Именно там она впервые увидела Белую Маску, хотя называть так эту мифаго стала намного позже. Она заметила ее уголком глаза: фигура была выше первой и быстрее петляла среди деревьев, то останавливаясь, то опять стремительно уносясь, как призрак. Белая маска сверкала на солнце; виднелись только эльфийские глаза и прямой разрез мрачного рта.
Но когда, одним воскресным полднем, Белая Маска подошла поближе, Таллис почудился замок, и завернутая в плащ фигура, скачущая на коне, и охота, ради которой этот рыцарь отправился в мокрый болотистый лес...
Это было начало рассказа, который возникал в ее сознании несколько недель, пока, наконец, не ожил.
Поле перед Райхоупским лесом продолжало сопротивляться. День за днем она проводила на берегу Ручья Охотника. Ей уже исполнилось восемь, и в мрачный лес ее тянуло что-то более глубокое, чем желание найти имя для полоски земли, мешавшей ей подойти к деревьям.
Потом, одним августовским вечером, из-за деревьев выскочил высокий темный олень. Таллис ахнула от радости и встала на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть его. Она не видела зверя два года и радостно закричала, приветствуя его. Гордое животное махнуло огромными рогами, с которых по-прежнему свисали куски шерсти, взобралось на холм, заколебалось, посмотрело на Таллис и только потом исчезло из виду.
III
- Я видела Сломанного Парня, - сказала Таллис тем же вечером, когда вся семья сидела за столом и играла в лудо.
Отец посмотрел на нее и нахмурился. Мать встряхнула стаканчик с игральной костью и кинула кубик на доску.
- Очень сомневаюсь, - тихо сказал Джеймс Китон. - Старину убили несколько лет назад.
- Он приходил ко мне на крещение, - напомнила ему Таллис.
- Но он был ранен. Он не мог пережить зиму.
- Мистер Кости говорит, что олень живет здесь больше ста лет.
- Кости - старый негодяй. Он любит рассказывать истории и удивлять детей вроде тебя. Как может олень жить так долго?
- Мистер Кости говорит, что Сломанный Парень никогда не сбрасывал рога.
Маргарет Китон передала Таллис стаканчик, нетерпеливо дернув головой:
- Мы хорошо знаем глупости, которые говорит Кости. Твой ход.
Но Таллис только посмотрела на отца. Сейчас он выглядел лучше, не таким бледным, хотя волосы полностью поседели, а в глазах стояла неизбывная печаль.
- Я уверена, что это был Сломанный Парень. Он прихрамывал на бегу. И с рогов свисали куски. Саванов...
- Ребенок, ты будешь играть? - раздраженно спросила мать. Таллис взяла стаканчик и бросила кубик, заставив его закрутиться вокруг доски. Потом опять посмотрела на отца.
- Почему это был не он?
- В последний раз, когда мы его видели, Сломанный Парень был ранен стрелой.
Рана от стрелы. Да. Таллис вспомнила этот рассказ. И еще кое-что.
- Как Гарри, - прошептала она. - Ранен стрелой. Как Гарри.
Джеймс Китон резко поглядел на нее, и Таллис решила, что сейчас он сорвется и закричит. Он, однако, остался спокоен. Только тяжело сгорбился на стуле, опершись руками на стол, и поглядел вдаль. Маргарет Китон вздохнула и убрала доску.
- Никакого удовольствия играть с вами обоими. - Она поглядела на Таллис. - Почему ты заговорила о Гарри? Ты же знаешь, как это волнует отца...
- Я совершенно не волнуюсь, - тихо ответил Джеймс Китон. - Я просто подумал... пришло время найти тот дом. Я все время откладывал, но, быть может, мы что-нибудь узнаем...
- Если ты думаешь, что это поможет... - сказала мать.
- Что за дом? - спросила Таллис.
Отец посмотрел на нее, потом улыбнулся и, не обращая внимания на вопрос, сказал:
- Хочешь, устроим завтра пикник?
- Конечно хочу, - деловито ответила Таллис. - Что за дом?
Отец подмигнул ей и поднял палец к губам.
