- На самом деле.
- Дура ты все-таки, - сказала ворона после задумчивой паузы. - Отвлеклась я. Вернемся к нашим баранам. Да. Так вот. Мой повелитель, Великий Герцог Тосканский, повелел мне в день твоего тридцатитрехлетия открыть тебе…
- К кому вернемся? К баранам? Опять пошутили? Ворона щелкнула клювом и обернулась на едва слышный скрип двери.
В гостиную бочком, прижимая к груди томик Флобера, проник Аксакал.
- Вы тут, товарищ Виолета? С кем это вы? Я вам не помешал? Хотел тут поработать с литературой.
- Я? Я тут с птичкой. - Виолета Макаровна подняла с пола тряпку. - Мы тут прибираемся.
- Ну что же, - вождь задумчиво покачался на пятках, - продолжайте, товарищ. Не буду вам мешать. А птица у вас великолепная. Замечательная птица. Простая, народная пичуга без интеллигентских изысков и буржуазной демагогической фанаберии. Мудрая птица. Ворона, кажется. Я прав?
- Гляди-ка, орнитолог к нам пожаловал, - посмотрев на вошедшего, удивилась ворона. - Специалист!
Аксакал перестал качаться, выронил книгу, кивнул и вежливо улыбнулся.
- Я, пожалуй, пойду. Работайте, товарищи. Если меня будет искать товарищ Тайгер, я у себя. Прилягу. Как-то мне сегодня не по себе.
- Не волнуйтесь, товарищ Аксакал. Я, конечно, передам товарищу Тайгеру, что вам нездоровится, - сказала Виолета Макаровна, делая вороне знаки тряпкой.
- Да-да, именно Тайгеру. Он в случае чего… Надежный, преданный делу товарищ. Матерый человечище, - с некоторым трудом выговорил Аксакал, поднимая "Мадам Бовари" в плюшевом переплете.
- Погодь, Макаровна. Ты меня в правах не ограничивай, - отмахнулась крылом от тряпки ворона. - Хочу спросить специалиста. Вот когда меня нет, я где?
Аксакал сдул с "Мадам Бовари" соринку, вздернул бороденку и почесал под ней горло.
- Можете передать товарищу Тайгеру симптомы: удушье, бред, потеря аппетита. По-видимому, дает себя знать титаническая работав условиях строгого подполья и дефицита времени. Конспирация, знаете ли… Ну, вы понимаете, товарищ Виолета. Надеюсь, товарищ Тайгер отыщет врача в нашем коллективе.
- Душно ему, врача ему, - проворчала ворона. - Ты не симулируй, орнитолог. Ответь толком. Где размещаются фантомы? Понял меня? Я тебя об фантомах спрашиваю, трудоголик титанический.
Аксакал посмотрел на ворону, потом на "Мадам Бовари", потом на Виолету Макаровну.
- Она не простая птица, товарищ Аксакал, - виновато объяснила дама со шрамом, - она плод. Понимаете? Она плод фантазии моего прадеда алхимика.
- Вот как? - заинтересовался Аксакал. - Ваш прадед, товарищ Виолета, был алхимик? Надеюсь, вы не скрыли этот факт от товарищей?
- Он у ней еще магом и герцогом был, - дополнила птица. - Но это без разницы. Помер он. Давно уж помер. Прокололи его шпагой на дуэли. Я тебя об другом спрашиваю. Я об фантомах интересуюсь.
- Как это? Вы о чем, гражданка ворона? Что значит прокололи?
- То и значит. Хрясть и насквозь! Понял, нет?
- Ну, эту деталь в анкете можете опустить, - подумав, разрешил Аксакал. - Но вот социальный статус предков…
- Да что ты все заладил о предках? Ты про фантомов объясни, если понимаешь. Или ты без понятия?
- Ну, отчего же? - нахмурился Аксакал. - Фантом? Фантом - термин в философии популярный. Это нечто нематериальное, кажущееся, иллюзорное. Проще говоря, миражи ничего более. В труде предвестника социальных бурь господина Гоголя "Мертвые души" выведен некий обобщенный образ мечтателя Манилова, который…
- Это я мираж? - спросила ворона с угрозой. - А ежели я тебя сейчас в плешь клюну, кто я тогда буду?
