Таллис подумала, насколько рыцарственно выглядел юноша. Маленький рот, точеный нос. Дикий, озорной взгляд, но все-таки добрый. Она легко могла представить его смех, и, вообще, он напомнил ей Гарри. Но нет, это не он. Скорее, он походил на картинку в дедушкиной книге легенд, на сэра Гавейна; там, где он сражается с Зеленым рыцарем. Но сэр Гавейн носил блестящую металлическую броню, а этот воин был одет как чучело. Его одежда напоминала ту, которую носил Передур, странствующий рыцарь двора Короля Артура. Свободная коричневая туника и зеленая рубаха без рукавов, запачканная кровью. На руках и на талии блестящие желтые браслеты. Короткие облегающие штаны, с узором из коричневых и красных квадратов. Черные сапоги, украшенные кусочками тусклого металла.
Пока он лежал под ней, трясясь от боли, Таллис заметила и короткий красный плащ на плечах, скрепленный сверкающей желтой брошкой. Даже сейчас воин часто касался брошки на левом плече и закрывал глаза, как если бы вспоминал что-то - или кого-то.
Она знала, что он воин, частично из-за способа, каким он умирал, а частично из-за простого, покрытого свежей кровью меча, лежавшего рядом с ним. В книгах сказок - а Таллис прочитала их во множестве - мечи всегда сверкали, их рукоятки покрывала золотая филигрань, а эфес украшали изумруды. Этот меч был из тусклого железа, длиной в руку, и сильно выщерблен по краям. Рукоятку покрывала простая темная кожа. И никаких изумрудов.
Она вытянула шею и посмотрела за дерево. И вздрогнула, увидев разбитые повозки и разбросанных людей; из земли и трупов торчали оперенные стрелы. Горели огни. Вместо поля под ней находилась равнина, через которую текла широкая река, как раз на месте Ручья Охотника. Повсюду лежали мертвые тела, и между ними скользили черные силуэты. За рекой начинался густой лес, тянувшийся настолько далеко, насколько она могла видеть; перед ним горели огни, от которых вверх поднимались клубы дыма. Зимний лес, цвета земли - густой и чудовищный, полоса деревьев на пустынной земле.
Над лесом нависало небо, черное как ночь, простиравшееся к реке, к сцене убийства. Под бурей кружились черные птицы.
И Таллис мгновенно поняла, как надо называть дуб, ну конечно: Победитель Бури.
Она не могла уснуть. Стояла горячая влажная ночь, очень тихая. Окно было открыто. Она лежала на кровати, глядя на небо, и спрашивала себя, видел ли умирающий юноша те же самые звезды. Ураган, который она видела, бушевал не в мире Таллис. И ливень, безусловно, промочил прекрасные волосы ее воина и потушил огни пожаров. Она представила себе поле: шипят заливаемые дождем костры, кровь стекает в траву, земля обнимает мертвых, их оружие и их холодные души.
Кости говорит, что давным-давно на этом поле произошла жестокая битва.
Неужели Пустотница показала ей видение той великой битвы или, скорее, последствия? В сознании Таллис теснилось множество историй и образов. Она встала с кровати и посмотрела в окно. Что за фигура притаилась в тенях за изгородью? Быть может, Белая Маска, из-за которой вымышленные приключения и рассказы наполняют ее голову?
Младший сын, самый младший из трех...
В ней начала рождаться новая история, почти пугающая. Красочные образы, без всякого порядка. Замок - высокие башни, толстые стены - наполняют землей, тысячи людей несут темную почву, которая постепенно заполняет коридоры и залы. Вокруг горят огни, два грозных рыцаря в блестящей броне едут вокруг замка, развеваются боевые флаги.
Три молодых человека спорят с отцом; их выгоняют из зала.
Много замков, некоторые среди дубовых лесов, другие среди вязов, на берегах рек, на вершинах холмов. Скачут охотники.
Самый младший сын, изгнанный в мир, сотворенный снами ведьмы. Он живет несчастной холодной жизнью в замке, сделанном из странного камня; обратный путь преграждает горловина, на северной стене которой растет замок; выщербленные стены дворца поднимаются из выщербленного зимнего леса.
