• • •
- Эй, что ты делаешь?! С ума сошла? Ты хоть знаешь, что это такое?!
Соня, уходя, оставляет люк открытым - подвал необходимо проветрить, там нечем дышать. Коннор, пользующийся любым случаем, чтобы вырваться из клетки, выскакивает наверх и застает Грейс около старого сундука. Девушка открыла его, и теперь весь пол усыпан конвертами.
- Извини, извини, я не нарочно, я не нарочно! - Грейс лихорадочно пытается запихать письма в сундук, но тот набит так плотно, что они все время пересыпаются через край. Это то же самое, что пытаться затолкать зубную пасту обратно в тюбик.
Коннор тут же раскаивается, что накричал на Грейс. Он присаживается рядом.
- Успокойся, Грейс.
- Я только хотела глянуть, что в нем, а оно все высыпалось. Я нечаянно!
- Я знаю, что ты нечаянно. Все хорошо. Спускайся вниз, я тут сам управлюсь.
Грейс не требуется второго приглашения.
- И чего только меня вечно тянет перетрогать все, что под руку попадается! Я не должна… любопытство сгубило кошку… Нельзя, нельзя!
Она кидается вниз, подальше от устроенного ею ералаша, а Коннор опять остается один на один с сундуком, только на этот раз ящик Пандоры широко открыт. Юноша не знает, куда запропастилась Соня и что она скажет, увидев весь этот кавардак.
Здесь сотни и сотни писем - их стало гораздо больше, чем в тот день, когда Коннор положил сюда свое. Конверты в основном белые и кремовые, но иногда встречаются и цветные, как будто Соне стало скучно и она выдала кому-то канцтовары поярче. На каждом конверте от руки надписан адрес.
Раз начав, Коннор уже не в силах остановиться. Он ныряет в море конвертов, перебирая их в надежде раскопать один с заветным адресом, написанным знакомым почерком. Его конверт был просто белый, и его трудно отыскать в этой снежной буре корреспонденции.
- Не найдешь, - заявляет Соня, возникая за спиной Коннора.
Тот выдергивает из сундука засунутые туда по самый локоть руки, чувствуя себя почти таким же виноватым, как и Грейс, и садится на грязный пол.
- Вы ни одно из них не отправили?
- Ни одно, - печально подтверждает Соня. - Духу не хватило.
- Хоть кто-то из тех, кто выжил, пришел и забрал свое?
- Ни один, - повторяет Соня. - Наверно, им было не до того. Если вообще кто-то выжил.
- Многие выжили, - заверяет Коннор. - Знаю точно, потому что сам выпустил их, когда они достигли безопасного возраста.
- Ты выпустил? - дивится Соня. - Наверно, стоило бы расспросить тебя, чем ты занимался все это время, но, думаю, лучше мне в это не лезть.
Коннор улыбается. "Она права, лучше не надо".
- Надеюсь, ты не замешан в дела этого негодяя Старки?
Коннор кривится и опускает глаза.
- Вообще-то, Старки - моя ошибка. Мой маленький заводной психопат.
- Хм-м-м… - произносит Соня, к счастью, не настаивая на подробностях. - Ну, может, это ты его завел, но ведь он творит то, что творит, по своему собственному разумению. Каждый из нас рождает порой чудовищ, сам о том не ведая.
Коннор бросает взгляд на забитый письмами сундук и наконец понимает, почему сидит в Сонином подвале и тянет время. Вот что его держит!
- Вы намерены когда-нибудь их разослать? - спрашивает он.
Соня садится у письменного стола и наклоняется вперед, опершись на трость.
- Полагаю, раз пришло время явить миру принтер, пришло время и почту отправить. - Она ненадолго умолкает, чтобы проверить, не собирается ли кто выскочить из подвала, и продолжает читать мысли Коннора: - Но ты не хочешь, чтобы я послала твое, не так ли?
- Не хочу.
- Потому что собираешься вручить его сам.
Коннор наполняет легкие воздухом и медленно выпускает его обратно.
