- А этот злыдень как сюда попал? Хе, долетался наконец-то на своей бочке! Вот к чему приводят многие знания без просветления! Смотрите все и поучайтесь! Вот, дикари, лучше б вы его съели, очень был непорядочный человек, насмешник и бездельник, а кроме того - оккупант.
- Так мы ели его подружку-демоншу! - выдумал Саид, чтобы подольститься. - Он ее в бочке прятал!
- У-у-у-у-у! - заворчали монахи. - Развратная сволочь к тому же! А над нами смеялся, лысыми педиками называл!
Боло смягчился, доверчивый оказался. Вроде как даже возгордился немного, что демона пожрал. Только отметил важно, для своих, что это очень все хорошо получилось, что жрали верх, потому что низ попорчен неправильным китайцем. Мне немного обидно было за деда, но я смолчал. Деду все равно, а мне хотелось к монахам в гости. Боло тоже хотел нас в гости, чтобы уж до конца разобраться, как там у них теперь будет с просветлением, чтобы ихний главный все решил и объяснил. Монахи еще немного там поковыряли камни с места на место, один даже подмел все веником, и тронулись в путь. Шли часа два и не спеша, впереди Боло, потом мы, потом остальные. Саид всю дорогу приставал к Боло на счет нет ли поблизости женского монастыря или хоть деревни с девками, но Боло только смеялся, как будто Саид шутит. Райфайзен тоже у него спрашивал, как место называется, кто тут хозяин, где граница, какие валюты в ходу, но Боло ничего толком не сказал. То ли не знал, то ли не захотел рассказывать. Тогда Райфайзен стал у Филиппа это все выпытывать, но Филипп ему говорит:
- Ну какая разница, где мы, если попадаем всегда только туда, куда ведет нас судьба? Мы там, где должны быть.
Райфайзен сразу унялся, замолчал, только вздыхал и головой качал на ходу. Я спросил Филиппа:
- Что же получается? Я должен, что ли, босиком по камням нарезать? А почему?
- Я не знаю, Мао. И не хочу знать, потому что жизнь дана нам не для познания, а для созерцания. Мы - та часть Творения, которая может Творение созерцать. А это высшее блаженство, доступное людям.
- Ты что-то путаешь, Филипп. Мы ж не в кино. У меня ноги горят и трубы, какое наслаждение?
- Ты поймешь это, когда придешь в свою точку покоя. Там ты вспомнишь эти горы и поймешь, какое счастье было здесь побывать.
- А где моя точка покоя, Филипп? В монастыре, может быть, моя точка покоя?
- Может, - Филипп вздохнул. - Я тоже вот думал, что моя точка покоя может быть в монастыре. Но оказалось - нет. Зато я знаю теперь, где она. Она там, где я родился и вырос, на чудесных островах среди теплого моря. И я вернусь туда, как только смогу.
- Филипп, а я моря не видел. А водка там есть?
- Там есть ром. Это лучше. А еще там есть солнце, море, цветы, женщины и мудрые травы. Возможно, Мао, твоя точка покоя там… Едем, я рад компании.
- Знаю я все про мудрые травы! - заржал за моей спиной Саид. - После таких травок и правда все хорошо! У тебя в карманах ничего не завалялось?
- Даже запаха не осталось… - совсем загрустил Филипп. - Да и одежда не та, эту мне во Франции дали, когда выдворяли к чертям.
- Франция? Там все бабы дают, да? - Саид быстро меня оттер от Филиппа. - Слушай, а как там, вот просто на улице подойти можно? Вот если, например, у меня паспорта нет, это ничего, будут они со мной знакомиться?
- Без паспорта там тяжело, Саид. Полиция - аэропорт. И в дороге не кормят. А вот на островах у меня никогда не было паспорта. Да там ни у кого нет паспорта.
- И всем дают?
- Всем, кроме полицейских. И все танцуют реггей. Даже полицейские.
