Он листает газеты. Серьезные издания не пишут о нем всякой чепухи, но ни одно из них не обходит молчанием тему Мейсона Майкла Старки. Эксперты-психоаналитики пытаются объяснить его мотивы. Юновласти впадают в бешенство при одном упоминании его имени. В школах во всех концах страны вспыхивают беспорядки: аистята бьют не-аистят. Они требуют равного отношения к себе от мира, который хотел бы, чтобы они попросту исчезли.
Люди называют его чудовищем за то, что он линчует "невинных работников" заготовительных лагерей. Они называют его убийцей за жестокие казни врачей, выполняющих расплетение. Ну и пусть навешивают ярлыки - это лишь способствует расцвету легенды по имени Старки.
- Сегодня подвезут боеприпасы, - говорит он своей помощнице. - Может, и новое оружие тоже.
Он внимательно всматривается в лицо Бэм, чтобы засечь ее реакцию. Не то, что она скажет, а то, что почувствует. Судя по мимике, его старшая помощница на точке кипения.
- Если уж хлопатели снабжают нас оружием, может, они бы позаботились об инструктаже? Ребята могут случайно разнести в клочья собственные головы!
Старки становится смешно:
- Хлопатели преспокойно посылают детей, чтобы те разнесли себя в клочья ради их целей! И ты правда думаешь, им есть дело до того, что несколько аистят подстрелят себя?
- Может, им и нет дела, - восклицает Бэм, - зато тебе должно быть! Это же твои дорогие аистята!
Старки слегка уязвлен, но старается этого не показывать.
- Наши, - поправляет он.
- Если ты заботишься о них на самом деле, а не только на словах, ты обязан защитить их от себя самих! И друг от друга.
Но Старки знает, что в действительности скрывается за словами Бэм: "Если ты болеешь душой об аистятах, прекрати нападать на заготовительные лагеря".
- Сколько наших погибло в последней операции? - спрашивает он.
Бэм передергивает плечами.
- Откуда мне знать?
- Оттуда, что ты знаешь. - Старки просто констатирует факт. Ему известно, что она собирает все данные - чтобы использовать их против него. Или, может, чтобы изводить себя саму.
Бэм несколько мгновений выдерживает его взгляд, но потом маска напускного неведения спадает.
- Семеро, - цедит она.
- А сколько аистят примкнуло к нам?
Бэм явно не хочется отвечать, но Старки ждет, и она нехотя выплевывает:
- Девяносто три.
- Девяносто три… И двести семьдесят пять не-аистят освобождены из лагерного ада. Думаю, это стоит семи жизней, которые мы потеряли?
Бэм не отвечает.
- Так стоит или нет? - настаивает он.
Наконец Бэм отводит взгляд, смотрит в окошко, видит внизу сотни детей…
- Стоит, - бурчит она.
- Так из-за чего мы спорим, спрашивается?
- Мы не спорим, - произносит Бэм и поворачивается, чтобы уйти. - Никто и никогда не спорит с тобой, Мейсон. Смысла нет.
• • • • • • • • • • • • • • •
ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕКЛАМА
Мы живем в страшные времена. Хлопатели терроризируют наши жилые кварталы, беглые расплеты убивают невинных, хулиганствующие беспризорники грозят кровавым мятежом. На государственном и местных уровнях обсуждаются различные меры по обузданию не поддающихся исправлению подростков, но этих мер явно недостаточно. Нам требуется всеохватная национальная политика, направленная на то, чтобы искоренить зло прежде, чем в завтрашней прессе появятся трагические заголовки.
Закон о приоритете общего блага над правами родителей, или просто Билль о приоритете, нацелен именно на это. Он забирает у плохих родителей право распоряжаться судьбой их детей и отдает его в руки Инспекции по делам молодежи, которая, таким образом, получает возможность выявлять и направлять на расплетение наиболее опасных подростков.
Пишите вашим представителям в Конгрессе и сенаторам! Скажите им, что поддерживаете Билль о приоритете. Пока не будет принят этот закон, вашим семьям не знать покоя!
