- Ой, ты его не увидишь, Сэлли, - сказала Мэдилин, постукав сиделку по руке.
- Но он симпатичный, мерзавец. Хотя тощенький. - Затем обратилась к Сэлли, но как-то слишком уж громко, чтоб и Чарли расслышал:
- А то без сыра ему пиндыр. - И она расхохоталась, снова забрызгав сиделку.
Сэлли тоже рассмеялась, стараясь не выронить тарелку.
- Что она сказала? - донеслось из коридора.
Вошли двое сыновей и дочь - сначала они досадовали на то, что услышали, но затем посмеялись вместе с сиделкой и матерью.
- Я говорю, сыр вкусный, - ответила Мэдилин.
- Это правда, мама, - сказала дочь.
Чарли стоял в углу и смотрел, как они едят сыр, смеются, и думал:
"Вот про это надо было написать в книге".
Он смотрел, как они помогают ей с подкладным судном, поят ее, вытирают лицо влажной салфеткой, он видел, как она прикусывает эту салфетку, - точно так же полотенце кусала Софи, когда он ее умывал. Старшая дочь, скончавшаяся, как выяснил Чарли, некоторое время назад, звонила еще трижды: один раз по собачке и дважды по подушке. К обеду Мэдилин устала и уснула, а где-то через полчаса начала задыхаться, потом прекратила, потом не дышала целую минуту, потом глубоко вздохнула, потом нет.
И Чарли выскользнул из комнаты с ее душой в кармане.
13
"Пощады нет!" - и спустит гав войны
Смерть Мэдилин Олби потрясла Чарли. Вернее, не столько сама ее кончина, сколько жизнь, которую он видел в старухе всего за несколько минут до смерти. Он думал:
"Если для того, чтобы из последних своих мгновений извлечь жизнь, нужно глядеть Смерти в глаза, то кому это делать, как не брадобрею Жнеца?".
- Сыра в книге не было, - сказал он Софи, выкатывая ее из лавки в новой гоночной коляске. Агрегат походил на помесь люльки и велосипеда из углеродного волокна - в результате на нем можно было ездить на экскурсии в "Купол грома", но он был крепок, легкотолкаем, а малышку надежно обволакивала алюминиевая рама. Надевать шлем на дочь он не стал - из-за сыра. Он хотел, чтобы малютка озиралась - видела мир вокруг, была в нем.
Когда Мэдилин Олби всем своим телом впитывала сыр, словно то был первый и лучший кусок в жизни, Чарли осознал: сам он никогда не пробовал ни сыра, ни крекеров, ни жизни. И ему не хотелось, чтобы дочь выросла такой же. Накануне вечером он переселил Софи в отдельную комнату - в ту свободную спальню, которую Рэчел украсила, нарисовав на потолке облака; по этому небу летел счастливый воздушный шар со счастливыми друзьями-зверюшками в корзине. Спал Чарли не очень хорошо - пять раз за ночь вставал проверять, как малютка, и всякий раз видел, что спит она безмятежно. А сам он вполне готов был не сомкнуть глаз, только бы дочь шла по жизни без его страхов и запретов. Лучше, если Софи в полной мере распробует весь сыр жизни.
Они гуляли по Северному пляжу. Чарли остановился купить себе кофе, а ей яблочный сок. Они съели громадную печенюху с арахисовым маслом, одну на двоих, и за ними по тротуару увязалась толпа голубей, устроившая целое пиршество на реке крошек, что лилась из коляски. В барах и кафе телевизоры показывали чемпионат мира по футболу, люди вываливали на улицы, смотрели матч, радовались, кричали, обнимались, ругались и вообще всячески излучали волны ликования и уныния в компании новых компаньонов, что со всего мира съехались в этот квартал к американским итальянцам. Софи улюлюкала вместе с болельщиками и визжала от счастья, потому что счастливы были они. Когда же толпа унывала - если не проходил пас или назначался штрафной, - Софи огорчалась и смотрела на папу, чтобы тот все исправил и все снова стали счастливы.
