– Крылья человеку дарит любовь и радость.
На кухне Беа уже приготовила ему молоко и шоколадное печенье. Подперев рукой щеку, она ждала, как ждала каждый вечер, когда мальчик придет и расскажет, как прошел его день и что он видел нового.
– Ты сегодня какой-то тихий. Увидел что-то странное или просто устал?
– Беа… А ты когда-нибудь видела крылатых людей?
– Видела.
– А у тебя тоже есть крылья? – спросил мальчик, не решаясь рассказать ей о том, что видел в долине, как будто те люди этого не хотели.
И еще ему почему-то казалось, что если он начнет рассказывать, то яркие краски померкнут, как на старой картине.
– Есть. Крылья есть у каждого. Просто они спрятаны глубоко в душе и надо уметь их расправлять. Какого цвета твоя душа, такого же цвета будут твои крылья.
Беа хитро усмехнулась, повернулась к нему спиной, и внезапно мальчик увидел ее крылья – густого синего цвета. Словно снял темные очки вроде тех, что как-то раз взял поносить у папы.
– Ух!
– Просто раньше ты не умел их видеть. Не все умеют.
– И у меня тоже такие есть? А я смогу их выпустить из души, как ты?
– Не знаю. Это покажет время.
Время показало…
Мальчик рос. Он видел крылья у многих людей, но его собственные как-то не торопились появляться, и он просто подсматривал за другими.
Сначала ему попалась смешная девушка с растрепанными, забавно торчащими в разные стороны волосами. Собственно говоря, именно ее волосы и бросались в глаза первым делом. А потом уже он заметил ее спутника, который что-то ей рассказывал. Они стояли на балюстраде дворца в старинном парке, где любил гулять наш повзрослевший мальчик. Ее крылья были радужными и прозрачными, сложенные они походили на накидку; у него же – густого черного цвета и очень тяжелые, но не угрожающие, а, скорее, спокойные, просто приковывали взгляд, как все насыщенные цвета.
А однажды он увидел серые крылья, похожие на большие клочья пыли. Ему подумалось, что у хозяина этих крыльев, темноволосого молодого человека, что сидел на земле, прислонившись к бетонной опоре моста, наверняка что-то случилось. Так и оказалось: этот парень потерял память. Он теперь жил под мостом, и наш герой с тех пор стал часто заходить к нему в гости.
Сидя у окна в кафе во время сильного дождя, он увидел пожилую пару, которая прогуливалась с большим зонтом по набережной. У обоих крылья были яркого янтарного цвета. Люди держались очень близко друг к другу, и невозможно было понять, где кончаются ее крылья и начинаются его, словно у них на двоих один большой солнечный плащ.
– Вот это единство душ! – позавидовал он тогда.
А у его преподавателя математики, солидного джентльмена в сером костюме и с постоянно суровым взглядом сквозь толстые стекла очков, крылья оказались несерьезного голубого цвета с вкраплениями белого. Как небо с облаками.
Когда у него родилась сестра, мама вернулась из роддома с изумрудно-зелеными полупрозрачными крыльями. А отец уже больше года щеголял терракотовыми, на вид такими же тяжелыми, как у того парня из парка.
"Интересно, а те, кто носят эти крылья, сами знают о них?" – размышлял он.
С родителями проще – у них он просто спросил, не скрываясь. Оказалось, что они не знают, каким украшением наградила их душа.
Его приятель из-под моста был в курсе. Он пожал плечами – думал, будто у всех такие есть, просто владельцы о них забыли. А то, что окружающие в большинстве своем не замечают чужих крыльев, даже если наступят на них, он понял еще в детстве.
Как-то раз наш герой встретил двух девушек, выходящих из зала игровых автоматов, куда он и сам часто заглядывал. В одной, с полупрозрачными радужными крыльями, он узнал девушку из парка, а у другой серебряные крылья мерцали тоже радужной каймой.
– Хорошие подруги, очень близкие, – решил он.
