Я едва открыл створку. Хухр с места взмыл в небо и уже с высоты на всей скорости врезался в стаю. Он был размером с обычного ворона, но в остальном – между ними была такая же разница, как между древними "фарманами" и современным боевым истребителем. Посыпались перья, вся стая "прыснула" в стороны. Хухр пронзил скопление птиц, увлекая их за собой. Затем, обогнав их, вдруг, развернулся, и я увидел, что он не один, а – с собственной стаей.
Это был настоящий разгром. Выжившие – едва успели забиться в гнезда. Через минуту новая стая взмыла и, набрав высоту, растворилась в полуденном свете за Темзой.
Когда я спустился на землю, "мясоед – хозяин воронов", бормоча себе что-то под нос и едва не плача, собирал поверженные тела. А уцелевшие птицы уже выбирались из гнезд. Мне было не по себе. Ведь это моя оплошность повлекла за собой столько жертв.
Достигнув арки, в последний раз оглянулся… и, не поверив глазам, нацепил очки, удивляясь британскому практицизму: жертвы "воздушного боя" были разложены на столе-кормушке. Живые птицы копошились над ними, как трупные мухи. Среди "символов" Доброй Старой Англии то и дело вспыхивали ссоры из-за трепещущих кусочков "воронины". Должно быть, подобного пира здесь не знавали давно.
Наконец, из средних веков я нырнул в подземелье метро. И, хотя аппетита не было, по дороге в гостиницу зашел к "рыбному турку". Как только увидел его улыбчивое лицо, кровавые образы моментально исчезли.
"Рыбник" выглядел таким обязательным, добрым, ответственным, что невозможно было представить его себе без семьи. Вижу мысленно пухленькую уже не молодую турчанку (ведь и ему уже за пятьдесят) и много, много детишек – прекрасно одетых, причесанных, чистых, обласканных, умненьких и тоже ответственных, какими обычно бывают дети диаспор. И среди них он – отец семейства.
У мусульман не изображают святых. Но если бы было возможно, именно этого турка я выбрал бы в качестве прототипа Аллаха.
"Рыба по-английски", которой угощал "аллах", была, как всегда божественна.
Спустившись в номер, я прилег отдохнуть. Включил привычные мысли. Они завелись, закрутились. Но вместо того, чтобы успокаивать принесли неожиданно дискомфорт, даже боль.
Наверно, они были злее, чем надо.
Человека связанного с радиолокацией можно назвать радиолокаторщиком. Однако люди, служившие этому делу, чаще всего называются просто: "локаторщиками". Своей работой они, конечно, гордятся. Но есть в ней свои западни и капканы. Ласковый гул вентиляторов, к которому привыкаешь, словно к дыханию леса, располагает к работе или к веселеньким снам. Однако, в действительности, трудно сказать, кто такие локаторщики: счастливчики или – жертвы.
Под излучатель станции, впервые, я попал в годы учебы. Когда включили высокое напряжение, я оказался на расстоянии метра.
Луч только коснулся меня и ушел в сторону. Разные организмы воспринимают это по-разному. У меня ощущение было такое, словно одним ударом в голову вбили гвоздь.
С тех пор попадался несчетное множество раз. Имея дело со станцией, практически этого не избежать. В конце концов, я потерял остроту ощущения.
В отличие от "жестких" ("X", "Гамма", "Альфа" и прочих коварных) лучей, частоты радиолокационных диапазонов не воздействуют на наследственную систему, но зато угнетают – нервную, вносят свои коррективы в жизнь нейроновых "зарослей" мозга и позвоночника: то ли рвут какие-то связи, то ли инициируют новые.
Короче, "локаторщик", как теперь говорят "не столько специальность, сколько диагноз". Что касается снов "второго порядка", то, возможно, – это как раз один из "симптомов".
Еще минут через пять я был уже на другом "берегу"…
8.
Откинувшись на скамейке, я видел, как на углу граф торговался с газетчиком.