Дикая охота; гигантские лесные твари, освещенные сиянием луны; вепри, колючки на их спинах похожи на боевые копья; олени с рогами, сделанными из сорванных ветром веток дубов; они бегут от охотников и их тела крушат лес...
И, последнее, битва в черных лесах: во тьме мелькают факелы; кричат умирающие воины; кровавые кости и сломанные доспехи висят на голых ветвях деревьев... мрачный мимолетный образ того, что могло произойти только до того, как добрый и гордый юный принц приполз к стволу дуба, в поисках убежища, безопасности и… Таллис.
История... видение... странное чувство, что все это произошло именно здесь, на этой древней земле. Воздух холодил ее, дым душил, от зловонного запаха крови ее тошнило. Она была там. Она открыла путь к "жестокой битве" Кости. Она изменила пейзаж, перенесла древнюю зиму в нынешнее лето.
И она поняла, что Пустотница все время была рядом, показывая еще одну грань ее силы, ее таланта. Таллис: творец масок, творец мифаго, ребенок своего дедушки.
К полуночи она почувствовала себя полностью несчастной. Правильно ли она догадалась или нет, но ей было невыносимо жаль умирающего мужчину.
Какое-то время она стояла у окна - худенькая фигурка в ночной рубашке - и сквозь тьму смотрела на силуэт ее дерева. По щекам побежали слезы, и ей показалось, что она слышит, как плачет ее воин. Она даже не знала его имени, а ей отчаянно хотелось позвать его. Она должна попытаться помочь ему. Она возьмет с собой еду, бинты и антисептик. Она спрыгнет с дерева, утешит его и перевяжет его раны.
Ее воин не просто так приполз к Победителю Бури; возможно, он услышал, как Саймон охотился за ней. И он позвал ее, прося помощи. И что она сделала? Ничего! Только смотрела на него и плакала.
Злясь на себя саму, она сунула ноги в легкие парусиновые туфли и сбежала в сад. Внезапно она оторвала кусок от подола ночной рубашки, решив использовать его как бинт. Потом заколебалась: быть может, стоит вернуться в дом взять еду и лекарства? Нет; при свете звезд она помчалась к Камням Трактли.
Она думала, что и в запретном месте тоже ночь, но, проползя по ветке дерева, внезапно перенеслась в день. Юноша под ней лежал в точно таком же положении, в котором она оставила его. Буря еще не налетела, огни так же горели.
На мгновение это сбило Таллис с толку. Потом она сообразила, что воин глядит на ветки Победителя Бури. Он что-то прошептал, слишком тихо.
- Как тебя зовут? - сказала Таллис. Потом громче: - Как тебя зовут? Я Таллис. Таллис. Я хочу помочь тебе...
При звуке ее голоса взгляд юноши слегка затвердел, бледное лицо нахмурилось. Потом он попытался улыбнуться, словно забавляясь, и закрыл глаза.
- Таллис, - прошептал он.
- Как тебя зовут? - настойчиво спросила девочка.
Но он только повторил "Таллис...", открыл глаза и в воздух полетели слова, странные, бессмысленные, выразительные, неуловимые, отчаянные... Таллис сбросила лоскут, оторванный от ночной рубашки: перевязка для раны юноши. На мгновение она потеряла обрывок из вида, но потом он появился, развернутый и дрожащий, прямо над лежащим воином. Тот увидел, как лоскут падает, в его глазах блеснули слезы радости, рот, только что бывший мрачным провалом боли, стал широкой улыбкой надежды.
Он схватил лоскут и поднес его к губам. Потом сильно задрожал, и его тело сверкнуло там, где из раны опять потекла кровь.
- Таллис! - крикнул он, а потом прокричал новое слово: - Скатах!