Саид повеселел, ему такое место понравилось. Он сразу стал прикидывать, как туда добраться. По нему выходило, что на корабле гораздо дешевле, чем на самолете, потому что бесплатно. Он сказал, что мы все станем матросами и доплывем туда на чем попадется. А матросом тоже быть весело, особенно в порту, и если передумаем - останемся матросами. Филипп сказал, что он уже был матросом и больше не хочет. Ему надоело приборкой заниматься всю жизнь. А Саид тогда сказал, что мы наймемся на такой корабль, где всякие девки загорают и отдыхают, а там прибираться не нужно, там есть для этого прислуга. В основном из всяких баб, которые только и думают побыстрей прибраться и в кровать. Саид знал нескольких моряков и в журналах про такие корабли читал. Журнал, объяснил он мне, это такая газета маленькая и толстая, там пишут про всяких баб с картинками. Райфайзен стал с ним спорить, что на такой корабль нас не возьмут, там нужны другие моряки, не такие, как мы, но Саид сказал ему, что он просто ни хрена не понимает, и Райфайзен снова стал вздыхать и качать головой. Так и дошли до монастыря.
8
Монастырь - это дом такой этажей в пять, со всякими штучками на стенах, а вокруг дома - забор. За забором монастырский двор, там этих лысых монахов как муравьев. Наш Боло сразу побежал внутрь, а мы остались в толпе. Монахи, что с нами пришли, остальным все рассказали, те удивлялись, кричали что-то. Саид смотрел на них зверем, Райфайзен улыбался и пробовал пояснять кое-что, а Филипп просто сел возле забора и глаза прикрыл.
- Ты чего, Филипп, спишь?
- Нет. Я вспоминаю острова.
Ну тогда и я тоже рядом с ним сел и тоже стал острова вспоминать. И уснул, конечно. И - здрасьте, Апулей за столом, перед ним на стуле мой приятель узбек, чай пьют, о чем-то рассуждают. Когда успели подружиться? Как бы узбек чего не наболтал обо мне… Я подошел поближе, говорю:
- Привет. Как дела?
- Привет, - говорит Апулей. - А мы вот с Борхонджоном чаевничаем. Тебя тут поминали как раз… Тебе налить зеленого?
- А больше ничего нет?
- Как хочешь. Так вот Сучку вы ухайдокали - молодцы! Правильно. Да, Боря?
- Да, - кивает этот Борхонджон, - противная она была. Мне голову туманила больную… - Он потрогал повязку и хитро так на меня посмотрел. - Зато теперь вот с Апулеем Самаркандовичем можем спокойно обо всем договориться.
- Это о чем?
- О компенсации, Мао. - Апулей потянулся и хрустнул своими мослами на всю комнату. - Человек лишился жизни. Может он за это рассчитывать на компенсацию?
- Не знаю.
- А закон говорит: может! - Апулей потряс какой-то старой толстой книжкой. Книжка показалась мне знакомой. - Вот, приходится из-за тебя изучать Кодексы, по библиотекам лазить… И Боря получит компенсацию в соответствующей инстанции сразу, как только его дело дойдет до рассмотрения. А взыскана компенсация будет с тебя. Тебе это нравится?
- Нет у меня ничего…
- А это особенно хреново, Мао. Тогда придется отрабатывать карму. Как ты на это смотришь?
- Я - против. Апулей, хорош издеваться, ты лучше подскажи, что делать мне, чтоб все в ажуре было. Ну чего ты как в школе?
- В школе надо было учиться, а не гримасничать. - Апулей посмотрел на Борхонджона, и оба гаденько усмехнулись. Так бы и ткнул отверткой паразитам. - Вот что, надо договориться. Условия просты: ты выполняешь некоторые просьбы Борхонджона, а он отказывается от своих к тебе претензий. Как? - Я молчу. Я и в школе больше молчал. - Он согласен, Боря. Он у меня понятливый малый и, конечно, очень переживает о случившемся.
- Да и мне он сразу понравился! - расплылся узбек. - Вот что, ты не волнуйся так, с каждым может случиться. Да и просьбочки у меня к тебе будут так, пустяки одни. И всего-то пять.
- Три, - оборвал его Апулей. - Я же только что сказал: три - наше последнее слово. Или идемте в суд, товарищ.
- Да посмотри же на него, Апу, что ему стоит? Молодой, красивый! Мао, ведь правду я говорю?
- Мао, молчать! - Апулей аж подскочил. - Боря, лезть с вопросами к моему клиенту в обход меня - это безнравственно!