- Спонсор: "Граждане за общее благо"
• • • • • • • • • • • • • • •
Когда солнце начинает клониться к горизонту и на пол ложатся длинные тени, Старки нисходит из своего кабинета, чтобы пообщаться с массами. Одни ребята здороваются с ним; другие, слишком напуганные, боятся даже взглянуть в его сторону. Старки без помех движется сквозь толпу. Никто не суется к нему со своими проблемами. В этом еще одно отличие управленческого стиля Старки от Коннора в бытность того начальником Кладбища. Коннора постоянно грузили всякой повседневной чепухой: то унитазы забились, то медикаментов не хватает, и прочее в том же духе. Подчиненные Старки не отваживаются тратить зря драгоценное время их командира. Есть проблема - живи с ней или решай ее сам. Не надоедай вождю всякой ерундой. Его дело - война.
Ужин запаздывает на четверть часа, поэтому Старки наведывается на полевую кухню, где Хэйден Апчерч и его команда обливаются потом, перетаскивая огромные банки с тушенкой.
- Приветствую тебя, о могучий вождь! - изрекает Хэйден.
- Где ужин?
- Мы ожидали подвоза продуктов от нашей "опереточной клаки", но они, похоже, на этот раз прислали только вооружение, никакой еды. Так что сегодня придется довольствоваться тушенкой! - Хэйден выдает свою реплику с весьма довольной миной.
- Чего лыбишься? Тушенка - это же такая гадость!
- Тушишь… э-э, шутишь? А я от нее тушусь… то есть тащусь. Какой еще продукт можно жрать и холодным, и горячим? Тушенка - это же просто туши свет!
Самое отвратное в Хэйдене то, что Старки никогда не удается понять, где кончается его обычная ирония и начинается прямое неуважение к начальству. Одно время Хэйден представлял собой немалую проблему: он отказался работать на Старки, которому требовались его компьютерные навыки. Но позже Хэйден, кажется, смирился и помогал вождю аистят в выборе целей и разработке стратегии. Теперь он разжалован обратно на кухню и отлично справляется с этой работой, хотя и не без доли едкого шутовства. Старки, вообще-то, не доверяет Хэйдену, но куда денешься, если этот парень - единственный, кто может обеспечить регулярную кормежку для шестисот ртов три раза в день. Хэйден Апчерч - необходимое зло.
- Чтоб ужин был на столе через десять минут, иначе я найду тебе замену.
- Ультиматум принят, - роняет Хэйден и возвращается к работе.
Старки находит Бэм в оружейной - она вынимает припасы из ящиков без опознавательных знаков, доставленных на грузовиках тоже без опознавательных знаков. Их благодетели не скупятся, когда дело касается вооружения по последнему слову техники.
- Что там нам прислали? - осведомляется Старки.
- Смотри сам. Штурмовые винтовки, автоматы… И целую кучу Глоков. Должно быть, решили, что для детей поменьше пистолеты - как раз то, что надо. - Ее голос так и сочится желчью, и сарказм у нее куда мрачнее, чем у Хэйдена.
- Считаешь, было бы лучше, если бы они оказались во враждебной обстановке безоружными?
Она не отвечает на вопрос, но когда ее помощники уходят на ужин, Бэм говорит:
- Тебя не мучает, что нас финансируют и вооружают те же люди, что покровительствуют хлопателям?
Старки закатывает глаза. У него на этот счет никогда не было ни малейших угрызений. Дареному коню в зубы не смотрят.
- Да ладно тебе. Мы же не собираемся взрывать себя, - произносит он.
- Пока нет. Но кто знает, чего эти типы потребуют от нас за свои благодеяния?
- Тебе не приходило в голову, что чем больше они дают нам, тем меньше остается для хлопателей?
- Какое великолепное оправдание! - горько смеется Бэм. - "Мейсон Старки: спасу мир от хлопателей за приемлемую цену!"