Он откинулся на спину, рука вытянута над головой, в пальцах дрожит белый лоскут. Таллис с ужасом глядела на него. Он не закрыл глаза, но они резко потускнели, улыбка на губах растаяла, и он замер, совершенно неподвижно. На мгновение девочка решила, что он умер, но потом увидела, как его рука слегка дрогнула. Он не мог умереть. Не должен. Она должна спасти его. Кем бы он ни был, он слышал ее голос. Пустотница поможет, разумеется, или ее собственный талант к пустым путям. Но он слышал голос и, возможно, подумал, что она богиня или дух дерева. У него появилась надежда, и теперь он будет жить. Будет жить для нее, для Таллис. Он останется у дерева. И, когда выздоровеет, возможно построит здесь дом и взберется по широкому стволу Победителя Бури. Или, возможно...
Да. Она спустится к нему. Когда будет старше. Когда придет время объединить души двух миров. Но сейчас она еще не готова, нет.
- Таллис!
Злой голос разорвал мгновение радости.
Она едва не соскользнула с ветки, с трудом удержав равновесие, но запретное место исчезло.
За полем, на конце луга Камней Трактли, ярко вспыхнул факел. Опять кто-то прокричал ее имя, и она поняла, что это отец.
Он постучал в дверь ее комнаты, потом открыл. Таллис осталась стоять у окна, угрюмо глядя на газон. Она чувствовала себя бодрой, хотя и не спала. Она надела джинсы, белую блузку и кеды. И не вымыла лицо, довольная тем, что на нем остались слезы - напоминание о ее злости.
- Таллис?
- Уходи.
Он уже успокоился. Но еще недавно был зол и испуган. Середина ночи! Но сейчас только встревожен. С дочкой что-то происходит, и его это очень беспокоит. Обычно она так себя не ведет. Ее что-то тревожит, и он должен узнать, что именно.
- Почему ты пошла к дереву? Что ты там делала?
Она не ответила.
- Таллис? Почему ты отвечаешь? Я больше не злюсь.
- А я злюсь. Ты отправил его обратно.
- Его? Кого я отправил обратно?
Она с яростью посмотрела на отца, закусила губу и сузила глаза, как если бы хотела бросить вызов его глупости. Он улыбнулся. Небритый, в пижаме, седеющие волосы, обычно аккуратно зачесанные назад, растрепаны. Она дико и странно посмотрела на него. Он нежно коснулся руки дочери:
- Помоги мне понять, Таллис. Кто там был? В дереве?
Она посмотрела в сторону Камней Трактли. На глазах опять появились слезы, сердце сжала незнакомая глубокая тоска. Она хотела своего воина, хотела быть там, смотреть на него. Своим юным острым умом она поняла странную правду: для ее раненого героя время существует только тогда, когда она смотрит на него. Буря приближается. И скоро там пойдет дождь.
Каким-то способом, более глубоким, чем обычная логика, она знала, что с приходом дождя ее роман закончится. Как если бы часть ее знала правду, знала, почему потускнели глаза молодого воина, и этот крик, последний, полный облегчения...
Тем не менее она отказалась признавать это. Он не мертв. Он будет жить, опять.
Несмотря на что-то... что-то ужасное...
Она думала об этом всю ночь и в ранние часы рассвета, стоя у окна и глядя на Победителя Бури, ждавшего ее.
Она боялась идти назад. Боялась увидеть его. Каждая минута, проведенная с ним, означала, что буря на минуту приблизилась и его жизнь на минуту сократилась.
Она боялась бури. Она видела мрачные силуэты падальщиков, круживших прямо под облаками. Нет, это не обычная буря. Ветер, посланный из ада, чтобы смести с лица земли ее героя, пожрать мертвых... и умирающих. Она читала о таких бурях. Она знала имена всех адских воронов, воронов скальдов[10], мусорщиков, пожирателей мертвых...
Отец все еще что-то говорил. Она, не слушая, резко оборвала его:
- Что написано на Людях Трактли? На камнях?
Он очень удивился:
- Какая-то бессмыслица. Я же тебе говорил.
- Там должно быть что-то еще. Кроме "чужака" и "птицы". Нет ли там имени?
Он какое-то время думал, потом кивнул:
- Да. Вроде да. Несколько имен. Очень странных. Кажется, я видел их в книге по истории нашего графства.