- Куда мы пойдем? - настойчиво спросила Таллис.
- Через поля и еще дальше, - ответил он.
Следующий день, воскресенье, начался с утренней проповеди в церкви Теневого Холма. К десяти Китоны вернулись домой и собрали корзину с провизией для пикника. И еще до полудня все трое пересекли Луг Пещеры Ветра, а потом и Лисью Воду. Тропинка провела их вдоль густых живых изгородей и запетляла среди соседних ферм, и очень скоро Таллис с испугом и восторгом поняла, что они идут к Райхоупскому лесу.
Сейчас она шла не одна и, значит, могла войти на Безымянное Поле, находившееся между Ручьем Охотника и лесом. Торжествуя в душе, она ступила на запрещенную траву. На полдороге она рванулась и побежала, оставив родителей позади. Ближе к плотной чудовищной стене из колючек и вереска - лесному кустарнику - земля стала болотистой. Высокая, похожая на солому трава доходила Таллис почти до плеч и шелестела под летним ветерком. Девочка осторожно прошла через молчаливый подлесок, почти потерявшись в нем, и вот перед ней появилась высокая стена из дубов. Остановившись, она прислушалась к темноте за деревьями. Пели птицы, но были и другие звуки, более загадочные.
Отец позвал ее. Резко повернувшись, она краем глаза увидела человеческую фигуру, глядящую на нее. Таллис всмотрелась, но фигура уже исчезла.
Сердце сжалось от страха. Мать часто читала целые лекции о "цыганах", живших в лесах, и о том, как опасно говорить с прохожими или гулять одной после заката. Таллис видела цыган: они приезжали в разноцветных фургонах и, одетые в цветастые одежды, красиво танцевали на зеленой лужайке.
Но этот мрачный лес... глазу не за что зацепиться... совсем не разноцветный... коричневый и высокий... странный во всех отношениях.
Она пошла обратно через высокую траву, сняла кеды и вытряхнула из них воду. Потом, вслед за родителями, пошла вокруг леса.
Вскоре они оказались на узкой ухабистой дороге, огражденной высокими живыми изгородями, канавами и двумя рядами раскачивающихся под ветром буков, уходящих к горизонту. Где-то - очень далеко - она должна была выходить на проселок, связывавший Теневой Холм и Гримли. Здесь, на краю Райхоупского леса, дорога была разбитой и заросшей, как если бы ее разорвал внезапный сдвиг почвы.
- Великий боже, - сказал Джеймс Китон и добавил: - Какая старая дорога. "Грубая тропа" Кости.
Внезапно дорогу перегородило тонкое ограждение из колючей проволоки. На ней висела потрепанная погодой табличка "ПРОХОД ЗАКРЫТ".
Таллис сообразила, что отец волнуется.
- Возможно, ты ошибся, - сказала ему мать. - Может быть, дальше...
- Я не ошибся, - раздраженно ответил отец. Он стоял около колючей проволоки и глядел мимо деревьев, в полумрак. Наконец он отошел от нее и поглядел на далекие фермы.
- Я уверен, что когда-то здесь был дом. Типа сторожки. Оук Лодж. И Кости уверяет, что он стоял здесь. В конце грубой тропы, сказал он.
Джеймс Китон сделал пару шагов по неровной дороге, потом повернулся и опять уставился на густой лес:
- Гарри ходил именно сюда. И мой отец, еще до войны. В гости к этому историку... Хаксли. И еще одному... Уинн-Джонсу.
- До меня, - сказала Маргарет.
Они посмотрели на дорогу, исчезавшую в густом лесу. Высокие дубы, теснившиеся друг к другу, отбрасывали мрачную тень на переплетение боярышника[7], терновника и колючего шиповника. Ветер шевелил высокую траву, росшую у самого края леса. Табличка дребезжала, ржавая проволока тряслась.
Странное выражение коснулось лица Джеймса Китона, и Таллис поняла, что ее отец внезапно испугался. Он побледнел, глаза расширились. Он задышал быстро и нервно.
