синисало поможет ей увидеть тень ребенка, то есть тень ее самой.
День начал угасать, слишком быстро; на церкви Теневого Холма зазвонил колокол, призывая к вечерней молитве. Таллис вернулась домой, а мистер Уильямс отправился в особняк.
- Завтра я хочу услышать настоящую историю, - напоследок сказал он ей. - Ты мне пообещала. Не забудь!
Таллис с любовью посмотрела на большого человека. Завтра я сделаю больше. Я не только расскажу тебе историю, я покажу тебе место, в которое отправился Гарри. И ты поймешь. Я точно знаю, что поймешь.
На следующий день Таллис, верная своему молчаливому обещанию, привела мистера Уильямса в узкий проход между сараями. Он осторожно пробирался между зарослями крапивы и все время тревожно оглядывался, не понимая, куда они идут. Наконец они добрались до расчищенного места около окна теплицы, и он с облегчением уселся на землю среди ужасных идолов и странных символов, нарисованных цветным мелком.
- Ты сделала их всех? - спросил мистер Уильямс. Девочка кивнула, ее глаза сверкнули.
Они просидели около получаса. Мистер Уильямс слегка нервничал, и Таллис начала спрашивать себя, откроются ли ворота в зимний мир в присутствии кого-нибудь другого.
Но как только она решила прекратить ожидание, ее щеки коснулась снежинка, резко похолодало и пахнуло морозным воздухом.
- Сюда, - тихо сказала она, подобралась к темному стеклу и встала на колени.
И очень скоро она услышала ветер, воющий в Старом Запретном Месте. Там разыгралась настоящая буря, ледяной ветер обрушился на горную тропинку. Камни стучали, как если бы кто-то двигал их, полотно хлопало, наверно полотно палаток, поставленных в этой части скрытого мира.
- Ты слышишь меня? - спросила она. Ледяные иглы впивались в кожу, она смахивала их, и они таяли между пальцами; мистер Уильямс глядел на нее, нахмурясь. Она наклонилась поближе к щели между мирами, всматриваясь в серые вихри крутящегося снега. Лошадь заржала и попыталась сорваться с привязи, ее сбруя звякала. Женщина пела на незнакомом языке; кто-то размеренно бил по чему-то деревянному, как будто играл на барабане.
- Ты слышишь меня? - опять позвала Таллис.
Она вспомнила, как Гарри звал ее. Я потерял тебя, а сейчас я потерял все.
- Гарри? - крикнула она, заставив вздрогнуть мистера Уильямса. Но она понимала, что зря надеется и, скорее всего, никогда больше не услышит голос Гарри.
Кто-то подошел к дыре, через которую Таллис глядела в серую круговерть. Она увидела движение, почувствовала запах пота. Темная тень, которая уставилась на летний мир Таллис.
- Кто ты? - прошептала девочка.
Голос протараторил нечто невразумительное. Таллис сообразила, что это ребенок. Мгновением позже тень исчезла, летящий снег приглушил ее плач.
Таллис опять уселась прямо, потом повернулась и посмотрела на мистера Уильямса.
Тот настороженно взглянул на нее, потом перевел взгляд на теплицу:
- С кем ты говорила?
Таллис встревожилась.
- Ты слышал слова ребенка?
Мистер Уильямс нахмурился и покачал головой. Таллис указала на тающую щель.
- Но ты видишь? Ты видишь щель?
Он послушно посмотрел туда, куда указывал палец девочки, и признался, что видит только стекло. Таллис едва не запаниковала. Однако тогда, много лет назад, Кости почувствовал запах дыма. Значит другие тоже могут ощущать Иноземье. Быть может дело в том что мистер Уильямс, не уроженец этой местности. И кости Уильямсов, в отличии от Кости, не лежат под зеленым дерном?
На ее руку упала снежинка. Она протянула ее старику.
- Снег, - сказала она. Мистер Уильямс коснулся мокрого пятна пальцем и удивленно посмотрел на нее:
- Бог мой. Мне кажется, что я чувствую в воздухе зиму.
- Наконец-то! - обрадовалась Таллис. - Наконец-то ты почувствовал его... почувствовал другой мир. Там Гарри, он в ловушке. Однажды он позвал меня. Я собираюсь идти туда, помочь ему.
- Каким образом?
- Через Райхоупский лес. Он... ну, в нем есть что-то неестественное. Как только я найду дорогу в него, я смогу исследовать его.
Они вышли из прохода и медленно пошли к Ручью Охотника.
- Снежинки, - прошептал мистер Уильямс, и Таллис посмотрела на свою ладонь, все еще холодную от их тихого прикосновения.
- Из ужасного места, - сказала она, и старик посмотрел на нее.
- Ты все еще не знаешь тайное имя этого места?
- Да, не знаю, - призналась Таллис, - и, быть может, не узнаю никогда. Тайные имена очень трудно найти.
Они прошли через перелаз и шли по сверкающим лугам.
- И ты не знаешь даже обычное имя?
- И, быть может, не узнаю никогда, - повторила Таллис. - И обычные имена могут быть трудными. Мне нужно найти кого-то, кто был там или слышал имя.
- То есть, - сказал старик, - если я правильно понял, тебе осталось только найти твое личное имя для этого странного мира.
- Мое личное имя, - согласилась Таллис.
- Старое Запретное Место, - прошептал мистер Уильямс, и Таллис шикнула на него, заставив замолчать.
Он вспомнил, что нельзя называть это имя больше трех раз в день - приведет к несчастью! - а он уже использовал лимит во время разговора в проходе. И он никак не мог разобраться в "правилах имен". Некоторые вещи имели три имени, другие только два. Иногда личные имена Таллис совпадали с обычными, и их можно было повторять сколько угодно, а иногда они были очень личными и чуть ли не табуированными. И, с иронией подумал он, эти правила игры в имена не очень-то соблюдаются...
Конечно, он ничего не сказал вслух. Он не должен сомневаться в тайном мире, построенном ребенком.
Ребенком? Он внутренне улыбнулся и посмотрел на не по годам развитую девочку, очень худую, даже костистую, нескладную, так похожую на ребенка, но с лицом взрослого. И, иногда, с этого лица на него глядели глаза очень старой и мудрой женщины. Он видел в ней взрослую женщину так же легко, как и рыжие волосы на ее голове. А когда она рассказывала очередную историю, ее кожа бледнела, скулы заострялись, губы становились тонкими, и он, с ужасом, видел лицо трупа. Ужасное, пугающее зрелище, и сейчас он не сомневался, что через нее говорил кто-то другой.
Призрак? Ангел? Демон? И что на самом деле все это означает? Идя через поля вслед за Таллис, он вспоминал ее слова, сказанные только вчера: Кто-то рассказал мне эту историю... несколько мгновений назад.
Кто-то в ее сознании? Тихий голос в голове... ее собственный, конечно, некоторая форма подсознательной связи в границах ее детского черепа. И потрясающий эффект.
Да, в этой хорошенькой головке жила не только Таллис Китон.
Он стоял под жарящим солнцем и ему сообщили, что он находится в пещере. Девочка, обрадованная его удивленным видом, рассказала, что она чувствует глубокую мокрую пещеру, ведущую к невидимому холму. Он ничего не смог ни сказать, ни сделать, и увидел разочарование в ее глазах. Она изо всех сил пыталась показать ему свой мир, но ничего не получалось. Возможно, дело в том, что он недостаточно близок к этой земле.
"Не пытайся так отчаянно, ребенок, - подумал он. - Я тебе верю, хотя бы из-за твоих историй".