- Если я ещё не оглох и не ослеп, то в лесу - собаки. Три-четыре единицы. Что-то жрут. Наверное, труп откопали. Ничего нового. А вот на "Радийке" уже интереснее, - там либо кто-то тоже "ищет корм", либо хоронят кого. - Славик задумчиво почесал за ухом и глубокомысленно изрёк очередную глупость:
- Разговаривают как-то больно много и громко. Не как обычно.
Я делаю кислое лицо:
- Так то ж раньше на похоронах громко плакали, а теперь всё больше радуются, как на свадьбе… Мода, - она ж не стоит на месте, дурень!
Шур сердито бурчит:
- Вот уж, гад, в натуре, - дожили…
Это было уже отчасти правдой. Когда кто-то "уходил", мало приспособленные к пиршествам сообщества тихо вздыхали и тайком крестились с облегчением, - "пайка" теперь вакантна!
В аккурат при моих мыслях о пайке Вурдалак полез в мешок и выкопал оттуда обёрнутую фольгою галету. Снова собирается подкрепиться, обжора…
Пусть его ест. Всё равно мне нужно немного подумать.
…"Радийка". Бывшая радиостанция рыбного порта среди дачного сухостоя гористой местности. Нереализованная извечная мечта "совдепа" об оазисе. Тамошние дачи - место временного летнего обитания рыхлых туристов-ротозеев и склочных местных домохозяек, поднятых своими, помешанными на усеянных тлёю огурцах и изъеденной проволочником морковке мужьями, святым субботним утром из квартирных постелей…
С каждым выходным, с приходом весны, отъезды на дачу в пожарном прядке становились всё более "необходимыми".
Выдрав с клочьями кожи из кроватей жутких заспанных созданий в виде тёщ, детей и сопящих рядом "бигуди", они первым делом бережно доставали, словно знамя полка, вожделённую лопату из чулана.
Торопливо запихиваясь на ходу варёной яичной скорлупой вперемежку с кислым и столь ненавистным самими, но так любимым их тёщей, ржаным хлебом, первыми гремели засовами гаражей, пустыми вёдрами и тазами по крышам древних таратаек именно они, - обладатели чуланного типа хибар на трёх вырванных у города сотках. Загрузившись до убийства рессор, вся эта чадяще-гремящая кавалькада руин отечественного автомобилестроения, с гордостью обречённых к позору грешников, натужно и хрипло карабкалась вверх по матюгающейся вслед из окон улице. Словно всем назло, именно в предопределённое Кораном время. Называемое "признаком отличия белой нитки от чёрной".
Выползая первыми лучами из-за гор, южное кислотное солнце громогласно обещало отважно согнутым над грядками спинам вселенские муки, радостно потирало протуберанцы и, довольное, накаливало себе на ранний завтрак сковороду…
С каждым днём вылазки на истерически спасаемые пересохшие увалы, на ссохшиеся неодолимыми по крепости комьями и покрытые трещинами в руку шириной, почвенные наделы, становились всё более ранними. Словно личное доморощенное чистилище под гордым стягом "дача" убегало с каждым утром всё дальше от измученного мартышкиным трудом хозяина.
Одуревшие от ночной духоты птицы сипло и злобно орали, нагло и отчаянно требуя от выжженной лесистой полупустыни обещанных в стихах Тютчевым и Фетом "прохлады и неги".
Деловито протирая засахаренные рыла, с готовностью просыпались и готовились к непрерывному штурму кислой и потной человеческой кожи разжиревшие на дармовом фруктовом и навозном изобилии мухи да назойливые оводы.
И всё это раннее великолепие венчали стоящие, будто всю ночь у калиток, высохшие от задолженности перед Хароном старухи. Что бдительно взирали на распределение человеческих усилий на нечеловеческие потуги создать оазис на камнях посреди огненного солнцетворного ада…
Зато на каменистых склонах, ровными и тучными рядами, насмешкой и издёвкой вольготно набухал соками чёрный, сладкий до умопомрачения виноград, просто весною мимоходом всунутый когда-то в кучу камней полупьяным виноградарем из "винного посёлка" на Мысу.
