Голос в моей голове не замолкал. Конечно, бассейн был там. Теперь выживание драугов зависело от этого бассейна, места, где я плавал и выигрывал призы. Это было мое личное место, и они нарушили его.
Они были в ловушке.
Ты тоже!
Они застряли из-за перекрытых клапанов на трубах и нитрата серебра в воде.
Очнись, Шейн!
Я выстрелил в своего первого драуга на полпути в коридоре, он скрывался в классной комнате и медленно сочился из теней, пытаясь схватить вампира за шею. Вамп увернулся, и как только он был вне зоны поражения, я закричал и выстрелил, и серебряная дробь разорвала драуга на капли бесцветной жидкости, дымящейся на полу. Она попыталась преобразоваться, но другой вампир - Мирнин, в его черной коже - вынул из кармана то, что было похоже на солонку, и вытряхнул немного металлического порошка на капли.
Серебро. Оно подожгло остатки драуга, и когда пламя угасло, на полу осталось лишь влажное пятно.
Мирнин обнажил клыки в жестокой усмешке, и мы двинулись дальше.
В школе ничего не изменилось, все было так как я помнил: те же самые шкафчики, вдавленные и поцарапанные, те же самые двери классных комнат, те же самые трофеи. Я выиграл, по крайней мере, два из них.
Они все еще были там, с сияющим на них моим именем.
Ты никогда не выигрывал трофеев, Шейн. Конечно, я выигрывал. Я всегда хотел выиграть их, и я выиграл. Это - фантазия… разве ты не чувствуешь? Проснись!
Приблизительно сто драугов спустя, мы достигли бассейна, и по пути не потеряли ни одного из нашей команды. Но бассейн был другой историей. Стрелять из ружья, заряженного серебром в комнате, полной вампиров, было чертовски опасно, поэтому только первые и вторые ряды обладали огневой мощью, а остальная часть должна была ждать, пока первому ряду не понадобилась перезарядка, и только тогда мы продвинулись вперед, упали на одно колено и выстрелили в полчище драугов - идентичных лиц, мягких и пустых не-людей с жидкостью, дрожащей внутри них - когда они приблизились. Второй ряд стрелял над нашими головами. Мои уши заложило от обстрела, сокрушительного рева оружия, но я не беспокоился об этом. Единственное, о чем я беспокоился - это подсчет каждого выстрела.
Мне нужен был Магнус. Я хотел достать ублюдка, который всё это начал, который руководил всем этим. Который убил Клэр и почти убил меня вместе с нею, даже при том, что я вернул ее.
Магнус, конечно же, не стал сам рисковать.
Мирнин со всем разобрался, потому что именно этим Мирнин обычно и занимался. Как и Клэр, он обладал иным уровнем мышления, и в то время как остальная часть нас, идиотов Джо Аверэджа, уничтожали драугов перед нами, он отступил к краю бассейна и присел на корточки. У него была мензурка в руке, блестящая и заполненная до краев смертоносным серебром, и он наклонил ее вниз и свободно вытащил крышку.
- Он находится в воде! - крикнул Мирнин. - Отвлеките их…
Но ему не хватило времени закончить то, что он собирался сказать, потому что Магнус вылез из воды, схватил его и утащил в воду.
Я бросил свое ружье и побежал за мензуркой, вытащил крышку и высыпал содержимое в воду.
Серебро, распространилось в воде токсичным потоком. Мирнин держался за что-то, что должно было быть Магнусом, главным драугом, первым драугом, и он тянул его неуклонно к серебру.
И в него.
Теперь я вообще не мог разглядеть Мирнина, потому что вода из темной превратилась в черную, испещренную яркими прожилками серебра. И затем она закипела.
Вампиры просто стояли там, даже Оливер, и смотрели на воду. Никто не двигался. Капитан Очевидность не собирался идти и спасать.
Я не собирался лежать, когда у меня была возможность спасти Мирнина. Я был, вероятно, единственным, кто имел возможность пережить подводное плавание и кипение неистового бассейна, где умирали драуги.
Но я не попытался.
Я оставил его умирать.
