Содержание:
Пролог 1
Часть первая. За порогом 2
Часть вторая. Смещение времен 17
Часть третья. Хуже смерти 31
Часть четвертая. Слои времени 47
Эпилог 57
Примечания 57
Иномиры
Борьба человека за то, чтобы стать выше самого себя…
И.А.Ефремов
Пролог
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.А. С. Пушкин
Григорий Распутин! Мог ли я предположить, что "странный старец", зверски убитый как неприемлемый советник царя великими князьями и рвущимся к власти Пуришкевичем, окажется совсем не тем, кем представляли его в течение десятилетий: ловким авантюристом, развратником, пьяницей, взяточником?
Глава Временного правительства А.Ф. Керенский получил презрительное прозвище "гробокопателя" за то, что приказал извлечь останки Распутина из могилы. Он продержал гроб старца на конюшне, а потом сжег в лесу "как колдуна и немецкого шпиона", старавшегося вывести Россию из войны "в угоду кайзеру Вильгельму".
Но был ли Распутин, этот "странник и старец", распутным извергом, подчинившим себе слабовольного царя, и виновником всех российских бед? Ведь именно Распутину принадлежат слова: "Настанет время, когда будут поклоняться не в храме… а в духе и истине… в школе постигнув высшие заветы Христа: "Свобода, Братство, Равенство и Любовь…"
Едва началась Первая мировая война, он из сибирской больницы, где лежал после совершенного на него покушения, послал телеграмму Николаю Второму: "Ты, царь, отец народа, не попусти безумным торжествовать и погубить себя и народ… Не было от веку горшей страдалицы (России!), вся тонет в крови великой, погибель без конца. Печаль".
Не по вкусу было великим князьям влияние царского советника на царя, о ком тот записал в дневнике: "Все бы слушал и слушал его без конца".
Слова же старца "Не строй церковь, пристрой сироту" не устраивали уже и высших иерархов Православия.
И устранен был с поражающей воображение жестокостью князьями неугодный "мудрец из народа".
Но мало того! Для современников и их потомков был выдуман образ беспутного негодяя, сама память о котором была втоптана в грязь усилиями услужливых газет, книг, киностудий…
Мне, еще десятилетним мальчишкой, привелось услышать о Гришке Распутине из дворцового "первоисточника" в 1916 году, за несколько месяцев до его убийства.
Случилось так, что моя мать Магдалина Казимировна с сыновьями (12 и 10 лет) наняла вместе с двумя фрейлинами императорского двора автомобиль, чтобы добраться из Сочи, где мы провели лето, до Туапсе, к железнодорожной станции.
Отлично помню свои детские впечатления. Для нас, мальчишек, поездка в открытом автомобиле была сказочным праздником!
Мы с братом сидели на откидных сиденьях перед тремя нарядными дамами в шляпах с широкими полями. И три шарфа их трехцветным полотнищем развевались позади от теплого встречного ветра.
Все лето с детской завистью и восторгом провожали мы взглядом проносившихся по шоссе мотоциклистов в защитных очках, одетых во все кожаное, в гетрах и кепках. За ними вился пахучий тающий дымок.
А тут мы сами впервые в жизни ехали с такой быстротой, да еще и в шикарной машине!
А две столичные дамы без умолку болтали, поражая свою спутницу-провинциалку дворцовыми сплетнями о похождениях кумира столичных дам Гришки Распутина, "терпеть которого нет больше сил!". Ведь ей надобно было, возвратившись, рассказать про все про это там, у себя, в Сибири.
С годами образ "беспутного Распутина" укоренился в моем сознании, и, когда в бытность мою в Париже я узнал, что эмигрировавший туда убийца Распутина, князь Юсупов, почитается чуть ли не героем, я ничуть не удивился.
Однако случилось нечто, что заставило меня взглянуть на Григория Ефимовича Распутина совсем с другой стороны.
Загадочный старец, убить которого оказалось так хлопотно (пришлось сначала отравить, потом, принявшего яд, пристрелить несколькими выстрелами и, наконец, все еще живого, утопить в ледяной проруби напротив юсуповского дворца), и ныне продолжает жить в своих прежде неизвестных пророчествах, суливших бедствия нашей многострадальной Родине.
Узнал я об этих пророчествах, завершив роман "Иноземлянин", т. е. о подобных предупреждениях, сделанных в записках посланца параллельного мира Альсино, который призван был предотвратить гибель не только нашего мира, но и незримо существующих с нами на Земле параллельных миров иных измерений.
Записки передала мне девушка Оля Грачева, которую я у себя поил дома чаем с вафлями и слушал ее сбивчивый, искренний рассказ. Тогда-то я и познакомился заочно с Альсино. Не существуй он в действительности, его следовало бы, как говорил Вольтер, выдумать.
