- Пятьдесят.
Она что-то крикнула по-своему. Вижу, рот у нее поехал вниз. Тихо говорит:
- Ведь последний программный рейс. Потом обычные пойдут. Там дорогие места… Ладно! Бери за сотню!
- Ладно, - говорю. - Сотня так сотня.
Взяла. Перестала грозить пальцем. Стала совать лист на владение. Я говорю:
- Ключ давай. И второй тоже.
Сел, играю ключами. Она стала вертеться, собирать сумку. Потом вышла на середину комнаты, вроде как запоет сейчас. Слышу:
- У меня месячные…
Я только привстал. Она давай дальше вертеться. Испугалась. Трава закончилась. Смотрю в окно - те ушли. Баскетболист, наверно, сам ушел. Не мог же тот, второй, его волочить…
Она вещи собрала. Я смотрю вполглаза. Стоит в углу. Беседует с кем-то. Вижу, что-то мокрое. А это зеркало, все в пыли. А по нему слезы текут. Я говорю:
- Ты чего?
Она:
- Раньше я была другая. Красивая. А сейчас зубы гнилые. Если присмотреться. Хочешь, поехали со мной?
- Вот еще, - говорю. - Только я квартиру купил…
Тут до меня дошло. Зачем, думаю, купил? Все равно уезжать собрался…
Она как засмеется! Потом вижу - застыла. И лицо неподвижное. А у двери китаец стоит. На меня не смотрит. Я тихонечко к окну. Невысоко.
Он говорит:
- Ты еще здесь, дура?
Она села на корточки и ну изгибаться, как в коликах. Руки заломила. Он говорит:
- Я тебя везде искал. Достал деньги. Пойдем.
Она - ноль внимания, как в задумчивости. Он шагнул, взял ее за волосы, и они вышли. Про меня забыли. А у меня теперь на сто долларов меньше… Я дверь запер, пол подмел, дохлую собачонку в мусорку бросил и на диван лег. На потолок смотреть и правда нельзя. Я глаза закрыл.
Да, озадачил меня Игорь Вадимович этот, из консульства. Чтобы вышло, как он советовал, так для этого мне пистолет нужен. Без оружия не справиться. А где его взять? Отобрать у кого-нибудь? Так оружие для того и носят, чтобы ничего отобрать нельзя было… К вдове сейчас тоже не сунешься… Ладно! К Вовке, конечно, неохота обращаться, а надо. Только я теперь звонить не буду, а то он опять отвертится. Прямо к нему поеду…
… Нет, вспомнил. Не из какого они не из колледжа. Сидели мы однажды в клубе. Димка все о русской идее говорил. Про то, как он из России тысячу парней привезет, и они здесь порядок наведут. Вовка говорит:
- Да кто сюда поедет, в эту Америку?
В это время свист раздался шелестящий. Димка крикнул:
- Бомба!
И отовсюду дым повалил. Меня кто-то бац по голове. Ну, я свалился. Внизу дыма меньше. Я смотрю - ноги. Много черных ног в сандалиях. Вовка заверещал. А Алекс просто сказал:
- Не тронь видак. Убью.
Потом как выстрелит! И снаружи кто-то выстрелил. А когда америкосы убегали с нашим видаком, я выглянул и хорошо запомнил их. Просто это давно было.
Нет, баскетболист не загнется, наверное. Надо было ему еще добавить…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Андрей Иванович огорчался все больше.
Племянник его, Сенечка, принес в редакцию какую-то черную штуковину. Положил на стол и давай что-то в ней клеить. У Андрея Ивановича от запаха клея заболела голова. Он потребовал объяснений.
- Это скрипичный футляр, - сказал Сенечка.
Голова у Андрея Ивановича заболела еще больше. Да что же это творится? Племянник его, Сенечка, стал учиться играть на скрипке! Разве ему некуда девать свободное время? Ходил бы в театр! Он ведь так ни разу и не был в театре. А там новая патриотическая пьеса идет. Называется "По вагонам - разойдись!"
- Это чужой футляр, - объяснил Сенечка. - Я на него случайно наступил. Обещал склеить и сегодня вечером отдать. Не волнуйтесь, я недолго. Сейчас все высохнет, и запах исчезнет.