- Как это клюнете? Я протестую! Такая форма дискуссии неприемлема в интеллигентном обществе. И должен заметить, если уж вы, гражданка, называете себя фантомом, вы и ведите себя соответственно. Для достойных представителей вашего вида материальная агрессия противоестественна. Фантомы не клюются. Маниловщина физически безвредна. А в социальном плане даже и полезна. Полагаю, что утопия продуктивна, поскольку позволяет прогнозировать тенденцию эволюции общественных процессов. - Аксакал сделал лекторскую паузу, - Вам понятна моя концепция, товарищи?
Дама со шрамом глубокомысленно закивала, делая умоляющие знаки вороне. Птица раскрыла было клюв, но, глядя на даму, не издала ни звука.
- Ах, как вы поучительно излагаете, товарищ Аксакал! - восторженно улыбнулась Виолета Макаровна. - Вас надо стенографировать и стенографировать для пользы поколений.
- Скажите, товарищ Виолета, а вы уверены, что гражданка ворона действительно является фантомом? - с подозрением глядя на птицу, спросил Аксакал. - Не преследует ли она некую политическую цель, выдавая себя за мираж? Если она намерена, усыпив бдительность, внедриться и подорвать сплоченные ряды изнутри, то…
- Куда внедриться? Что мелешь, конспиратор? - не выдержала гражданка ворона. - Гляди! - Она исчезла и появилась через пару секунд. - Ну?
- Убедительно, - согласился Аксакал. - Временное исчезновение комплекса моих ощущений подтверждает вашу иллюзорность. Вы доказанный фантом. Верю, но прошу правильно понять причину моей подозрительности.
- Да мне до фонаря твоя подозрительность, - вскипела ворона. - Ты нам доподлинно объясни, где я бываю, когда меня нет?
- А сами вы как считаете? - хитро прищурился Аксакал после продолжительного раздумья. - Самим размышлять нужно, друзья мои. Самим, непременно самим, нужно осмысливать окружающую вас действительность. Наблюдать, анализировать и делать выводы. И, разумеется, изучать классиков. Могу рекомендовать Беркли, Канта, Юма и меня, пожалуй. Вам понятна моя позиция в данном вопросе, товарищи?
Сказав это, председатель властной тройки прижал к груди "Мадам Бовари" и выскользнул из гостиной.
- А нигде я не бываю! - вдруг сообщила ворона Виолете Макаровне тоном Ньютона, открывшего закон притяжения после намека яблока, упавшего ему на академические букли. - Совершенно нигде! Я бываю только, когда бываю, а когда не бываю, то и нет меня нигде. Тебе понятна эта… как ее… концепция?
Виолета Макаровна сделала умное лицо, кивнула и твердо сказала: - Нет.
- Вот я и говорю, что дуреха. Не тянешь ты на мыслителя. А прадед твой был покруче всех этих Кантов и Юмов, вместе взятых. Куда гены подевались в процессе мутаций? - с риторической горечью вопросила ворона. - Ладно, вернемся к нашим… Ну, про баранов не буду, чтобы не отвлекать. Я что хочу сказать. Внимай старательно! Внимаешь? Так вот, твой прадед Великий Герцог Тосканский оставил тебе клад на этой горе. Уразумела? Вот и умница. Место тайное покажет тебе этот ваш, который дочку птахами ни в чем не повинными кормит. Он там дуриком пуговицу нашел. Ну, все! - Ворона облегченно каркнула по-птичьи. - Притомилась я за эти годы. Это какое ж терпение нужно, чтобы за полтора века никому не трепануть! Ты хоть понимаешь эту концепцию?
Приснившаяся ворона оказалась права. На ветхой одежке Фома Кузьмич нашел еще семь золотых пуговок. Сидя на раскладном парусиновом креслице в тени дерева, чудом сохранившегося среди сорных отвалов, он радостно пересчитывал их, беззвучно шевелил губами и планировал новую жизнь. А рядом со счастливым обладателем ценных пуговиц, около засохшего куста сирени, на самом солнцепеке, защищенная от яростных полуденных лучей лишь куцей артековской панамкой, маялась, не зная, как приступить к разговору, Виолета Макаровна. Так ничего и не придумав, она подошла к счастливцу.
- Вот говорят, вы, Фома Кузьмич, пуговицу нашли? Фома Кузьмич поспешно спрятал золото в карман, нахмурился и строго посмотрел на собеседницу.
