Lavondyss_Rus - Роберт Холдсток 5 стр.


- Не знаю. Быть может, та, кто присматривает за пустыми путями. Стережет пути между различными мирами.

- Пустой набор слов, - ответил отец, хотя и доброжелательным голосом. - Но ты меня впечатлила: знаешь о пустых путях. Вокруг фермы есть несколько. Однажды мы с тобой прогуляемся по ним...

- Но они же просто дороги, - нетерпеливо сказала она.

- На самом деле очень старые. Одна из них идет через Луг Камней Трактли. Трактли, понимаешь? Это тракт, старое слово для улицы. А камни, наверно, отмечают перекресток. - Он наклонился к ней. - По ним ходили мужчины и женщины, одетые в шкуры, с дубинами в руках. И, наверняка, некоторые из них останавливались там, где сейчас стоит ферма, и съедали кусок-другой сырой коровьей ляжки.

Таллис скривилась. Ей казалось, что есть сырое мясо глупо. И вообще, отец не был хорошим рассказчиком.

- Это просто старые дороги, - сказала она. - Но некоторые из них... - она таинственно понизила голос. - Некоторые из них ведут далеко в поля, кружат вокруг леса и внезапно исчезают. В древности люди отмечали такие места высокими камнями или ставили высокие деревянные столбы с вырезанными на них любимыми животными; такие столбы делали из целого дерева...

- Действительно? - спросил отец, глядя, как дочь по-звериному крадется по комнате: руки подняты, тело напряжено.

- Да, действительно. В те дни мы еще могли видеть камни, на полях и холмах, но старые ворота уже закрылись. Но сотни лет назад, когда мы еще были молоды...

- Спасибо.

- Тысячи лет назад эти места были запретны для всех, кроме Пустотников, ибо они вели в королевства смерти. Мало кто из обычных людей мог пройти по ним. Только герои, рыцари в полном вооружении. И рядом с ними всегда шли собаки, огромные охотничьи псы. Они преследовали страшных тварей из потустороннего мира, гигантских лосей, чьи рога могли косить деревья, огромных рогатых свиней, пузатых медведей и людей-волков, которые ходили на задних лапах и могли прикидываться мертвыми деревьями.

Но иногда, когда один из охотников пытался вернуться в собственный замок, он не мог найти пустой путь, или камня, или леса, или пещеры... и оставался в потустороннем мире, пока его одежда не превращалась в изодранный саван, а мечи и кинжалы не покрывала красная ржавчина. И только хороший друг мог прийти и спасти этого человека. Если... - она добавила последний драматический штрих к рассказу, приложив маску к лицу, и закончила, подражая комическому рыку отца: - если... Пустотница разрешала ему...

Всего восемь лет, и она устыдилась его "сырой коровьей ляжки". Джеймс Китон удивленно посмотрел на дочь.

- Откуда ты все это взяла? Кости?

- Нет, это просто пришло ко мне, - честно ответила она.

Без всякого сомнения, она пошла в деда. Джеймс улыбнулся и сдался.

- Тебе понравилась сегодняшняя прогулка? - спросил он, меняя тему.

Она какое-то время смотрела на него, потом кивнула:

- Почему ты не пошел со мной? В лес?

Отец только пожал плечами:

- Я уже слишком старый, чтобы шляться по лесам. Кроме того, там была табличка: "ПРОХОД ЗАКРЫТ". Ты представляешь себе, что произойдет с конторой, если меня обвинят во вторжении в чужую собственность?

- Но дом там. Ты пришел туда поглядеть на него и сдался. Почему?

Джеймс Китон неловко улыбнулся:

- "ПРОХОД ЗАКРЫТ" означает, что ходить туда нельзя.

- И кто повесил табличку?

- Понятия не имею. Но, наверно, владельцы райхоупского поместья.

- Тогда почему они не спасли дом? Почему просто бросили? Там все заросло. Хотя и осталась мебель. Стол, плита, шкаф... даже картины на стенах.

