• • •
В трущобах Миннеаполиса ночь. Может, эти трущобы и не такие грязные, как в других городах, но даже у Миннеаполиса есть дурно пахнущие подмышки и темные промежности. Уна здесь одна - так надо, потому что Лева легко опознать несмотря на его длинные волосы.
- Как бы я хотел пойти с тобой, - вздохнул он, провожая Уну в опасное путешествие в первый раз.
- Тебе все равно нельзя, - возразила она. - Потому что я хожу по кабакам, а тебе еще по возрасту пить не разрешается.
Собственно, Уне самой до двадцати одного не хватает шести месяцев, так что ей тоже пить не положено, но ее удостоверение личности утверждает иное.
Сегодня вечером она заходит уже в третий бар, а с момента прибытия в город это двенадцатый. Длинные черные волосы девушки стянуты на затылке яркой лентой наподобие тех, что Уил неизменно развязывал - он любил, когда ее волосы свободно струились по плечам. В сумочке она прячет пистолет - маленький, изящный двадцать второй калибр. Конечно, Уна предпочла бы свое ружье, но его же не возьмешь с собой в бар, даже такой вонючий и обшарпанный, как этот.
Уже три ночи она прочесывает злачные места Миннеаполиса, в которых в поисках удачи тусуются всяческие подонки и мерзавцы, один хуже другого. Уне удача пока не улыбнулась. Ни малейшего следа орган-пиратов, за которыми охотятся они с Левом.
Бар под названием "Залейся по горло" уже забыл дни своей славы, которая, по правде говоря, с самого начала была весьма дурной. Замызганные кабинки, дырки на темной псевдо-кожаной обивке скамеек кое-как залеплены скотчем. На полу линолеум, который, видимо, был когда-то синим. Освещение такое тусклое, что даже если здесь и остались какие-то краски, глаз не в состоянии их различить. Единственное, что производит еще более унылое впечатление, чем сама забегаловка - это немногочисленные посетители, жалкие и опустившиеся.
Уна присаживается у стойки, и бармен, некогда красавец-мужчина, ныне сильно потрепанный жизнью, подходит к ней. Уна сразу же предъявляет ему свое удостоверение личности и медицинскую лицензию. Незадолго до Глубинной войны алкоголь внесли в список веществ, подлежащих контролю, так что теперь каждый должен приобрести медицинскую лицензию, разрешающую его употребление. Впрочем, раздобыть лицензию проще пареной репы: ими торгуют спекулянты на улицах, их можно даже купить в автоматах, продающих лекарства. Попытка отлучить человечество от его любимой отравы успешно провалилась.
- Чего желаете? - спрашивает бармен.
- Пинту "Гиннесса".
Бармен приподнимает бровь:
- Мисс, вы сразили меня в самое сердце. - У него техасский акцент, который как-то совсем не к месту в Миннеаполисе. Уна одаривает его натянутой улыбкой, словно говорящей: "Дай мне мое пиво и пошел вон".
Она медленно потягивает напиток и присматривается к посетителям. Два парня, оба в наколках с ног до головы, бросают дротики, не обращая внимания на пьянчуг, время от времени мелькающих на пути их опасных снарядов. В глубине темных кабинок парочки заключают сделки, о которых Уне и знать неохота. Около стойки бара собралась обычная коллекция одиноких сердец и профессиональных алкоголиков. Один из них, сидящий у дальнего конца стойки, платит за ее пиво, не спросив разрешения, после чего вскидывает в приветствии два пальца и демонстрирует ряд желтых зубов. Похоже, этот урод живет в вечном Хэллоуине. Уна отвечает тем, что подзывает бармена и кладет на стойку собственные деньги.
- Вот, - говорит она. - Отдайте Кощею его бабки.
Бармен, по всей вероятности, наблюдающий подобные сцены постоянно, с довольным смешком выполняет ее просьбу. Непонятно, что его так развеселило: продемонстрированная Уной независимость или что забулдыге ничего не обломилось.