Но выдумывать не понадобилось. Живой прототип иноземлянина явился ко мне не так давно в сопровождении журналистов, фотографов и переводчиков. Это был Джорджио Бонджованни из Италии, "Христовы раны" на руках и ногах которого могли видеть на экране многие телезрители.
На мой взгляд, раны появились у него из-за неистового стремления, страстной готовности служить людям, отводя от них несчастья, подобно тому, как лет двадцать пять назад под влиянием столь же неистовой веры одна монахиня, "Невеста Христова", обрела точно такие же раны.
А Тереза Нойман не только носит на своем теле в наши дни подобные раны, но и плачет кровавыми слезами, страдая за людей…
Известны и другие случаи поразительного влияния самовнушения на человеческий организм. В начале нашего века балканская принцесса Дагмара так желала наследника, что испытала все фазы беременности, и лишь при бесплодных родах выяснилось, что беременность ее была ложной.
Но "раны Христовы" производят неизгладимое впечатление, и слова их страдающего носителя становятся для народа доходчивее.
Когда Джорджио Бонджованни приехал ко мне, сидел рядом, при нем неотлучно находилась всюду следующая за ним медицинская сестра - для оказания помощи при регулярных кровотечениях.
Кроме брата Джорджио Филиппо, был с ними еще доктор Орацио Валенти, подаривший мне свою книгу "Куда идешь, человечество?", откуда мною и были взяты неизвестные высказывания Распутина о грозящих людям бедствиях.
Выдержки из них, где сохранилась самобытная речь старца, утраченная при переводах на итальянский, а потом опять - на русский, хочу предложить вниманию читателей.
О чем же говорил восемьдесят пять лет назад Григорий Распутин? По мнению доктора Орацио Валенти, он, несомненно, имел контакты с посланцами небес или иных космических миров, как имел их и Джорджио Бонджованни. И уже тогда посланцы были весьма озабочены развитием нашей цивилизации, неугасающей враждой между народами, неумолимо приближающихся к самоуничтожению, подрубающих сук, на котором держится человечество, "перегревая" планету, отравляя реки, озера и моря.
"Воздух, чем дышим мы, чтобы жить, - вещал Распутин, - принесет смерть горькую. Настанет день, когда не останется ни гор, ни холмов, ни морей, ни озер, кои не насыщены будут смертельной отравой. И помирать придется честному народу от яда, коим сам он воздух и воды напитал. Ядовитость змеиная землю всю обнимет, как иная баба мужика, дожди выпадут кислые да соленые, как слезы горючие".
Откуда знать было Распутину о современных кислотных дождях в Канаде, Астрахани, под Москвой?..
Или: "В лесах среди деревьев иссохших бродить станут горемыки под дождями отравленными, пока не сменят дожди засуха лютая с голодом неодолимым… И болезни пойдут тогда неотвратимые, дотоль неведомые, порожденные развратом и распутством, подобно Содому и Гоморре (СПИД?). И наденут мужики бабье платье, а бабы нарядятся в мужицкое. (Не мог Распутин в свои времена видеть подобное!) И в таком непотребном виде станут рушить порядок, Матерью-Природой установленный, самим себе конец готовя". (Какие извращения имел он в виду?)
Предрекал Распутин и неведомое, казалось бы ему, изменение климата, не имея понятия о современном парниковом эффекте, перегреве планеты, повреждении ее озонного слоя в верхней части атмосферы!
"И наступит время, и лучи солнца благостные падут на землю слезами, как камни, раскаленными. Таять зачнут льды да снега, и сомкнутся воды горькие над городами и селеньями".
По мнению современных ученых, такой "второй потоп" может действительно грозить Земле из-за нарушения ее теплового баланса. И грозные предупреждения Природы можно уже теперь угадать в наводнениях в Бангладеш, Китае, у нас в Прикаспии, на Кавказе и в Америке… Все на одной широтной полосе… Миллионные жертвы!
Подобную опасность предчувствовал мудрец из русских мужиков, скромно говоря о себе: "Много в обозах ходил, много ямщичил, и рыбу ловил, и пашню пахал. Действительно, все это хорошо для крестьянина". А сам неведомо как предрекал ужасы, лишь нам понятные:
"Падут на Землю молнии и на лилии, и на пальмовые сады, и на землю между реками святыми. И станет человек хрупким, как сухой листок, и кости его гнуться начнут и ломаться, как ветки на деревах уцелевших. А зелень на деревах тех зараженной окажется. И не будет человеку житья от болезней и заразы той…"
Откуда мог знать сибирский крестьянин начала века о несчастьях Хиросимы, Нагасаки, Чернобыля и Челябинска?
Но даже в еще более отдаленные периоды земной истории заглядывает око Распутина:
"И перевернется все вокруг (словно сместятся еще раз полюса земной оси!). Где лед да снег были, виноград растет, а заместо винограда теперешнего ледяные поля да снега лягут".