Таллис подошла к проволоке и уставилась в полутьму. И, через какое-то время, разглядела далеко за линией деревьев отблеск солнечного света.
- Там поляна, - сказала она, но отец решил ее не услышать. Отойдя от леса, он остановился возле канавы на обочине дороги и посмотрел вдаль. Мать расстелила скатерть под одиноким вязом и начала распаковывать корзину.
- Пап! Там поляна, - сказала Таллис.
- Не уходи слишком далеко, - ответил он, Таллис, страшно возбужденная, поникла. Он не слышал ее! Он настолько погрузился в собственные мысли и тревоги, что отказывался даже признать, что дом мог затеряться в лесу.
Дом был там, а сейчас исчез. Таллис посмотрела на дорогу, бетон которой был срезан как ножом, как если бы лес проглотил его, целиком. Возможно, точно так же лес расправился и со всем домом, деревья поглотили его.
Она не знала, откуда взялась эта странная мысль, но в голове возникла картина, такая же отчетливая, как и те, что приходили из книги сказок, которую она читала всю жизнь.
Темные леса, далекие замки... и желтые, освещенные солнцем поляны, где можно найти странные сокровища.
Она подошла к ограждению, аккуратно приподняла нижнюю проволоку и скользнула под нее. Оказавшись по ту сторону, она посмотрела на родителей, которые сидели на скатерти, пили чай и разговаривали.
Повернувшись, она пошла через подлесок к далекой полоске света.
Через тонкие подошвы она чувствовала разбитую, но еще твердую дорогу. Бетон оплели корни, и, пробираясь через мглу, ей постоянно приходилось отводить в сторону низкие ветки. Вскоре она подошла к поляне поближе и увидела, что маленькую прогалину со всех сторон окружают огромные дубы с темными стволами. Над густой листвой торчали мертвые ветки, сломанные и изогнутые зимними ветрами.
И тут же она заметила кирпичную стену и два окна, давным-давно оставшиеся без стекол; из них свисали ветки победившего леса, чем-то похожие на мертвые руки.
Отведя в сторону колючую паутину, усеянную красными ягодами, она шагнула вперед; в самой середине поляны, перед домом, стояла высокая деревянная колонна. На ее верхушке было вырезано смутное подобие человеческого лица: простые раскосые глаза, разинутый рот, прорезь на месте носа. Дерево почернело от дождей, крошилось и гнило, расколовшись посредине. Таллис поглядела на столб, и ей стало не по себе, как если бы лицо посмотрело на нее в ответ...
Обойдя ужасный тотем, она вошла в сад дома, раньше называвшегося Оук Лодж. И сразу увидела яму для костра, вырезанную в дерне: все, что осталось от когда-то ухоженного газона. Вокруг были разбросаны кости животных и остатки досок.
Ничего не двигалось, и все-таки у нее возникло сильное ощущение, что на нее глядят. Она нервно позвала, кого-нибудь, но сама почти не услышала свой голос: тяжелые стволы дубов впитали ее слова, и ей ответили только птичьи трели, донесшиеся с ветвей.
Таллис пробежалась по маленькому саду, заглядывая во все уголки: здесь остатки колючей проволоки, тут несколько деревянных планок, проткнутых корнями - быть может от курятника или собачьей конуры.
И над всей маленькой поляной главенствовал изрезанный ствол, тотем. Главенствовал и отбрасывал мрачную тень. Таллис осторожно коснулась почерневшего дерева, и от него отломался кусок, обнажив кишащих под ним насекомых. Она опять посмотрела на жестокое лицо, злые глаза и оскалившийся рот. И заметила едва видимые остатки рук и ног, почти полностью уничтоженных временем.
Эта древняя фигура смотрела на дом; быть может стерегла его.
Сам дом стал частью леса. Деревья взломали пол и росли из холодной земли под ним. Ветки оплели окна. Стволы проткнули крышу, и только каминная труба возвышалась над верхушками деревьев.