- Что, опять я занимаюсь саморазрушением?
- Не сказала бы… По мне, желание довести дело до конца вряд ли можно считать актом саморазрушения.
Он опять смотрит на сундук.
- Да ладно, какая разница… Все равно найти его там - гиблый номер.
- Гиблый. - Соня открывает верхний ящик стола и вынимает оттуда конверт. - Потому что оно здесь.
Вытащи она динамитную шашку - и та не показалась бы Коннору более опасной.
- Я выудила его из сундука в тот вечер, когда вы вернулись. Подумала, что оно тебе, возможно, понадобится.
Соня протягивает Коннору письмо. Это его почерк. Адрес дома, в котором он вырос. На обратной стороне бумага слегка покоробилась там, где Коннор два года назад лизнул краешек - заклеить. Он пока еще не разобрался, друг ему это письмо или враг.
Зато он твердо знает одно:
"Прежде чем все это кончится, я должен встретиться с ними. Я загляну в глаза своим родителям. Господи, помоги мне…"
Часть вторая
Здесь водятся драконы
Из газеты The Telegraph
ДЕВОЧКА, ТАЙНО ВВЕЗЕННАЯ В БРИТАНИЮ, ПРЕДНАЗНАЧАЛАСЬ НА ОРГАНЫ
Автор Стивен Суинфорд, старший политический обозреватель; 10:00 вечера 18 октября 2013 года
На днях был раскрыт первый случай тайного ввоза в Великобританию ребенка, предназначавшегося на органы.
Девочку, имя которой осталось неизвестным, привезли в Соединенное Королевство из Сомали. В намерения контрабандистов входило изъять из нее органы и продать тем, кто отчаянно нуждается в трансплантации…
Эта история всплыла в правительственном докладе, показавшем, что количество людей, незаконно ввозимых в Великобританию, за последний год выросло на 50 %, достигнув, таким образом, рекордной величины…
Благотворительные организации, занимающиеся защитой детей, вчера предупредили, что преступные шайки намереваются извлечь выгоду из спроса на донорские органы.
Бхарти Пател, руководитель Ecpat UK - одного из таких обществ - сказала: "Контрабандисты пользуются ситуацией и незащищенностью детей. Вряд ли преступники станут рисковать ради ввоза только одного ребенка. Скорее всего, они сумели провезти в Британию целую группу".
По данным Всемирной организации здравоохранения, за год во всем мире в оборот поступает 7 000 почек, добытых незаконным путем.
Существует обширный черный рынок органов, таких, как сердце, легкие и печень. Почек, однако, в обороте больше всех, потому что одну почку можно удалить без вреда для организма донора.
В процесс вовлечено значительное число людей: тот, кто находит подходящую жертву; человек, обеспечивающий транспорт; медицинский персонал, проводящий операцию извлечения, и продавец…
Всю статью можно прочитать здесь:
http://www.telegraph.co.uk/news/uknews/crime/10390183/Girl-smuggled-into-Britain-to-have-her-organs-harvested.html
7 • Небесный жокей
"Проблемы в мире, проблемы дома… Столько всего навалилось - и как тут сосредоточишься на работе?! Беглые расплеты наводят террор, от хлопателей спасу нет, а теперь еще и моя собственная дочка! Я-то думал, она наконец поумнела, нарастила себе хоть капельку мозгов - и тут она выкидывает такое! О чем она только думает?"
- Земля Фрэнку! - гремит в интеркоме голос прораба. Крановщик вздрагивает. - Ты что там, на другую планету улетел?
- Нет пока еще. Готовы?
- Готовы?! Нет, лежим на травке сложа руки и плюем в небо! Немедленно начинай подъем!
- Начинаю. Очистите площадку вокруг груза.
- Груз ждет тебя. Сейчас сообщу в прессу.
Фрэнк фыркает - начальник не шутит, он и впрямь сейчас сообщит в прессу. Журналюги окружили весь Остров Свободы, нацелили свои камеры вверх, на статую, оплетенную строительными лесами. Для них это, может, и знаменательный момент, но для оператора высотного крана - всего лишь очередная работа.