- Что за имена? - обрадовавшись, спросила она. - Нет ли среди них Скатах?
Его недовольство было почти осязаемым, но в конце концов он только пожал плечами.
- Не помню. А откуда взялось это имя?
- Он был там. Его зовут Скатах. Он из древних людей, но сам совсем молодой. Я его видела, и он... прекрасен. Как Гавейн.
- Гавейн?
Она подбежала к книжной полке и вытащила переплетенный в кожу том. Положив книгу на кровать, она быстро нашла нужную страницу и показала отцу картинку, человек на которой напоминал ей юношу на лугу. Джеймс Китон какое-то время глядел на сэра Гавейна, потом перевернул несколько страниц и нашел письмо, написанное его отцом несколько лет назад.
- Это почерк твоего деда. Ты прочитала письмо?
Таллис не слушала. Широко открыв глаза, она глядела на луг, ее лицо лучилось от удовольствия. Теперь она знала имя юноши. Он сам назвал его. И без сомнения, оно было выбито на камне, среди тех странных имен. Действительно странное, но для ее ушей оно прозвучало как музыка. Скатах. Скатах и Таллис. Таллис и Скатах. Скатах и Дух Дерева. Камень Скатаха - памятник в честь великого героя, младшего сына, стоящий на поле, где он нашел жизнь и любовь со странной юной принцессой из другого мира.
Она захлопала в ладоши. Она должна опять увидеть его. Потом вспомнила бурю и испугалась. Она слишком молода, чтобы помочь ему, по-настоящему. Не сейчас. Надо подождать.
- Таллис? Кто в дереве?
Пришла ее очередь быть нежной, и она быстро пробежала пальчиками по лицу отца, успокаивая его.
- Он не в дереве. Он под деревом. Скатах. Так его зовут. Он очень молодой и очень симпатичный. Когда-то, очень давно, он был великим воином. В бою его ранили, но к нему на помощь пришел дух дерева и спас его.
Отец нахмурился и сказал:
- Я хочу увидеть его, Таллис...
Она покачала головой и прижала палец к его губам.
- Папочка, я не могу. Извини. Он мой. Скатах мой. Он принадлежит мне. Вот почему Пустотница разрешила мне увидеть его. Это часть моей подготовки, разве ты не видишь? Истории, маски... Я должна делать то, что мне скажут, и видеть то, что мне показывают. Я не могу сопротивляться. Я должна спасти Скатаха перед тем, как придет буря. Я уверена, что это моя обязанность, мое предназначение. Прежде, чем придет буря. Прежде, чем прилетят вороны. Ты понимаешь?
Он озабоченно взъерошил ее волосы.
- Нет, моя дорогая, - тихо сказал он. - Я не понимаю. Пока. - Он быстро обнял Таллис. - Но я пойму. Обязательно пойму.
Он встал с кровати и вышел из комнаты. У самой двери он оглянулся. Таллис опять стояла у окна. Она улыбалась, закрыв глаза, и тихо шептала:
Я - последний выживший лист.
Я - охотник в пещерах.
Я - белая память жизни.
Я - кость земли.
Воро́ны летят. И ушастые совы, и кровавые во́роны. Хищники. Птицы из ада. Летят, чтобы обглодать мертвых, разжиреть на их плоти. Она должна остановить их. Она должна защитить его. Она должна найти заклинание, которое заставит их повернуть. Она должна найти их кости. Таллис очистила одну из стен комнаты, сняв все маски, висевшие там, кроме Соколицы, потому что сокол был охотником, и она была охотником, и Скатах был охотником; через глаза сокола она видела ненавистных птиц, пировавших над мертвыми.
Вокруг Соколицы она нарисовала во́ронов и воро́н, используя акварельные краски и уголь. И каждую птицу она ослепила ножом, вырезав глубокие дыры на месте холодных пронизывающих глаз. Она сделала модели птиц, из соломы, бумаги и глины. И каждую из них она похоронила на лугу Камней Трактли, клювом вниз. Могилы она отметила перьями мертвых птиц, которых нашла в живых изгородях. И привязала черные перья и лоскутки своей белой ночной рубашки к каждому из дубов, окаймлявших луг Камней Трактли. Из царапины на колене выдавила немного собственной крови, смешала с водой ручья и соком крапивы и чертополоха. Получившейся краской она нарисовала на дубах птиц, разрубленных пополам; стрелы, летящие в облака, в которых они прятались, и, отдельно, сломанные клювы.