Точно так же, как он оставил тебя. Помнишь? Оставил на съедение. Ты должен проснуться.
СЕЙЧАС.
Никто не покинул меня. Со мной всё было хорошо. Просто прекрасно.
Эй, ты там. Тебя употребляют, Шейн. Съедают. Разве ты не чувствуешь это?
У меня началась агония, затем чрезвычайный ужас. Чувствовал, что это разъедает меня.
Чувствовал вторжение.
А затем на меня накатило спокойствие, и стало хорошо.
Все было хорошо.
Всегда.
Часы побежали быстрее.
Время между бассейном и восемнадцатым днем рождения Клэр прошло как в тумане. Я особо ничего не помнил, но казалось, что ничего особенного не произошло. Амелия поправилась. Вампиры вернулись. Морганвилль был восстановлен. Ничто в действительности не меняется - в этом весь Морганвилль. Он просто… существует.
Я был просто счастлив. Мы все были… счастливы. Клэр оплакала Мирнина, но она была счастлива, что он спас нас, счастлива, что он умер героем.
Герой Морганвилля.
Мученик.
Ты не мученик. Ты - борец. Так борись. СЕЙЧАС. Останови это!
Все было прекрасно.
Год спустя после дня неудавшейся помолвки Майкл и Ева, наконец, поженились в церкви с председательствующим Отцом Джо. Амелия дала свое благословение, и мне пришлось надеть смокинг и галстук. Ева была в кроваво-красном, другого и быть не могло. Клэр была единственной, кто действительно походил на невесту. Она была в несколько ином цвете, но, на самом деле, я не замечал ничего, кроме света в ее глазах и улыбки на губах, когда Майкл и Ева поцеловалась под цветочной аркой. Ева бросила букет, и, как обычно, ее задний бросок был отстоем, потому что, каким-то образом, она швырнула букет в меня. Я отбросил его назад. Второй попыткой она попала в Монику Моррелл, Королеву Сук, которая не собиралась выходить замуж - ни один человек в здравом уме не пошел бы на это.
В какой-то момент, когда мы раздали шампанское, разрезали торт и начали танцевать, я поглядел на Еву, вращающуюся в моих руках, сияющую и влажную от пота, и она смотрела мне прямо в глаза и сказала:
- Это - ложь, Шейн. Это все - ложь, и ты знаешь это в глубине души. Проснись. Ты должен проснуться. - Но когда она ушла, танцуя с Майклом, я забыл.
Было бы гораздо легче просто… забыть. Отпустить. Дрейфовать.
Думаю, это было в то время, когда я пошел повидаться с семьей Клэр. Ее родители уехали из Морганвилля из-за проблем со здоровьем отца, она была счастлива их видеть. Они помнили Морганвилль, но не вампиров. Я пошел один, с разрешения Амелии, и закончил тем, что стоял перед родителями Клэр - ее отец выглядел более здоровым, что было странным - сказать им, что было у меня на уме.
- Я хочу жениться на вашей дочери, - сказал я. Вот так просто… никаких приветствий, никакого обращения, ничего, потому что я нервничал и слова просто вырвались из меня.
И мистер Дэнверс улыбнулся и сказал:
- Конечно, женитесь. - Было что-то большее в той улыбке, а также что-то… не то. Это было точно то, что я надеялся увидеть. И это было… странно.
Нет, для разнообразия не было ничего странного в получении разрешения на то, чего я хотел.
Я имел право быть счастливым. Я должен был быть счастливым.
Это ложь, Шейн. Проснись.
Миссис Дэнверс сказала:
- Шейн, у нее не могло быть лучшего молодого человека. - И ее муж кивнул. Я в тишине смотрел на них в течение нескольких секунд. Я сидел в их гостиной, которая походила на гостиную, которая была у нас в Морганвилле… но потом, разве у них не была всё та же мебель, не так ли? Я даже признал все картины на стенах. Они разместили их в тех же самых местах.
В прошлый раз, когда я сидел с ними, ситуация не закончилась так хорошо. О, нет. Мистер Дэнверс был в бешенстве, и я не винил его, потому что я никогда не был предназначен для всего этого, потому что был недостоин быть с Клэр, но я сказал, что люблю ее, говоря совершенно серьезно. И всё еще любил.