"О чем только моя дочка думает? Какого черта она связалась с этим балбесом? Ей всего четырнадцать; что за дела могут быть у четырнадцатилетней девчонки из Квинса с шестнадцатилетним хулиганом из Бронкса? Она говорит, у него, мол, доброе сердце. Вот и отлично. Взять бы вырезать его из этого подонка да и отдать другому парню, более достойному моей дочери!"
Тросы натягиваются, и новая рука трогается со своего места на барже - медленно, осторожно. Эту работенку с кавалерийского наскоку не провернешь. Поспешишь - и все может кончиться плачевно: тросы лопнут, твои товарищи погибнут, а уж судебных исков вообще не оберешься. Рука поднимается плавно, будто по воле волшебника. Волшебник - это он, крановщик. Тросы, натянувшиеся под тяжестью массивного неповоротливого груза - это связки на его руках, а кран - продолжение его собственного тела.
"Этот ее бойфренд как раз в возрасте расплетения. Чертовому негодяю до семнадцати еще как минимум несколько месяцев. А если они отзовут Параграф-17, тогда в запасе будет еще год. Проблема только, что его жалкие родители не отдадут его в расчлененку. Само собой. Они ж, небось, наркоши, а то, может, еще что похуже. Пустили сыночка в свободное плавание. Если ты не в состоянии воспитать ребенка как следует, он вырастет сорняком, а сорняки положено выпалывать. Подонки, чтоб их, это все их вина!"
- Фрэнк! Господи! Ты там заснул что ли?! Осторожнее!
- Я осторожно. Ветер налетел.
- Так выправь по ветру! Не хватало еще, чтобы гребаная рука долбанулась о гребаный пьедестал и свалилась на землю, как гребаный дохлый кит!
Везде: на кране, на земле и на самой статуе - установлены камеры для слежения за ползущей вверх рукой; но мониторы не дают полной и ясной картины - это совсем не то что смотреть живым глазом. Фрэнк наклоняется в сторону, смотрит сквозь широкое стекло кабины на руку, слегка поворачивающуюся под ветром, и подстраивает натяжение тросов подобно тому, как поправляют венецианские жалюзи; кисть с факелом наклоняются под углом в 45 градусов. При этом положении груз принимает ветер иначе, что способствует более плавному подъему. Еще минута - и рука поднимается над пьедесталом; Фрэнк подводит ее ближе к статуе.
"Скрести дворнягу с дворнягой, и получится дворняга. Что годится для собак, годится и для людей. Родители этого скота, небось, все время под кайфом, так что даже ордер подписать не в состоянии. Есть вещи, которые нельзя оставлять на усмотрение родителей, особенно когда их самих надо было расплести еще до того, как они начали размножаться. Хорошо хоть подняли вопрос об обязательном расплетении хулиганов-подростков. Если этот закон пройдет, может, проблема разрешится сама собой. А нет - так у меня есть родич, который знает одного парня, который знает другого парня, у которого есть знакомый орган-пират. Придет, заберет щенка, и поминай как звали. Только одна закавыка - у меня ж на это пороху не хватит".
- Отсюда, снизу, вроде все хорошо. Фрэнк, ты в порядке? Что бы ни случилось, не опускай руки! - Тут начальник ржет: - "Не опускай руки"! - По всей вероятности, сам не заметил, как отмочил шутку.
- Рука помощи мне бы не помешала, - отвечает Фрэнк, и начальник опять ржет. Фрэнк увеличивает угол до восьмидесяти градусов. Рука с факелом висит теперь на паутине тросов почти вертикально.