И папа исправлял, поскольку через несколько секунд все опять орали от восторга Какой-то высокий немец научил Софи петь "Гооооооооооооооооооооол!", совсем как спортивный комментатор, и репетировал с ней, пока не добился полного пятисекундного сустейна.
Три квартала спустя Софи все еще закрепляла навык, и Чарли приходилось пожимать плечами перед смятенными зеваками, словно бы говоря:
"Ну что тут сделаешь, если ребенок у меня футбольный фанат".
Приблизилось время сна, и Чарли развернул коляску и направился через парк на Вашингтон-сквер: люди там читали и нежились в тенечке, парень играл на гитаре и за мелочь пел песни Дилана, два белых растамана пинали друг другу "хэки-сэк" - в общем, народ славно проводил безветренный летний день. Чарли заметил, как из-за стриженых кустов, отгородивших забитую Коламбус-авеню, украдкой вылез черный котенок - кажется, шел по следу дикой обертки от "Макмаффина". Чарли показал котенка Софи:
- Смотри, Софи, киска. - Чарли еще не отошел после кончины таракана Медведя.
Может, сегодня съездит в зоомагазин и купит Софи нового друга.
Софи завопила от восторга и показала на котенка.
- Можешь сказать "киска"? - спросил Чарли.
Софи ткнула ручкой в ту сторону и слюняво ухмыльнулась.
- Хочешь себе киску? Софи, скажи: "Киска".
Софи показала на котенка.
- Киска, - послушно сказала она.
Котенок рухнул наземь. Замертво.
- "Свежая музыка", - ответил Мятник Свеж.
Голос его походил на переливы бас-саксофона в кул-джазе.
- Что это за хуйня? Вы про это ничего не говорили, а? В книге про это ничего не было, а? Что за хуйня творится?
- Вам нужна библиотека или церковь, - ответил Мятник.
- А здесь музыкальный магазин, мы не отвечаем на общие вопросы.
- Это Чарли Ашер. Что за хуйню вы натворили? Что вы сделали с моей дочкой?
Мятник нахмурился и провел по черепу ладонью. Утром он забыл побриться. Так и знал, что все пойдет наперекос.
- Чарли, нельзя мне звонить. Я же говорил. Мне жаль, если что-то случилось с вашей дочкой; но клянусь вам, я не…
- Она показала на котенка, сказала "киска", и он рухнул. Дохлый.
- Что ж, это неудачное совпадение, Чарли, но у котят всегда высокая смертность.
- Ага. Ну а потом она показала на какого-то старого дядьку, что кормил голубей, сказала "киска", и дядька тоже рухнул замертво.
Мятник Свеж порадовался, что в лавке сейчас никого нет и никто, стало быть, не видит его лица. Жутики, затанцевавшие взад-вперед по позвоночнику, необратимо подорвали его обычно неколебимую невозмутимость.
- Чарли, у этого ребенка нарушение речи. Надо сводить ее к доктору.
- Нарушение речи! Нарушение - речи? Нарушение речи - это когда мило шепелявят. А моя дочь убивает людей словом "киска". Всю дорогу домой мне пришлось зажимать ей рот. Наверняка чья-нибудь камера безопасности это засняла. Люди наверняка подумали, что я из тех родителей, которые мутузят своих детей в универмагах.
- Не смешите меня, Чарли. Люди обожают родителей, которые мутузят своих детей в универмагах. И ненавидят тех, от чьих избалованных деток пощады не жди.
- Мы можем не отвлекаться, Свеж? Прошу вас. Что вам об этом известно? Что вы узнали, пока торгуете смертью?
Мятник Свеж сел на табурет за стойкой и пристально посмотрел в глаза картонной Шер, надеясь найти в них ответ. Но сука упорствовала. Держалась ради любви.
- Чарли, ничего я не знаю. Девочка была в палате, когда вы меня увидели, а вы помните, как это подействовало на вас. Кто ж знает, как это подействовало на нее? Я вам уже говорил: мне кажется, вы играете в другой лиге, - вы не такой, как мы все. Может, и дочка ваша - тоже нечто иное. Я никогда не слыхал про Торговца Смертью, который умеет закискать человека до смерти или же вызвать смерть нормальным смертным способом. Вы пытались научить ее другим словам? Например, "песик"?