- А работать кто будет? - спросил Кабинетов.
- Я уже написал статью, - сказал Сенечка.
- О чем?
- О милиции. Отдал ее Андрею Ивановичу.
Евгений Викторович в этот день появился раньше обычного. Принес короткий, но яркий материал об изменении городских телефонных номеров:
"Все мы довольны безупречной работой нашей телефонной службы. Россияне могут бесплатно позвонить в любой уголок земного шара.
Каждый ребенок знает, какие цифры набирать, если пришла беда. Всем известны службы срочного вызова. Над каждым уличным телефоном привинчен этот перечень: "Пожарные", "Милиция", "Скорая помощь", "Речные спасатели". И не такие тревожные: "Пейджинговая", "Справочная", "Психиатрическая Помощь Животным". И многие другие. Нет человека, который хотя бы раз не воспользовался одной из этих служб.
Прекрасно! Блестяще! Слава российским телефонистам!
Но почему россияне, имея возможность связаться, например, с Китаем, Америкой или голодающей Японией, не знают, как и кому выразить восторг по поводу великолепия Обновленной России, восхищения ее успехами в труде и спорте? Почему нет номера, набрав который, россиянин может похвастаться своими личными достижениями и поговорить о своем светлом будущем?
Именно таким вопросом задался директор Российской телефонной компании Алексей Чудозвонов. Он выдвинул свой проект решения этой проблемы. И теперь, к искренней радости всех двадцати двух миллионов россиян, эта проблема решена.
- Теперь на всей территории Обновленной России есть новая срочная служба, - говорит Чудозвонов. - Она называется "Телефон доверия президенту". Каждый из россиян, восхищенных нашим президентом, может позвонить в эту службу и лично выразить свой восторг, поговорив со специалистами по общественному мнению. Также приветствуются беседы на патриотические темы. Если же вдруг у россиян возникнут пожелания или даже легкая критика политики президента, лучшие специалисты смогут разрешить все сомнения и ответить на все вопросы.
Поздравим Российскую телефонную компанию и лично Алексея Чудозвонова с великолепным нововведением и пожелаем им трудовых успехов на благо Обновленной России!"
А Андрей Иванович в это время читал Сенечкину статью. И снова огорчался. Статья была о милиционере, который скучает по старым порядкам. Не хочет быть вежливым, придирается к прохожим, насмехается, не боясь получить взыскание от начальника (потому что милиционера этого давным-давно уволили). Расхаживает себе по городу, поигрывает резиновой дубинкой и огорчается, что никто от него не шарахается.
Наоборот! Люди смеются над милиционером, показывают на него пальцем. А он смотрит на всех букой, ненавидит всех за этот смех. И все мечтает, что, когда вернутся старые порядки, когда милиция вновь будет всесильной и сможет творить свои дела с полной безнаказанностью, он всех этих людей дубинкой своей посчитает…
Андрей Иванович ересь-то эту и дочитывать не стал. Подозвал к себе племянника и сказал ему:
- Так не бывает! Зачем писать такие злые несправедливости? В Обновленной России нет людей, которые не были бы довольны новыми порядками. А милиционеры - они ведь самые учтивые и интеллигентные на свете люди! Ты же сам рассказывал, как в аэропорту, когда ты только прилетел…
- Ну, знаете! - сказал Сенечка. - Я все описал, как есть. А что нет недовольных людей - это ерунда. Полным-полно недовольных! Хотя бы тех, кому курить хочется, а ему запрещают. Хотя бы тех, кто элементарно устает на работе. Вот хотя бы как верстальщик Витька…
Тут подошел редактор Кабинетов. Он жестом остановил Сенечку и сказал, переглянувшись с Андреем Ивановичем:
- А вы забыли, что вы сами говорили тогда про Витьку?
- Что? - спросил Сенечка.
- То, что он не мог испариться в воздухе, - сказал Кабинетов. - Вы искали его по всей редакции, но не нашли. Так вот, в воздухе он, конечно, не испарился, но… В общем, эту тему, если вы не возражаете, мы обсудим в другой раз.
- Нет, я возражаю, - сказал Сенечка. - Мы обсудим ее сейчас. Что все это значит?..
И тут все услышали:
- Здравствуйте, господа журналисты!
В дверях стоял Витька.