Без правой руки статуя смахивает на Венеру Милосскую: угрюмая, какая-то бессильная… Совсем не та аллегория Свободы, которую в старые времена видели иммигранты, сходившие на берег соседнего острова, Эллис-айленда; но ничего не поделаешь - оригинальная рука отжила свое. Медная оболочка и внутренняя арматура были попросту слишком тяжелы и с годами ослабли. Опасаясь, как бы рука не поддалась усталости металла да ненароком не отвалилась во время очередного шторма, власти решили заменить ее на другую, из более легкого и прочного сплава алюминия с титаном. Или что-то в этом роде. Единственная проблема - новая рука серебристо-серая, а не бледно-зеленая. Ну да высоколобые парни из конструкторского бюро наверняка уже придумали, как покрасить ее в тон статуе. Это не его, Фрэнка, проблема.
"Моя проблема - сопляк, с которым встречается моя дочь. Тут еще жена орет на меня, как будто это я виноват. А что я-то могу поделать?!"
"Ты не должен был давать ей столько свободы, Фрэнк! А ну как она забеременеет? Что тогда?"
"Что-что… Подкинет на чужой порог, вот что. И поделом, как говорится, если ума нет. Или выйдет замуж за этого имбецила. Кошмар…"
- Давай помалу! - взывает с земли прораб. - Посади ее на место, Фрэнк, легко, словно поцелуй!
Фрэнк включает лазерную систему наведения и откидывается в кресле. Теперь от него ничего не зависит. Это как стыковка космического корабля - все делает компьютер с хирургической точностью до миллиметра. Крановщик наблюдает за картинкой на многочисленных экранах: вот рука подводится к специальным пазам, сделанным в тунике мисс Свободы, вот она входит в них с глубоким мягким звоном, эхо которого отдается во всем теле Фрэнка. Внизу бригада строителей разражается аплодисментами.
Теперь за дело принимается команда корабелов-сборщиков - закрепление руки больше похоже на сборку судового корпуса. Неделю будут сваривать, спаивать, соединять на молекулярном уровне, так чтобы сталь и медь срослись с новым сплавом. Опять-таки это не его, Фрэнка, проблема. Завтра он возвращается к работе на строительстве роскошного небоскреба на Верхнем Вест-Сайде - обычный небесный жокей, оператор обычного высотного крана, таскающий балки на восемьдесят восьмой этаж. Меньше ответственности - меньше стресса.
И когда, наконец, он сможет избавиться от непутевого бойфренда своей дочери и в доме воцарится покой, дела пойдут куда веселее.
8 • Кэм
Камю Компри - очень счастливый молодой человек. И все же…
Камю - в высшей степени целеустремленный молодой человек. Вот только он не знает, сам ли ведет себя к этой цели или его направляет кто-то другой.
Сидя на балконе и озирая океан с высоты молокайского утеса, Кэм размышляет о смысле своей короткой жизни, начавшейся несколько месяцев назад. До этого он существовал в виде девяноста девяти фрагментов других людей. Вообще-то, у него есть подозрения, что их значительно больше, просто "девяносто девять" - приятная для уха аллитерация. Хорошо для прессы. Хорошо для паблисити. Вся "жизнь" Кэма - сплошное паблисити. Остается только выяснить, почему это так. Почему "Граждане за прогресс" вложили в него столько денег? Почему армия Соединенных Штатов "купила" его, словно он какое-то имущество? Да, весьма ценное, но всего лишь имущество. Когда-то его очень мучили все эти вопросы. Больше не мучают. По некой причине.
Он любит Молокаи. Наверно, потому, что этот остров - нелюбимый родич в семье Гавайских островов. Некогда колония для прокаженных, а ныне лишь диковина, Молокаи дал приют огромному комплексу, собственности "Граждан за прогресс". Насколько известно Кэму, особняк на утесе - лишь часть комплекса. То же самое можно сказать и о самой организации ГЗП: сфера ее влияния распространяется гораздо дальше, чем представляется на первый взгляд.
- Почему не ешь, Кэм? - спрашивает Роберта, усаживаясь за стол напротив него. Роберта - его создатель, его строитель… как там еще называют тех, кто дал тебе жизнь. Может быть, даже "мать", хотя ему претит называть ее так.