Отец посмотрел на нее и слегка нахмурился. Было видно, что слова дочери поразили его.

- Почему они так поступили? - настойчиво продолжала Таллис. - Почему они оставили дом лесу?

- Не знаю... Действительно не знаю! И, должен согласиться, это очень странно...

Он подошел к окну, тяжело облокотился на подоконник и посмотрел на ясное вечернее небо. Таллис подошла к нему, подумала и решилась.

- Гарри пошел в этот дом? Он туда пошел? Ты думаешь, что он там умер?

Китон тяжело вздохнул, потом медленно выдохнул.

- Я не знаю, Таллис. Я больше ничего не знаю. Похоже, что тебе он рассказывал значительно больше, чем мне.

Она мысленно вернулась в тот вечер, когда Гарри попрощался с ней.

- Я рассказала тебе все, что помню. Он сказал, что уходит, но будет очень близко. Он тогда вообще был очень странным. Кто-то ранил его стрелой... и это все, что я помню. И еще он плакал.

Отец повернулся, присел рядом с ней и крепко обнял ее. Из его глаз текли слезы. - С нами Гарри не попрощался. Только с тобой. Ты знаешь еще кое-что? То, что мучило меня все эти годы.

- Возможно, он не ожидал, что уходит так надолго.

- Он умирал, - сказал Джеймс Китон. - Должно быть, он решил, что должен щадить мои чувства, и не попрощался. Он умирал...

- Откуда ты знаешь?

- Просто знаю. Что-то случилось с ним, в последние несколько недель... и он сдался.

Таллис, когда думала о Гарри, никак не могла представить его мертвым холодным телом, зарытым в землю. Она покачала головой:

- Я уверена, что он жив. Он заблудился, только и всего. Я уверена, что он еще вернется к нам.

- Нет, дорогая, - мягко сказал отец. - Он сейчас на небесах, в раю. Нам остается только смириться с этим.

- То, что он в раю, - запротестовала Таллис, - вовсе не означает, что он мертв.

Отец выпрямился, улыбнулся и положил руку ей на плечо.

- Наверно, там совершенно замечательный мир... - Он погладил ее по голове. - Полно гигантских лосей, рыцарей в полной броне и темных замков. Несколько сотен лет назад тебя бы сожгли как ведьму.

- Но я не ведьма.

- Полагаю, что тогда их тоже не было. Пошли. Пора поужинать. И перед сном ты расскажешь нам еще одну историю.

Он засмеялся, и они вышли из спальни.

- Обычно родители рассказывают своим отпрыскам на ночь сказки, а не наоборот.

- У меня есть хорошая, - сказала Таллис. - О человеке, чей сын отправился погулять по лесу. Человек был уверен, что его сына съели волки и он больше его не увидит, хотя на самом деле мальчик спрятался в доме.

- Нахальный маленький дьяволенок, - сказал отец, взъерошил ей волосы, и они вместе спустились в гостиную.

IV

Напряжение, царившее в доме, немного спало. Джеймс Китон повеселел, стал живее. "Он сумел, наконец-то, рассказать мне о своих чувствах к Гарри и успокоился", - решила Таллис. Она по-прежнему не понимала его боязливого отношения к лесу, но мать сказала просто: "Он думал, что ему необходимо посмотреть на то место, куда пошел Гарри. Сейчас он понял, что этого не хочет".

Плохое и непонятное объяснение, но другого не было.

Тем не менее сама Таллис почувствовала себя намного увереннее и, после школы, продолжала исследовать и давать имена территории вокруг фермы. И продолжала вырезать маски и маленьких деревянных кукол, все более и более искусно. Бродя по лугам, она постоянно видела мимолетные фигуры, преследующие ее, но они больше не пугали ее. Когда бы она ни подходила к огороженному пастбищу, известному как Камни Трактли, ее периферийное зрение, казалось, жило собственной жизнью и показывало ей текучий дрожащий мир, никогда не видимый отчетливо, но который намекал на странные человеческие фигуры и притаившихся зверей.