- Да что его спрашивать? И так все понятно! Мао, скажи ему, что ты не такой мелочный!
Я хотел ему сказать, чтоб он слушался Самаркандыча, но тут Апулей сильно толкнул меня копытом, и я проснулся. Нас звали в монастырь, на разговор с Настоятелем. Где-то невдалеке кто-то стучал по рельсе. Райфайзен отряхнул на мне штаны, похлопал по щекам Филиппа, чтоб тот ожил, сделал знак Саиду, чтоб убрал автомат за спину, и мы пошли.
Внутри там здоровенный вроде бы зал, но я не уверен, потому что колонн полным-полно, как в лесу. Тем более что они деревянные. И мы пошли как-то наискосок, так что я все время налетал на эти колонны, и устал, и пошел вдоль, чтобы потом свернуть, ну так же проще. Шел-шел и потерялся, вся толпа куда-то вбок подалась. Я хотел было им покричать, как в лесу, но застеснялся. Потом вижу - монашек бежит, маленький, но тоже лысенький и в сандалиях, как настоящий. Я его поймал за рукав.
- Слушай, а где у вас для гостей комнаты?
- У нас гостей нет! Каждый гость у нас становится монахом, хоть на день, хоть на час! Только живет во дворе и не допускается к работам на кухне! - орет, как Цуруль, даром что маленький.
- Родной, мне не надо на работы. Мне просто надо на кухню, - я уж понял, что ему надо все разжевывать. - Жрать я хочу и выпить.
- Ужин по расписанию! - и вывертывается из моей руки, так и крутится весь. - Пока территория не убрана, пока мантры не прочтены, за стол не садятся!
Ну что делать? Ткнул я его отверткой в бок, чтоб старшим не перечил, он заверещал было. Но я тут же ему отвертку к шее - мол, будешь орать или спорить, отправлю к Апулею, в Небесную Канцелярию. Он притих, бок ощупал, потом закивал и потянул меня куда-то. Пошли. Как они среди колонн дорогу находят - не пойму, если б я был Настоятелем, я бы указатели повесил. Ну да тут страны на дураков богатые. И привел меня монашек к какой-то дверке, через нее в дворик крохотный, там баки с объедками и где-то за перегородочкой свинка хрюкает. Вот тут я обрадовался и расслабился, чуть хотел поудобнее руку перехватить, он и вырвался. Заверещал и в какую-то щель провалился, я и не погнался за ним далее. Зашел в дверь на кухню, ее сразу видно: за ней кричат и шипит что-то громко. На кухне само собой грязь, запах этот, смесь горелого с гнилым, сумрачно и жарко. А что поделать, иначе готовить еще никто не научился, у афганцев котлы с рисом на улице - это ж не кухня, это название одно. А здесь готовят нормальную еду, сразу понятно. Вот я иду, кругом пар, справа-слева какие-то монахи пробегают, но у меня у самого голова лысая. Пошарил я по столу, схватил какую-то деревянную ложку, где-то что-то зачерпнул-попробовал - отрава. Попробовал в другой кастрюле - сырые овощи. Обжегся только. Это, думаю, не дело. Надо сперва выпить. Пошел искать подсобку какую-нибудь, но никак ничего не нахожу. Уже несколько кругов сделал по кухне, уже на меня поглядывать эти жирные повара стали, а никакого места, чтоб ящики с водкой поставить, не нахожу. Что ж это за столовка?
И вдруг шагнул я чуть вбок - и оказался перед столом, над столом открытое окошко, ветерком весь пар отдувает. А за столом сидит толстенный монах, щеки по плечам распушил, мясо с кости жрет. Жует и смотрит на меня. Ну, пока он прожевал, я тоже мяса взял (там целая миска стояла), проглотил и еще успел его кружку понюхать. Нет, запах там, как из сортира. Хотел я обратно в пар отступить, но подумал: сколько же можно? Здесь хоть мясо как мясо, хоть и без хлеба. Взял еще. Монах прожевал, из кружки отхлебнул, улыбнулся мне.
- Ты кто, демон или иноземец? Если демон, то поспеши вон, сейчас я позвоню в колокольчики. - Он взял откуда-то чудную шапку всю в железячках, колокольчиках, бубенчиках и потряс ею. Ничего звук, приятный. - Так ты не демон? Тогда скажи мне, по какому праву ты ешь мое мясо, а потом скажи, как ты попал в монастырь?