Таллис заглянула в две комнаты; в первой, кабинете, безжизненно болтались рамы французских окон, плющ покрывал стол, а в середине возвышался V-образный дуб. Во второй, маленькой кухне, она нашла покрытые мхом остатки соснового стола и старую плиту. Ветки, как виноградные лозы, протянулись по потолку. Кладовка была пуста. Она сняла с крюка железную сковородку и едва не вылезла из кожи, когда сук, пробуравивший кирпич за ней, распрямился и прыгнул вперед.
Она заглянула в гостиную и испугалась: деревья заняли каждый фут комнаты, сокрушили мебель и стелились по стенам, пронзая выцветшие картины в рамках.
Таллис вернулась в сад. Солнце стояло прямо над головой, и было трудно смотреть вверх на ухмыляющийся тотем, вырезанный на огромном стволе. Она рассеянно спросила себя, кто воздвиг статую и зачем...
Все на поляне и в разрушенном доме говорило о том, что раньше здесь жили люди. Однако яма от костра была старой, пепел утрамбован бесчисленными дождями, а животные растащили кости по всему саду. Но тем не менее у нее возникло чувство жилья; это не случайный привал - скорее охотничий лагерь.
Что-то проскочило мимо нее, быстро и тихо.
Таллис вздрогнула. В глазах, ослепленных ярким солнцем, еще мелькали искаженные контуры лесной статуи. И все-таки ей показалось, что мимо пробежал ребенок. И мгновенно исчез в подлеске, нырнув в него в том же месте, из которого она сама осторожно вошла в этот маленький затерянный сад.
Лесная страна вокруг нее задвигалась, что-то загадочно замерцало на краю зрения. Знакомое ощущение, бояться нечего.
Наверно, она вообразила себе этого ребенка.
Внезапно Таллис успокоилась, душу охватил покой. Она уселась под огромным стволом и посмотрела через его неровный силуэт на блестящее небо, потом закрыла глаза. И попыталась представить себе, каким был дом, когда в нем жили люди. Дедушка должен был рассказывать ей о нем. Возможно, его слова смогут подняться на поверхность из детской части ее сознания.
Вскоре она представила себе собаку, бродящую по саду; в земле рылись цыплята. Из открытой двери кухни доносились звуки радио; что-то готовила женщина, стоявшая за сосновым столом. Французские окна были распахнуты; из кабинета доносились голоса. Двое мужчин сидели за столом, обсуждая древние реликвии. Потом они начали писать в толстой книге, на белых листах появились слова...
К ограде сада подошел юноша со свежим лицом, загорелый дочерна.
Солнце побледнело, ее укусил холодный ветер. Пошел снег, вокруг закружились черные облака. Снег безжалостно заметал ее, она озябла до костей...
Через бурю к ней шла фигура. Грузная, похожая на медведя. Ей показалось, что это огромный человек, одетый в меха. С ожерелья из белых звериных зубов, украшавших его грудь, свешивались сосульки. Из-под копны темных волос выглядывали два глаза, сверкавшие как льдинки.
Он присел перед ней на корточки и поднял каменную дубину. Камень был черный и гладкий и ярко блестел. Человек плакал. Таллис в ужасе смотрела на него. От него не исходило ни звука - ветер и снег тоже замолчали...
Он открыл рот и оглушительно закричал.
Имя. Ее имя. Громко, пронзительно, душераздирающе, и Таллис очнулась от видения. Лицо заливал пот, сердце стучало как бешеное.
Перед ней была поляна, одна половина которой погрузилась в глубокую тень, вторая сверкала на солнце. Вдали кто-то опять прокричал ее имя, встревоженно и настойчиво.
Она пошла обратно мимо разрушенного дома и заглянула в кабинет, чьи шкафы, полки и ящики были разбиты вдребезги росшим в нем дубом. И опять обратила внимание на стол. Именно за ним писали два человека в ее сне. Шептал ли ей дедушка о дневнике? Нашли ли его? Есть ли в нем о Гарри?
Она возвращалась к краю леса. И прямо перед опушкой увидела мужчину, стоявшего на открытой земле. Впрочем, она увидела только силуэт. Человек стоял на маленьком холме сразу за колючей проволокой. Изогнувшись в одну сторону, он смотрел в непроницаемую мглу Райхоупского леса. Таллис посмотрела на него, беспокойно и... печально. Даже осанка выдавала в нем пожилого несчастного человека. Неподвижного. Наблюдающего. Беспокойно смотрящего на мир, отвергший его из-за страха, заполнившего его сердце. Ее отца.
