* * *
Мара ехала на кладбище к бабке, когда почувствовала это. Из центра города шла такая мощная сила, что город содрогнулся. Она принюхалась. Тонкие ноздри чуть раздулись, втягивая в себя чужой выплеск.
Земля.
Сухопаров, значит.
Рука скользнула в левый карман. Пальцы нащупали шероховатую поверхность. Камень теплый, недовольный и очень голодный. Привычным движением Мара полоснула перочинным ножиком по пальцу – крест-накрест. В полнолуние кровь тягучая, темная и соленая, наполненная магией и силой.
Мара подставила под тяжелые капли камень – и он жадно впитал подношение. Морщинки разгладились, трещинки срослись, песчаная желтизна и пятна ржавчины скрылась под ровной серой матовостью, и на знакомой выемке проступила новая руна.
Перевернутое значение. Впрочем, и без подсказок судьбы Мара знала, что все идет неправильно. Понять бы, стоит ли вмешиваться в ход событий или дать им возможность идти так, как сложились руны. Бабка, конечно, полезла бы напролом, она и раньше-то торопила, настаивала, чтобы Мара держала все под контролем.
– Упустишь одного, упустишь всех, – повторяла она. – А ну-тка, в них ЭТО раньше времени проснется, что будешь делать? Тебя я с детства обучала и наставляла, они… дай им силу, полмира разрушат. Да так, что другая половина станет не нужна. Сила власть дает, а власть, Мара, соблазн большой. Чем меньше и слабее человек, тем хуже он ведет себя во власти.
– Почему же они слабые? – Мара перебирала Софьины камешки в огромной деревянной плошке. Серый, розовый, черный. – Если в них сила, откуда слабость?
– От незнания, от гордыни, от алчности, от морока в душе, от желаний тела и духа. Сила непредсказуема. Может и не проснуться или проснуться с опозданием. А шанс-то всего один. Я свой пропустила. В войну трое полегли – воздух, вода, земля. Один огонь остался. Многих выжег да сам сгорел, не успела я. Твою мать готовила к посвящению, опоздала… Одна надежда на тебя, Марушка. Твой теперь черед, твой ход.
– Что ты хочешь от них?
Вместо ответа Софья взяла плошку с камешками и бросила их, не глядя, на огромный поднос с черно-желтой землей, похожей на змеиную чешую.
Неподвижные и неживые, камни неуклюже задвигались, расползаясь по поверхности. Следы затейливо переплелись.
Софья заговорила:
– Четыре элемента подобны Сфинкс. Крылья Сфинкс – воздух. Женская грудь – вода. Бычье тело – земля. Львиные лапы – огонь. Встретив человека на своем пути, Сфинкс задает три вопроса. Каждый последующий – проще предыдущего. Это ловушка. Истинная простота спрятана в сложности, а сложность в простоте.
– И что происходит, когда человек отвечает неправильно?
– Сфинкс пожирает его. Запомни, Мара, с каждой новой жертвой он пожирает и себя. Разрушаются крылья, опадает грудь, дряхлеет тело, ломаются лапы. Зачем знание, если ты не даешь ему шанса проявить себя? Со временем Сфинкс исчезает, и в мире воцаряется межвременье, когда нет вопросов и нет ответов, когда знание путают с невежеством, а невежество со знанием. Ни то, ни другое не является истиной. Умирает вера, любовь становится ненавистью, ненависть приносит хаос. Боги и силы молчат, предчувствуя гибель. Это век человеческой гордыни. Век людей, не знающих наказания. Короткий век. Очень короткий. Длиной в один год. Или в десять лет. Или в сто. По-разному происходит. Восстановить равновесие могут огонь, вода, воздух, земля. Четыре грани жизни. Убери один – мир станет трехгранным, два – двухгранным, три – одногранным.
– Зачем ты мне это рассказываешь?
В окна царапался ветер.