- А кто говорит-то? Нечесаный старик, который срок мотал за незаконные гешефты? Врет! А вам, Виолета, нужно не сплетни безумные слушать, а беззаветно служить обществу на доверенном вам посту. Слышал, товарищ Аксакал слег. Доктора ему необходимо отыскать хорошего, а то ведь, не приведи Господь, загнется идеолог. Как без него? Нельзя нам теперь без теоретика. Что будем жрать, когда бычки покончаются? Хорошо, если что-то калорийное нам на помойку выбросят. А если нет?
- Федор книжку банковскую у старухи нашел, на ней бешеные деньжищи лежат.
- Так даст ли банк старухины деньги лупоглазому ментяре? Не даст. То-то и оно, что добром нипочем не даст. Силой нужно брать, штурмом. А как штурмовать банк без теории? Ищи врача, Виолета! Есть тут в большом бараке хирург-академик, но он еврей, поэтому твердой уверенности, что этот академик правильно все вырежет у товарища Аксакала, нет.
- Ах, оставьте эти ваши глупости! Не нужно ничего вырезать у нашего идеолога, Здоров он. Товарищ Аксакал птичкой немножко напуган, и, надеюсь, он сам без хирурга оклемается. - Пояснив председателя Властного Триумвирата, Виолета Макаровна нахмурилась и многозначительно посмотрела на собеседника. - Значит, вы, гражданин, утверждаете, что найденная вами пуговица не более чем безумная сплетня?
Слово "гражданин" и тон, которым был задан вопрос, заставили Фому Кузьмича задуматься. Кто ее знает, эту странную даму в пионерской панамке и с подозрительным шрамом на роже. Может, она есть секретный агент с полномочия ми. При этой мысли Фома Кузьмич вздрогнул, поежился и изобразил лучезарную улыбку.
- Это вы про пуговичку? Да-да, как же, вспомнил! В леске на горке нашел. Я ее, пуговичку эту, как приманку для птичек…
- Место помните?
- Место? Какое место?
- Не юлите, гражданин! Место, где пуговицу нашли?
- Ага, помню. На самой вершине горы на сучке большого дерева одежка висит. Не юлю я. Совершенно не юлю. Как можно юлить, если доверенный товарищ спрашивает?
- Показать можете?
- Ага, могу. Отчего не показать доверенному товарищу. Старый такой пиджачишко бросовый на сучке висит, под пальцами сыплется. Даже и непонятно, как на нем пуговичка-то держалась? Дочка одежку углядела. Вместе гуляли, она и увидела. Глазастая она у меня, все примечает.
- Позовите дочь и покажите мне это дерево, гражданин! - приказала Виолета Макаровна суровым голосом.
- Шанцевый струмент прихвати, - сказал кто-то за спиной Фомы Кузьмича, со стороны особняка.
- Как? - Фома Кузьмич испуганно завертел головой и никого не у видел.
- Лопату, говорю, возьми, - посоветовал невидимый голос.
- Верка-а-а! - заорал Фома Кузьмич. - Ты где? Лопату у старухи найди. На гору с лопатой этой полезем.
На самой макушке Николиной Горы в окружении почтительной поросли низкорослого осинника царственно высился гигантский неохватный дуб. На одном из нижних сучков этого дубаи висел истлевший камзол Великого Герцога Тосканского. Полтора века прошло с той минуты, когда тесноватая, сшитая по моде одежда была снята и повешена на дерево перед последней дуэлью герцога. Скрытые резной листвой дерева ветхие остатки парадного княжеского одеяния были едва видны. Виолета Макаровна чуть тронула рукой блеклую голубоватую ткань, и камзол ее прадеда беззвучно упал на землю. Фома Кузьмич потыкал лопатой гору рядом с упавшим камзолом.
- Тут и копать?
- Копайте, гражданин, - неуверенно велела Виолета Макаровна.
Фома Кузьмич успел выкопать под дубом крохотную ямку, когда раздалось удивленное восклицание.
- Ух, какой здоровский каменюка! Идите сюда!
Они обернулись. Девочка Вера приплясывала на большой черной плите; метрах в десяти от дерева. - Ты чего прыгаешь? - удивился отец.
- Так он горячий, как сковородка. Сил нет стоять.