И еще там были звуки: из поля, которое все называли Пни, доносилось пение; так она узнала его тайное имя: Луг Печальной Песни. Таллис никогда не видела певца и, через какое-то время, перестала его искать.

Были загадки поинтереснее. Однажды, сидя в полусне на поле рядом с Лисьей Водой, она внезапно очнулась и обнаружила себя у входа в огромную, наполненную ветром пещеру, идущую через буйный густой лес к далеким высоким горам, перед которыми вздымалась ярко светящаяся стена пламени и дыма. Странный сон продлился не больше секунды, и с тех пор она видела пещеру ветра только мельком, в горячие спокойные дни, когда ее слегка касался прилетевший из ниоткуда чужой ветерок.

Вскоре она установила, что ровно три женские фигуры, никогда не снимавшие капюшоны, часто появляются на краю ее зрения и, прячась в густых зарослях, наблюдают за ней через прорези раскрашенных деревянных масок. В какой-то момент Таллис сообразила, что всякие странности происходят с ней именно тогда, когда одна из этих женщин находится рядом. Если недалеко вертелась Белая Маска, сознание Таллис наполняли отрывки историй; казалось, сама земля рассказывала ей о забытых битвах и диких охотах. Рядом с Зеленой Маской ей хотелось вырезать новых кукол и она видела на земле странные тени. Третья фигура, с разноцветной маской - белой, зеленой и красной - заставляла Таллис думать о своей собственной "Пустотнице"; эта фигура ассоциировалась с такими странными видениями, как пещера ветра и печальная песня.

Таллис не понимала, зачем кому-то "наблюдать" за ней, и пока решила не думать об этом. Но она продолжала создавать маски, копируя те, что носили "рассказчица" и "резчица". И пока она работала, к ней приходили имена...

Белую маску она назвала Габерлунги, странное имя, и она улыбнулась, произнеся его вслух. Габерлунги была памятью земли, и иногда, когда Таллис надевала грубую маску из коры - или несла ее в руках, - истории с такой силой теснились в ее сознании, что она не могла думать ни о чем другом. Третью маску, сделанную из ореха и покрашенную в зеленое, она назвала Скоген[8], но у нее было и второе имя: тень леса. Маска была связана с местностью; когда она прикладывала ее к лицу, тени на земле, казалось, изменялись, как будто их отбрасывали более высокие холмы и более старые леса.

Через несколько лет она стала искусным резчиком; могла сделать маску из любого сорта древесины, умело обрезала кору и вырезала дыры для глаз и рта. Она сама сделала - или стянула - инструменты, при помощи которых работать было легче, и даже использовала тяжелые камни различной формы как молотки, рубила и стамески.

К первым трем маскам она добавила еще четыре. Самой простой была Жалоба; через несколько дней после того, как она вырезала ее из коры ивы, Таллис услышала первую из нескольких песен, которые время от времени доносились с поля Пни, и почувствовала Пустотницу: та глядела на девочку из-за живой изгороди, и ее красно-белая маска резко выделялась на фоне пасмурного дня. Жалоба была печальной маской: угрюмый рот, полные слез глаза, серый цвет.

Затем ее заставили сделать еще три маски, и они оказались более интересными, более интригующими. Соколица имела второе имя: птица летит в неведомый край. Таллис не любила птиц-падальщиков, но восхищалась маленькими соколами, искавшими добычу над травянистыми обочинами деревенских дорог. И она раскрасила Соколицу так, чтобы она слегка напоминала сокола.

Следующей она сделала Серебрянку. Ей она придала безжизненные рыбьи черты и расписала цветными кругами; и у нее было более спокойное имя, связанное с неодушевленным образом: лосось плывет по рекам в неведомый край.

Последняя называлась Кюнхавал: охотничья собака бежит лесными тропами в неведомый край. Она использовала клочки шерсти домашней собаки и отделала ими бузину.