– Сказки сказываю. Ведьма, Марушка, от слова "ведать". В ведьме древняя магия скрыта. В тебе особая сила – женская суть, знание, интуиция. Люди-элементы порождают новую Сфинкс – более сильное и страшное чудовище. Для каждого из них Сфинкс готовит ловушки. Ты не знаешь, когда тебе будет задан первый вопрос. Ты не знаешь, услышишь ли второй вопрос, и дадут ли тебе боги право ответить на третий. Сфинкс многолика, истинное ее воплощение не помнит никто. Но однажды увидев ее, поймешь, кто перед тобой. Только тебе дано подсказать всем четырем правильные ответы, направить их по верному пути. Правда, есть еще кое-что… Знаю, это понравится тебе больше, чем сказка о Сфинкс.
Софья взяла руку внучки и поднесла к подносу. От него шло тягучее тепло – тяжелое, солоноватое, наполненное запахами и шепотом.
– Камень – плоть земли, энергия воды, сила солнца и смерть воздуха. Повезет – найдешь свой камень, связанный с тобой через кровь. И беречь его будешь больше всего на свете. Потеряешь – себя не найдешь. Но не о том сейчас речь. Слушай, Марушка, внимательно слушай.
Камни – как люди. За каждым из нас стоит одно событие, случай, ради которого мы пришли в сей мир. Сталкиваясь друг с другом, мы сталкиваем случаи-события и, как следствие, меняем ход истории. Смотри!
Мара зачарованно смотрела на поднос. Земля потрескивала, вздыбливалась, то и дело меняя узор. То желтых вкраплений становилось больше, то черных. Камни сталкивались, пожирали друг друга, раскалывались, слипались, образуя новые соединения.
– Все как в жизни. Не успеешь увернуться – тебя сожрут! – усмехнулась Софья. – Какой тебе нравится?
Мара указала на большой черный камень в центре с причудливой сетью иероглифов.
– Для первого раза неплохо. Камень императора. Теперь выбери элемент.
– Для чего? – отчаянно хотелось взять камень, но она боялась, словно он был живой, чужой и враждебный. Не ее.
– Правильно, внученька, – Софья словно слышала тайные мысли. – Не бери того, что не твое. А теперь – элемент. Играть с тобой будем. Твой выбор?
– Огонь.
– Почему?
– Этому камню подходит огонь.
Было и страшно, и спокойно одновременно.
– Японские императоры ведут свой род от богини Солнца Аматерасу. Снова выбрала правильно. Радуешь. Что ж, пожил человек в свое удовольствие, много дел наворошил – хороших и плохих, пора и честь знать. Я выбираю воду. Твоя позиция – слева, моя – справа. Приступим?
– И каковы правила?
– Я ударяю по камню водой, ты ударяешь огнем. Одновременно. Чей удар и чей элемент сильнее, тот и выиграл.
Мара зачерпнула огня из русской печки, скатала обжигающий шарик. На подушечках пальцев мгновенно вспухли волдыри.
– Готова? – в руках у Софьи искрился и перекатывался такой же шарик, только прозрачный.
Они ударили одновременно. Но Мара оказалась точнее и быстрее. Камень вскрикнул и в мгновение ока вспыхнул, рассыпавшись на черные хлопья.
– Чистая победа, – задумчиво протянула Софья. Она казалась довольной.
– А кто он был?
– Японский император Хирохито. Не знаешь такого?
– Нет.
– Он только что умер от инфаркта. Одним ударом ты прервала целую эпоху великой страны.
– Зачем? – Маре показалось, что остальные камушки смотрят на нее с укоризной.
– Затем, что ты ведьма. Ведьмам положено играть, меняя ход истории.
– Таким образом?
– Способ не хуже любого другого. Есть и другие. Люди веками за власть боролись, не понимая, что есть власть. Истинная власть, Марушка, это время – Кайрос. Подчини его себе, и будешь всем управлять.
– А как подчинить?
– Играй. Но только по-крупному.
Игра ей понравилась. В том-то и дело, что понравилась, хотя императора жалко. Уже вечером, поймав сказку о богине Аматерасу, она сказала себе: ничего страшного не произошло, император все равно был стареньким и мог умереть в любое иное время. Она же помогла ему уйти быстро, красиво и безболезненно.
От первого хода на подушечках пальцев осталась мелкая россыпь черных крупинок. Два маленьких иероглифа – игра и смерть. И каждый раз, делая новый ход, она смотрела на них, выбирая.