- Таллис?
Не сказав ни слова, она вышла на свет и проскользнула под проволокой.
Джеймс Китон с облегчением выпрямился:
- Мы беспокоились о тебе. И думали, что ты потерялась.
- Нет, папочка. Со мной ничего не случилось.
- Очень хорошо. Слава Богу за это.
Она подошла к нему и взяла за руку. Потом посмотрела обратно на лес, где совершенно другой мир молча ждал гостей, готовых изумляться его необычности.
- Там есть дом, - прошептала она отцу.
- Хорошо... мы скоро уходим. Ты видела какой-нибудь признак жизни?
Таллис улыбнулась и покачала головой.
- Съешь хоть что-нибудь, - только и сказал он.
В тот же самый день она сделала свою первую куклу; точнее, ее заставили сделать, и она не стала спрашивать себя, откуда пришло принуждение.
Она нашла тонкий кусок боярышника дюймов двенадцать в длину, очистила от коры и скруглила концы, используя нож, позаимствованный из мастерской Кости. Пришлось поднапрячься. Дерево оказалось мокрым и очень твердым. Вырезая глаза, она обнаружила, что даже простые узоры требуют огромных усилий. Тем не менее Терновый Король ей очень понравился, и она гордо поставила его на свой туалетный столик. Таллис внимательно осмотрела его, но он не значил ничего. Она попыталась скопировать ужасный столб, стоявший в саду разрушенного дома, но даже не приблизилась к оригиналу. Первый опыт оказался пустым, бессмысленным.
И тут у нее появилась новая мысль. Она отправилась в дровяной сарай и осторожно пробиралась между вязовыми чурками, пока не нашла достаточно толстый чурбан, еще не очищенный от коры. Если она сумеет снять с него кору и аккуратно расколоть ее пополам, получится изогнутая поверхность, из которой можно вырезать маску.
Вернувшись в комнату, она проработала весь день, вырезая из куска дерева грубый овал - лицо. Кора вяза была очень твердой, и, как и раньше, ей не хватало силы; даже с острым ножом она резала и стругала очень медленно. Тем не менее ей удалось выдолбить два глаза и улыбающийся рот. Устало посидев среди стружек, она взяла коробку с красками и нарисовала вокруг каждого глаза концентрические зеленые круги, а язык, высовывающийся из прорези рта, сделала красным. Остальную кору она закрасила белым.
Поставив маску на туалетный столик, она поглядела на нее и решила, что ее зовут Пустотница.
Спустя несколько минут в комнату вошел отец и очень удивился, увидя страшный беспорядок.
- Что за ?.. - сказал он, смахивая стружки с кровати Таллис. - Чем ты занималась?
- Вырезала, - просто ответила она.
Он взял нож и попробовал кромку. Покачав головой, он укоризненно поглядел на дочь:
- Последнее, в чем я нуждаюсь - пришивать тебе отрезанные пальцы. Очень острый.
- Знаю. Поэтому я и использовала его. Но я была очень осторожна. Смотри! - И она показала ему обе руки без малейших следов крови. Отец удовлетворенно кивнул. Таллис улыбнулась, потому что, на самом деле, у нее была глубокая царапина на тыльной стороне правой ладони, аккуратно заклеенная пластырем.
Отец подошел к двум чудовищам, стоявшим на туалетном столике, и взял в руки маску.
- Отвратительно. Почему ты вырезала ее?
- Не знаю.
- Ты собираешься носить ее?
- Да, когда-нибудь.
Он приставил маску к лицу, поглядел на девочку через узкие щели-глаза и низко загадочно завыл. Таллис рассмеялась.
- Через нее ничего не видно, - объявил он, кладя кору обратно на стол.
- Это Пустотница, - сказала она.
- Что?
- Пустотница. Так называется маска.
- Что такое "Пустотница"?