Всего она сделала семь масок и десять кукол; придумала несколько рассказов и дала имена большинству полей, речек и рощ вокруг фермы. Она была счастлива. Она заимела тайные убежища и примирилась с призраками, трепетавшими на их границах. Ей очень хотелось вернуться в развалины Оук Лоджа, но между фермой и лесом лежало поле, по краю которого бежала речка, и они оба не желали выдавать свои тайные имена.

И все это была игра, часть взросления; она играла в высшей степени серьезно и никогда не думала о последствиях того, что делает... и чем это может для нее обернуться.

Все изменилось незадолго до двенадцатого дня рождения: случайная встреча глубоко взволновала ее.

В это удушающе жаркое июльское утро она шла по саду и внезапно почувствовала запах древесного дыма. Древесного дыма и еще чего-то. Зимы. Такой знакомый запах, невозможно ошибиться, и она побежала по узкой дорожке между сараями в тайный лагерь в саду. Какое-то время она не пользовалась им; дорожка потемнела и заросла крапивой. Ее дальний конец загораживало грязное стекло, взятое из одной из теплиц и приставленное к сараю.

Она уже собиралась проложить себе дорогу силой, когда из теплицы вышел мистер Кости. Он остановился и подозрительно понюхал ветер.

- Играем с огнем, юная мадам? - быстро спросил он.

- Нет, совсем нет, - ответила Таллис.

Он подошел к ней, его тяжелый коричневый комбинезон пах свежей землей. Кости носил его в любую погоду и в такой день должен был буквально жариться в нем. Его голые предплечья загорели до черна, их покрывали густые белые волосы. Очень узкое лицо - он носил подходящую фамилию - усеянное кровеносными сосудами, сумевшими проложить дорогу к его узкому лбу. Большие капли пота катились по грубому угловатому лицу, но глаза искрились добротой и озорством.

Таллис посмотрела на высокого мужчину. Кости повернул к ней серые глаза:

- Чую запах дыма. Чо ты тут делаешь?

Он говорил с сочным деревенским акцентом, и Таллис приходилось напрягаться, чтобы понять его. Сама она говорила "довольно правильно", то есть благодаря школьным урокам старалась не пользоваться самыми простонародными словечками.

- Ничего, - ответила она, потом тщательно повторила: - Ничо.

Кости поглядел на заросшую крапивой тропинку. Таллис почувствовала, как ее лицо вспыхнуло. Она не хотела, чтобы садовник узнал, куда она идет. Темный проход был ее тайным местом и принадлежал ей, несмотря на короткое мгновение дезориентации несколько секунд назад.

И она с облегчением увидела, как мистер Кости отвернулся от прохода.

- Чую дым. Ктой-то чегой-то жжет.

- Не я, - сказала Таллис.

Садовник вытащил из кармана грязную тряпку, обтер лицо и шею и прищурился на солнце.

- Жарища, чтоб я пропал. Надоть глотнуть сидра. - Он поглядел на девочку, сверху вниз. - Пошли, юная мадам, стукнем вместе.

- Мне запрещено.

Он улыбнулся.

- Со мной могешь, - мягко сказал он.

Они подошли к ряду деревянных сараев на дальнем конце сада; шаткая скамья, прислоненная к ним, приглашала посидеть в тени.

Вслед за Кости Таллис вошла в холодный сарай и прошла мимо стеллажей с гниющими яблоками. Она любила царивший здесь запах сырости и плесени, с фруктовым оттенком. Яблоки, коричневые и сморщенные, были покрыты пушистой плесенью. Где-то капала вода, наверно плохо закрыли кран. Вдоль стен валялись ржавые куски старых инструментов, по большей части закутанные в кружевную паутину. Свет пробивался в сарай через щели и дыры в старой дощатой крыше.

У дальнего конца сарая, в легкой полутьме, стояла высокая бочка, покрытая тяжелой каменной крышкой. Вдоль стены стояли китайские бутыли. Таллис часто бывала здесь, но никогда не заглядывала внутрь бочки. Кости сдвинул каменную крышку и посмотрел на содержимое. Потом улыбнулся Таллис:

- Выглядит неплохо. Хочешь попробовать?