На полированной и раскаленной под солнцем плите Фома Кузьмич увидел такой же значок, как на пуговицах.
- Здесь! - твердо сказала Виолета Макаровна.
- Ага, здесь. Непременно здесь, - согласился Фома Кузьмич. Постанывая от напряжения, он отвалил тяжеленную плиту и сунул лопату в открывшуюся под ней мягкую сырую глину.
- Это для ради геологической разведки? - осторожно поинтересовался запуганный землекоп. - В целях освоения богатств недр?
- В целях освоения, - кивнула Виолета Макаровна. Копать тяжелую липкую глину было трудно, едкий пот тек по его лицу и слепил глаза; жирные назойливые мухи жалили ему шею, но Фома Кузьмич копал. Богатства недр! Тайные, сокрытые от глаз людей богатства недр! После чудес, которые происходили на его глазах, он. был готов к тому, что в Николиной Горе откроются стратегические залежи нежного сочного шашлыка из барашка или подземное озеро ацидофилина. Но на глубине, при которой он уже с трудом выкидывал глину из выкопанной ямы, на ее дне обнаружился всего лишь кожаный мешок. Вот оно что! Сокровище! Фома Кузьмич забыл об усталости, и в сердце его полыхнула благородная страсть кладоискателя. Кряхтя, он выволок пудовый мешок из ямы. Мешок был завязан толстой бечевой и опечатан сургучной печатью все с тем же знакомым знаком. Виолета Макаровна и девочка Вера потрогали грязный мешок руками.
- Если там консервы из рыбы, ты закопаешь его обратно, - нахмурилась девочка.
Виолета Макаровна тоже нахмурилась и после некоторого колебания приказала:
- Развяжите его, гражданин.
Задыхаясь от мучительного любопытства, Фома Кузьмич набросился на мешок, но сломать печать и развязать бечеву не смог. Мешок не открывался.
- Ну, что же вы? Смелее, гражданин! - произнесла Виолета Макаровна, нетерпеливо пиная мешок ногой. - Сургуч, сургуч сломайте!
Фома Кузьмич ухватил большую кляксу печати обеими руками и тотчас отдернул их, взрыв от боли.
- Жжется она! - Фома Кузьмич протянул к Виолете Макаровне ладони, на которых вздулись ожоговые волдыри.
- А не лезь к чужому. Ежели не твое, то и не хватай, - назидательно сказал кто-то за спиной обожженного кладоискателя. Фома Кузьмич оглянулся, но кроме дуба с твердой узорной листвой, которая тихо звенела от легкого ветерка, ничего не увидел. - Таперича сама попробуй! - посоветовал невидимый голос. - Твой кошель-то, тебе оставлен, сама и печать ломай.
Виолета Макаровна опустилась перед выкопанным мешком на колени и легко, без усилий развязала его.
Жизнь Фомы Кузьмича наполнилась золотом. И не грезами пустыми, а золотой явью. Убежден он был, что пудового веса мешок, который он выкопал под древним дубом на вершине Николиной Горы, был не иначе как с золотом. Что уж там точно было, Фома Кузьмич доподлинно не знал, Виолета смотреть в мешок не позволила, но решил, что золото, потому что за помощь и труд она вынула оттуда и дала ему пяток слоников. Пять литых золотых фигурок с устремленными вперед длинными бивнями и воздетыми вверх трубными хоботками. Фома Кузьмич слоников взвесил, и каждый потянул без малого полкило. К бывшему ювелиру Фома Кузьмич на этот раз не пошел. И без него был уверен, что золотая проба слоников ничуть не хуже, чем у пуговиц. Золотая вдруг сделалась жизнь у неверующего Фомы.
АНАРХО-СИНДИКАЛИСТ.РУ
Василий Терентьевич Якуб-Мазепа числил себя анархо-синдикалистом. Политическую платформу этих славных ребят он понимал скверно, а вернее, совсем не понимал и понимать не хотел. Его романтическую душу волновали именно таинственная загадочность этого мудреного слова, пламенный лозунг "Анархия - мать порядка!" и черный с костями стяг батьки Махно.