Этих не стало первыми. Честные, мозолистые, но пустые и наивные руки - неважный инструмент в деле спасения шкуры, которая охотно лопалась от усердия на солнцепёке, но за которую голова не думала дальше графика подачи из крана трёх ковшиков мутной, горячей от зноя воды. Либо о чулках для хранения лука, которые отдаст жена из старых запасов на следующей неделе. Не все из них остались в городе или погибли здесь позже.
Но, не будучи по природе ни продуманными, ни воинственными, из всего вооружения эти люди знали лишь топор и вилы, а из дачных и квартирных запасов - полукислый компот да пару кило серых макарон. При этом семьи их, как ни странно, оказывались весьма многочисленными и не в меру прожорливыми.
Как и весь простецкий люд, свято и слепо верящий в заботу и обязательства государства перед своими гражданами.
Глядя на них, я уже понимал, отчего их главы семейств так никогда и не купили себе ничего, кроме "Москвича" или трижды убитой в гордом бою с бездорожьем "Тойоты" 70-х. Из уцелевших и отчаявшихся затем спешно сколачивались "банды", о скромных и стыдливых подвигах которых, вроде мелкого воровства и трусливо отнятых у бабулек простыней, я уже слыхал.
Пока им доставало ума не беспокоить свой район, - действовали в других. Время от времени в гористых частях уцелевшего города слышались выстрелы. С каждым днём всё чаще.
…После того, как солнце переваливало далеко за полдень, на больших лакированных джипах и дорогих седанах подкатывали на свои "дачки" состоятельные, упитанные кабаны с малолетней любовницей, или такой же освиневшей и не в меру наглой супругой.
Эти с недовольством и грустным взором из-под насупленных бровей осматривали своих "вынужденных" соседей, вздыхая и искренне сокрушаясь о невозможности строительства персонального Освенцима для остальной, - "неблатной", - части населения. И топтыгами направлялись в свои дворцы, где расторопный смотрящий мужичонка уже с раннего часа включил сплит, приготовил баньку и замариновал шашлычок для хозяина и грядущих к вечеру его хамоватых гостей.
У этих было всё.
От удобств, забитых жратвой холодильников, до дорогого снаряжения и оружия на стенах и в сейфах. Охотники из них в основном были никудышные, как из скрипача сварщик, но причиндалов и понтов у этой братии, наряду с нахальными громкими голосами, привыкшими повелевать, было в переизбытке. Именно они доставляли и ещё доставят нам массу хлопот.
Не знаю, отчего, но такие гиены охотнее и смелее сбиваются в дерзкие стаи, одержимые странной идеей, что, невзирая на любые обстоятельства, мир по-прежнему создан и сохраняется именно для них. Нет, разумеется, - их и рядом не было в тот памятный день, когда мы крепко умыли и обстоятельно причесали ту нахрапистую волну "властителей небесных сфер". Как и во все остальные опасные для здоровья деньки.
Эти люди не терпят ствола, направленного в их великолепное лощёное брюхо. Его вид приводит их к состоянию непроизвольного опорожнения кишечника. Всё, что пролетает мимо них и не имеет вида денежного эквивалента, наводит на них жути. Так что, при любом раскладе, они мужественно отсиживались с позабытым уже, было, молитвенником под кроватью, пока мы устраивали для них незабываемое зрелище, со всей тщательностью и кровавым упорством вписывая в историю нового мира то роскошное побоище.
Зато уж их смелость и напор не знают границ в том случае, когда их не менее пяти с карабинами в руках супротив запуганного и полуголодного обывателя, у которого мерилом обороноспособности служит скалка жены. Они весьма охотно рулят там, где есть чем поживиться без риска для сала щёк. Эти продержались дольше, и пока ещё живы в большинстве своём.
Но что-то мне говорит о том, что вскоре подкрадывающийся голод и отчаяние начнут их перековку в мародёров. Эти не станут утруждать себя долгими походами за добычей через лес и по склонам затопленных балок.
Через время мне придётся принимать решение: или вырезать их первому, или каждую неделю держать оборону по ночам, пока они не передохнут от наших "рубленых" пуль и голода… Пули у меня не оставляют живых. И закончатся, надеюсь, значительно позже, чем они как класс.