Смерть всегда доминировала, но иногда жизни удавалось одержать вверх.
…На кладбище было морозно и тихо. Серые столбики могильных плит и крестов припорошены снегом. За оградками на могильных столиках коты – дикие и домашние.
"Бабка нахлебников собрала", – недовольно подумала Мара. Сколько себя помнила, бабка всегда любила котов. Не кошек – котов. С наглым взглядом и черными стертыми пятками. Розовых пяток у котов бабка не признавала – гнала без жалости.
Коты провожали Мару утробным шипением, чуть подрагивая отощавшими, мокрыми от снега хвостами. Усы пружинили, рваные уши прижаты к головам. Еще немного – прыгнут.
Могила бабки в третьем ряду, у самой стены церковной ограды. Софья покоилась между генеральшей, умершей от старости и нищеты, и молодым повесой, разбившимся на машине прошлой осенью. Вместо креста – гранитная плита с выбитыми буквами и числами.
Мара положила обломанные гвоздики и зеркальце на снег, присела на пенек у самой стены. Березу спилили сразу после бабкиных похорон – высохла за неделю. Видать, Софья не приняла соседства – берез она не любила. А вот седалище получилось гладкое, устойчивое, удобное. И скамеек никаких не надо.
Коты неторопливо окружили: не терлись, не мяукали. Уставились желтыми глазами, подрагивая хвостами. И в этом умноженном взгляде только один невысказанный вопрос.
– От меня ты чего хочешь? – ответила Мара. – Ты их за кукол бессловесных держала: дернешь за ниточку, и они сделают все, что нужно. Прикажешь убить – убьют, прикажешь наводнение или циклон навести – наведут. Да вот ошиблась: они все-таки люди… Ниточки твои давно порваны. С какой такой радости Сухопаров проснулся? Вперед Сары вылез? Молчишь. А я отвечу: от ненависти и вылез. От ненависти к себе. Ненавидь он кого другого – любо-дорого было бы его направить. А как с этой ненавистью бороться? Он и себя уничтожит, и мир вокруг.
Сара твоя разлюбезная: годами ты за ней наблюдала, мне в пример ставила. Как же ты ее, старая, упустила? Мертв твой огонь, вот уже десять лет как умер, ни единой искорки не раздуть. Ты ведь не случайно их с Вадимом свела, так? Забавным показалось: пусть померяются силами. Тандем опять же семейный получится – огонь и вода. Вечное противостояние. А он взял ее и уничтожил. Всю женскую суть убил. Я с твоей драгоценной искоркой три недели бьюсь – толку ноль. Скорей у бесплодной смоковницы плоды появится, чем Сара проснется.
Дэн в собственной свободе запутался, Вадим – в самом себе. И что мне с ними прикажешь делать? На кого ворожить? Только и остается: оставить каждого самому себе – пусть трепыхаются. Вот и оставлю – надоело жить по твоей указке. Добро бы, живая была, так в могиле давно, а я все по твоей воле делаю. Всю жизнь мою на чужих людей положила, а когда я для себя жила? Когда радовалась? Ни одного дня не вспомню. В общем, так… Ухожу я. И они пусть существуют дальше так, как хотят.
Коты зашипели.
– Но тебя-то такой расклад не устроит. Не так ли, старая? Это твой последний шанс. Так это ты на волю рвешься, а не они. Им ничего не надо, ничего не хотят. Плывут себе без цели и направления, а куда, зачем, почему – не так уж и важно. И плевать они на твои великие замыслы хотели. Как я на тебя плюю!
Мара плюнула на могилу и резко поднялась. Впечатала каблуком цветы в снег, не пожалев и зеркальце. Так тебе, старая, так тебе! Получай, коли заслужила!
Коты бросились врассыпную.
Над кладбищем взметнулось сытое воронье, окрасив небесную акварель темными разводами.
Она аккуратно прикрыла калитку, но через пару шагов обернулась:
– И не жди, что тебе стану помогать. Ты свое отжила. А теперь и я свое проживу, как сочту нужным.
* * *
– Вы приняты!
– Правда? – Сара неверяще посмотрела на Киру Павловну. – Вы берете меня на работу?