- Да, - храбро сказала она, и старик хихикнул.

- Хорошо забродило, - прошептал он, вытащил из бочки огромную мертвую крысу, с шерсти которой катились янтарные капли, и махнул ею перед наполнившимися ужасом глазами девочки. - Скоро загниет, и будет вкуснотища, как надоть. Но пить уже можно. Ну, юная Таллис, хошь попробовать?

У нее перехватило горло. Черное чудовище поболталось между его пальцами и с плеском упало обратно; опять он дразнится, и на этот раз попал. Таллис покачала головой. Кости опять хихикнул.

Она не могла поверить, что в бочке действительно находится сидр. Почти наверняка там дождевая вода, а крыса - одна из многочисленных жертв Кости. Но вдруг... она никак не могла убедить себя до конца. И когда он наполнил оловянную кружку из одной из китайских бутылей, она отказалась и прислонилась к стене сарая.

Кости недоуменно посмотрел на нее.

- Отличный сидр, юная Таллис. Нет в нем ни черта плохого. А крыс уже нетути, растворились. - Он посмотрел в кружку. - Ну разве что пара зубов и лапа, но на это наплевать. Выбросишь их - и все дела.

- Спасибо, не для меня.

- Как хошь.

Они посидели снаружи, в тени, глядя на широкий сад и тени облаков. Кости осушил оловянную кружку и причмокнул губами. Таллис пнула стену сарая под скамьей, пытаясь придумать, что сказать. Ей очень хотелось поговорить об исчезнувшем доме в лесу, но она боялась; что-то удерживало ее. А Кости, конечно, должен был знать о нем.

Внезапно Таллис сообразила, что он внимательно смотрит на нее. Она поглядела на него и нахмурилась. Кости глядел слишком пристально, наверно опять собирался спросить ее о дыме. Однако он спросил совсем о другом:

- Ты когда-нибудь видела призрака?

Таллис попыталась скрыть внезапную тревогу. Она в свою очередь пристально посмотрела на старика, лихорадочно соображая, что сказать. Наконец она покачала головой.

Однако Кости не сдался:

- Даже на Камнях Трактли?

- Да.

- А в Теневом Лесу?

- Тоже, - соврала она.

- Я видел, как ты играла на лугу… - прошептал он, наклонившись к ней поближе. - И слышал, что в Теневом ты нашла старый дом... - Он выпрямился. - И после этого ты говоришь, что не зырила призраков? Врешь и не краснеешь.

- Нетути такой хрени как призрак, - по-деревенски возразила ему Таллис. - И я зырила там чегой-то другое.

- Не смейся надо мной, юная Таллис.

Таллис не сдержала улыбку.

- Я видела что-то, - повторила она. - Но не призраков. Тени.

Кости хихикнул, потом кивнул:

- Что еще можно позырить в Теневом? Только тени.

- Почему ты называешь его Теневым лесом? Это Райхоупский лес...

- У него тысячи имен, - рассеянно сказал Кости, потом махнул рукой и стукнул по скамье. - Он везде, этот Теневой Лес. Даже здесь, где мы сидим. Скамейка, сад, сарай, даже этот чертов дом... все сделано из Теневого леса. - Он задумчиво посмотрел на Таллис. - В древности так называлась вся округа, ты должна знать. Не только деревня, все. Теневой лес. Много сотен лет его звали так. Но тени... не от солнца, а скорее от...

Он заколебался, и Таллис рискнула:

- От луны?

- Ну, - тихо ответил мистер Кости. - И даже больше. Тени в уголке глаза. Тени, которые ползут от снов спящих людей, вроде меня или тебя; людей, живущих на земле.

- Лунные сны, - прошептала Таллис, и немедленно, без приглашения, перед ее внутренним взглядом возникла маска, странная и загадочная, которую она должна вырезать из... вырезать из...

Но она не успела сообразить, какой сорт дерева подходит к маске. Кости прервал момент творения:

Назад Дальше