Но окончательно тоска по крыльям поселилась в его сердце, когда он увидел девушку с жемчужно-белыми крыльями. Она прошла мимо, послышался мелодичный перезвон не то серебряных, не то хрустальных колокольчиков.
– И такое бывает? – остолбенев на мгновение, пробормотал он.
– Это звенят ее серьги, – буркнул стоявший рядом друг из-под моста.
В тот же вечер, у него дома, они напились.
Вернее, напился друг – то ли в тоске по утраченной памяти, то ли еще из-за чего-нибудь, он не захотел рассказать. А нашего героя хмель не брал ни в какую. Друг уже давно спал, а он всё курил у окна и вел молчаливый диалог со звездами, судьбой и парочкой духов, случайно подслушавших беседу.
– Не спится? – пробормотал друг сквозь сон.
– Ага. Крылья хочу. Еще с Индии, понимаешь?
– Конечно.
Друг, покачиваясь, встал с дивана, подошел к окну и резким движением оторвал занавеску. Встряхнул ее, подняв облако пыли, и повязал на шею нашему герою.
– Вот твои крылья! И дай мне спокойно поспать – без твоих мысленных стенаний!
– Нашелся телепат на мою голову! – фыркнул он, пожал плечами и вышел из комнаты.
Импровизированные крылья волочились за ним пыльным покрывалом. И снова, как в детстве, он забрался на крышу – только уже другого, трехэтажного дома и с другой целью. Раскинул руки, глубоко вздохнул и сделал шаг вниз… на козырек второго этажа, где у него было своеобразное "гнездо". Там наш герой поерзал, устраиваясь поудобнее, с удовольствием потянулся до хруста в костях, разминая сначала руки, потом ноги, выгнул спину, как сытый кот, растянул крылья до предела…
КРЫЛЬЯ?!
Он вскочил на ноги и попытался заглянуть себе за спину, смешно подпрыгивая. Крылья! Белые, как у той девушки с колокольчиками!
Шальная мысль, вежливо постучавшись, появилась в голове и тут же заняла всё пространство.
– А почему бы и нет?
И, распахнув крылья, он шагнул – на этот раз с крыши…
Его друг как раз выглянул в окно, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, и ехидно поинтересовался, глядя на то, как он, чертыхаясь, выбирается из кустов:
– Что, слава Икара не дает тебе покоя? Низковато летаешь!
– А на них вообще летать-то можно? Или это просто так – деталь одежды?
– Можно, только с большей высоты. Да и от дождя хорошо защищают.
Как только Голос договорил, картинка сразу пропала.
Я открыла глаза, потянулась и мысленно поблагодарила наваждение за хорошую сказку. Крылья так крылья, почему бы и нет?
Иногда их может подарить просто хороший друг. Даже если его об этом не просить.
Глава 20
История Оловянного солдатика на новый лад
В Дом без номера снова заглянул Бродяга, и опять вокруг него сгрудилась вся детвора. И не только. Заглянули молчаливая Полина и задумчивый Мишка, а в углу устроились Прядильщица и Хлоя.
Я уже давно заметил, что свои сказки Бродяга рассказывает не просто так. В его историях каждый может услышать отголосок собственной жизни, а иногда – найти ответ на какой-то очень важный вопрос. Может, таковы все сказки, но Бродяга ухитряется рассказывать их вовремя, что, согласитесь, не каждому дано.
В последнее время во многих его историях упоминаются музыка, музыканты или актеры. И дороги… Как нарочно! Конечно, он очень многое обо мне знает. И может быть, какая-то часть его сказок адресована лично мне… Да, я скучаю по… музыке. Да, меня тоже ждут где-то там, далеко. Но я же не могу просто так оставить Дом и его обитателей! Не могу.
Бродяга хитро взглянул на меня – ну, точно! – и начал…
Они вместе уже несколько десятков лет. Правда, когда они только встретились, их звали по-другому. И выглядели они тоже по-другому.