- Вы не сердитесь? - наконец спросил я. Мистер Дэнверс усмехнулся. Он походил на одного из тех отцов из старого сериала, не помню точно из какого.
- Конечно, нет, - сказал он. - А почему мы должны? Ты всегда был с ней, Шейн. Ты всегда заботился о ней. И мы знаем, что она любит тебя.
Прежде чем осознать, я понял, что говорю:
- А что насчет того, что вы сказали в прошлый раз? Что она должна подождать до окончания колледжа? Об МТИ, карьере и прочем?
- Ну, - сказала миссис Дэнверс с той теплой, милой улыбкой, какой моя собственная мать никогда меня не одаривала, хотя прилагала все усилия, - это решать Клэр, конечно, но мы поддержим то, что она чувствует, это важнее.
Все это так просто, не правда ли? Как во сне. Точно как во сне. Проснись.
Я не хочу просыпаться. Мне понравилось здесь.
Я пожал руку мистеру Дэнверсу, попал в объятия мамы Клэр и пообещал заниматься подготовкой свадьбы вместе с ней, а затем, внезапно, я оказался в своем автомобиле… когда у меня появился автомобиль? Я не мог вспомнить, но казалось, что у меня он был, мой собственный черный, блестящий, разбитый автомобиль… и возвращался в Морганвилль с обручальным кольцом бабушки Клэр в моем кармане. Это был алмаз с рубинами по обе стороны.
Нет, это было кольцом твоей мамы. Твой отец заложил его, помнишь? Чтобы выручить денег для твоего возвращения в Морганвилль. Ты не хотел, чтобы он делал это. У тебя не может его быть, разве нет?
Конечно, оно могло быть у меня.
Я женился.
Только проблема в том, что ничего из этого не казалось реальным, поскольку все ускорилось.
Ни дни, которые пролетели словно в тумане, ни то, когда Майкл и Ева съехали жить самостоятельно и оставили меня и Клэр в Стеклянном Доме (и почему они сделали это, ведь это был дом Майкла, почему он оставил его нам?)
Молодожены нуждались в своем собственном месте, сказала мне Ева и подмигнула. Но она больше не походила на Еву. Она была почти… тенью. Изношенной. Лишь воспоминание о том, кого я однажды знал.
Но Клэр… Клэр была все еще настоящей. Разве нет? Я больше не был в этом уверен. Словно я наблюдал за нами, не будучи нами. Соглядатай в моем собственном теле.
Не то чтобы это было плохо, иногда, но случалось, когда время просто, казалось, ускользало, а стены оседали, и все мерцало… но это были просто машины в лаборатории Мирнина, сказала Клэр. Они работали со сбоями. Она должна была установить их. Теперь она отвечала за них. Амелия сказала, что она была умнее, чем когда-либо был Мирнин. Спаситель Морганвилля.
Проснись! Разве ты не видишь, как это неправильно?
Нас с Клэр обвенчал в церкви Отец Джо, Ева и Майклом были нашими подружкой невесты и шафером. Ева была в красном, а Майкл был в том же самом смокинге, и мы стояли под цветочной аркой, той же самой цветочной аркой, под которой обвенчались они, и когда я обернулся, казалось, что там присутствовали те же самые люди, сидели на тех же самых местах, одетые в ту же самую одежду, и все было бледным и на мгновение запутанным, и я почувствовал панику, разрывающую меня…
И затем Клэр взяла мою руку. Ее пальцы были холодными и нежными, но еще они немного жалили. Она поцеловала меня, что вышло и сладко, и солено одновременно, и это ужалило, как попавший в рану лимонный сок, но это была Клэр, и мне должно было это нравится, потому что я любил ее. Золотое кольцо с алмазом и рубинами сверкнуло на ее руке, и она была моей женой.
Кольцо моей матери. У меня не может быть кольца матери… оно потеряно…
ПРОСНИСЬ.