- Ну да, как раз собирался - только, боюсь, цены на недвижимость упадут, если у меня тут вдруг вымрет весь район. Нет, другие слова мы не пробовали. Мне даже не хочется пичкать ее фасолью, а то еще назовет киской меня.
- Я уверен, у вас иммунитет.
- В "Великой большой книге" говорится, что мы сами смертны. Я бы решил, что когда в следующий раз канал "Дискавери" будет показывать котят, моей сестре придется закупать гробы.
- Простите, Чарли, я не знаю, что вам сказать. Дома я пороюсь в библиотеке, но ваша детка, судя по всему, намного точнее нас соответствует тому, как Смерть изображается в легендах. Однако все рано или поздно уравновешивается, а значит, у этого ее, э-э… расстройства есть и свои плюсы. Между тем, вам имеет смысл заглянуть в Беркли - может, там в библиотеке что-нибудь отыщется. Это библиотечный коллектор - туда поступает вообще все, что печатается.
- А вы сами что, не пробовали?
- Пробовал, но я не искал ничего настолько специального. Слушайте, и вы уж там осторожней, а? Тоннелем не ездите.
- Думаете, сточные гарпии живут в метро? - спросил Чарли.
- Гарпии? Это еще что?
- Это я их так назвал, - ответил Чарли.
- А. Не знаю. Метро под землей, а я бывал в поездах, когда они застревают без света. По-моему, вам не стоит рисковать. Это вроде как их территория. Кстати, у меня все подозрительно тихо вот уже полгода. Никто не вякает.
- Ну да, у меня тоже. Только, наверное, с этим звонком все кончится.
- Наверное. Но раз у вашей дочки такое состояние, может, игра у нас пойдет уже совсем другая. Давайте поаккуратней, Чарли Ашер.
- Вы тоже, Мятник.
- Мистер Свеж.
- В смысле да, мистер Свеж.
- До свидания, Чарли.
В своей каюте на борту огромного корабля Орк ковырялся в зубах щепкой от младенческой бедренной кости. Бабд приглаживала когтями черную гриву, а быкоглавый Танат размышлял о том, что видели Морриган из стока на Коламбус-авеню, - Чарли и Софи в парке.
- Пора, - сказала Немайн.
- Мы уже долго ждем, нет? - Она прищелкнула кастаньетами когтей, разбрызгивая капли яда по переборкам и палубе.
- Ты бы потише, а? - промолвила Маха.
- От этой срани пятна. Я только новый ковер постелила.
Немайн показала ей черный язык.
- Портомойка, - сказала она.
- Прошмандовка, - ответила Маха.
- Мне это не нравится, - сказал Орк.
- Дитя меня беспокоит.
- Немайн права. Смотри, какие мы уже сильные, - произнесла Бабд, поглаживая перепонки, отросшие между шипами на плечах Орка: у него туда будто воткнули по вееру - инсталляция походила на какие-то причудливые самурайские латы.
- Выпусти нас. От детской жертвы у тебя могут снова отрасти крылья.
- А справитесь?
- Справимся - если по темноте, - ответила Маха.
- Мы уже тыщу лет не были такими сильными.
- Но кто-нибудь одна, и скрытно, - распорядился Орк.
- Это очень древний талант, хоть и в новом теле. Если его разовьют, другого раза у нас не будет еще тысячу лет. Дитя убейте и труп принесите мне. И не попадайтесь на глаза, пока не нанесете удар.
- А отца? Тоже убить?
- У вас на него сил не хватит. Но если проснется и обнаружит, что ребенка нет, возможно, горе его прикончит.
- Ты же сам не соображаешь, что делаешь, да? - поинтересовалась Немайн.
- Ты сегодня остаешься тут, - сказал Орк.
- Ч-черт, - произнесла Немайн и брызнула курящимся ядом по переборке.