Нет, ну это был, конечно, не Витька. Витька не носил такой костюм со стрелками и галстук, такие блестящие туфли и еще - от него не пахло дорогим китайским одеколоном. А еще у Витьки не было таких широких серебряных погон, как у этого молодого человека, который стоял в дверях.
Но все-таки лицо и фигура у него были как у верстальщика Витьки. И Сенечка шагнул вперед, протягивая руку для пожатия. Кабинетов, Андрей Иванович и Антоша молча встали.
Молодой человек с лицом Витьки недоуменно нахмурился, прикоснулся к Сенечкиной руке и обошел его, направляясь к Петру Леонидовичу.
- Здравствуйте, товарищ редактор! Очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Виктор Николаевич. Я теперь буду вместо товарища Советова.
Подскочил Андрей Иванович, подставил стул. Виктор Николаевич благожелательно кивнул и сел.
- Товарищ Советов пошел на повышение, - сообщил он. - Теперь вы работаете со мной… Вы… вас, кажется, Андрей Иванович зовут? Приготовьте-ка кофейку, а мы пока побеседуем с Петром Леонидовичем.
- Я слушаю вас, Виктор Николаевич, - сказал Кабинетов.
- Итак, товарищ Советов передал мне все дела, - сказал Виктор Николаевич. - Прежде всего меня интересует, действительно ли ваша газета собрала достаточно средств, чтобы преподнести президенту лыжный набор?
Кабинетов часто закивал.
- Тогда, - продолжал Виктор Николаевич, - нужны люди, которые купят этот набор в самой Камбодже. Знаете, на нашем рынке полно подделок из Германии, Австрии и даже Швейцарии… Этим людям мы доверим всю сумму, и они отвезут их прямо на фирму SONY. Мы устроим им торжественную встречу у трапа самолета, с прямым эфиром, когда сам растроганный президент с горячей благодарностью примет этой ценный подарок от своего народа…
Виктор Николаевич помолчал. Никто не смел вставить хотя бы слово. Андрей Иванович на цыпочках принес кофе.
- Кстати, Петр Леонидович, - сказал Виктор Николаевич, отхлебывая кофе, - а где вы храните деньги? Конечно, никому из добропорядочных россиян не придет в голову их присвоить, но есть в нашем городе одна одиозная личность… Вы знаете, о ком я говорю?..
- О Старобабине, конечно, - сказал Кабинетов.
- Да, о Старобабине, - кивнул Виктор Николаевич. - Он всегда где-то рядом. Тут и там мелькает его грязный ватник. Я хочу знать, какие меры безопасности предприняты вами?
Кабинетов потупился.
- Да почти никаких, - сказал он. - Все уже привыкли, что можно не прятать деньги в сейфы. Я складываю купюры в ящик своего стола… Но ящик прочный и запирается на ключ!
- Разумно, - сказал Виктор Николаевич. - Но Старобабина это не остановит…
В этот момент Сенечка не вытерпел и вышел на середину комнаты.
- Что это за комедия? - спросил он, пристально глядя на Виктора Николаевича. - Верстальщик прогулял два дня, а теперь вырядился в такой дурацкий костюм… Да ты же, Витька, сам прекрасно знаешь, где у Петра Леонидовича те деньги!
Андрей Иванович охнул и закрыл глаза. Антоша последовал его примеру. Кабинетов смерил Сенечку взглядом.
- Идите домой, товарищ корреспондент, - сказал он. - Не волнуйтесь, Виктор Николаевич! Это наш сотрудник. Он еще молод и неопытен…
* * *
…вся комната в крови. А по телевизору порнуху крутят. С китайскими субтитрами. Я подошел, выключил. Везде этот Китай… Смотрю, в луже крови бутылка лежит. "Мадера". Вовка всегда "Мадеру" пил. Вот ведь, думаю, что же здесь случилось…
Черт возьми, какая разница? Главное, Вовки дома нет.
Тут слышу за спиной:
- Ты трахаться пришел?
Поворачиваюсь. Девчонка стоит. Руки за спиной держит. В лучшем случае, лет четырнадцать. В самом лучшем.
Я говорю:
- Куда здесь все делись?
Она плечиками пожала:
- Не знаю… Я как раз дозу приняла. Кайф сначала не шел, а потом ка-ак… Так ты трахаться?