- Слушай, дядя. - Я вдруг совсем себя усталым почувствовал. - Я тебе все расскажу, честное слово, только давай тяпнем по стакашке. Нервы на пределе, сам видишь.
Он было нахмурился, но потом поводил-поводил бровями…
- Следуй за мной, босой иноземец.
И мы вышли снова в тот дворик и тут же зашли в другую дверь. Там была крохотная комнатка с лежанкой во всю длину, ковриком и тумбочкой. Монах нагнулся, так что вытолкнул меня на улицу своей здоровой задницей, и вытащил из-под лежака сундук. Потом обернулся, втащил меня внутрь и прикрыл дверь. Вот такие люди мне нравятся, они решительны и доброжелательны. Монах мгновенно достал бутылку с темной жидкостью вроде коньяка, две пиалки и коробочку конфет, вкусных таких, типа "60 лет Октябрю". Наполнил, тут же выпил, я даже с ним чокнуться не успел, и зажевал конфеткой. По комнате пошел запах, ну настолько хороший, что я даже помедлил.
Пожалуй, до тех пор я ни разу не выпивал с таким удовольствием. Выпил. Он тут же наполнил еще, снова выпили, конфетки, присели на его койку. Он смотрит на меня, и я понимаю, что пора рассказывать. Ну что ж, начал: как меня зовут, где вырос, как учился, как в пионеры не приняли… На пионерах он расчувствовался и еще налил. Потом говорит:
- Знаешь, иноземец Мао, у меня вот тоже была такая грустная история… - и рассказал мне, как хотел жениться на одной девушке, но она его не любила и ушла работать проституткой в город, и тогда он оскорбился, тоже сбежал из своего колхоза и ограбил и убил на дороге какую-то семью, приоделся, пришел к ней в контору и снял ее на всю ночь, и всю ночь предлагал ей уехать и врал, что он теперь крутой деляга, и она, конечно, согласилась и побежала утром за шмотками, и тут он ей написал записку на стене, чтобы шла она на фиг, тварь такая, и сбежал не заплатив, а через пару часов на дороге его взяли и упекли в тюрьму за его и чужую мокруху, и хотели сажать на кол, но его спасло неожиданное осеннее наступление коммунистов, и его забрали в армию, но он сбежал, а его забрали в другую, но он сдался американцам в плен, а они, когда отступали, его бросили. Очень грустная история. Он бы и еще говорил, но тут на улице стали бегать и орать мое имя, и он сказал: - Если это не китайцы пришли громить наш монастырь, то это ищут тебя. Проваливай, славный ты парень, хоть и язычник, а я пока вздремну.
Я не очень хотел уходить, да он меня вытолкнул и дверь запер. Мимо бежит тот самый мелкий монашек:
- Мао! Мао!
Я его ловлю опять за плечо:
- Ну я - Мао. Ну и что?
- Тебя сам Настоятель ищет! Так сильно ищет!
Не стал я дальше с ним разговаривать, пошел. Он спереди забежал, руками разводит, повороты подсказывает. Так вернулись в зал с колоннами, потом в какую-то высокую дверь, по ступенькам и в большую комнату. Комната вся в коврах, по стенам статуи и монахи, некоторые с палками, посередине вся моя компания. Саид без автомата, Филипп без подсвечника, Райфайзен только с книжками, но за книжки держится двумя лапами ярко одетый мужик в высокой шапке с колокольцами, и что-то Райфайзену втирает, и время от времени книжки к себе дергает. Но Райфайзен не отпускает, цепко прихватил и что-то тоже цедит в ответ.
- А вот и Мао! - заорал Саид. - Ты где шарился? Давай скорей какой-нибудь документ, что ты Мао, у нас неприятности!
- Нету у меня документов, - говорю. - Что случилось-то?
- Без документов или свидетельства надежного человека я не могу поверить, что этот оборванец носит то же имя, что и покойный Великий Кормчий братского китайского народа! - басит тогда мужик в шапке. - И, таким образом, ваше заявление рассматриваю как провокационное, и отдайте сейчас же Книги!