– Лично я сразу бы отказала, – Кира Павловна явно была не в духе. – Это приказ Вадима Александровича, а его приказы не обсуждаются. Завтра в девять прошу быть на рабочем месте. Не забудьте документы. Вот список, – резко поднялась, давая понять – аудиенция закончена.
Сара сгребла в сумку резюме, очечник, ручку и вышла. Как-то все быстро и просто сложилось. Вечером сообщение от Дани: "Позвони по этому телефону". Утром собеседование, и вот у нее новая работа, новая должность, новая жизнь. Сара боялась быстрых перемен. Они не несли ничего хорошего.
Сара была рада, что Кира не стала ее провожать. Есть возможность осмотреться, понять, что за фирма, что за люди. Когда-то, в другой жизни, именно она посоветовала открыть Вадиму свой бизнес.
– Реклама – это твое, – убеждала. – Ты умеешь приспосабливаться к любым обстоятельствам, ты текуч и изменчив, на этом рынке будешь, как рыба в воде.
Вадим сомневался, рефлексировал. И тогда она продала мамино кольцо, которое всегда носила на шестом пальце. Носила с вызовом. Тогда она считала, что это красиво.
Кольцо было дорогим и старинным, его стоимость стала стартовым капиталом для их фирмы. Сара усмехнулась и мысленно себя поправила: его фирмы.
Она пугливо и осторожно шла по коридору, стараясь, чтобы шаги были бесшумными. По обе стороны – большие черно-белые фотографии: море, озера, реки, лед, застывшие капли. Вадим всегда любил монохромность. Около одной картины она застыла: обнаженное тело молодой женщины на песке, точнее, часть тела – все остальное стерли волны. Лицо женщины хранило обреченность и покорность судьбе.
– Нравится?
Сара не слышала, как он подошел. И – растерялась.
– Нравится, – солгала.
– Врешь. Впрочем, это неважно. С Кирой говорила?
– Говорила. Она сказала, что это ты приказал взять меня на работу. Спасибо.
– Пожалуйста, – его голос заметно потеплел. Вадим любил благодарных людей. – Свое "спасибо" адресуй не мне, а Дэну, он попросил. Чувствует себя виноватым – из-за Алисы.
– Поблагодарю. Всего доброго, Вадим Александрович, – она сделала шаг в сторону, демонстрируя субординацию. Он – босс, она – подчиненная. Он и так уделил ей слишком много внимания. Пора и честь знать.
Вадим стоял, покачиваясь на пятках, и насмешливо смотрел:
– Забавно слышать от тебя "вы". Кофе хочешь?
Кофе не хотела, но снова согласно кивнула. Он – босс, она – подчиненная. Не стоит его злить.
– Идем.
Показалось, что шли они долго, очень долго. Почти вечность. Она смотрела в модный затылок Вадима и думала, что он нисколько не изменился, в отличие от нее. Время каждого бежит со своей скоростью. И только от тебя зависит, успеваешь ли ты за ним. Между ними – десять лет, прожитых по раздельности. И еще одно обстоятельство, о котором Вадим не знал, или не хотел знать.
Приемная.
– Мара, два кофе!
– Сию минуту, босс…
– Проходи.
Она неловко присела на краешек кресла.
Секретарша поставила перед ней кофе и два пирожных "картошка". Откуда она знает?
Сара испуганно и благодарно улыбнулась.
Мара улыбнулась в ответ. Во взгляде откровенное любопытство. Будто Сара – подопытная бабочка, которой вот-вот оторвут крылья.
Вадим дождался, когда дверь мягко закрылась.
– Разговор наш будет коротким и по существу. Во-первых, спустя годы я приношу свои извинения за то, что бросил тебя накануне свадьбы. Признаю, это было подло. Я слишком поздно понял, что не хочу на тебе жениться. Сказать в лицо – не хватило смелости. И я не жалею о своем решении. Более того, сейчас, глядя на тебя, понимаю, что был прав. Ты из тех женщин, которые тянут мужчину назад. У нас все равно ничего бы не получилось. Считай, мое приглашение на работу – своего рода компенсация морального ущерба, пусть и с подачи Дэна. Надеюсь, понимаешь, что о наших прошлых отношениях никто не должен знать. Одно слово – и ты вылетишь отсюда.