Но, стоило на секунду отвлечься, как я потерял Александра из виду. В то же мгновение впереди что-то мелькнуло. Хотел, было, встать, – горло сжала удавка (тонкий ремень). А перед глазами возникла свирепая рожа. Ее обладатель что-то быстро затараторил.
Два слова мгновенно дошли до меня: "Англичане" и "Смерть" – это был приговор. Блеснул кривой нож.
Я сжался, а потом, распрямившись, ударил ногами в живот. Человек согнулся и выронил нож. Неожиданно, тот, кто был сзади, ослабил удавку, и я, вдруг, увидел его "парящим", над моей головой. Он рухнул на того, кто еще корчился впереди, и они оба распростерлись у ног моих. Вскочив, я едва не упал от головокружения. "Эвлин – сзади!" – предупредил граф, только что перекинувший через скамейку типа с удавкой.
Вспомнив, что на факультете слыл в своем весе приличным бойцом, сделал полуоборот и нанес удар снизу. "Баренг – к стене! – командовал Мей, указывая на ближайшее здание. Видя, что я расположен остаться и "почесать" кулаки, он закричал еще громче: "Живо! К стене! Тут не студенческий бокс!" Подчинившись, я стал свидетелем зрелища, которое никогда не забуду. Нападавших было не менее двадцати человек. Дождавшись, когда негодяи приблизятся, Александр исчез, нырнув им под ноги. Вынырнул он в другом месте. Слева и справа, по курсу молниеносной атаки лежали едва шевелящиеся тела. Мей на мгновение замер, оценил обстановку и… тогда уже приступил к делу основательно. Работая, подобно машине. Александр не бил, а использовал, как средство защиты самих нападавших. Они крутились в его руках крыльями мельницы при бешеном ветре. Он метал их в толпу. Брал сразу несколько тел и "слепив", пускал, словно шар, в гущу противников.
Кто-то крикнул визгливо: "Шайтан!" Отходя, отползая, рассеиваясь, толпа вопила: "Шайтан!"
Когда мы прыгнули в кабриолет и погнали в порт, нам в след еще долго неслось это проклятье.
Оставив грузы и пополнив запасы, судно еще до заката вышло в открытое море.
Устроившись на корме, мы с графом смотрели, как Мальта и солнце вместе скрываются за горизонтом. Я поймал себя на мысли, что больше не испытываю содрогания, при виде его изуродованного лица.
В сознании сформировался новый мужественный образ человека, которого уже не возможно было представить иным. Но он по-прежнему кого-то мне напоминал.
А вы, действительно, дрались, как дьявол! – заметил я. – Где вы этому научились?
В университете занимался боксом. Потом много ездил по свету, жил в тибетских монастырях: изучал философию и восточные единоборства. Участвовал в освободительных войнах (Италия, Греция, Америка). Они не всегда кончались удачно… Зато у меня теперь – много друзей.
– "Красная рубаха!" Вас была "тысяча!" Я догадался: вы ездили на погребение Гарибальди.
Делаете успехи, Эвлин! Действительно, Италия обязана своим объединением Джузеппе Гарибальди. Но после того как это случилось, он был забыт и вежливо выдворен за пределы страны.
А этот раввин?
– Аарон тогда не был раввином. Не имея диплома, он лечил наши раны а, когда было надо, – шел с нами в бой. Он узнал слишком поздно о смерти Джузеппе и не успел к погребению…
– Граф, что за люди в Валетте пытались разделаться с нами, и что вы искали в газетах, которые так и не взяли.
Это другая история… – сказал он печально. Думаю, скоро она коснется и вас…
– Меня!?
– Так точно. И вас – в том числе.
– Что случилось?
Лет двадцать с лишним назад – сделав паузу, начал Мей, – французский консул в Египте, инженер и предприниматель Фердинанд Лессепс, вознамерился соединить Средиземное море с – Красным. С тем, чтобы кораблям, направлявшимся в Индию, вместо плавания вокруг Африки, достаточно было пройти сто мильный Суэцкий канал. Это неизмеримо сокращало путь, а тому, кто будет владеть сооружением, обещало неисчислимые прибыли.