- Ой, простите, что усомнилась в высочайшем тебе. Эй, голова - бычья, а что с другого конца выходит?
- Ха, - сказала Бабд.
- Ха. Это смешно.
- А какие мозги отыщутся под перышками? - ответил Орк.
- Ого, ты подставилась, Немайн. Подумай, как сильно ты подставилась, пока я буду ночью убивать ребенка.
- Я с тобой разговаривал, - сказал Орк.
- На задание пойдет Маха.
Она проникла через крышу, сорвав округлый световой люк над четвертым этажом, и оказалась в коридоре. По нему тенью неслышно скользнула к лестнице, затем вроде как снизошла - ее ноги едва касались ступенек. На втором этаже помедлила у двери и осмотрела замки. Помимо врезного главного дверь запиралась на два засова. Она подняла голову, оглядела фрамугу с витражом, закрытую на крохотную латунную задвижку. В щель споро скользнул коготь, и с одним поворотом запястья фиговина отскочила и звякнула на деревянных половицах. Маха втянулась наверх через фрамугу, а затем распласталась по полу, выжидая лужей тени.
Дитя она чуяла, слышала нежное посапывание малютки через всю квартиру. Маха переместилась на середину большой комнаты, замерла. Новое Мясо тоже здесь - она его ощущала, спит в комнате напротив той, где ребенок. Если полезет, она оторвет ему башку и заберет с собой на корабль - доказать Орку, что не стоит ее, Маху, недооценивать. Ее все равно подмывало забрать и мужчину - но только после ребенка.
Ночник в детской комнате отбрасывал тусклую розовую полоску в гостиную. Маха взмахнула когтистой лапой, свет погас, и тварь самодовольно мурлыкнула. Бывали времена, когда она могла вот так погасить жизнь человеческую, - быть может, времена эти вскоре вернутся.
Она скользнула в детскую, остановилась. Лунный свет сочился в окно, и Маха видела ребенка: девочка лежала в кроватке, свернувшись на боку и обнимая плюшевого зайку. Однако в углы заглянуть не удавалось - тени слишком темные и текучие, их не пронзить даже взору ночной твари. Маха подступила к кроватке и нагнулась. Малютка спала, широко раскрыв рот. Маха решила одним ударом вогнать коготь через небо ей в мозг. Получится тихо, папа найдет потом море крови, а Маха так и понесет детский трупик - подцепив когтем, точно рыбу на рынок. Она медленно потянулась к девочке. Лунный свет блеснул на трехдюймовом когте, и Маха отпрянула - ее на миг отвлекла такая красивая искорка, - и тут на ее руке сомкнулись челюсти.
- Ебанама… - завизжала она, когда ее развернули и со всего маху влепили в стену.
Еще одна пара челюстей схватила ее за лодыжку. Маха изворачивалась полудюжиной поз, но ни одна ее не освободила, - как тряпичную куклу, ее швырнуло о комод, о кроватку, снова о стену. Маха пыталась цапнуть нападавшего когтями - вроде бы нашла во что вцепиться, но почувствовала, что когти прямо с корнями выдирают у нее из пальцев. Пришлось разжать хватку. Она ничего не видела - только чуяла сначала дикую, дезориентирующую суету, затем - хрясь.
Маха изо всех сил пнула то, что держало ее за лодыжку, и оно ее отпустило - однако державшее за руку размахнулось Махой и запулило ее прямо в окно, спиной вогнав в решетки за стеклом. Маха услышала звон осколков о мостовую внизу, поднатужилась и с неистовой скоростью метаморфировала - пока не поняла, что просочилась сквозь решетку и падает на улицу.
- Ай. Блядь! - Крик донесся с улицы. Женский.
- Ай!
Чарли щелкнул выключателем. Софи сидела в кроватке, держась за своего зайку, и весело улыбалась. Окно у нее за спиной выбили, повсюду валялись осколки. В комнате опрокинули всю мебель, кроме детской кроватки, а в штукатурке на двух стенах зияли дыры с баскетбольный мяч размером. Дранка под штукатуркой тоже обратилась в щепки. Весь пол был усыпан черными перьями, повсюду виднелись пятна, похожие на кровь, - но прямо на глазах у Чарли они испарялись.