Таким провидцем и предстал передо мной "старец-странник", мудрым словом своим проложивший себе путь в те времена к людям высшей российской власти.
Но кто мог подсказать подобные слова полуграмотному сибиряку? С какими посланцами небес или высших измерений космоса общался он, подобно Джорджио Бонджованни или пастушкам из Фатимы в Португалии 13 мая 1917 года? И были ли в числе таких пришельцев, инопланетян или иноземлян, такие божественные просветители, как Будда, Кришна, наконец, Иисус Христос, которому, как упоминает Орацио Валенти, благодетели из светящегося пятна возле пещеры, куда захоронили Христа после распятия, оказали помощь, вернув его к жизни. О том же говорит и Альсино в своих записках.
Так что же это за миры мудрости и света? Можно ли заглянуть туда?
Ответ на этот вопрос я нахожу в рассказе Оли Грачевой, по ее словам, побывавшей там.
Это не только дает мне право, но и обязывает познакомить читателя с тем, что мне стало известно со слов Оли, которая неожиданно и для нее самой была включена в состав экспедиции в параллельный мир. "Летающая тарелка", сооруженная на нашем авиазаводе при помощи Альсино, обладала способностью обнуления масс и проникновения в другое измерение.
И я приглашаю читателей принять участие в состоявшемся проникновении в иномиры.
Часть первая. За порогом
Что там, куда лишь мысль стремится?
Весна Закатова
Глава 1. Сбитый объект
Если ты враг другому, то прежде всего ты враг самому себе
По Сократу
Есть неизъяснимая прелесть в ночном саду.
Дневная жара спала. Прохлада опустилась вместе с глубокими тенями, легшими по обе стороны аллеи.
Лунный свет лишь подчеркивал таинственность невидимого… Казалось, что здесь и соприкасаются параллельные миры иных измерений.
Далекий шум проходящего поезда представлялся звуком, долетавшим оттуда…
По крайней мере, так казалось Оле, одной из двух девушек, гулявших в этот поздний час в саду.
Огни на даче погасли.
Даже у бабушки Евлалии Николаевны, которая еще недавно сидела и курила у открытого окна. Темно. Спит.
Глава дачного матриархата, когда-то военная летчица, потом партработник, воспитала в нем характер былых номенклатурщиков.
- Ты не идешь? - спросила старшая сестра Лена, высокая, темноволосая, с гордо посаженной красивой головой и античным узлом волос на затылке.
- Нет, Лена. Спать не пойду. Дождусь последней электрички и поеду, - ответила Оля.
- Куда? Что за секреты? Хоть бабушка-то знает?
- Не важно. У нас географическая практика на факультете. Я уже взрослая. Надо же и мне увидеть что-то новое. Я уже со всеми простилась.
- Новое? - насторожилась Лена. - Где оно, это новое? Скажи толком! Мне-то можно сказать?
- Тебе? - усмехнулась Оля. - Не все ли равно, в каком направлении? Еду, куда глаза глядят…
- Тут что-то не так! Я - с тобой!
- Нет, нет! Не надо! Правда-правда! Я сама…
- Что ты можешь сама, цыпленочек?
- Все смогу, царственная наша орлица! - вспыхнула Оля.
- Ну не сердись. Ты никогда этого не умела… сама. Пойдем, а то пропустим последнюю электричку.
- Нет, лучше одна, - снова робко противилась Оля.
- Ты все скрытничаешь, а я знаю больше, чем ты думаешь.
- Что ты знаешь? И зачем едешь со мной?
- Провожать.
- Ну понимаешь, меня не надо провожать! - умоляла Оля.
- А я вовсе и не тебя буду провожать!
- Как так не меня? - изумилась Оля, хрупкая, белокурая, с васильковыми глазами-незабудками, перекидывая пышную косу со спины на плечо.
- А вот так. Не тебя, и все тут.
- А если догадаюсь? - лукаво произнесла младшая.
- Сделай одолжение, - холодно отозвалась Лена.
- Неужели тебе Юра сказал?
- А хотя бы и так? Или это разглашение государственной тайны?
- Не государственной, а межгосударственной.
- О, я вижу, ты в курсе дела!
- Я в курсе всего, что касается Альсино.
- А я в таком случае - всего, что касается Кочеткова.
- Я так и знала, что у вас любовь.
- Ну и что же? Только тебе можно?
- Он же не иностранец, не увезет тебя в другую благословенную страну.
- А мне, может быть, и не надо! А вот что тебе надо, мне не слишком ясно.
Сестры уже покинули дачу и, так разговаривая, нередко пикируясь, приближались к железнодорожной платформе. Деревья под луной отбрасывали тени. В просветах кружевных пятен дорога казалась серебристой.
- Предо мной кремнистый путь блестит… - сказала Оля.