Когда бармену выпадает свободная минутка, Уна деликатно затрагивает тему, приведшую ее сюда:
- Вы не могли бы мне помочь? - начинает она, стараясь говорить вежливее, чем ей того бы хотелось. - Я ищу двоих джентльменов, чья профессия - торговля живым мясом.
Бармен смеется:
- Впервые в жизни слышу, чтобы кто-то называл орган-пиратов "джентльменами". Жаль тебя разочаровывать, милашка, но эта братия якшается только друг с другом. Таких, как я, они в свои дела не посвящают.
Уна продолжает с невозмутимым видом:
- Их зовут Хеннесси и Фретуэлл, - и внимательно смотрит на бармена - а вдруг тот как-то выдаст себя.
- Никогда не слыхал, - говорит он и принимается за привычное дело - моет грязные стаканы. Однако Уна замечает, что он моет стакан, который уже чист. Бинго!
За три дня это первая тоненькая ниточка. Теперь все зависит от ее осмотрительности и смекалки. Интересно, чего этот человек боится? Может, ему просто не хочется вмешиваться не в свои дела? Или он думает, что она из ФБР и собирается повязать его верных завсегдатаев? Ладно. Что бы ни скрывалось за молчанием бармена, наверно, стоит воззвать к его кошельку.
- Жаль, - роняет Уна. - Говорят, эти двое - парни, к которым надо обращаться, когда дело касается ценной добычи.
Бармен избегает смотреть ей в глаза.
- Мне откуда знать.
- И еще, - добавляет Уна, - я не прочь хорошо заплатить тому, кто меня с ними сведет.
Она приканчивает свое пиво, подсовывает к бармену пустой стакан и кладет под него пятьдесят долларов.
Тот косится на купюру, но не берет.
- Само собой, это только за знакомство, - добавляет Уна. - Если сделка состоится, получишь гораздо больше.
Бармен отходит на другой край стойки и наливает стакан "Тома Коллинза" какой-то опустившейся женщине - наверняка Кощей заплатит за ее выпивку. Бармен использует это время для обдумывания предложения. Вернувшись к Уне, он забирает ее стакан вместе с бумажкой, которая - фокус-покус! - растворяется в воздухе. Стрельнув глазами по сторонам, он наклоняется к девушке и едва слышно шепчет:
- Если это те, про которых я думаю, здесь ты их не встретишь. Насчет Хеннесси не знаю, а Фретуэлл обычно развлекается игрой на бильярде в "Железном монархе", что на Николетт-авеню. Но послушай, крошка, он - подонок, каких свет не видал, а тот кабак - место просто мерзопакостное. Лучше не суйся туда.
Уна не может удержаться от смеха:
- Хочешь сказать, там еще хуже, чем здесь?
Бармен не обижается и остается совершенно серьезен.
- Намного хуже, и тут таких навалом, - говорит он. - Есть просто вонючие норы, а есть норы змеиные. Послушай меня, детка, "Железный монарх" - кубло самых ядовитых гадюк.
Девушка невольно ежится.
- Ничего, справлюсь. - Уна уверена в своих силах, но напряжение в глазах бармена заставляет ее слегка усомниться в себе. Она слезает с табурета. - Если сделка выгорит, мы еще встретимся, - обещает она.
- Искренне в этом сомневаюсь, - отвечает тот с всепрощающей улыбкой человека, много раз обманутого в своих ожиданиях.
- Что ж, - говорит Уна, - если все пойдет не так, как задумано, мы никогда больше не увидимся, зато ты стал на пятьдесят баксов богаче.
Бармен соглашается с ее оценкой ситуации, произносит на прощанье "Будь осторожна, детка", и Уна уходит на поиски гадючьего гнезда под названием "Железный монарх".
10 • Фретуэлл
Сказать, что Мортон Фретуэлл страшен, как черт, значит нанести смертельное оскорбление черту. Фретуэлл сознает собственное уродство. У него было достаточно времени, чтобы свыкнуться с ним - двадцать девять лет, если быть точным. Его взросление прошло через несколько фаз, соответствующих тому или иному виду животных: из младенца с мордашкой летучей мыши он превратился в мальчишку с физиономией койота, а потом вызрел в мужика с мордой козла.