А затем вампиры покинули Морганвилль. Однажды, их просто… не стало. Амелия оставила сообщение, в котором сообщалось, что она оставляет город нам и что она доверяет нам управлять им должным образом. Ева унаследовала кафе, где она работала столько лет. Майкл быстро стал рок-звездой и отправился в турне, я никогда не задумывался, как ему удалось всё это организовать, учитывая употребление крови и прочее, тем более непереносимость солнечного света. Я был занят. Занят, являясь новым мэром Морганвилля. Правление семьи Моррелл было закончено, и Ричард владел подержанной машиной, Моника работала в маникюрном салоне, пока однажды ее не переехал автобус. Очень печально.
Ты всё это выдумываешь, Шейн, в своей голове. Ты должен проснуться сейчас, или будет слишком поздно.
И Клэр, моя милая и красивая Клэр, она забеременела спустя шесть месяцев после того, как мы поженились. Я помню лишь часть этого, небольшую часть, где я слушал сердцебиение ребенка, видел сонограммы и Клэр при родах, плачущую от радости после первого крика ребенка, и затем вес моей дочери у меня на руках и ее глаза, голубые как вода, смотрящие на меня.
У нее была изощренная красота, как в старом фильме, и это продолжало восприниматься все менее и менее похожим на мою жизнь и все более похожим на мечты, мечты, которые таяли и утрамбовывались, скрываясь в тенях.
Поскольку это не реально.
Это походило на скачок, подобно вырезанному куску фильма, никаких переходов. Я шел, и лил дождь, просто свет, холодный туман, который лип мелкими капельками к моей кожаной куртке. Я дрожал и не знал, почему я был под дождем, когда Стеклянный Дом был позади меня с его теплыми огнями и Клэр, улыбающейся из окна с нашей дочерью на руках. Куда я шел? Что я делал? Я испытал пузырящееся чувство паники, и затем я повернул за угол и остановился, потому что мой отец, Фрэнк Коллинз, стоял там передо мной, и он сказал:
- Привет, сын. Я пытался пробиться к тебе.
Это не был Фрэнк, который оскорблял меня, предавал и использовал. Это был Фрэнк, которого я никогда не знал, который никогда не существовал. Добрый человек с лицом Фрэнка, телевизионной улыбкой папы и глазами, цвета воды на стекле.
- Папа, - сказал я. Я не чувствовал удивления от встречи с ним, что было странно, потому что он был отчасти мертв. - Как жизнь?
- Я в порядке, Шейн. Я слышал, ты женился.
- Да.
- Ты счастлив?
Я, как предполагалось, был счастлив. Нет, я был счастлив. Я был.
- Да, - сказал я. Боль прошила меня насквозь, как она делала все время теперь, раскаленный жар и ледяной холод, язвительный, грызущий и размалывающий.
Что-то съедает тебя.
- Я рад, что ты счастлив, - сказал он. - Ты заслужил. Я горжусь тобой, Шейн.
Я затих на мгновение, перебарывая услышанное. Он не мигал. По его щекам бежали слезы, что было странным, потому что мой отец не плакал, никогда не плакал, даже когда моя сестра, Алиса, умерла.
Казалось, будто его лицо таяло.
- Ты умер, папа. И ты никогда таким на был.
- Каким таким?
- Настоящим человеком, - сказал я. - Ты никогда не гордился мной, или, по крайней мере, ты никогда не говорил этого. Ты всегда хотел больше. Я никогда не был достаточно хорош для тебя, даже до того, как я убил Алису.
- Ты ее не убивал.
- Я должен был спасти ее. Это одно и тоже. Разве ты не говорил мне этого миллион раз?
Слезы были льдом, и лед таял.
- Я сожалею, если говорил это. Я не имел этого в виду, Шейн. Я всегда гордился тобой.
Лжец. Лжец, лжец, лжец лжец.
Я протиснулся мимо него, потому что я всегда хотел услышать это, всегда, но было что-то еще, беспокоящее меня.
- Но ты мертв. - Фрэнк Коллинз, который существовал в лаборатории Мирнина, был жуликом, призраком, двухмерным изображением, мозгом в банке, не этим человеком из плоти и крови, который даже не выглядел правильно. Я потянулся и пихнул его в плечо. Он качнулся назад, реальный на ощупь. - Это не ты.