Мей, извините, но сегодня это известно любому школьнику.
Терпение, Баренг. Наверняка, всего вы не знаете. Я продолжу:
Строительство, велось десять лет (с 1859 по1869 год). Первоначально владельцами акций были Франция и Египетский хедив. Так как других источников богатств, кроме допотопного земледелия, кустарного производства и мелкой торговли на Ниле не было, хедив предоставлял территорию и рабочую силу.
Александр перевел дыхание и продолжал: Египет – исламская страна. Все, что требует ума, связано с прогрессом, ведет к подъему хозяйства и процветанию, ислам объявляет кознями дьявола и беспощадно искореняет. По мнению мулл, жизнь не должна отличаться от той, какой она была во времена Пророка Мухаммеда. Кстати, и Христианство, когда ему было столько же лет, особенным либерализмом не отличалось.
Правитель средневековой страны, погрязнув в роскоши и долгах, не зная, что делать с акциями канала, решил их продать, а заодно обрести могучего покровителя в лице Англии.
Британский Парламент не был единодушен в вопросе о покупке бумаг. Премьер-министром, был тогда лорд Бенджамин Дизраэли – лидер консерваторов и писатель. Это ему принадлежит фраза: "Есть разновидности лжи: ложь, гнусная ложь и статистика"….
– Знаю, – перебил я. – "Колонии не перестают быть колониями оттого, что они обрели независимость!" Кстати, он умер в прошлом году.
Это так. Но именно Дизраэли сумел убедить парламент, что помимо финансовой выгоды, Суэцкий Канал, будучи воротами в Азию, представляет собой стратегическую ценность для ведущей морской державы, какой является Англия. Но, выкупив долю Египта, в компании "Суэцкий канал", Соединенное Королевство получило и новую головную боль: любое волнение в нищей стране, теперь угрожало британской собственности.
– Ну да, Дизраэли… Вечно "эти ребята" где-нибудь подсуропят!
– "Ребята"!? Ах, я забыл, вы ведь – из озабоченных. У вас с ними – религиозные расхождения?
Какие там расхождения!? Дизраэли, кстати, – крещеный. Вообще, у меня много друзей среди них.
В чем же дело?
Понимаете, они, хотя и толковые, но почему-то не могут понять, когда им советуют: "Не высовывайтесь! Вы – не у себя дома!"
– Вот как!?… на Востоке с таким настроением нечего делать: арабы – те же семиты. Вы не пробовали, мысленно, поменяться с ними ролями?
– Мне больше всех надо!? Пусть сами выкручиваются!
– Вот тебе на!? А ведь там, куда вы сейчас направляетесь, все так и будет! Вы должны быть готовы почувствовать себя чужаком – хитрым выскочкой, не похожим на "нормальных" людей.
– Не пойму я, куда вы клоните?
– Хочу, чтобы вы кое в чем разобрались. Мне дороги судьбы Востока. И, кажется, вы могли бы здесь быть полезным.
– Хотите сказать, что в Египте…
– Там, куда вас направили, есть, кто угодно… кроме египтян.
– Прекрасно! Так расскажите мне, что это за страна.
– Прежде всего, это – Солнце и Нил. Вода то скрывает почву, то, подставляет ее небесному пламени. Малейший просчет означает утрату плодородного слоя и голодную смерть.
Нильский крестьянин (феллах) с незапамятных лет – ирригатор. С помощью плотин и каналов он денно и нощно держит под контролем стихию. Поэтому лучшее, что могли придумать правители, – это не мешать своим подданным. А для воинской и чиновничьей службы – использовать иноплеменных наемников. Время от времени появлялись люди, которые объясняли крестьянам, как им себя называть и кому поклоняться.
Сначала жрецы объявили Народу, что Он – Египтянин. Его небесный хозяин – Осирис, земной – фараон. Затем пришли византийцы, сказали ему, что Он – копт, должен верить в Святую троицу, а все прежнее – забыть и разрушить. Потом из Аравии налетели орды кочевников. Муллы сказали крестьянину: "Ты – араб, должен верить в Аллаха, подчиняться шейхам, а все прежнее – забыть и разрушить". Когда явились Османские завоеватели, население превратилось в черкесов и турок, подвластных паше и хедиву. Это подобно бесконечному сну, навеваемому течением вод.