Но вместо того чтобы сокрушаться по поводу своей неудачной внешности, он решил не просто принимать себя таким, как есть, а даже наслаждаться собственным безобразием. Ведь оно его отличительная черта. Кем бы он был без своей уродливой хари? Когда они с Хеннесси продали того пацана-притонщика, получив за него небольшое состояние, доля Фретуэлла оказалась достаточно солидной, чтобы он мог купить себе личико попривлекательней, если бы захотел. Он раздумывал над этим, но недолго, после чего просадил все деньги на куда более интересные вещи, в которых жизнь ему обычно отказывала. А теперь, когда бабки закончились, Фретуэлл снова вынужден утюжить улицы в поисках расплетов на продажу.
Сейчас, играя с самим собой в бильярд в углу "Железного монарха", он замечает девчонку. Вообще-то, он положил на нее глаз, как только она вошла в бар - не девочка, а прямо глоток свежей воды в пустыне. Но сейчас он видит, что и она обратила внимание на него.
Молоденькая - может, двадцать один, может, меньше. Сидит в кабинке одна. Взоры стервятников, завсегдатаев "Монарха", неотрывно следят за ней. У девчонки черные волосы, туго стянутые на затылке. Как только цыпочка вошла в кабак, Фретуэллу сразу бросилась в глаза ее грива, спадающая до самого копчика. Ну что поделаешь, он торчит от длинноволосых девочек.
Она не только замечает его, она встречается с ним глазами. Кажется, на ее лице даже намек на улыбку - трудно сказать, освещение неважнецкое.
Есть в ней что-то экзотическое. Латина? Или даже притонщица, непонятно. Да какая разница, главное - это ее незапятнанная аура, ясно говорящая, что девочке здесь не место. Или, во всяком случае, пока не место. Барышня из приличной семьи решила поискать приключений на свою задницу и изведать любви "плохого парня". А большего плохиша, чем Мортон Фретуэлл, здесь не найти.
Он первым отводит глаза и ловко кладет шар в лузу - крутой выигрышный удар. Внимание со стороны симпотной девчонки действует как волшебный талисман, и он включает весь свой мужской шарм. Телки, ищущие такого парня, как он, встречаются редко, так что нужно ковать железо. Он хватает второй кий и неспешно шествует к кабинке, где сидит гостья.
- Я Морти. Играешь?
- Немного, - отвечает она, крутя в пальцах соломку от коктейля, к которому, по-видимому, не прикоснулась.
Он вручает ей кий.
- Пошли. Я выстрою шары.
Свое имя она ему еще не сказала. Ничего, скажет, куда денется.
Он провожает ее к бильярдному столу. Пусть гостья разобьет пирамиду. Она уверено проделывает это, и шары со стуком рассыпаются по сукну. О человеке можно многое сказать по тому, как он играет в бильярд. Эта девица точно знает, чего хочет. И Морти будет не Морти, если не выяснит, чего же она хочет.
- Недавно в городе? - спрашивает он.
- Проездом.
Она посылает ему улыбку; Фретуэлл проводит языком по зубам, проверяя, не застряли ли в них остатки пиццы, и только потом улыбается в ответ. Затем кладет семерку, но на следующем шаре намеренно мажет, чтобы дать девчонке шанс.
- Откуда сама-то?
- Какая разница откуда? Главное, какая у меня цель, - игриво отвечает она.
Фретуэлл охотно хватает наживку:
- И какая?
Она щелкает кием и кладет шар номер двенадцать.
- Победа, - отвечает она.
- Круть, - говорит он с ухмылкой. Она промахивается на следующем ударе, и он кладет три шара подряд, чтобы поставить девчонку на место. - Но для этого придется потрудиться.
Она проскальзывает мимо, чтобы сделать следующий удар; при этом ее длинный конский хвост задевает Фретуэлла, и у того бегут мурашки. Она так и не назвала ему свое имя. Ладно, похоже, оно ему без надобности.