- Я ищу тут одного русского…
Она посмотрела как бы разочарованно:
- Так тебе Вовка нужен! (Так и сказала "Vofka".) Значит, трахаться. Он ведь педик. Все вы, русские, педики. Потому и богатые…
- С чего ты взяла, что он педик?
- А у него на девчонок не встает.
Я смотрю, она руки-то опустила, а в руках пистолет.
- Не бойся, - говорит. - Газовый. Упадешь и будешь задыхаться. И плакать. Целых пять минут. Я люблю смотреть…
Я говорю:
- А Вовка здесь один жил?
Она удивилась:
- Вовка? Один? Как же! Человек восемь, каждую ночь. Роджер их предупреждал, предупреждал… А потом всех в окно побросал. Вот, смотри.
Она подошла к окну и оторвала штору. Стекло и вправду было выдавлено. На оставшихся в раме стеклах висели чьи-то трусы. Ай да Роджер!
Я заляпанные стены ей показываю:
- Так это все Роджер натворил?
И она снова плечиками:
- Не знаю… Говорю ведь: дозу приняла. А кайф сначала не шел…
Да, Вовка, где тебя теперь искать, подумал я. Впрочем, на кой ты мне сдался, если так дела обстоят. Если вас восьмерых можно в окно побросать, и у тебя на девчонок не встает… Я спрашиваю:
- А у тебя нормального пистолета нет? Я бы купил.
Она плечиками:
- Ну, не знаю… Надо Роджера спросить. Иди за мной.
- А он не убьет меня, этот твой Роджер?
Плечиками.
Прекрасно.
Я смотрю, она меня во двор ведет. Это хорошо. Убегать будет проще.
Вышли мы во двор.
Во дворе раньше бассейн был. Так вот, над бывшим бассейном что-то густое и разноцветное колышется. Смотрю - дым. И пахнет. У меня сразу глаза стали закрываться. А дым стелется вроде как слоями. Ползет мне под ноги. Девчонка в этот дым нырнула и вынырнула.
- Надо пять минут подождать.
Я как сел, так и не встал, так на меня этот дым подействовал. Потом очухался, смотрю - это девчонка меня за плечо теребит.
- Роджер закончил медитировать, - говорит. - Я ему сказала, что тебе пушку надо. Он хочет на тебя посмотреть. Иди к нему, только на пури не наступи. Там пури лежат.
Я пошел на цыпочках. Чем дальше иду - тем туман гуще.
Да, думаю, стильно. Ай да Роджер! Там, в бывшем бассейне, что-то вроде Индии, только я в этом не очень разбираюсь. Везде ковры висят и какие-то блюдечки стоят, а от блюдечек этот самый дым и поднимается. А еще там колокольчики висят на подставках, как для микрофона, а подставки красивые, индийские. А колокольчики сами по себе звонят, только не очень разборчиво. А в середине этого бывшего бассейна волосатый парень сидит. Смотрю, он в одних шортах. Ноги сложил, как и полагается, а ноги худые какие-то, и сам он худой. И во рту у него вроде как дудочка, только от дудочки тонкая кишка тянется, и другим концом прямо в колбу стеклянную. А в колбе темно-синяя жидкость булькает.
Я в эту Индию спрыгнул и сел напротив Роджера. Вижу, он смотрит на меня. Вот ведь, думаю, и чего это я боялся? Глаза вроде как не злые. Тоже темно-синие, как и жидкость эта…
Кивнул мне:
- Знаю, зачем ты пришел…
И давай из своей дудочки дым потягивать. Ага, думаю, знаешь. Тебе ведь девчонка твоя уже сказала. Или сестра, кто она там тебе… Я руку протянул и кишку его с дудкой двумя пальцами защипнул. Я сюда не на посиделки пришел. Он прищурился и говорит:
- Я тебя где-то видел. Ты джиу-джитсу у миссис Пайпер не учился?
- Нет…
- А айкидо?
- Тоже…
Он голову наклонил:
- Но, похоже, драться ты умеешь…
Я говорю:
- Да нет, толкаюсь только. А ты вон как Вовку-то с компанией…
Он подбородок почесал, потом откуда-то гребешок деревянный достал и давай свои баки в порядок приводить. Медлительный такой, как в воде. Потом говорит:
- Это все бог. Я ничего не делал. Да и вообще, это давно было.