- Папа, гава, - сказала Софи. - Гава. - И захихикала.
Остаток ночи Софи проспала в папиной постели, а папа сидел рядом на стуле, не сводя глаз с запертой двери и не выпуская из рук трости со шпагой. У Чарли в комнате не было окна, поэтому единственным входом - как и выходом - оставалась дверь. Когда Софи на рассвете проснулась, Чарли поменял ее, помыл и переодел в дневное. Затем позвонил Джейн - чтобы она готовила завтрак, пока он уберет стекло и штукатурку в детской и сходит вниз за какой-нибудь фанерой.
Нехорошо только, что нельзя вызвать полицию, - вообще никого нельзя вызвать, но если от единственного звонка одного Торговца Смертью другому наступает вот такое, рисковать не стоит. Да и что скажет ему полиция про черные перья и пятна крови, которые на глазах превращаются в дым?
- Ночью кто-то кинул кирпич в окно Софи, - объяснил он Джейн.
- Ух ты - и до второго этажа докинули? Когда ты ставил по всему дому решетки, я думала, ты рехнулся, а теперь думаю, что нет. Туда надо заправить такое стекло с проволокой на всякий случай.
- Заправлю, - сказал Чарли.
На какой еще случай? Он понятия не имел, что произошло в комнате дочери, но посреди всего этого разгрома она осталась целехонька, и это пугало его до полусмерти. Окно-то он заменит, но отныне ребенок спит у него в комнате - до тридцати лет, пока не выйдет замуж за бычару с навыками ниндзя.
Вернувшись из подвала с листом фанеры, молотком и гвоздями, Чарли увидел Джейн на кухне - она сидела у стойки, затягиваясь сигаретой.
- Джейн, я думал, ты бросила.
- Я бросила. Месяц назад. А эту случайно в сумочке нашла.
- Почему ты куришь у меня в доме?
- Я зашла в комнату Софи - хотела принести ей зайку.
- Ну? И где Софи? Там на полу еще, наверное, стекло, ты жене…
- Ага, она там. И это не смешно, Ашер. Твоя одержимость домашними зверюшками перешла все границы. Чтобы сбросить адреналин, мне теперь надо будет пережить тройной урок йоги, сделать массаж и выкурить косяк толщиной с термос. Они меня так напугали, что я немножко обсикалась.
- Джейн, что ты такое мелешь?
- Смешно, да. - Джейн криво усмехнулась.
- Очень смешно. Я про гав, папа.
Чарли пожал плечами, словно желая осведомиться, нельзя ли излагать еще невнятнее или невразумительнее, - этот жест он освоил в совершенстве за тридцать два года жизни, - затем подскочил к комнате Софи и распахнул дверь.
Внутри, по обе стороны от его драгоценной дочурки, сидели два громаднейших чернейших пса, каких он только в жизни видел. Софи разлеглась на полу, опираясь на одного, а другого лупила плюшевым зайкой по морде. Чарли не успел сделать и шага к спасению дочери, как один пес перемахнул комнату прыжком, сшиб Чарли на пол и пригвоздил к месту. Второй немедленно разместился между отцом и ребенком.
- Софи, папа уже идет за тобой, ничего не бойся. - Чарли попытался выкрутиться из-под пса, но тот нагнул голову и зарычал, с места же не сдвинулся.
Чарли прикинул, что одним цапом зверь может отхватить почти всю его ногу и толику тулова в придачу. Башка у него больше, чем у бенгальского тигра в зоопарке Сан-Франциско.
- Джейн, помоги мне. Сними с меня эту тварь.
Пес поднял голову, по-прежнему придавливая лапами плечи Чарли.
Джейн развернулась на кухонном табурете и поглубже затянулась.
- Это вряд ли, братец. Ты на меня их спустил, вот сам теперь и выпутывайся.
- Я не спускал. Я вообще такого не видел ни разу в жизни. Такого никто вообще на свете не видел.