- А в "Монарх" тебя что привело?
- Дела, - отвечает она.
- Какие?
Она мелит свой кий.
- Такие же, как у тебя.
Тут он решает, что и правда обойдется без ее имени. Он ставит кий на штатив.
- Пошли отсюда, что ли?
- Пошли.
Он старается скрыть свое ликование. Нельзя терять голову. Что бы она там себе о нем ни навоображала, он ей подыграет. Плохой мальчик с плохими намерениями, но гладким обхождением? Да пожалуйста, хоть сто порций!
- Машина стоит в проулке, - сообщает он. Девица даже глазом не моргнет; так что он обнимает ее за плечи и ведет к задней двери. Мысли его уже унеслись на несколько миль вперед.
Но в тот миг, когда дверь захлопывается у них за спиной, ситуация меняется так радикально, что его ускакавший вперед рассудок вдруг оказывается неизвестно где, слетев с дороги. Фретуэлл притиснут к щербатой кирпичной стене проулка с такой силой, какой не ожидаешь от тонкой изящной девушки. В его шею больно упирается ствол пистолета - как раз под правым ухом, дулом вверх. Пистолетик маленький, но нацелен прямо в центр его черепа. Тот самый случай, когда размер не имеет значения.
Фретуэлл не осмеливается пошевелиться или оказать сопротивление.
- П-полегче, крошка, - единственное, что он может из себя выдавить. Его мужской шарм куда-то запропал.
- Давай-ка внесем ясность, - говорит она намного более холодным тоном, чем в баре. - Когда я сказала "дела", я имела в виду именно дела, так что если ты еще когда-нибудь дотронешься до меня хоть пальцем, я тебе их отстрелю все подряд, один за другим. Усек?
- Усек, - сипит Фретуэлл. Он бы кивнул, да как бы эта стерва при малейшем шевелении с его стороны не нажала на спуск.
- Умница. Так вот, к делу. Я тут неплохую зверушку изловила. Мне сказали, что из всей вашей братии у вас лучшие связи на черном рынке.
Фретуэлл испускает вздох облегчения. Чем черт не шутит, может, он выйдет живым из этой передряги.
- Да, да, лучшие, - торопится он. - В Европе, в Южной Америке, даже в бирманской Да-Зей.
- Вот и отлично. Если ты и вправду можешь выйти на людей, согласных хорошо платить за уникальный товар, то мы сработаемся. - Она чуть отступает назад, но продолжает держать его на мушке - на случай, если ему вздумается удрать. Впрочем, удирать он не собирается. Во-первых, она тогда наверняка застрелит его. А во-вторых, жадность в Морти Фретуэлле пересиливает страх. Что она имеет в виду под "уникальным товаром"?
Он отваживается задать вопрос, надеясь не схлопотать пулю в какой-нибудь жизненно важный орган. Равно как и не в жизненно важный.
- И что у тебя?
- Не что, а кто, - произносит она с жутковатой улыбкой.
Морти непроизвольно облизывает губы. Подростков, за органы которых люди готовы платить баснословные деньги, не так уж много, по пальцам пересчитать. Неужели цыпочка ведет речь о ком-то из них? Если она не блефует, то он сорвет самый большой куш в своей жизни!
- И кто?!
- Скоро сам увидишь. Устрой встречу - ты, я и твой безухий приятель.
Ты посмотри, наглая девка подготовилась основательно!
- Он не безухий, - возражает Фретуэлл. - Одно ухо у него еще осталось.
- Звони ему.
Фретуэлл вынимает телефон, но медлит - он тоже тут не последняя фигура, может и поторговаться.
- Не позвоню, пока не скажешь, кого поймала.
Она раздраженно фыркает. Затем чеканит:
- Хлопателя, который не хлопнул.
И внезапно пальцы Морти не успевают нажимать на кнопки достаточно быстро.