Реальными оставались крестьянский труд и капризный, но спасительный Нил. Десятки веков Народ кормил иноземцев, которые давали ему имя, богов и господ… А потом на их место приходили другие, и все повторялось.
– Но имя "Египет" восходит к такой старине…
– Не верно. Еще в "Одиссее", устами Протея и Улисса, Гомер именует Египтом реку. Возможно, это исконное название Нила… Все имена условны и временны. Они придуманы для удобства, но на деле приводят к большим неудобствам и путанице, как только именем, по недомыслию, начинают гордиться…
– А если, кроме имени, нечем гордиться… а – хочется?
– Так, чаще всего, и случается… Эвлин, уже горят звезды. На сегодня достаточно. Ложитесь. Кажется, завтра вас ожидает сюрприз.
9.
На утро проснулся от шума далекой грозы. И, хотя гром приближался, не было признаков шторма. Во сне я не мог оторваться от Бесс. Мне приснилось, что она ждет ребенка, то есть мы ждем ребенка, и я страшно счастлив, что буду отцом.
В дверь постучали. Крикнул: "Войдите!" В дверях стоял Мэй с бутылкой шампанского.
Эвлин, вставайте! – командовал он – Вы проспите свой день рождения!
Как!? – удивился я. – Разве сегодня….
Одиннадцатое июля! – сообщил Александр. – Поздравляю! – Он откупорил бутылку и разлил по бокалам, которые прихватил из буфета. – "За вас! За ваши успехи, Баренг!" – Мы выпили.
Что там грохочет?
Салют – в вашу честь!"
Откуда известно про мой день рождения? – интересовался я, приводя себя спешно в порядок.
Дата значится в корабельном реестре.
Ах, да, я забыл. А что за салют!?
Вот выйдем – увидите.
Уже рассвело. Мы стояли у правого борта, глядя по курсу. Ветра по-прежнему не было, и "Святая Тереза" шла на машинном ходу.
Со стороны, откуда вставало солнце, клубясь, расползалась туча. Время от времени ее пронизывали оранжевые всполохи, мало напоминавшие молнии.
– Извержение? – подумал я в слух. Граф рассмеялся:
– Эвлин, вы не видели настоящего извержения!
– В таком случае что это?
– А вы пораскиньте мозгами!
Вся свободная от вахты команда и все пассажиры высыпали на палубу. Впереди маячило множество кораблей, а еще дальше в сером мареве угадывалась тонкая береговая линия. Виднелись какие-то здания.
– Это похоже… на морское сражение – предположил я.
– Почти угадали… – заметил граф. – Это дуэль корабельных пушек и береговых батарей.
– Маневры?! Но сегодня мы должны быть в Александрии!
– Баренг, это война! Она началась одиннадцатого июля 1882 года, пока вы спали!
– Ни с того, ни с сего?!
– Почему же!? Мы с вами даже успели немного в ней поучаствовать.
– Драка на Мальте! Вот почему вы искали газеты!
– Я рад, что теперь вам все ясно.
– Ничего мне не ясно! Боже мой! Что происходит? Кто воюет? С кем? И за что?
– Город, который на ваших глазах расстреливают корабельные пушки, – конечная точка маршрута нашей посудины – Александрия. О, это особенный город! Когда во втором веке после рождества Христова римский император Адриан посетил Алексанрию, он поразился: "Удивительный город! В нем все работают!…". Надо сказать, подавляющая часть населения славного Рима к тому времени состояла из живущих на подачки бездельников – люмпенов.
– Простите, граф, но сегодня бомбардируют не Рим!
Баренг, вчера я вам говорил, что, погрязнув в долгах, хедив Египта продал бумаги "Суэцкой компании" Англии.
Помню.