Она уходит на ужин, оставляя Старки кипеть от бешенства - за нею все-таки осталось последнее слово! Несмотря на весь свой авторитет, после стычек с Бэм Старки частенько чувствует себя приниженным. Она, конечно, весьма ценный кадр, всегда следует за ним в кильватере, обеспечивая гладкое течение дел. Но уж больно часто она стала нарушать субординацию - настолько часто, что с этим нельзя больше мириться. Старки понимает, что Бэм необходима ему для атаки на следующий лагерь. Но после операции… о, тогда, возможно, многое изменится! У него сколько угодно аистят, которые достойно справятся с работой Бэм. Аистят, на которых он может положиться, которые не станут ему перечить и огрызаться.
Следующий лагерь, на который они нападут - заведение очень солидное. Огромное количество охраны. Мощнейшее вооружение. Кто сможет предсказать, вернется ли Бэм из боя живой?
6 • Коннор
Бездействие. Оно лишает Коннора воли, притупляет чувства и замедляет реакцию. Вытягивает из него энергию капля за каплей. Задача, стоящая перед ним, так велика, что он не знает, как к ней подступиться. Теперь, когда принтер в их руках, нужен план действий, но… Сонин подвал - словно черная дыра, затягивающая их обратно в сонную одурь безопасного существования. Риса вернулась к обязанностям медика: лечит травмы физические и душевные, порою становясь жилеткой для тех ребят, которым необходимо выплакаться - что, кстати, необходимо всем, даже тем, кто плакаться не хочет. Коннор чинит все, что под руку попадется, - и время летит незаметно. Так легче - заниматься всякой ерундой, оттягивая принятие решений. Потому что тогда нужно будет выйти из убежища, а мир снаружи - настоящее минное поле; один неверный шаг - и все кончено. Так что в отношении принтера прогресса нет.
"Прогресс"…
Коннор понимает - пока он здесь бьет баклуши, "Граждане за прогресс" опутывают своим черным колдовством весь мир. Все больше и больше реклам, способных полностью задурить голову публике. Неужели люди - и впрямь лишь стадо баранов, которых легко обмануть? Может, и так. А может, на них обрушивается такой поток противоречивых сведений, что они попросту не знают, чему верить? Вот тут, скорее всего, и зарыта собака. Движение за отмену Параграфа-17 получает все больше сторонников. Инициативы, призывающие к учреждению новых заготовительных лагерей и к разработке новых законов, облегчающих расплетение "трудных подростков", набирают рейтинг. Политиканы, кстати, называют фактор, обусловливающий введение всех этих мер, "фактором Старки". То, что Коннору стало ясно уже давно, теперь озвучено в полный голос. Старки со своими аистятами сеет террор, с каждым "освобожденным" лагерем страх в обществе нарастает; и вместо того чтобы избавить мир от расплетения, кровавые расправы толкают публику в объятья тех, кто обещает избавить мир от Старки и ему подобных. Навсегда.
Но все эти безжалостные колеса вращаются во внешнем мире, а в Сонином тихом подполе дни перетекают в ночи, ночи в дни. Трудно не впасть в летаргию, когда твое укрытие похоже на лимб - вне времени, вне жизни…
- Соня очень занята - подыскивает для ребят новые убежища, - объясняет Риса, как будто это оправдывает их бездействие. - Но старые связи распались, и Кладбища нет, так что беглецов больше некуда отправлять.
Коннору еще до разгрома Кладбища стало ясно, что Движение Против Расплетения прекратило существование. Ключевые игроки сопротивления постепенно исчезли. Ходят слухи, будто значительное число их погибло в "случайных" терактах хлопателей. Это наводит Коннора на мысль, что создаваемые хлопателями хаос и анархия на самом деле тщательно спланированы. И если уж у него возникла такая мысль, то к тому же выводу, несомненно, пришли и другие люди. И их должно быть немало. Но как их найти? Или, что гораздо существеннее, как побудить их к активным действиям?