11 • Лев
Обычный грузовой контейнер. Восемь футов в ширину, восемь с половиной в высоту и сорок в глубину. Даже днем здесь царят сумерки; свет проникает внутрь лишь через крохотные дырочки в проржавевших углах. Пахнет прокисшим молоком с примесью каких-то химикалий. Лев опасался, что здесь водятся крысы, но крысы наведываются только в те места, где можно чем-нибудь поживиться. Полакомиться Левом грызунам - обитателям сортировочной не удастся, он для этого слишком живой.
Запястья юноши привязаны прочными кабельными стяжками к дальней стенке контейнера. Уне пришлось купить зажимы и приклеить их к стене - другого способа "приковать" к ней Лева так, чтобы это выглядело убедительно, не было. Он попросил Уну сделать перочинным ножом надрез у основания большого пальца на его левой ладони - не слишком глубокий, но достаточный, чтобы кровь залила запястье и провод. Именно такие мелкие детали помогают создать правдоподобную картину. Друзья также натаскали в контейнер всякого хлама, в изобилии валяющегося по всей сортировочной - замаскировать ружье Уны, которое они спрятали в густой тени позади ржавого старого сейфа.
Зажимы расположены слишком низко, и когда Лев стоит, трудно создать иллюзию, будто он жутко мучается. Но стоит ему опуститься на колени, как кисти его повисают над головой, и тогда узник выглядит настоящим страдальцем - потому что ему действительно больно. Этакий маленький белокурый Христос, распятый на стене стального ящика. Голова, бессильно свесившаяся на грудь, довершает иллюзию.
Когда приготовления были закончены, Уна отошла назад, чтобы оценить картинку, и сказала:
- Выглядишь совершенно беспомощным. Но все равно слишком ты какой-то чистенький, даже с кровью на руке.
Лев начал крутиться и брыкаться в "оковах", так что грязь и хлопья ржавчины покрыли его с ног до головы. Для полноты картины он сбросил с ноги башмак - как будто потерял его, пытаясь освободиться.
- Буду дергаться, пока весь потом не изойду, - пообещал он. Задача нетрудная - в контейнере царит угнетающая жара.
Уна ушла на встречу с пиратами, и Лев остался в контейнере один на один с вонью и своими мыслями.
Прошло уже больше часа.
Он пробыл здесь в одиночестве слишком долго.
Снаружи уже стемнело. Тонкие лучики, пробивавшиеся сквозь дырки в ржавых стенках, погасли, и полутьма в контейнере сменилась мраком, густым, как смола. На мгновение Лев воображает себе невозможное, и его охватывает паника: а вдруг орган-пираты убили Уну? С них станется. Тогда Леву отсюда не выбраться, ржавый контейнер станет его могилой. Вот когда сюда набегут крысы.
Ну уж нет! Он не имеет права допускать такие мысли. Уна вернется. Все пройдет точно по плану.
Или не пройдет.
Лев трясет головой в темноте, прогоняя опасения. Просто руки его привязаны так неудобно, что кажется, будто минуты ползут гораздо медленнее, чем в действительности. Он вспоминает другой случай, когда он провел в путах намного больше времени - в уединенной хижине, где Нельсон держал в плену их с Мираколиной. Запястья Лева были притянуты к раме кровати примерно такими же пластиковыми стяжками, как сейчас, только тогда все было по-настоящему. Нельсон устроил развлечение, играя с ними в русскую рулетку: пять патронов в его пистолете были с транком, а один - с настоящей пулей. Ни малейшей возможности предугадать, который из выстрелов станет смертельным. Однако орган-пират стрелял не в Лева. Он стрелял в Мираколину каждый раз, когда юноша давал ему не тот ответ, который ему хотелось бы услышать; и каждый раз девочка впадала в бессознательное состояние, получив заряд транка.
В тишине стального ящика мысли Лева пускаются в странствие по альтернативным реальностям. А если бы Нельсон убил Мираколину? Что сделал бы Лев тогда? Хватило бы ему пороху сбежать или ее гибель легла бы на него таким тяжким бременем, что он бы попросту сломался?