- Каких тебе людей надо!? - орет Саид и прямо наскакивает на этого мужика, но косится на монахов с палками вокруг. - Каких? Вот нас трое, все говорим: Мао его зовут! Родственник и наследник же!
- Мао, - говорит Райфайзен, - у тебя здесь ну хоть где-нибудь знакомые есть, а? Ну хоть кто-то, кто тебя знает? Ты пойми, у нас книги забирают, разбойничают, сейчас не время скрывать, что ты - родственник Вождя! - и мигает мне.
- Ну да, - я ж не дурак, мне много мигать не нужно. - Родственник я. Дядя его, китаец. И знакомый есть, сейчас приведу.
Я повернулся, хотел пойти этого своего друга позвать, но в дверях уже монахи с палками. Загалдели на меня, палками машут, я чуть не упал. Настоятель говорит:
- Мы сами позовем твоего знакомого. Надеюсь, это окажется достойный человек. Как его имя? Как давно вы знакомы?
- Знакомы с самого детства. Как зовут, не знаю. Жирный такой, шея как у слона, около кухни живет в чуланчике.
- Ван Сяо? Наш уважаемый главный повар? - Настоятель был удивлен. - Это хорошая рекомендация… Только почему ты не знал его имени?
- Они друг друга называли только детскими кличками, - говорит Райфайзен.
- Ты помолчи пока, - погрозил ему Настоятель. - И какие же были клички?
- Какие клички?
- Ну, которыми вы друг друга в детстве называли?
- Это… Он меня называл Мао. А я его - Ван Сяо.
Настоятель посмотрел на меня внимательно, помолчал, потом хлопнул в ладоши:
- Позовите Ван Сяо!
Минут через двадцать его привели. Сонный, разморенный, идет - качается. Встал прямо перед Настоятелем, вздохнул. Даже я запах почувствовал, хоть от меня от самого несло.
- Чем это от тебя пахнет, Ван Сяо?
- Пищу пробовал в столовой… - ворочает глазами Ван. - Отравился, кажется… Чувствую себя неважно… - и рыгнул еще. Очень похоже вышло, что он отравился.
- Прости, Ван Сяо, что я побеспокоил тебя в минуты болезни, надеюсь непродолжительной, но имеется важное и, думаю, срочное дело. Знаешь ли ты этого человека? - и Настоятель ткнул в мою сторону пальцем.
- Ага, - сказал Ван. - Иноземец он. Мао.
- Знаешь ли ты его давно? Можешь ли ты поручиться, что он и правда родственник Великого Мао? Подумай хорошенько, прежде чем ответить! Эти люди утверждают, что действуют по заданию Пекина, и тогда я остерегусь причинять им зло. Но если они самозванцы, то мы обязаны отобрать у них Свод Небесных Законов, Книги нибелунгов!
- Книги нибелунгов? - Ван Сяо даже икнул от удивления. Я стал мигать ему, как мне мигал Райфайзен. Ван Сяо почесал левую подмышку и говорит: - Да, я знаю этого товарища давно. Он учился в России, почетный пионер, проверенный товарищ, никогда не оставит друга в беде, активно занимается общественной работой, мы с ним вместе Сайгон брали.
- Сайгон? - уважительно так спрашивает Настоятель. - Ну, тогда другое дело. Ван Сяо, вы должны были рассказать мне сразу. Ай-яй, товарищ Ван Сяо. Проводите, пожалуйста, наших дорогих гостей в столовую, я подойду чуть позже. Надо вам одежду и обувь подобрать, не хочу, чтобы в Пекине плохо думали о нашем монастыре.
И мы пошли в столовую. Ван Сяо обнял меня за шею, очень крепко, и зашептал в ухо:
- Вот что, Мао, вы все в моих руках и меньше чем за треть я вас не выпущу. Так своим и передай. Дело простое: одну книгу отдаете мне, это гарантия. Дальше вы выбираетесь за кордон сами, встретимся в Таиланде. Я тебе адресок скажу попозже. Если вас неделю после срока нет - я сам ищу покупателя. Если придете, продаем обе книги, вместе они подороже пойдут, и честно все делим. И никак иначе, понятно?
- Понятно, - а что тут скажешь, шея хрустит. - Ван, а бутылочка еще найдется?