Она в то время носила пошлые эстрадные платья с дурацкими блестками и танцевала в кабаре.
А он был солдатом. Только вернулся из армии, и друзья посоветовали ему сходить развлечься.
Под Рождество, когда одиночество особенно сильно давило на сердце, он выбрал относительно недорогое заведение, где играла веселая музыка, и вошел. Как раз начинался ее номер.
Она изображала балерину, танцующую у озера под неуместно веселую песенку. Ужасный номер – пародия на "Лебединое озеро".
Он не видел ни короткого платья, ни пудры, которая толстым слоем покрывала ее лицо и плечи – пот начинал течь уже через несколько минут, проведенных на сцене (софиты жарили невыносимо).
Он видел ее усталые глаза, натянутую улыбку и танец. Танец, который она вела, несмотря ни на что.
Их роман был обречен с самого начала: хозяин кабаре тоже любил ее. Точнее, не любил – желал, как самую неприступную из всех "птичек". Она всегда ускользала из его рук в самый последний момент. Ускользала к своему стойкому солдату.
Они гуляли по улицам, покупали жареные каштаны, и он дул на каждый, чтобы его – его! – балерина не обожглась.
Он обожал ее молча, когда она танцевала.
Он обожал ее молча, когда по утрам, в маленькой квартирке, она готовила завтрак.
Он обожал ее молча по ночам, когда вся она принадлежала только ему, а не тем, кто бывал вечерами в кабаре.
Он всё делал молча, потому что был немым от рождения. А она говорила, что в этом есть особый шик: сразу видно – мужчина не разменивается на слова, просто делает, и всё.
Но рано или поздно должна наступить развязка. А то бы они так и гуляли вечно по парижским бульварам и ночевали в его маленькой квартирке.
Зрители замечали, что ее танцы стали еще прекраснее – появилась страсть, игра, энергия. И хозяин кабаре всё чаще выходил в зал именно на ее выступления. И как-то раз, уже под утро, когда она собиралась уходить, закрылся с ней в гримерке. Никто не знает, что тогда произошло, но кабаре загорелось и сгорело до самого фундамента. На пепелище нашли изорванное платье балерины и куртку от военной формы с оловянными пуговицами.
А наши герои пропали.
В далеком прошлом один писатель-сказочник увидел эту историю во сне. Он не знал, что такое "кабаре", он видел только Балерину и стойкого Оловянного солдатика. И пожар, который поглотил их обоих.
– Это они, да? – Алина или Марина всё это время просидела, затаив дыхание.
– Да.
– То есть они не погибли?
– Они погибли для своих друзей, для хозяина кабаре и для Парижа того времени. Потом они немного пожили на страницах книг Андерсена, но им это быстро надоело. И тогда Солдатик и Балерина сменили платье и военную форму на джинсы и свитера и отправились в современный Петербург.
Они так и ходят где-то здесь.
Глава 21
Самая настоящая русалка
Извините, я всё же отлучусь. Ненадолго.
Бродяга умеет рассказывать сказки так, что после них обязательно нужно что-то сделать. А я слишком давно не слышал флейту, и мне начинает казаться, что она уже звучит где-то здесь. Но это неправда, разумеется.
Пока меня нет… Я вам не рассказывал про нашу русалку? Да, всё приберегал на попозже. Вы тогда загляните к ней сами, ладно? Она любит гостей, хотя не всегда это показывает.
Если бы он только знал, как же ей бывает холодно!
Лорелей сидела на своем любимом камне и слушала, как он играет. Она не знала имени музыканта, но куда бы ни шла, всегда стремилась обязательно пройти мимо его дома. Даже когда окна были темными, Лорелей всё равно приходила сюда, садилась на камень, поджимала колени и огромными серыми глазами смотрела на море.
Раньше ей говорили, что море – это ее родители: ветер – отец, а вода – мама. Отец гладил ее по длинным волосам, мама играла и пела.