Господи, куда мы все катимся…
- Что делаем, Босс? Двигаем домой или же проверим эти ясельки? - голос жующего Упыря вывел меня из размышлений.
Чего доброго, я так и до пацифизма сам на сам дорасту…
А он, как я смотрю, наконец-то начал, по-видимому, привыкать к слову "дом" в его теперешнем, - местном, - значении. У них с Рыжей в Москве остались родные…
Чёртов булыжник…
Я прикидывающее поднял глаза к серому небу.
До Базы? С одной стороны, да, - ужасно хочется сухого и тёплого угла, мыла на грязную задницу, горячего чая да лохань воды с веничком. Желательно банным, не путать с дворовым! Да чтоб тапки под чистые ноги…
А с другой… С другой - нет, мы не можем позволить себе оставлять за спиной и практически по соседству с Базой непонятную и нерешённую ситуацию. Что там, правда? Поминки, праздничная драка, делёж сорока крупинок сахара или простая семейная ссора?
Или всё-таки реальная ходячая угроза?
Хотелось быть уверенным, что после трёх-пяти суток изматывающей "прогулки" вдали от очага нам не придётся вскакивать среди ночи для отражения чьего-то неуместного в это время суток желания сытно отужинать за наш счёт и заодно провести холодную ночь у прогретой печи.
Мы никого не ждём. Ложки любого формата и размера попрошу оставлять при входе.
И я не ставлю для неприглашённых гостей на ночь чайник.
Ох, как же мне не хочется туда переться!
- Ладно, хрен с ним! Туда, так туда… Шур, твой левый фланг. По прокопу давай двигай. Медленно… Держи от нас метров сорок. Если там есть ретивцы, - две обоймы перемешай с двумя световыми и шрапнельной. Период одну через одну. Иди.
Грязный той самой, "шахтёрской" грязью, весь "украшенный" на висках и скулах разводами и потёками пота Шур улыбнулся хищно одним углом рта. Это сухощавый мини-дракон вырос на моих руках, под небольшим, но весьма суровым патронажем. Вредный, гадёныш. И грубоват иногда. Но на него я могу положиться, как на себя. Да, он груб. И это в один день сделало его именно таким, каким он и был здесь нужен. Нужен и крайне полезен. Сволочь он редкостная, но он мой племянник.
Умён и практичен, как гусеница на дереве. Немногословный и кажущийся вечно чем-то недовольным. При этом до ужаса любит мои смертоносные "игрушки". Часами мог находиться в арсенале, перебирая, перетирая и бесконечно перекладывая боезапас.
После его рук фабричные изделия смерти супротив моей явной кустарщины выглядели бледно и не опасней мухобойки. Патроны - хоть на ёлку вешай. Так блестят. А уж гранаты и самодельные мои мортиры - просто яйца Фаберже…
Вот и сейчас, - у него ну просто чесались руки применить оружие. Причём этак аккуратненько, с садистским вкусом и расстановкой. Не завидую я тем, у кого хватит ума поднять на него сейчас ствол или визгливый голос…
Шур не спеша и тихо, словно хомячок среди обрывков прошлогодних газет, зарылся в остатки пожухлой листвы, что ещё робко дрожали на ветках высоких кустов. За трапезничающих в лесу собак я пока не беспокоился, - те вряд ли они оторвутся от обильной жратвы при виде наведённого на них ствола, уже учёные. Просто не хотелось, чтобы своим гавканьем эти твари вынудили выдать сейчас себя. Или выстрелами, если дурные уже совсем и броситься всё-таки надумают.
Видеть нас из посёлка пока не могут, ведь мы не пересекли ещё водораздела балки. А вот мы сейчас очень даже в плюсе. Нас наглухо закрывает собой старая громада насосной бывшего резервуарного парка.
Поскольку резать заваренные когда-то мною толстыми листами окна и двери многим теперь нечем, она так и стоит, пока необитаема и не посещаема никем. Ждать огня и засады оттуда не приходится. На здание у меня есть планы. Генератор и болгарка в хозяйстве найдётся. В паре километров отсюда наш патруль недавно наткнулся на одно "семейство". Вчистую семь бойцов. Кто бы думал, что ребята вообще выживут?! Знаком с одним из них почти с детства. Крепкие и вроде неглупые мужики.