Дождался покорного кивка, смачно отхлебнул кофе.
– Теперь второе. Это касается Дэна. Я правильно понял, что он тобой…э-э-э… интересуется… У Дэна весьма специфические вкусы относительно женщин, надо сказать… Не смущайся, тебе не идет. Так вот, чтобы ты знала подоплеку его интереса. Мы с ним на тебя поспорили.
– Поспорили? – Сара резко поставила чашку на блюдце.
– Мужчины часто спорят на женщину. Только обычно они спорят на красивую женщину. Не знаю, что он нашел в тебе. Думаю, что это, скорее всего, жалость… Подобрать, помыть, обогреть…
Промолчала.
– Считаю долгом предупредить: однажды ты уже приняла мужскую жалость за любовь. Результаты, как говорится, налицо. Не хочу, чтобы история повторилась. Дэн не из тех, кто влюбляется, и не из тех, кто хранит верность. Не хочу, чтобы мой друг оказался в такой же нелепой и глупой ситуации, что и я десять лет назад. Если ты хоть чем-то ему навредишь, тут же вылетишь из моей фирмы. Понятно? Вопросы есть?
Хотелось задать всего лишь один вопрос, но снова промолчала.
– Разговор окончен. Завтра в девять можешь приступать к своим обязанностям.
Кофе и пирожные остались на столе.
– Мара, зайди ко мне!
* * *
Маре не нужно было приставлять банку к стене или включать селектор, чтобы подслушать разговор в кабинете. Она знала все, что скажет Вадим, и предвидела реакцию Сары.
Трудно найти более непохожих людей. Именно поэтому бабка и свела их.
– Пусть потешатся! – Софья довольно потирала руки. – То один верх возьмет, то другой… Видано ли: союз огня и воды! Только так силу в узде и удержим. Пока они друг другом да отношениями будут заняты, на другое времени не останется. Мне того и надобно. Рано им пока силушку свою выказывать.
Сводила она их долго, терпеливо и кропотливо. Не без изящества подстраивала различные ситуации, нашептывала, настраивала, наговаривала.
Сара – та сразу вспыхнула от первой любви, зажглась ярким огоньком.
Вадим же, напротив, долго присматривался, осторожничал. Но в какой-то момент все же поддался очарованию рыжей подруги. Маре думалось, что не без участия бабки. Софья была большой мастерицей внушать нужные чувства.
Потом Мара уехала на стажировку в Германию ("Езжай, внученька, развейся, я тут уж сама как-нибудь…"), а когда вернулась, то узнала, что бабки больше нет, Сара исчезла, а Вадим успешно строит свой бизнес.
Недалеко она ушла от старухи. Научилась людьми управлять на расстоянии. Не прошли даром Софьины уроки. Всего-то и надо, чтобы сплести мысли Алисе и Дэну, – направить поступки в нужное русло. А там уже само собой завертелось, закрутилась пелена событий.
– Я не жалею о своем решении, более того, сейчас, глядя на тебя, я понимаю, что был прав. Ты из тех женщин, которые тянут мужчину назад. У нас все равно ничего бы не получилось.
– Неужели смолчит? – Мара подалась вперед, прислушиваясь.
Смолчала.
Через пару минут вышла.
Лицо – белая маска. Ни одной эмоции. Только признание его правоты. Ничтожество.
– Мара, зайди ко мне!
Она закрыла приемную на ключ и вошла в кабинет Вадима.
– Раздевайся! – в слепой ярости барабанил по клавишам, набирая текст письма.
Мара усмехнулась и одним движением освободилась от платья-чулка. Под платьем ничего не было.
Вадим резко отъехал от стола и расстегнул ширинку.
– Работай!
Мара качнулась на высоких каблуках, подошла. Расставила ноги и пригнула его голову к сухому лону. Приказала:
– Начинай.
Делал он это неумело и по-мальчишески грубо.
Мара холодно отстранилась:
– Достаточно. Мне не понравилось.
Оделась и вышла, оставив босса в недоумении и растерянности.