И кажется, он тоже слышал эту музыку! Иначе как объяснить то, что совсем недавно он напевал песню про русалку, которая вылавливала тонущих моряков и, касаясь их губ, выпивала последний вздох? Только он пел, что так она питалась, а на самом деле это всего лишь способ согреться.
Этот холод жил внутри нее с рождения, он терзал ее утром и вечером, не давал передышки и ночью. Даже когда она говорила, ее зубы выбивали дробь. Раньше ее звали Лролей. Но из-за вечного озноба она никогда не могла выговорить имя правильно, отсюда и родилось – Л-ло-ре-лей.
И лишь недавно, лет двести назад, ей ненадолго удалось согреться. Именно так, как пел музыкант – Лорелей спасла случайного моряка: его грудь была пробита деревянной реей и он умирал у русалки на руках. Моряк бредил. Увидев Лорелей, он решил, что она ангел, и попросил его поцеловать. И коснувшись его губ, с которых тут же отлетел последний вздох, Лорелей впервые в жизни избавилась от ненавистного холода.
Но это случилось только однажды. С тех пор она жила как прежде: грела озябшие руки в лучах солнца, спала, свернувшись клубочком где-то в лесу, гуляла по полям, плавала в море.
А музыкант опять пел про русалок, и Лорелей поморщилась – он всё же поет неправильно!
Дождавшись, когда он замолчал и выключил свет, Лорелей подошла к дому. Она легко забралась на третий этаж, спрыгнула с перил балкона и вошла в гостиную.
Лорелей коснулась пальцами струн гитары, стоявшей у дивана, покрутилась у большого зеркала. Темнота русалке не помеха, она видит всё – даже то, чего, на человеческий взгляд, в комнате нет.
"Он мой!" – беззвучно ощетинилась Лорелей на темных существ, ютившихся по углам. Их тоже привлекала энергия сердца и тепло души музыканта. Существа сгрудились в кучу, но Лорелей всё равно зашипела на них, почувствовав, как ногти на руках твердеют и становятся длинными острыми когтями, а рот наполняется слюной.
Хоть и редко, но бывает, что Лорелей жаждет крови. Боя, когда жизнь побежденного врага можно высосать до капли вместе с его кровью, и неважно, чья жизнь и какого цвета кровь.
Почувствовав это, существа в ужасе разбежались, в комнате снова стало тихо. Желание воевать тоже исчезло.
Лорелей одернула платье и пошла дальше, тихо шагая по деревянному полу босыми ногами. Она приподняла подол, осторожно вступила в блестящую полоску лунного света, присела и… легко проскользнула сквозь половицы в том месте, где луна прочертила ей дорожку. И так же невесомо, по-кошачьи, опустилась в спальне.
Музыкант спал в одежде, лежа на спине поверх покрывала. На тумбочке стоял недопитый бокал белого вина, рядом примостилась вторая гитара. Он спал неспокойно, вертел головой, вздрагивал всем телом и временами шарил около себя рукой, как будто хотел что-то нащупать.
А возможно, он просто чувствовал присутствие русалки.
Лорелей взяла бокал с тумбочки и пригубила. Вкус ей не понравился, а вот ощущение мужской руки на ножке бокала (предметы довольно долго помнят прикосновения человека) оказалось просто восхитительным. Русалка остановилась около кровати и протянула озябшие ладони к музыканту, потом осторожно устроилась рядом – покрывало даже не примялось.
Лорелей какое-то время просто сидела и любовалась. Его волосы, собранные в сбившийся хвост, были такой же длины, как у нее, и примерно такого же цвета. Она провела по ним рукой и не выдержала – наклонилась и потерлась щекой. Коснулась пальцами гитары, лаская, провела по грифу и дальше – по бедру мужчины, такому упоительно теплому, по животу – и дошла до груди. Лорелей выдохнула сквозь зубы, почувствовав, как отступает холод. Она вытянула обе руки и, сделав их почти прозрачными, погрузила в грудь музыканта. Тепло потекло по ее венам, от нахлынувшей энергии Лорелей тихонько застонала, откинув голову назад. Она упивалась тем, как рушится лед внутри, как согреваются вечно холодные пальцы, как начинают гореть губы…
Но вдруг… Музыкант хрипло застонал, вздрогнул всем телом и стал тихо и часто дышать, словно пытался вдохнуть, но что-то мешало. Лорелей быстро выдернула руки из груди мужчины и напряженно вгляделась в его лицо. Тот успокоился.