Наконец она вырезала на Победителе Бури две маски: одна смотрела внутрь луга, вторая наружу. Это были маски победителя, и она сделала их в виде соколов.
Таким образом она превратила луг в кладбище стервятников. Тем не менее она чувствовала, что круг воронов еще близко. Так что она собрала птичьи черепа и кости - все, какие только смогла найти - выдернула из червивых трупиков перья и клещами счистила все мясо. Голые кости она положила в кожаный мешок и каждый день бегала с ними вокруг луга.
Ближе к середине лета Таллис почувствовала, что должна опять увидеть Скатаха, хотя бы на мгновение; скоро опять в школу, и ей нужны силы, чтобы дотерпеть до рождества и нового года. А там она станет старше и сможет помочь ему.
Она приходила к Победителю Бури, садилась под него и читала книги. И еще она любила ложиться под дубом - одна рука под голову, вторая вытянута вверх - и изгибать тело точно так же, как Скатах, который лежал здесь. Он глядел вверх, она тоже глядела вверх и, возможно, видела то же самое, что и он - переплетение листьев и темные сучья. Но никто не улыбался Таллис; дух дерева открывался только ему.
Спустя несколько недель она убедилась, что женщины в масках, обитавшие в лесу, носились по подлеску со все возраставшим волнением. Однако она почти не замечала их. Ее поглотил образ молодого человека, Скатаха. Она забыла о Гарри.
Однажды, услышав лошадей, она попыталась последовать за ними, но быстро сдалась. В истории Скатаха, которую она стала называть повестью о Старом Запретном Месте, многое прояснилось. Он не только был потерянным сыном, но и рассказ о нем потерялся во времени, забытый теми, кто сохранил так много других легенд. Она пыталась придать смысл мыслям, чувственному волнению, отрывистым картинам странной страны, крепости, покрытой землей, и всем диким звукам приключений, которые составляли повесть о Старом Запретном Месте.
Она перестала готовиться к школе. Родители страшно разозлились, но у нее просто не было времени. Иногда она сознавала, что мать плачет. Иногда, ночью, она просыпалась и видела, как мать сидит в спальне и глядит на нее. Ее охватывала жалость, но она давила в себе это чувство; нет времени; что бы Пустотница ни сделала, она должна быть готова ко всему.
Но она не могла не видеть их споров. Ее поведение вызвало домашний скандал. Однажды она подслушала, стоя у двери, как родители говорили о Победителе Бури: Маргарет Китон настаивала, что дерево необходимо срубить, но Джеймс сказал нет. Иначе Таллис навсегда замкнется в своем летнем безумии. Они уже потеряли Гарри... потерю Таллис он просто не переживет.
Летнее безумие? Что за безумие они имеют в виду? Она опять прислушалась. Они говорили о "состоянии сна", "фантазии" и "галлюцинациях". И ни слова о том, что она делала для Скатаха. Ни слова о ее страхе и падальщиках, которые могут напасть на него. Она нахмурилась и закрыла уши руками, чтобы избавиться от болтовни взрослых. Неужели можно назвать сумасшествием попытку защитить раненого человека? Заклинания и чары? У нее есть книги, много книг, в которых волшебники и ведьмы использовали магические пути. И во всех них она читала, что вера - самая могучая составляющая любого заклинания, и она пыталась заставить свое юное сознание поверить в его способность держать воронов на расстоянии. Не имеет особого значения, что она делает; с верой все ее действия, все слова, все ее талисманы обретут силу.
И почти сразу она поняла, как надо делать девятую маску. Сняв кору с молодого ильма, упавшего рядом с живой изгородью, она выкрасила ее в белый цвет, потом нарисовала лазурно синие глаза, знак невинности. Синисало - увидеть ребенка в земле.