Не имея особых знаний и не проводя никакой подготовки, эти парни со своими жёнами и роднёй умудрились выжить, и при этом даже разжиться за неделю пусть немногим, но достаточным для начала существования в новых условиях. Одно это можно было поставить им в заслугу, поскольку это уже была перспектива…
Каким-то образом им удалось, чуть ли не за час до полного затопления нижней части города, наткнуться на опрокинутый и брошенный в панике ЗИЛ - "Бычок". Тот вёз кое-какие продукты с торговой продовольственной базы на верхние улочки, в магазины. Видимо, водила в панике бежал, куда глаза глядят. А может, он бросил к едрени фене застрявший в пробке автомобиль и поспешил на своих двоих спасать семью? Кто знает…
Но в любом случае в его полуразбитом фургоне они и раздобыли некоторое количество провизии. Сдуру заявившиеся к ним через неделю трое повес с ружьями и битым жизнью "Макаровым", с претензиями на крутизну и халявный обед, нашли там свой вечный покой.
Против тесной толчеи с такими бугаями, да ещё в маленьком вагончике среди кучи тряпья, не выстоял бы, наверное, и увешанный стволами бегемот. Короче говоря, братцы-кролики быстро расстались и с ружьями, и с патронами, и с головами. Собственные потери, как я их называю, "лесовиков", составили одно человеческое тело.
А вообще эти товарищи, по-видимому, большие везунчики, поскольку спустя ещё пять дней жутко голодные, но тоже украшенные оружием, словно собрались на маскарад, а заодно и штурм Зимнего пограничники, - в количестве трёх душ, - вывалились из лесу, да прямо под их прицелы.
Лесовики собирались там свалить пару деревьев для обогрева жилищ, а тут явился такой подарок! Потерявшиеся от голодухи и слабости вояки попросту пёрли по лесу напропалую в поисках хоть каких-то подножных харчей. И тут им в зубы вместо пирожных вдруг упёрлись стволы…
Стрелять в тот день никто не стал. Обе стороны по здравому размышлению нашли друг в друге недостающее звено. Поскольку в сложившихся реалиях каждый, пусть и жрущий и гадящий, но боец, на счету. А вот мне не мешало бы иметь на границе участка своего рода погранзаставу на подходе. В случае нападения на насосную, я тоже буду готов. Толстенные стены и маленькие окна здания задержат по нынешним временам кого угодно, а мортира для поддержки обороняющихся достанет картечью с моего участка и туда. При условии хорошей видимости и прямой наводки.
Своего рода они будут "колокольчиками тревоги" на моих рубежах. Когда-то по такому принципу держали во дворах мерзких сявок-"звоночков". Злобные и кусачие, эти вонючие и месяцами не чёсаные твари при любом ночном случайном пуке хозяина заливали окрестности истерическим лаем, будя всех и вся. Миска небольшая, кучка дерьма невелика, будка с горшок, а польза, как говорили, "явная". Я не проверял, не знаю.
Моих незваных гостей обычно культурно и тихо встречали с салфеткой и вилкою разожравшиеся, мощные кобели.
Так и здесь. Мне нужны вполне реальные люди на реальном месте. А не откормленные звонари при декоративной келье в Кижах. Я помогу новому отряду с переездом, кое-каким обустройством и выделю кое-что из своих запасов. Не могу сказать, что я запасся на все немыслимые и мыслимые случаи и в десятикратном размере, но кое-что найдём. Для них это место просто идеально.
Убогие, наспех сколоченные "вагончики", продуваемые насквозь нашими ветрами, - и монолитный дорогостоящий памятник архитектурного безумия прошлого. Разве это сравнение?!
Да, это по-своему найм, не спорю. Но найм с умом, потому что верно подобранный "наёмник по своей воле" куда полезней и надёжней, чем обязательственный, но не видящий выгоды рекрут. А жрут они и воняют одинаково. Тем более что я уже коротко разговаривал с ними и получил их дружное одобрение…
…Выстрелы, - короткой цепочкой, - заставили нас с Вампиром резко пригнуться и ускориться. Озираясь в поисках разрыва световой гранаты для ориентирования своей стрельбы, с ходу прыгаем в овражек. Карабкаемся и сопим, обдирая и без того куцые ногти.