- Мы не спасем этих ребят, просто переводя их из одного убежища в другое, - возражает Коннор и невольно бросает взгляд на прикрытый ветошью орган-принтер, скромно примостившийся в их с Рисой уголке. В этом приборе сокрыт ответ; но что толку в ответе, если мир не слышал вопроса?
Им понадобится помощь. Помощь снаружи.
Само собой, первой дельную мысль подает Грейс с ее стратегическим умом:
- Если б вы спросили меня (а вы этого так и не сделали), то я сказала бы, что надо связаться с кем-нибудь, у кого есть выход в эфир.
- Ты имеешь в виду - кто мог бы запустить в массы идею наподобие вирусного сетевого мема?
- Ну да, вроде того, только этот вирус будет нести здоровье, а не болезнь, - уточняет Грейс.
Коннор мгновенно обращается мыслями к Хэйдену. Вот кто ухватился бы за эту идею обеими руками! Он сразу нарек бы свое радио "Свободный Хэйден" целительным вирусом. Хотя дальность сигнала его радиостанции ограничивалась лишь Кладбищем, зато манифест, провозглашенный им во время ареста, превратился в культовый мем среди инакомыслящих. Если бы Хэйден принялся вещать сейчас в эфире или хотя бы просто орать откуда-нибудь с крыши - к нему бы прислушались. К сожалению, Коннор не имеет даже отдаленного понятия, где его друг, да и жив ли он вообще.
Когда они подступаются к Соне с вопросами, что делать с принтером дальше, то каждый раз получают один и тот же ответ:
- Не торопитесь. Утро вечера мудренее.
Но это же просто невыносимо! Неужели Соня, так же, как и они, боится бочонка с порохом, на котором сидит?
• • • • • • • • • • • • • • •
РЕКЛАМА
Ты знаешь, где сейчас твоя дочь? Ты имеешь понятие, где проводит время твой сын? При нашей постоянной занятости мы не всегда можем уследить за своими детьми - но теперь у нас на вооружении есть "Следопыт®"! Основанный на последних достижения биотехнологии, он позволяет идентифицировать человека на любом видео, отснятом любой камерой слежения. Таким образом, твой ребенок не сможет даже дорогу перейти без твоего ведома. Послушай, что рассказывают люди:
"Мой сын сбежал год назад. Мы считали его потерянным навсегда, но благодаря "Следопыту® он был обнаружен и включен в программу психологической помощи для неисправимых прежде, чем нам пришлось подписать ордер на расплетение".
"Моя дочь исчезала из дому каждый вечер. Мы заподозрили, что она носит припасы беглым расплетам и вовлечена в их преступную деятельность. С помощью "Следопыта®" нам удалось выявить их гнездилище и сообщить властям. Расплетов схватили, и наша дочь теперь в безопасности".
"Наш мальчик был образцовым учеником и идеальным сыном. Мы и не догадывались, что он связался с кубинским картелем и занимался контрабандой табака. Не будь "Следопыта®", мы бы не узнали об этом вовремя и не предотвратили бы несчастья".
Помните - скоро возможно принятие Билля о приоритете. Если ваши дети, подростки возраста расплетения, попали в неприятности, "Следопыт®" может оказаться их единственной палочкой-выручалочкой. Не медлите! Со "Следопытом®" вы обретете душевный покой!
• • • • • • • • • • • • • • •
На второй день своего пребывания в подвале Коннор починил сломанный телевизор. Бо настаивает, чтобы они смотрели только развлекательные передачи, никаких новостей.
- Мы и так знаем, что там, снаружи, происходит! - заявляет он. - Ничего хорошего. Лучше смеяться и позабыть обо всем хоть на короткое время.
Черта с два. На этот раз Коннор показывает зубы и не подчиняется. Бо неглуп и на конфликт не идет. Вместо этого он дает разрешение, как бы демонстрируя: смотрите, какой я великодушный лидер.