– Это была лишь отсрочка. Народ еще мог себя прокормить, но жирующие чиновники и офицеры требовали все больше и больше! Деньгами с продажи акций Канала уже не возможно было покрыть всех долгов.
Хедив попал в кабалу Британии, которая требует сократить расходы, уменьшить налоги, государственный аппарат, армию. Пытаясь осуществить эти требования, правитель лишился поддержки военных. Получившие в Европе образование египетские (в основном арабские) полковники потребовали убрать турецко-черкесскую знать, занимавшую ключевые позиции в армии. Возглавивший это движение сын деревенского шейха полковник Ахмед Ораби, в прошлом году добился от хедива Тевфика изгнания черкесов и турок из армии, а, став военным министром, провозгласил: "Египет – для египтян!" – иными словами: "Европейцы, – вон из Египта! Мы вам ничего не должны!"
В ответ британский и французский консулы потребовали от хедива отправить министра в отставку. Хедив хотел это сделать, но Ораби-паша заявил ему: "Сам убирайся!". Пришлось хедиву искать защиты у Британского адмирала Фредерика Сеймура.
Участились стычки с постами, охраняющими канал и европейские представительства. Для защиты собственности Англия снарядила экспедиционный корпус. В арабских странах началась истерия, выразившаяся в призывах к "священной войне". С этим, Эвлин, мы с вами как раз и столкнулись на Мальте.
Вчера корабли экспедиционного корпуса направились к Александрии, и адмирал Сеймур передал Ораби ультиматум: "Разоружить форты и береговые батареи, прекратить сопротивление, передать власть законному правителю-хедиву".
Ответа не последовало, и на рассвете, когда истек срок ультиматума, восемь английских броненосцев приблизились к городу и, по сигналу с флагманского корабля "Александра", приступили к бомбардировке фортов и города.
"Святая Тереза" подошла к району боевых действий и с флагмана поступила команда отойти мористее. Грохочущие окутанные клубами дыма и пыли форты Александрии были отсюда, как на ладони, и Мей называл их мне один за другим: "Фарос", "Ада", "Мекс", "Рас-Эль-Тин". Потом заметил:
– Кстати, мы подошли близко к пушкам Фароса!
– Граф, я помню, вы говорили, что там был раньше великий маяк.
– Лейтенант, а вы видите, что там находится сразу за фортом?
– По-моему – вода. Там – море.
– Верно. Форт стоит на острове Фарос. Маяк же стоял на мысе Фарос, который был частью города Александрии.
– В другом месте, значит?
– На том же самом. После землетрясения, разрушившего маяк, морское дно опустилось, и часть города ушла под воду. Образовалась "Восточная бухта" шириною в полторы мили. Город теперь – на другом берегу.
– А что там за палец торчит в створе с островом приблизительно в миле от берега?
– Так называемая "колонна Помпея", высотою девяносто футов (тридцать футов в обхвате) – остаток античного храма. Император Диоклетиан спас ее от рук ретивых христиане, уничтожавших языческие памятники. А чуть правее этого "пальца" находится вход в катакомбы – спиральная лестница, ведущая к многоуровневому лабиринту залов.
– Катакомбы – это место, где добывали строительный камень?
– Когда-то, действительно, добывали. Но потом их превратили в храм, вернее, в храмы. Там десятки залов, украшенных античными статуями и фигурными колоннами. Катакомбы недавно открыты и еще хорошо не исследованы.
Неожиданно граф расхохотался. "Желаете полюбоваться, какие фертели откалывает оснащенный орудиями самого большого калибра броненосец "Инфлексибл"?
В самом деле, среди беспорядочной канонады выделялся грохот чудовищных 16-ти дюймовых пушек этого исполина, тогда как на остальных броненосцах калибр орудий не превышал 10-ти дюймов.
Мей передал мне подзорную трубку и, пока я любовался сражением, рассказывал: "Инфлексибл" относится к броненосцам "редутного типа" предназначенным для борьбы с крепостями. Каждый из снарядов его 16-ти дюймовых пушек весит 764 килограмма."