- Тебя жду. - Он косится на стоящую перед ним тарелку с неаппетитной на вид закуской. - К тому же в моем внутреннем сообществе слишком мало любителей фуа гра. Подожду-ка лучше главного блюда.
- Попробуй хоть кусочек.
- Кусочков у меня столько, что спасибо, обойдусь без дополнительных.
Она закатывает глаза и принимается изящно намазывать эту отвратную утиную печень на ломтик поджаренного хлеба. Насколько Кэму известно, чтобы сделать фуа гра, уток кормят насильно, пока те не становятся жирными до безобразия, а их печенки разбухают так, что едва не лопаются. Подумать только, до каких излишеств додумалось человечество! Кэм переводит взгляд на океан.
- Генерал Бодекер готовит тебе прием на следующей неделе в Вест-Пойнте.
- Надеюсь, обойдется без речей?
- Только неформальные - тосты, светские беседы, все в этом роде. Через пару дней он сам приедет посвятить тебя в детали.
- И почему военные не могут просто что-то рассказать? - говорит Кэм. - Вечно им надо "посвятить в детали".
- Я считала, что кто-кто, а вы, мистер Компри, цените формальные обороты речи.
- Ты теперь обращаешься ко мне во множественном числе? Наверно, правильно.
Кэму уже давно изложили перспективы карьеры в Вест-Пойнте: его ускоренным курсом проведут через обучение и сделают офицером; и все это время он будет позировать для фотографов в качестве "лица Современной Американской Армии", чтобы это ни значило. Поначалу эта затея вызывала у него отвращение, но теперь его установка радикально изменилась.
Надо признать, военная форма ему очень к лицу. Она придает ему значимости, словно он стал частью чего-то великого. С какими высокими деятелями он будет отныне тесно общаться, причем не в качестве ходячего курьеза, а как гордый офицер американской морской пехоты! Ему разрешили самому выбрать род войск, и он выбрал морскую пехоту. Кэм ликует при мысли о своем блестящем будущем. И все же…
Наконец он отрывает взгляд от океана.
- Давай поговорим о человеке, которого я твоими усилиями забыл. О Девушке.
Роберта невозмутимо приканчивает фуа гра.
- Ты же знаешь, что я не желаю это обсуждать, так к чему заводить разговор?
- Потому что когда я заставляю тебя вспоминать, у меня появляются хоть какие-то проблески.
Приходит служитель, забирает тарелки с закуской и приносит главное блюдо - говяжью вырезку. В Кэме пробуждается аппетит, но он не слишком голоден, чтобы сразу приняться за еду.
- Я по-прежнему чувствую, как червь шевелится у меня в мозгу, - говорит он.
- Никакой это не червь. Просто немного разумных наноагентов; все, что ты якобы чувствуешь - плод твоей фантазии.
Он начинает резать мясо, воображая, как армия нанороботов кишит в его слепленном из частей мозгу, ползая по аксонам, прыгая с дендрита на дендрит - и все они настроены на поиск специфических воспоминаний. Как только его мысль сознательным усилием добирается до нужного ему воспоминания, наниты тут же изымают его. И всё, чистота и порядок. Первые несколько дней после процедуры Кэм испытывал неприятное чувство "вот-оно-вертится-на-кончике-языка". Это случалось каждый раз, когда он пытался дотянуться до имени и лица, которые помнились миг назад, а в следующий исчезали. Постепенно чувство притупилось, но болезненное ощущение потери никуда не делось. Хотя это тоже не совсем верно. Наниты перенаправляют мысли Кэма на что-нибудь, связанное с армией, при этом в его мозгу возбуждается центр удовольствия. Таким образом, дыры в его сознании заполняются, как гипс заделывает трещины в штукатурке.
Что по-настоящему мешает ему оставить за спиной свою прошлую жизнь - так это воспоминания, лежащие на периферии сознания. Кэм помнит Акрон, помнит, как помогал Коннору Ласситеру, но подробности тонут в тумане. Он помнит также, как решил стать героем ради Девушки, а не ради "Граждан за прогресс".