- И звезда с звездою говорит, - усмехнулась Лена. - Только не знаю, при чем ты-то тут? И о каких звездах идет речь?
- Давай нарвем цветов, пока поезда нет. Они тут прямо у платформы растут.
Лена почему-то согласилась, и они вместе стали собирать букеты, хотя это ночное занятие выглядело довольно странным.
Но в скором времени им предстояло встретиться и с вещами еще более странными.
Зашумел поезд, теперь уже совсем близко. Подошла электричка. Замелькали освещенные окна вагонов. За ними в этот поздний час сидели по два - по три человека в каждом. Приехавшие спускались со ступенек на дорогу к дачам, у которой девушки собирали при свете станционного фонаря цветы.
Пропустив сначала тех, кто приехал, Оля и Лена вошли в вагон и сели подальше от старушек, скорее всего отправившихся в лавру, чтобы успеть к ранней службе.
Хотя здесь, казалось, их никто не мог услышать под перестук колес, девушки все-таки сначала помолчали, словно спохватились, что проболтаются о чем-то ненароком.
И даже когда, выйдя на нужной станции, уже шли знакомой Оле дорогой заводским поселком к проходной авиазавода, и тут не обменялись ни словом, погруженная каждая в свои мысли. И Лена, полагаясь на сестру, даже не запоминала, как идти обратно.
Кочетков и Альсино ждали их у так называемой непроходимой проходной, через которую всем посторонним вход заказан.
Кроме старого вахтера, у калитки дежурили два милиционера и какой-то штатский с подозрительно прищуренными проницательными глазами.
Не испытывая ни малейшего смущения, Лена бросилась Кочеткову на шею.
- Не отпущу! - нарочито надрывным тоном закричала девушка.
Милиционеры переглянулись, штатский погасил ухмылку. Вахтер оставался непроницаемым, а Оля, покосившись на Лену, радостно смотрела на Альсино.
- Я больше не буду голосить по-бабьи, - шепнула Лена, - но, знаешь, очень хочется. - И она вручила Кочеткову ночной букетик полевых цветов.
Альсино понимающе смотрел на молодых людей, потом обернулся к Оле. Она улыбнулась и тоже отдала ему свой букет:
- Это у нас называется любовь. А у вас?
- Если говорить не о словах, а о понятиях, то у нас тоже.
- Я так и думала. Правда-правда, - отозвалась Оля и, понизив голос, добавила: - Мне что-то страшновато становится…
В этот момент на автомашине подъехали остальные участники экспедиции в параллельный мир.
Первым вышел английский лорд, похожий на высокий сухой ствол с невозмутимым выражением на гладко выбритом лице. Он напоминал проповедника на картинках прошлого века. Рядом с ним совсем маленьким казался японский физик, аккуратный, внимательный, почтительный. Последним вышел толстый американец, широко улыбаясь и загадочно подмигивая всем.
- Американцы считают, что никогда не вредно сказать - "почти". Надеюсь, мы почти не опоздали? Не так ли, джентльмены?
- О'кей! О'кей! - отозвался Кочетков. - Нам уже пора.
И он обменялся несколькими словами со штатским. Милиционеры важно наблюдали. Вахтер дотошно проверял предъявленные документы.
- По русскому обычаю, надо присесть, - сказала Лена. - Да некуда. А ты, Оля, что ж не прощаешься с Альсино?
- А мы не расстаемся, - с вызовом заявила Оля и добавила смущенно: - Правда-правда! Ты уж передай там нашим. Объясни…
- Она шутит? - посмотрела Лена на Альсино. Тот помотал головой:
- Она включена в экспедицию. По моей просьбе.
- Ах так! - вне себя воскликнула Лена, вложив в это восклицание и удивление, и осуждение, и растерянность. - Не понимаю, - продолжала она. - Шутки какие-то! У вас что, несерьезное мероприятие?
- Вполне серьезное, - заверил ее Кочетков, как всегда подтянутый, собранный, а сейчас еще и какой-то торжественный.
- Не отпущу ее! - рассердилась Лена. - Она же еще ребенок!
- Леночка, милая! Поздно! Представь, я уже выросла. И Альсино хочет, чтобы мы не расставались.
- Ах, еще и это! - почти возмутилась теперь Лена. - Что ж, такой пример мог бы послужить кое-кому упреком. - И она выразительно взглянула на непроницаемого Кочеткова.
Он решительно молча обнял Лену и, обхватив Олю за плечи, зашагал с ней через проходную.
Лену обуревали разноречивые чувства. Как? Эту девочку, ее сестру, берут с собой, в угоду лысому Альсино, а начальник экспедиции не мог взять в экспедицию ее, Лену, а еще говорил, что она для него - все! Она нервно теребила носовой платок, потом вытерла им глаза, опасаясь, как бы не потекла тушь с ресниц.