От новостей никому не становится веселее, но, по мнению Коннора, так и должно быть. Если уж ты пленник общества, не пытайся убежать от реальности. По крайней мере, пока не сможешь сбежать по-настоящему.
Сейчас сентябрь. До голосования меньше двух месяцев; политики, которые обычно лишь пустозвонят насчет расплетения, начинают высказываться более определенно, выбирая линию той или иной политической партии. Коннор смотрит ток-шоу, на котором какой-то вашингтонский деятель распинается насчет "социологической необходимости расплетения".
Хотя в подвале тепло, Коннор замечает, как Риса обхватывает себя руками, словно пытаясь согреться.
- Никогда не могла понять, как им удается морочить людям головы и выдавать убийство за социальную необходимость.
- Это же не убийство, забыла? - Коннор убедительно подражает задушевному тону ведущего. - "Это самая добрая услуга, которую мы можем оказать трудным подросткам с биосистемической дизунификацией личности".
Грейс, вникающая во все, что происходит между ним и Рисой, таращит на Коннора глаза:
- Это стеб! Это стеб?
Если бы спрашивал кто-то другой, Коннор не удостоил бы его ответом, но Грейс… Он подмигивает, и та смеется с облегчением.
- Пора переходить к делу, - говорит Коннор.
По идее, им надо бы выбраться наверх и заняться поисками людей, которые нашли бы принтеру применение или хотя бы убедились, что он работает. Коннор взял на себя лидерство, но к активным действиям так пока и не приступил. На него непохоже, и ему самому хотелось бы знать, что его удерживает.
- К какому делу? - встревает Бо. Они не сказали об истинном назначении принтера никому из обитателей подвала; доверие среди беглецов - товар редкий. Кто знает, где все эти ребята в конце концов окажутся и какую цену они ни будут готовы заплатить за свою жизнь.
- К обеду, - отвечает Коннор. - Сегодня ты готовишь?
Бо понимает, что Коннор ушел от ответа, но не настаивает, по-видимому, зная, что не добьется от собеседника никакой информации сверх той, что Коннор намерен дать. Лучше уж так, чем попробовать и нарваться на отказ. Бо с толком выбирает, где вступить в схватку, а где отступить - только так у него есть шанс выиграть. Собственно говоря, Коннора это даже восхищает: парень не тратит усилий понапрасну. Из него может выйти неплохой лидер, если он перестанет строить из себя невесть что.
Когда тем же вечером к ним спускается Соня с бутербродами из холодного мяса и черствого хлеба, Коннор улучает момент для разговора наедине, в то время как Бо и прочие заняты ужином.
- Надо раздобыть эти самые стволовые клетки, о которых вы говорили, и убедиться, что принтер работает, прежде чем вынести все это на широкую публику.
- Отлично придумано! - огрызается Соня, сердито уставившись на него. - Завтра пойду куплю в Уолмарте. - Но Коннор выдерживает ее взгляд, и она вздыхает: - Ладно, ты прав. Но это будет нелегко. На Среднем Западе такими разработками занимается лишь пара-тройка институтов. Им трудно получить ассигнования, потому как люди думают, что исследования стволовых клеток подразумевают опыты с эмбрионами. Одно упоминание об этом вызывает возмущение и протесты. Все боятся, как бы Глубинная война не вспыхнула снова. Само собой, взрослые плюрипотентные клетки не имеют ничего общего с эмбриональными стволовыми клетками, но для невежд никакие факты не указ - пользуются любым случаем, чтобы пнуть науку коленом в пах.
Коннор улыбается:
- Как только мы заставим эту штуку работать и отдадим ее в хорошие руки, это же самое колено даст по этому же самому месту юновластям и "Гражданам за прогресс"!
- Надеюсь, что доживу до этого дня.
Соня гладит Коннора по щеке, как если бы была его бабушкой. Парень, обычно не терпящий фамильярности, находит ее прикосновение странно приятным.
- Я найду, где взять клетки, - говорит она. - Самое трудное будет извлечь их оттуда.