Гранаты почему-то не пошли.
Свесив языки, резво бежим по леску. Проклятые ветки молотят по лицу и норовят выдрать глаза. Кто ж, мать его так, сказал, что южный лес "прекрасен"?! Весь бы этот лес ему в…! Кроной вперёд!
Почти все местные деревца - с жёсткими колючими ветвями, низко висящими над землёй. Всегда норовят вырвать хоть клочок на память. Такими темпами мы начнём латать дыры и шить новое обмундирование уже через пару месяцев подобных "прогулок".
…Слева от меня мелькает огромная тень в сине-сером. Стараясь не треснуться на бегу лбом, разворачиваю карабин. Тип забирает правее, мне наперерез. Отважно, но глупо. Один! Два! Пули уходят в вязкое дерево.
А ты быстр, парень… Ничего. Мы не ковбои, конечно, но и не в таких голубей попадали!
Бушлат на широкой спине моржом ныряет в густые кусты, и уже оттуда мне навстречу летит рассерженно гудящий рой сразу из двух стволов.
Картечь, твою кашель! Плохо… И далеко от него мне плохо, и близко не шибко-то хорошо. Многослойный кевлар, думаю, удержит, но что-то мне не улыбается быть несчастным обладателем переломанных рёбер или развороченной вдрызг шеи.
Ноги мои, ноги! Что вы делали?! Выносили тебя, старый хрыч, из дерьма!!! Ох, молодцы, ходилки!
Руки мои, руки, а что вы делали?
Ща мы тебе треснем, придурок, чтобы ты не гавкал да дело делать не мешал!
Прыгаю вверх и вперёд, и как раз вовремя. Успел-таки, гнида, перезарядиться! Но и я не дуралей, видимо… С шелестом доброй косы заряд обстригает кустики прямо подо мною. Запоздало вспоминаю о возможности остаться без детородной составляющей и мысленно обещаю стрелку все муки Преисподней.
Уже падая, дважды прицельно нажимаю спуск. Скорее, на слух, чем реально вижу этого козла.
На такую тушу для верности не менее двух рвущих на тряпки "пропилок"…
Отчего-то всё это звучит прямо-таки пулемётной очередью. В кустах - просто лосиная просека, танку на загляденье. В левом локте и боку обнаруживается боль. Так, мне что, - следует обмочиться от страха и боли, как раненому, и заорать? Осматриваю местность. Есть! Кусты драным лыком размётаны в виде неровного овала, открывая нечто бесформенное в своих недрах. Гадость-то какая! На всё про всё уходит менее секунды, и всё же нужно быстрее, быстрее…
Похоже, я всё-таки так и не стану сторонником мира во всём мире. То, что возлежит в кустах, даже лопатой собрать будет трудно. Что-то в трёх шагах справа от меня!.
Аха… Ща я его…
Ещё один, - долговязый, в залитой напрочь кровью "Аляске" и с жалкими остатками нижней части башки, нахально выставившей на обозрение окровавленные пеньки нижней челюсти, - уже готов…
Он вольготно и смирно полулежит у деревца. Этот явно мог "пришить" мне вещмешок прямо к хребту. Мог. Хитёр, гад! Просто присел и ждал, когда ж это я пробегу мимо. Хорошо, дружище мой скачет медленнее. Он-то его приметил и "приголубил".
"АК" - пятидесятых годов, не иначе. Приклад отпилен.
Вот это номер! Что ещё за Лавка древностей?
Секундный осмотр себя, дорогого. Ф-фуу, прям новее и целее нового. Просто жрать вам надо меньше, молодой человек! Чтоб падать было легче, - без ушибов и гематом. Всё-таки добрый центнер весите…
Сзади восторженным зубром пыхтит сияющий довольством Славик. Точно, - стрелял в "алясочника" и сразу же вместе со мною - по разлёгшемуся в кустах "фуфайкиному дяде", именно он. Успел, везде успел… Что и говорить.