Тогда она наклонилась к уху музыканта и рассказала, как всё на свете устроено на самом деле, и как было до него, и как будет после. Она говорила не голосом, а душой и сердцем, поэтому никто кроме музыканта и самой русалки не слышал этих слов.
Он нахмурился во сне, а Лорелей, не удержавшись от искушения, осторожно коснулась губами, которые снова стали ледяными, мочки его уха, по-кошачьи потерлась носом о щеку. И неожиданно у нее вырвалось тихое гортанное мурлыканье.
Лорелей беззвучно засмеялась, поймала звук, не давая ему вырваться, а потом сунула руку под вторую подушку на кровати и, разжав пальцы, отпустила. Русалка представила, как музыкант будет ворошить постель в поисках кошки, и улыбнулась.
После этого она быстро выскользнула в окно. Легко приземлившись со второго этажа, Лорелей одернула платье и побежала вперед, танцуя и подпрыгивая от греющих ее новых ощущений.
Через два дня русалка обнаружила, что музыкант уехал, а на ее любимом камне стоит термос с глинтвейном и лежит его теплая черная куртка. В эту куртку можно было уместить трех Лорелей, и она совершенно не подходила к длинному платью. Но разве от этого куртка грела меньше?
Глава 22
Дом не впускает Зло, а Хлоя рассказывает о себе
Сегодня очередь Лорелей прибирать подъезд, и русалка, весело насвистывая разухабистую матросскую песенку, мыла ступеньки.
– Вы, наверное, консьержка, да? – внезапно раздалось сзади.
Лорелей обернулась на голос и с удивлением посмотрела на странную пару. Она, конечно, привыкла к тому, что в Доме ничего просто так не случается и сюда часто приходят странные личности, но эти двое были странны именно своей обыкновенностью. Высокий мужчина в светлом костюме смотрел с дружелюбной хамоватостью и вертел на пальце ключи от машины. Его дама – это она приняла Лорелей за консьержку – с удивительным мастерством балансировала на мокрой плитке пола на высоких шпильках, напоминающих палочки для суши.
– Нет, она такой же жилец дома, как мы все. Вы к кому? – сверху осторожно спустилась беременная Хлоя.
– Мы хотели квартиру себе здесь посмотреть. У вас мансарда свободна? – спросила женщина без тени улыбки.
– Нет. А как вы сюда попали?
– Что значит – как попали? Через дверь! – мужчина поставил ногу на ступеньку, чтобы подняться, но неожиданно во дворе заорала сигнализация машины.
Пара обернулась к входной двери и пропала. Вернее, не пропала – оба просто оказались по ту сторону двери в подъезд. Лорелей и Хлоя заметили, как они досадливо поморщились и, синхронно махнув руками, пошли к машине.
– Кто это был? Это Дом их выгнал? – осторожно спросила Лорелей.
Она втайне полагала, что бывшая гадалка знает о Доме столько же, сколько и Варцлав.
– Это было Зло. Ты не устала, Лорелей? Пойдем попьем имбирного чаю, и я всё тебе расскажу.
Хлоя увела русалку к себе в квартиру, где оказалось на удивление тихо и спокойно, что в принципе не случается там, где проживает хоть один ребенок.
– Дети в садике, а Джеффери на работе, – пояснила Хлоя, разливая чай.
Лорелей кинулась помогать забавно переваливающейся при ходьбе, как все беременные, хозяйке, и через несколько минут они уже сидели за столом и пили ароматный имбирный чай с вкусным шоколадным печеньем.