Из карцера, куда Василий попал за попытку побега, солдат привел его к заму по воспитательной работе капитану Шараповой. В кабинете капитана было тепло и приятно, по-домашнему, пахло туалетным мылом. На столе, за которым сидела заместитель начальника колонии по воспитательной работе, лежала пухлая папка уголовного дела и стоял большой школьный глобус. Внимательно рассмотрев приведенного зэка, капитан перестала вертеть глобус, встала и подошла к зарешеченному окну, за которым простиралась бескрайняя тундра.
- Садитесь, заключенный Мазепа. Хочу с вами побеседовать.
- Якуб-Мазепа, Регина Львовна, - поправил капитана Василий, усаживаясь на вмурованный в бетонный пол табурет. - Отчего же не побеседовать с обаятельной дамой? К вашим услугам. На любую тему. Хотите, я расскажу вам все, что знаю, о похождениях корсара Блада или поведаю краткую биографию князя Кропоткина?
- Книгу "Одиссея капитана Блада" верните в тюремную библиотеку, а про князя мне не интересно. Где вы со своими подельниками взяли гексоген мне тоже не интересно. Это не по моей части. Мне любопытно, как вы намеревались использовать взрывчатку. Хотели убить людей? Кого и за что?
- Кого и за что, - медленно повторил анархо-синдикалист. - Дело мое вы, конечно, читали.
- Прочла, - согласилась капитан. - Очень внимательно прочла.
- И вы в самом деле хотите знать, кого и за что? Или интересуетесь по службе?
- Сын академика, и вдруг бомбы, - задумчиво и с некоторым укором произнесла капитан.
- Отчего же вдруг? Ничуть не вдруг. Анархистом я становился постепенно, и началом этого становления явился поздний визит к отцу какого-то толстого полупьяного мента в чине сержанта.
- Вот как? В деле нет подробностей. Хотите рассказать?
- А вы хотите выслушать исповедь несостоявшегося бомбиста?
- Читала материалы дела, но так и не смогла понять причину, по которой доктор физических наук покушался на солидных уважаемых людей.
- Уважаемых? Вы уважаете генерала Хуциева?
- Хуциева? Не знаю такого.
- Могли бы и знать. Начальник управления Ибрагим Иванович Хуциев.
- Да-да, вспомнила. Именно в его машину вы подложили невзорвавшуюся бомбу. Почему?
Анархист вздохнул и посмотрел на засиженный мухами портрет товарища Дзержинского, висевший на стене кабинета за спиной капитана.
- Причина проста, как самодельный нож из напильника. Пока эта сволочь выдирала у нашей фирмы половину прибыли, мы терпели и кое-как изворачивались. Но потом, когда мы наладили экспорт нашей продукции в Германию и Польшу, генерал пожелал стать единственным собственником фирмы. Отец не согласился, и он убил отца. Банальная история, Регина Львовна.
- Как убил?
- Вызвал в управление для задушевной деловой беседы и убил. Труп отца со следами пыток нашли на свалке в Подмосковье около Николиной Горы.
- В деле об этом ничего нет.
- А вы хотите, чтобы было? Я писал прокурору, но они сказали, что если я не заткнусь, на той же свалке найдут мою невесту. Я заткнулся, стал анархо-синдикалистом, раздобыл гексоген и вот теперь отдыхаю от тяжких деловых будней в вашем уютном кабинете и читаю на нарах о приключениях пирата. Но Ибрагима Ивановича, это я вам сообщаю по секрету, Регина Львовна, я, как говорят ваши подопечные, замочу непременно.
Заместитель начальника колонии строгого режима отошла от окна, села за стол и минуту молча разглядывала голубое пятно океана на глобусе.
- У вас долгий срок, Мазепа.
- Якуб - Мазепа, - снова поправил капитана анархист Василий.
- Я могу определить вас в камеру мошенников. Там не так… не так опасно. Хотите?
- А где бы у вас отбывал наказание милицейский генерал?
- У вас извращенное чувство юмора, Мазепа. Ну, не с уголовниками, конечно.
- Якуб-Мазепа. Постарайтесь запомнить, Регина Львовна. Нет, не хочу. Оставьте меня у простых воров и разбойничков.
- Вам письмо пришло, Василий Терентьевич. Я его прочла, как положено, но ничего в нем не разобрала. Да особенно и не пыталась.
Анархо-синдикалист, не изменившись в лице, взял письмо, мельком глянул на конверт и сунул его за пазуху.
- Я пойду?
- Ступайте, Василий Терентьевич.