- Так это бог, - спрашиваю, - их в окно побросал?
Он отвечает:
- Бог не любит, когда людям спокойно медитировать не дают. А Вовка твой в бога не верил. Теперь, должно быть, верит.
- А где он сейчас?
Этот Роджер нахмурился:
- Да они ночью бутылками дрались. Потом хотели дом поджечь. Я рискнул - полицию вызвал. Полицейские ничего оказались, трезвые. Так что если тебе Вовка нужен, то не раньше чем через месяц.
И снова стал дымок потягивать. Я говорю:
- Мне пистолет нужен. Продашь?
Он промычал что-то - продам, мол, все нормально.
Я хотел свою цену предложить, но он так рукой замахал: погоди, мол, я еще два раза затянусь из своей дудочки, и мы все решим. Ну, затянулся он и говорит:
- Мне кажется, ты не очень хороший человек. Вот ведь, думаю!
- Ну, предположим, - говорю. - Что дальше?
Он мне и выдал:
- Ты не очень достоин того, чтобы я тебе пистолет продавал.
- Зато у меня деньги есть!
- Да бог с ними, с деньгами, - отмахнулся он. - У меня они тоже есть. Я вообще-то пури делаю на продажу. Ты, когда шел, на пури-то не наступил? Ты смотри, не наступай. Пури - это мой хлеб, а оружие - так, баловство.
Ну, достал он меня. Я говорю:
- Так как насчет этого дела? Есть у тебя пушка или нет?
А он снова дымок из дудочки потянул. Кивнул только.
Я спросил его:
- Так что, мне уходить? Вроде как недостоин я?
Сейчас, думаю, только повтори! Сразу тебе конец. Думаешь, Вовку в окно побросал, так теперь все можно, что ли?
Этот Роджер говорит:
- Хочешь свою судьбу узнать? Я будущее вижу.
- Ладно, - говорю, - кончай… Последний раз говорю. Мне пушка нужна, понял?
Он меня не слышит:
- Вижу, что настигнет тебя небывалая прежде скука. А потом все встанет на свои места…
Все, с меня хватит. Сейчас дам ему по волосатой башке, а потом возьму дудочку его и… Хотя, на самом-то деле, поостеречься стоит. Кто знает, чему он тут в своей Индии научился… Я, наверно, побледнел даже оттого, как нервы все натянулись. Я всегда, когда с собой борюсь, бледнеть начинаю. И посвистывать сквозь зубы…
Он увидел, что я слушать его не хочу.
- Значит, - говорит, - не нужно тебе будущее знать… Это, в общем-то, верное решение, ладно. Тогда давай, я бога попрошу, чтобы он какое-нибудь твое желание исполнил?
- Хочу быть терпеливым, - говорю как можно ласковей, - и добрым. Как бойскаут. Только побыстрее. Для нас обоих лучше будет…
А сам прикидываю, как сейчас начну его в ковер закатывать. Сам потом найду, где у тебя оружие лежит…
Тут он как засмеется и давай руку мне совать.
- Мы с богом, - говорит, - тобой довольны. Бог говорит: "Так и быть, дай ему пистолет. Сейчас можно".
Ну, думаю, это другое дело. Я-то думал он просто издевается, потому что он такой в себе уверенный и крутой. А на самом деле это что-то вроде ритуала. Ладно, мне не жалко. Смотрю, он продолжает руку протягивать. Я пожал. Ну, думаю, ничего себе! И говорю ему:
- Ну ты и замерз! Рука-то как лед.
А он глядит как ни в чем не бывало.
Тут меня понесло, я даже не совсем соображал, что говорю. Так бывает иногда: проймет вдруг, и надо выговориться, чтобы с мыслями развязаться. Говорю ему:
- У тебя что, одежды никакой нет? Чего голый сидишь? Ерундой тут занимаешься, а на здоровье наплевать! У тебя оружия много. Если ты помрешь, кому оно достанется? Вовке, что ли? Или девчонке этой? Что она с ним делать-то будет? Да и вообще, куда она без тебя денется? Ты бы хоть следил за своей сестрой…