- Это то, чего хочешь ты, - сказал не-Фрэнк. - Это то, чего ты всегда хотел. Отец, который гордится тобой.
- Я хочу настоящей жизни! - Слова вырвались из меня в крике, и я знал, что это было верно, единственная истинная вещь за долгое время. - Папа, помоги мне.
- Я пытался помочь тебе, - сказал он. - Проснись, Шейн. Ты не можешь получить желаемое.
Разве не это я тебе говорил? Ты не можешь быть героем. Ты не можешь помочь вампирам на расстоянии. Ты не можешь жениться на идеальной девушке, иметь прекрасного маленького ребенка и вернуть своего отца живым, преобразованного в модель, которую ты всегда хотел.
Но теперь у тебя есть все это. Как назвать это?
- Фантазией, - сказал я.
- Разве не этого ты хочешь?
- Нет.
- Тогда проснись прежде, чем будет слишком поздно.
Его глаза были водой, они были полны воды, и я ощутил прилип ослепляющего ужаса и тошноты. Я снова чувствовал покалывающее жжение по всему телу. Даже при этом, я повернул за угол, и, не забывая поворачивать, я увидел Стеклянный Дом прямо перед собой.
Кто-то покрасил его, и он пылал неоново-белым цветом под дождем, и Клэр смотрела на меня из окна, улыбаясь и держа нашего ребенка.
Как же звали нашу дочь? Я должен это знать. Но я не знал. Не знал.
Потому что она не существует. Проснись!
- Папа… - Я оглянулся назад. Фрэнк ушел. Остался лишь тротуар, серый туман и дождь, дождь, барабанящий по моему лицу, украшающий бисером мою кожу. - Если я проснусь, то потеряю их. Я могу потерять все, но только не их. Папа… - Я не хотел этого, но я не хотел, чтобы это продолжалось. Я не мог. Я пошел назад к дому, к Клэр, ребенку, с чьим именем я так и не определился, к будущему без вампиров, где меня уважали и ценили, где мой отец любил меня и…
И я знал, что я не мог допустить этого.
Потому что я Шейн Коллинз, и у меня нет ничего из этого.
Потому что это не мой мир.
ОЧНИСЬ!
И я очнулся.
Надо мной был твердый лист стекла и вода, украшающая его бисером и капающая вниз на мое лицо. Я был под водой, за исключением моего лица. И все горело.
Вода была густой и окрашивалась в розовый от моей крови.
Я не убежал от драугов. Я вообще никогда не убегу. Некоторые люди видят, как их жизни проносятся перед глазами. Я видел будущее - всё, что я никогда не увижу, не буду иметь. Я погрузился в мечты.
Я был в плену у драугов.
И они поедали меня живьем.
Глава 8
Клэр
- Нет! - Она кричала пока не почувствовала, что горло кровоточит, но Мирнин не отпускал ее, и она не могла заставить Еву или Майкла сделать что-нибудь. Ева сжалась на переднем сиденье, плача; Майкл вел машину и не смотрел на нее через зеркало заднего вида. Разглядев его отражение, она заметила, что его лицо было подобно маске, а в его глазах блестели слезы.
Слезы и ярость. - Нет, вы не можете оставить его там, не можете! - Но это было не то, что она действительно говорила. Она оставила его, внутри кричала она себе. Я оставила его там. Я бросила там Шейна и не могу этого допустить. Я не могу жить с этим. Я должна была остаться.
Мирнин бормотал себе под нос жидкий поток того, что, она была уверена, было проклятьями на языке, которого она не знала. Уэльский, может быть. Он прервался, чтобы серьезно сказать:
- Все, довольно. Ты не поможешь ему этим, не так ли?
- Вы не помогаете ему вообще!
Он обернул обе руки вокруг нее, безнадежно прижав к своей груди, и это походило на железные тиски.
- Тише, - сказал он мягко. - Тише. Если мы вернемся, мы умрем. Все мы. Он уже ушел.
- Он у них, вы знаете, что он у них, и они… они… может быть, он все еще жив. Может быть…
- Он мертв. Нам не за чем туда возвращаться. Мне жаль.